В. Г. Федотова. Модернизация «другой» европы. М. Иф ран, 1997 (победила на конкурсе)
| Вид материала | Конкурс |
| Глава II. Возврат к традиции |
- Модернизация и глобализация, 132.9kb.
- Учреждение Российской академии наук Институт Европы ран великобритания перед всеобщими, 1781.02kb.
- Учреждение российской академии наук институт европы ран, 1149.02kb.
- Е. В. Дрожжина Промышленная политика европейских стран, 3397.8kb.
- Е. В. Дрожжина Коалиционное правительство Великобритании год после выборов, 34.85kb.
- Инновационная образовательная программа Создание инновационной системы подготовки специалистов, 575.84kb.
- Международная конференция, проведённая Институтом Европы ран совместно с Фондом им., 681.55kb.
- Д. В. Михель Метафизика в поисках своих оснований, 2733.42kb.
- Как я победила рак. Дневник исцеления, 1421.57kb.
- О т ч ё т о работе дол «Весёлые ребята» в период весенних каникул 23 марта 2009 года, 18.77kb.
Глава II. Возврат к традиции
Процесс модернизации можно рассмотреть как процесс создания институтов и отношений, ценностей и норм, который требует предваряющего изменения идентичности людей модернизирующегося общества и завершается сменой их идентичности. Подобная цель прямо и явно ставится в модернизационных теориях, а результат такого рода особенно хорошо просматривается при изучении персональной модернизации.
Данное утверждение рассчитано на понимание специфики работы социального теоретика (философа). В отличие от историка он строит идеально-типические конструкты и модели. С исторической точки зрения ни один из народов, прошедших модернизацию, не сменил свою идентичность полностью. Например, Германия. Несмотря на наличие центрального фактора западной модернизации — протестантской этики, Германия, как мы уже показали, стала частью Запада лишь после второй мировой войны. Даже и при этом немец думает о себе не только как о представителе Запада. Он ощущает себя европейцем, гражданином Германии, осознает свою “сквозную” национальную идентичность, т.е. он — полиидентичен. Западная идентичность не закрывает других форм самоотождествления, включая семейные, групповые и прочие возможности. Но как идеальный тип западная идентичность создает предельную форму, характеризующую отличие источников норм немца (француза, англичанина) от норм представителей незападных народов (китайца, индуса, вьетнамца).
Постановка задачи смены идентичности в модернизационных теориях — это требование тех новых рамок самоотождествления, которые соответствовали бы и, по крайней мере, не противоречили бы западным ценностям и социальным установлениям, таким как соблюдение прав индивида и других ценностей и институтов гражданского общества, морали, уходящей корнями в западное христианство, трудовой этики и др. В этом случае такие рациональные или стадиальные черты традиционного общества как, например, большие права мужа и свекрови, чем жены, в семье недопустимы с точки зрения западных норм. Однако в Китае, скажем, это — часть реальной культурной традиции, вписывающейся в азиатскую идентичность. Покушение на нее в ходе модернизации с позиций прав человека повисает в воздухе. Китайский ученый Рен-Зонг Кю показал в своем докладе на XI Генеральной Конференции Ассоциаций Азиатских Советов по Социальным Наукам (AASSREC) в Нью-Дели (октябрь, 1995)52, что этот вопрос не разрешим посредством характерной для Запада апелляции к правам. Во-первых, потому, что в предсовременном Китае не было понятия, эквивалентного западному представлению о правах. (Подобный же пример мы приводили в главе I, когда упоминали недоумение индусов в ответ на пламенную речь англичанина о свободе прессы). И, во-вторых, когда все силы женщины тратятся на защиту ее репродуктивных прав, дающую ей возможность родить десять детей, невозможно настаивать на ее праве на работу, образование, политическое участие. Соблюдение прав человека зависит от социальных, экономических и культурных различий. Только в мире западной идентичности эти права есть моральный и юридический закон. Добиваться же их в иных условиях как обязательного для всех правила — это в определенной мере запрещать человеку его базовое право принадлежать к другой культуре. Зависимому положению женщины в китайской семье Рен-Зонг Кю противопоставляет проституцию как маргинальное раскрепощение женщины в условиях, при которых общество и государство еще не обеспечили базовых прав индивида. Китайский ученый делает вывод, что представители разных культур должны понять, в чем они похожи и в чем различаются. Их сходство дает общие основания жизни. Относительно части своих различий они должны достичь компромисса. Эти различия должны быть постоянным предметом дискуссии53.
Проблема смены идентичности в ходе модернизации в конкретном случае семьи ставится радикально, требует изменения патриархальных отношений. Мне известен случай, когда иностранная корреспондентка в Китае времен Мао Цзэ-дуна, используя политические связи в китайских верхах, помогла молодой китаянке зарегистрировать брак с французом вопреки правилам общества и непримиримой позиции семьи. Трудно предположить, что это смелое вторжение в чужую культуру сделало китайскую девушку счастливой. Только при предельном упрощении — сведении всех вышеупомянутых запретов к политическим — отсутствию демократии в Китае, можно было полагаться на значение столь революционного шага как надежного гаранта будущего. Даже если брак китаянки оказался счастливым, обрубленные корни своей культуры, оборванные связи с семьей, безусловно, составили травматический фон. Иностранная корреспондентка справедливо считала, что надо покончить с этим варварством. Но она не учла, что “люди могут достичь только небольшой части того, чего они желают”. Это — слова американского биоэтика Т.Энгельхарда, которые приводит китайский ученый.
На языке повседневной жизни теоретическое утверждение о необходимости смены идентичности состоит в предположении или требовании, чтобы китаец или другой человек незападного общества поступал в своих жизненных ситуациях так же, как американец или европеец.
Это предположение является наиболее болезненным. Компромисс между различными самоочевидностями достигается с трудом и часто бывает недостижим. Так война во Вьетнаме была столкновением модернизационно- и либерально-романтически настроенных американцев с антимодернизационно- и радикально-героически ощущающими мир вьетнамцами. Американцы хотели изменить, модернизировать вьетнамское общество. Вьетнамцы либо хотели жить, как и тысячу лет назад, либо стремились отстоять шанс на выбор собственного пути развития.
Эти коллизии модернизации, а также недостатки догоняющей модели, новый опыт развития в Азии показали, что изменения, которые происходят, и еще более те, в которых нуждается мир, столь серьезны, что возможна конвенция о новом термине “постмодернизация” как о принципиально новом типе развития (а по мнению других, просто новой модели модернизации), которая не столь радикально антитрадиционалистски направлена.