В. Г. Федотова. Модернизация «другой» европы. М. Иф ран, 1997 (победила на конкурсе)
| Вид материала | Конкурс |
| Глава IV. Новая парадигма: фактор пространства в социальной теории 1. Парадигма глобализации |
- Модернизация и глобализация, 132.9kb.
- Учреждение Российской академии наук Институт Европы ран великобритания перед всеобщими, 1781.02kb.
- Учреждение российской академии наук институт европы ран, 1149.02kb.
- Е. В. Дрожжина Промышленная политика европейских стран, 3397.8kb.
- Е. В. Дрожжина Коалиционное правительство Великобритании год после выборов, 34.85kb.
- Инновационная образовательная программа Создание инновационной системы подготовки специалистов, 575.84kb.
- Международная конференция, проведённая Институтом Европы ран совместно с Фондом им., 681.55kb.
- Д. В. Михель Метафизика в поисках своих оснований, 2733.42kb.
- Как я победила рак. Дневник исцеления, 1421.57kb.
- О т ч ё т о работе дол «Весёлые ребята» в период весенних каникул 23 марта 2009 года, 18.77kb.
Глава IV. Новая парадигма: фактор пространства в социальной теории
Ссылаясь во Введении на выводы социологии знания, мы отмечали открытие ею социальных источников его происхождения. Эти источники находятся как в содержании социальных процессов, так и в их локализации. Запад явился родиной социальных наук, и они построены так, чтобы прежде всего решать проблемы западного общества.
Однако модернизационные теории предполагали универсальность западного пути, поэтому связь науки с социальными проблемами западных обществ была забыта, а географический регион их возникновения не вызывал особого интереса. Ученый любой точки земного шара, если он хотел действительно заниматься наукой, а не мировоззренческим знанием, осваивал то, что называется им просто наукой, а не западной наукой. В отдельных отраслях ряда незападных стран складывались национальные школы, которые имели существенные достижения, не порывая с парадигмами западной науки и развивая их. Только такие школы получали всемирное признание, тогда как все другие, предлагавшие научное мышление, не вписывающееся в западную науку, смотрелись как мировоззренческое знание.
Таким образом, все аспекты пространственной локализации знания имплицитно существовали, но эксплицитно опускались как малозначащие в сравнении с универсальностью науки.
1. Парадигма глобализации
90-е годы характеризовались появлением новой парадигмы — глобализации, тесно связанной с “опространствливанием” социальной теории. Новая парадигма была продуктом постмодернистской критики метанарративов, в особенности тех, которые касались временных изменений. Последними в особенности изобиловали, с точки зрения постмодернистов, концепции развития или движения общества из одного состояния в другое, из одной стадии в другую, осуществляемого закономерным образом. Именно “в этом контексте концепт глобализации представляет важнейший сдвиг в изменении парадигмы темпоральности на пространственные рамки”102. Глобализация стала рассматриваться как черта постиндустриального мира, в котором понятия национального государства, общества, идентичности уступают место глобализации, универсализации через глобализацию. Мир, объединяемый компьютерной сетью, един, и един он еще и потому, что он есть. Проблеме глобализации постоянно суждено развиваться в противоречивой форме. Явно поставленная постмодернизмом, она, в сущности, выполняет сегодня преимущественно негативную роль — отказа от направленных трансформаций, несогласия даже с его модифицированными формами типа модели устойчивого развития. Глобализация как универсализация противоречит интенции оправдать маргинальное. Даже находясь в составе глобального, маргинальное не интегрируется в нем и не сознает своей самостоятельности. Это даже относится просто к частям некоторого целого. Проблема равенства членов сообщества не исчезает даже в Западной Европе103.
Не исчезают проблемы национальных государств, обществ и идентичности104, при всем том, что давно показано, что превращение моноидентичности в проблемы — это результат ослабления социальных институтов в массовом обществе.
Западная цивилизация еще сохраняет вызов остальному миру и соединяется с другими культурами путем своего воздействия и влияния на них. Но сама она начинает быть извне подвержена вызову новых лидеров Азии, а также внутреннему вызову тех слоев населения, которые не вписались в западные общества, держатся за нормы своих сообществ и не ощущают себя гражданами стран, в которых живут.
