Елена Шпартко Сезонные явления
| Вид материала | Документы |
- Экскурсия в село Баевка Кузоватовского района Ульяновской области, 422.13kb.
- Урок конференция «Сезонные явления в жизни птиц», 130.11kb.
- Определение дискурса 4 Понятие дискурса в лингвистике 5 Часть2 Синтаксические явления, 334.39kb.
- Милованова Елена Николаевна физика 8 класс, физико-математический профиль Программно-методическое, 116.62kb.
- Иванова Елена Николаевна Доцент Леанович Елена Борисовна Минск 2010 оглавление список, 445.62kb.
- Межпредметные связи информатикой с другими общеобразовательными предметами, 46.9kb.
- Чешенко Елена Константиновна. Матвей Коротаев, дк «Прометей», руководитель Тамеева, 32.3kb.
- А. А. Плотников, к т. н., доцент каф. Архитектуры мгсу, 162.44kb.
- Программа «Миры Николая Некрасова» (к 190-летию со дня рождения поэта) Болдырева Елена, 447.2kb.
- Портрет Марии Монтессори в рамке на холсте (цветной) 7200 Елена Хилтунен Серия "Практическая, 1148.3kb.
Актриса. Извини, но так нельзя. Подумай о ближнем. Что это у тебя?
Актер. Это?… Кажется, наш Автор потерял листок.
Актриса. Дай-ка. (Читает про себя). А про кого ж тогда эта пьеса, а?
Актер. Не могу знать.
Актриса. (Читает) Так случается осенью, когда ты уже весь дрожишь от предчувствия болезней, но продолжаешь танцевать на тоненькой веточке клена и раскланиваться случайным прохожим. Браво! Браво! Мы тебя помним и любим! А назавтра ты, обессилевший и обесцвеченный, срываешься с места и подаешь… (Замолкает).
Актер. И нет никакой обиды. Все понимаешь. Но где теперь твой клен? А где ты сам? Только мелодия, и романтически настроенные девушки приходят в парк собирать осенний букет.
Актриса. …Я слышала, выпуск нашего спектакля переносят, возможно, даже на весну и с другим режиссером.
Актер. И с другими актерами, да?
Актриса. Я этого не говорила.
Актер. И конечно же, все из-за меня.
Актриса. Этого я тоже не говорила.
Актер. Прости меня.
Актриса. Забыли.
Актер. Я испортил все дело своим нытьем, сорвал тебе главную роль.
Актриса. Ничего. Весной будет легче дышать, все наладится. Придет новый режиссер и обязательно оставит наш феерический дуэт.
Актер. Мы уже два сезона не играли вместе.
Актриса. И зрители нас любит. Я знаю. До сих пор в кассах спрашивают билеты на ту комедию, помнишь? Ты еще никак не мог научиться фокстрот танцевать – ноги заплетались!
Актер. И вся труппа со мной билась, чего-то показывала.
Актриса. В итоге научились даже тетеньки-реквизиторши – только не ты. А на прогоне ты мне два раз на ногу наступил и по такому случаю обещался донести меня до общежития на руках – и донес, через полгорода, по весенней слякоти…
Актер. Шепча на ухо всякий бред.
Актриса. Ну, бред - не бред…
Актер. А худрук тогда проспорил-таки мне ящик шампанского!
Актриса. И мы пили его на нашей свадьбе, и ты снова нес свою Актрису на руках…
Актер. И ромашки из твоего венка сводили меня с ума.
Актриса. Только ромашки? (Молчание в ответ). А говорю: только ромашки?
Актер. Может, то были орхидеи или даже лилии…
Актриса. А помнишь, я была еще студенткой, и меня за несколько дней до премьеры назначили заменять главную роль…чего-то она там себе сломала…ой, эти запутанные диалоги…я уже ничего не понимала, а ты брал меня за руку и проходил все ключевые сцены спокойно, уверенно, будто мы шли по висячему мосту над пропастью, а ты всего лишь сказал
Актер. Не смотри вниз
Актриса. И я перестала бояться и видела только тебя. (Помолчав). Мы уже два сезона не играли вместе.
Актер. Ну хоть ты-то понимаешь, что это не просто нытье?!
Актриса. (Спокойно и четко) Допустим, только, пожалуйста, я тебя очень прошу, не надо кричать.
Актер. Все из-за меня! (Уходит).
Актриса. Нет же, вовсе нет! Как был упрямый!.. (Тихо) Мы тебя помним и любим.
Явление двенадцатое
Головокружение
Девушка. Не про то! не про то! совсем не про то вы пишете!
Автор. Вы сговорились все…
Девушка. Как это просто!..
Автор. Вы учитесь или работаете?
Девушка. А вы?
Автор. Я пишу.