Идеи глобализации постмодернизма качественно отличны от тех, которые были в модернистских теориях. Последние, существуя и сегодня, вряд ли могут принять упрек в доминировании темпоральности над пространством. Конечно, “вмонтированная” в западную культуру тяга к инновациям делала все процессы быстротекущими, лишенными сакральности. Но современность трансформировала пространство и время средневековья: “Только с приходом современности, — пишет А.Гидденс, — в качестве абсолютно интегрального элемента этого развития, время и пространство вместе становятся универсальными и интегративными в повседневной деятельности каждого”105.
Гидденс, уделяя значительное место проблеме времени, считает пространство, “место” современности “качественно отличным от средневековья”. “Место” олицетворяет идею расположения социальной активности в географическом пространстве. В предсовременности идея пространства и место совпадают. В современности пространство становится много больше места пребывания. Здесь разделяются пространство и время как символы нелинейного развития, возможности жить в разных временах. Постмодернизм считает, что великим наваждением XIX века была история, теперь таковым становится география. География эта трактуется специфически: “Место Лос Анжелес здесь и везде”106. Но можно отложить Лос Анжелес в сторону. Эти два тезиса составляют суть антиномии и деконструкции, позволяющей ощущать себя в городе и в мире. Тот, кто имеет опыт путешествий, знает насколько это верно, насколько по-разному выглядят разные точки пространства из различных мест и насколько по-разному ощущается свой собственный город из иных мест. Однако здесь речь идет уже не столько о географии, сколько о сознании, как, впрочем, об истории речь шла всегда в том же смысле.
Современность, осуществляясь в регионе капиталистического Запада, тем не менее, по словам Гидденса, глобализовалась: “Современности присуща глобализация — это является с очевидностью наиболее базовой характеристикой институтов современности”107.
Глобализация обеспечивается идеей общества как связной системы, определяющей его жизнь в пространстве и во времени, вовлечением локального, взаимодействием через расстояния. Глобализация — это распространение, растягивание пространства и времени до масштабов всего мира, связь между различными социальными контекстами или регионами мира. “Глобализация, — по Гидденсу, — может быть определена как распространенные по всему миру социальные отношения, которые связывают удаленные места таким образом, что локальные события обретают форму событий, произошедших за много миль отсюда и наоборот... Локальные трансформации являются как частью глобализации, так и побочным добавлением к социальной связи сквозь пространство и время”108. Идея глобализации постоянно амбивалентна. В постмодернизме, который настаивает на чрезвычайной значимости этого понятия, интерпретация глобализации противоречива: с одной стороны, это признание связности мира, взаимозависимости, с другой стороны (поскольку в действительности преобладает зависимость слабых от сильных, неразвитых от развитых стран. — В.Ф.), это — удовлетворенность постмодернистов местом, которое занял Запад и нежелание разделить судьбу других109.
Однако понятие глобализации сторонников модернистской теории, особенно с точки зрения их постмодернистских оппонентов, тоже противоречиво. Каким образом — можно утверждать, что глобализация становится условием современности, если глобализация включает параметр пространства — времени, и в то же время допускает маргинализацию пространственного компонента процесса. Это обвинение справедливо в том лишь отношении, что восприятие пространства в модернизационных теориях предполагает наличие центра, который одновременно является центром притяжения для остальных110. Помимо этого, пространство современности в модернизационных теориях — это “Запад и белые”111.
В противоположность этому постмодернистская география не признает центра. Несмотря на массу интересных сюжетов постмодернизма о пространстве, например признание в качестве глобального процесса гибридизации, сращивание культур, размывание идентичности, следующее отсюда, критику институтов и введение понятия сообщества, истолкования нового мира как микромолекулярного, центральное понятие — глобализация — поддается самым противоречивым трактовкам. Трезвый голос экономиста сразу различал за разговорами о глобализации реалистический смысл. Так OESD’S Industry Commitee (индустриальный комитет ОИСД) выделил три ступени глобализации:
- интернационализацию, основанную на экспорте;
- транснационализацию, основанную на прямых заграничных инвестициях и установлении местных производственных мощностей за границей;
- глобализацию, фокусирующую внимание на учреждении мирового производства и информационной сети112.