Курьер. Молчит… Далекими днями, безвестными улицами, душными шарфами…
Девушка. Два дня не была в театре – и завыла. Не спала ночь, а утром торопилась в метро, скользила по улицам, кажется, толкала прохожих, извинялась и бежала дальше, в переулок… Такой гололед - хоть стой, хоть крылья расправляй… Влетела – и тут же запах кофе, или нафталина…суета…
Автор. …А это важно? Ну, как впечатление - допускаю… а в остальном - разные мелочи. Это диковинки для вашего маленького мирка. Я не знаю. Вы видите то, что в контурах – и слабеет.
Девушка. Иногда здесь страшно.
Автор. Духи театра?
Девушка. Нет, я не сумасшедшая.
Автор. Беспокойные существа. Это мифология.
Девушка. Вы знаете, я здесь уже четвертый месяц, бегаю после института на репетиции, потом - на спектакли, по ночам печатаю суфлерские экземпляры… все как-то не по правилам.
Автор. И вас, конечно же, манит сюда некими волшебными силами.
Девушка. Я научилась слышать его. Знаете…нет, вы не знаете…он шепчет на ухо: то жгучую романтику, то капризы этих обворожительных лицедеев, иной раз тонкое унынье.
Автор. Чье? Ваше?
Девушка. Так обманчив и серьезен его рассказ. Ко всему можно притронуться. Это очень просто. Ха… Знаете…нет, вы не знаете…я вам расскажу. Вот долгий полукруглый коридор, вдоль гримерок шестого этажа, не доверяет мне.
Автор. Это тайна?
Девушка. Как слепнущий ребенок, он продолжает кружиться в потемках взрослого мира, разбивая себе коленки, исчерчивая ангельскую мордашку страшными царапинами. Но вскоре наступает затишье - он смирился. А голова моя по-прежнему кружится, когда я иду там.
Курьер. Там затаила дыхание тишина театра. Свет всегда немного приглушен, стережет чей-то секрет.
Девушка. У ног шуршат воспоминания, будто бы накрахмаленные юбки главных героинь.
Курьер. Из давно отыгранных спектаклей.
Девушка. Театральная память – щедрая. Живет не в скрупулезно отобранных заметках критиков, а в этом густом и чуточку безнадежном воздухе гримерок и путаных коридоров.
Курьер. Эта память – наша болезнь, которая не унимается со временем.
Девушка. Времени здесь нет. Вернее, оно другое, оно играет вами.
Автор. Да, вы знаете, со мной очень часто играют в Дирекции вашего театра! Ну вот, сейчас вы скажете, что я прозаичен и вам меня жаль.
Девушка. Зачем? - вы уже сами сказали
Курьер. Улыбается
Автор. Что ж…
Курьер. Отвечает тем же.
Автор. Вы молоды, вы-вы…
Девушка. Выдумщица?
Автор. Вы умеете очаровываться.
Курьер (шепчет). Это правильно…
Автор. Это очень правильно.
Явление тринадцатое
Дни до премьеры
скоро Новый год.
суета сует…
Девушка играет на губной гармошке
Актер. Что вы играете?
Девушка. Это радость и музыка, и снег. Это Новый год – семейный праздник. Тридцать первое, заветное, с детства.
Актер. Что вы загадывали под бой курантов?
Девушка. Не знаю. Наверное, если б сбывалось, - я бы помнила.
Актер. Жаль…
Девушка. Почему?
Актер. Это важно, как имена, как дни рождения.
Девушка. …Первые стихи.
Актер. …Звонки друзей…
Девушка. …Как сны вещие с четверга на пятницу…
Актер. Или те мысли, что осенью гонят бродить по долгим бульварам.
Девушка. Без зонтика.
Актер. С картой воздушных замков
Девушка. И секретных станций метро!.. Надо иметь талант проживать зимы: находить верную дорогу домой, глядя только себе под ноги, скользя и шаркая.
Актер. И падая в мягкий сугроб
Девушка. Нет-нет, не всегда, не всегда…
Актер. Бывает, иногда очень больно.
Девушка. Иногда…очень…больно. Нестерпимо. Когда хочется кричать и плакать.
Актер. А на морозе слезы – это…
Девушка. Это стертая рифма. Безыскусно. А для зимы нужен особый талант. Ожидание. День ото дня, как до премьеры. Оно – новое – почему? откуда? смех, крик, непонятно, слезы, но по-другому. Еще курим часто и долго, спорим, хотим все бросить и уйти, а как??? Ведь оно живое
Актер. Такое знакомое
Девушка. С детства
Актер. И желаемое, как тридцать первое
Девушка. И последнее… Маленькая девочка сидит на высоком шатком стуле у окна, глядит в зиму. Дышит на стекло, рисует лето… Весь день она смотрит на белую улицу. А день уже короток. Фонарь, свет, иллюзия. Танцуют, они танцуют без музыки. Как бы запрокинуть голову и разглядеть: откуда сыплется снежное
нежное
вьюжное
стуженое?
Девушка. Если оно падает на варежку и долго не тает – можно поднести к лицу, близко-близко, и разглядеть крошечное чудо, его узор, и как оно протянуло к тебе тонкие ручонки…
Актер. Ты помнишь? Она была красивой, непонятной, совершенной …раньше ты и представить, и нарисовать, и во сне увидеть не могла - и вдруг так близко, что не верится.
Девушка. А я вздохнула – она пропала. Осталась капелька, на варежке… а потом и капельки не стало. А я помню. И вижу, вот так – близко-близко.
Актер. Та же?
Девушка. Да, она.
Актер. И капелька?
Девушка. Нет, это другая, это моя. Научиться ловить каждую снежинку декабря. Хранить в руке, отдавать друзьям, писать в стихах на последних страницах, разгадывать вещие сны, считать лавочки на бульварах и дни декабря.
Актер. До премьеры. В этот день спектакли начинаются раньше, билеты раскупаются быстрее обычного. Вроде бы все то же, а говорят другое, тонкое, волшебное… Да, к Новому году в актерском буфете поставят искусственную елку. В уголок. К окошку. Стены украсят еловыми ветками… такими…такими…
Девушка (смеется). Пушисто-пластмассовыми!
Актер. Они сплетутся лапами и набросят на плечи колючей мишуры.
Девушка. А мы покажемся чуточку добрее и красивее.
Актер. Нас сделают детьми – так не напрасно, так любя.
Девушка. Разговоры – музыка – театральная кухня. Нельзя курить. Заболтались – чай остыл. Весь день угощают мандаринами. Вьюжит.
Актер. А? Нужен-нужен… Нам нужен праздник. Его играют все. Когда город хохочет …от всей души…петардами, искрится шампанским. Легкомысленно - встречаем, любим, запоминаем, так незаметно приходит час – и провожаем…
Девушка. Нашего бывшего кумира.
Актер. Но помним.
Девушка. Когда музыка и снег!
Явление четырнадцатое
Трамвай звенит к началу весны
Ассистентка. Знакомые незнакомые…
Девушка. Твои-мои
Ассистентка. …актеры и актрисы танцуют танго в кафе. Потом сами себе аплодируют.
Девушка. Это звонкий смех или песня?.. Это из роли? Что за празднество? По какому такому поводу? Ничего не понимаю!
Ассистентка. Знаю только, что хорошо – мучительно и кружит голову, наглое танго, и нет от него спасенья в прямых углах кабинетов! И можно даже выключить голоса в коробочке трансляции, забыть про календари и читать новые пьесы, чуть касаясь ресницами этих пространно-странных-израненных монологов.
Девушка. Не получится: шумит театральная кухня. Голоса - знакомые незнакомые…
Ассистентка. Твои-мои…
Девушка. А мне нравится!
Ассистентка. Ну еще бы!
Девушка. А помнишь, как про трамваи?
Ассистентка. Что? ...я не понимаю…ты вообще… ты допечатала, что я просила?
Девушка. Просила катать тебя на всех трамваях города, по всем маршрутам, не пропуская ни одной остановки!
Ассистентка. Кто тебе рассказал?
Девушка. Ты!
Ассистентка. Я?!
Девушка. Трамвай едет вдоль бульваров, ты видишь знакомый пруд с уточками и белыми лебедями Пашей и Машей, дети кормят их хлебом, а птицы, они доверчивые, подплывают к самому берегу, вытягивают свои шеи…охотно позируют перед фотокамерой, расправляя крылья, перебирая перышки…
Ассистентка. Достопримечательность.
Девушка. Говорят, тех, кто был до них, украли и съели местные бомжи.
Ассистентка. Кошмар!
Девушка. А дальше, за поворотом – шумные улицы… и долго еще…долго еще… трамвай звенит к началу весны. Это ведь ты пишешь стихи на замерзших стеклах?
Ассистентка. Читала?
Девушка. Я езжу на метро.
Ассистентка. Кошмар!
Девушка. В последнем вагоне, глазами в книгу и часто пропускаю свою станцию. А когда еду в обратную сторону.
Ассистентка. Когда еду в обратную сторону – на ладонях остается иней, эти сумасшедшие узоры…что-то знакомое…а, ну да – стихи…
Девушка. А иногда такое чувство, как забыто самое главное, а вот – вот же! И слова все правильные – расставлены в правильном порядке, имена выписаны с больших букв и запятыми перечислены сомнения, а каждое тире означает твой вздох или… посмотреть так резко, будто недовольна чем-то, или он забыл позвонить, не зашел перед спектаклем, опоздал на твой день рожденья…
Ассистентка. Простим?