Этот трезвый расклад наглядно показывает, что постмодернистская концепция глобализации явно забежала вперед. Сегодня, в позднюю современность, Запад сохраняет роль центра, осуществляющего глобализацию.
Итак, в модернизационных теориях глобализация — это появление центра, вокруг которого разворачиваются все глобальные процессы, реализуются все возможные выборы путей развития. Глобализация здесь — это универсализация развития по модели центра.
Это же понимание сохранилось в неомодернизационных теориях.
В постмодернистских концепциях глобализации — это признание равенства всех традиций и тенденций, всего мира, усиление внимания к географии вместо истории в связи с культурным многообразием населяющих мир народов. Это — отказ от признания центра, совпадающий с внутренним ощущением принадлежности к еще неразрушенному центру — Западу.
Некоторые исследователи отмечают наличие одновременно двух тенденций. Одной — глобализации на основе наук и технологий, рождающих взаимозависимость и взаимодействие и стремление жить, как на Западе, и другой — антиглобалистской.
Ни той, ни другой концепции не удалось преодолеть проблему соотношения локального и глобального, но их заслуга — введение географического аспекта в проблему развития.
Географическая парадигма обязывает нас говорить не о Западе в целом, а выделить его центры притяжения для модернизации. К ним относится Северная Америка и Западная Европа. Принадлежа Западу, они модернизировались различным образом: Америка более “теоретически” чистым, проектным, на новом месте, новыми людьми, воплощая новые принципы. Европа — болезненно расставаясь со старыми установлениями и традициями.
Есть исследователи, которые выделяют больше чем два “входа” в современность. Так Г.Зерборн, профессор социологии в Гетеборгском университете (Швеция), полагает, что их было четыре (включая западную модернизацию). (В этой книге мы не рассматриваем западной модернизации. Наша задача — анализ процессов “вторичной” модернизации тех, кто пытался пройти тем же, что и Запад, путем). Он выделяет:
1. Европейские ворота революций или реформ. Эти ворота не были первыми, но в результате французской революции и английских процессов с середины 17 века до 1832 г. здесь была пробита брешь. Одновременно Западная Европа была и родиной антимодернизма.
2. Новый мир Северной Америки, в результате трансконтинентальной миграции и независимости, использования европейских традиций.
3. Внешние модернизации: националистические преобразования, которые проходили в Японии после революции Мэйдзи и в Германии XIX в.
4. Колониальная зона, в которой метрополия неравномерно модернизировала колонии113.
“Вызов” Запада соответственно ощущался по-разному. Россия была ориентирована преимущественно на Европу, хотя и знала периоды деклараций “догнать и перегнать Америку”, либо более близкого неолиберализма, пытающегося воспроизвести в России “чистый” опыт Америки. При выборе российского пути развития в ходе нынешних реформ неомодернизм со всей определенностью ориентирован на Америку и лишь по мере ослабления радикализма Европа стала представляться некоторой альтернативой. Географическое видение модернизма — Запад и “остальной мир”. Сегодня все становится более дифференцированным: США, Западная Европа, Восточная Европа, Восточно-Азиатские центры развития, Китай, Россия и “остальной мир”. География постмодернизма: меньшинства, этносы, не Европа государств, а Европа регионов, и весь мир, от микромолекулярного до глобального, с заметным пропуском реального — еще существующих наций-государств, еще не исчезнувшей роли Запада как центра мирового могущества и влияния.
Однако то или иное введение географического аспекта, разделение некой целостности на регионы, если и не создает приоритета уникальности в социальных исследованиях, то, по крайней мере, вводит локальное, уникальное в обсуждение развития. География тут присутствует совместно с историей, культурологией, социологией, геополитикой.
Воистину, мы живет в позднюю современность, где тенденции и предчувствия нового вполне уживаются со старым (“современным” в теоретическом смысле слова).