Девушка. Простим. Неужели он лучше всех?
Ассистентка (кивает).
Девушка. Но почему?!.. Я же помню: всегда многомноготочия – и это убивает каждый раз… на ладонях остаются километры стихов и многоточий. …Он целует твои руки?
Ассистентка (молчит). Большие сгоревшие глаза. Глядят на всех и ни на кого, как чей-то персонаж говорит в зал любимый монолог, - молчит о своем.
Девушка. Давно?
Ассистентка. А я знаю – он читал, только это было весной, и пустые трамваи гремели совсем в другом городе.
Девушка. Поезд остановился, разжал двери, а из перехода полилась мелодия – старое знакомое танго. А все делают вид, что не слышат. Как болезнь! Погодно-денежная мигрень.
Ассистентка. Как?
Девушка. …Говорят о внезапных потеплениях, новых ценах и головной боли, а думают…
Ассистентка. Какой-то грустное танго.
Девушка. Бежим! Пока двери не закрылись!
Курьер (выскакивает из угла). Осторожно!
Пары танцуют – что это? Праздник? День рожденья или удачная премьера – не все ли равно, когда так красиво!
Ассистентку подхватывает и уносит танец
Курьер удерживает Девушку за руку
Явление пятнадцатое
Два узелка и бантик
Девушка. Но там…
Курьер. Подожди. (Придумывает). У тебя нет пары для танцев.
Девушка. Не беда.
Курьер. А вот она теперь злится на меня, будто это я разболтал всему театру… ну, про трамваи и дальше – до конечной. Понимаешь?
Девушка. Да-да, верно…
Курьер. А знаешь, как про меня сочинили, когда я только просился на работу?
Девушка. Как?
Курьер. «Думали – дефективный, оказалось – интеллигент». А вообще, конечно, это по доброте… (Вдруг серьезно). Куда же ты пропала?
Девушка. Зимой как всегда простуды: лихой ветерок с улицы в форточку или в метро кто-то чихать хотел на всех или не хотел и извинился бы, но…так получилось… вот лежишь, болеешь, распространяешь микробы и хлопоты вокруг себя…и неудобно так…главное, чтоб зимой…он рванул в супермаркет, самый большой в его районе, и принес домой в этих шуршащих пакетах лимоны, апельсины, микстуры, мед, малину, плед, теплый шарф тебе на шею…или не нашел – отдал свой…да, и не думать, что оно все так слишком хорошо и не может, не должно… А если думать – то можно выдумать разных витиеватых бед – не те, которые бывают, а те, про которые снимают сериалы…можно придумать… Это просто беда, это как дурь: сердце не любит – даже его, такого доброго и тихого! А если просто надоело – выдумывать. Отмечать на карте незнакомого города улочки, по которым никогда не бродила, но могла бы бродить, а могла бы и жить там… надоело мерить биографию невстречами, несловами, не мной самой! Можно зашить тонкими нитками, завязать на два узелка и потом – бантиком, для красоты. Отзывается порой только на красивую музыку, говорит живыми словами, но так непонятно, что, боюсь, отпугнет всякого мало-мальски сумасшедшего. …А трамвай качается – пустой, пустой, хочешь приглядеться, заметить ну хоть кого-нибудь в нем…нет, нет никого…пустой трамвай везет только свет внутри себя – по темному городу (Замолкает и отворачивается).
Курьер. К этому сердцу очередь, как в Мавзолей. Что будешь делать?
Девушка. (Поворачивается, но другой, не узнанной, как-то сильно уставшей). А ты что – поверил? Ой, мама моя! (Смеется).
Курьер. Расскажи!
Девушка. Нет.
Курьер. Ну, расскажи!
Девушка. Буду капризной.
Курьер. Тогда я обижусь. Вот! (Обижается на самом деле). Попрошу, чтоб взяли кого-нибудь помоложе. В самом деле – мне тридцать с обидным хвостиком, а играю мальчишку…я вообще не понимаю, откуда он в этой пьесе! Если ему семнадцать – восемнадцать, то кто его в театр взял…
Девушка. Ты же говорил, что у тебя тетя суфлером работала… По доброте.
Курьер. А вот здесь вот (показывает в текст) ни про какую тетю нет. Нет, нет и нет!
Девушка. Ну, тише… Не кричи. А то он в гримерке спит. За тетей – это к Автору. А пока закуривай.
Курьер. Нет, я не отказываюсь…просто …ну ты ж понимаешь.
Девушка. Понимаю. Но кто тогда украл все конфеты с директорской елки? А они оказались ненастоящими…Так я пойду?.. Не грусти – все еще будет. «И в горничных играют королев…» Не нужно только подкладывать динамит под собственные замки на песке, тем более если они так прекрасны. И рядом – еще чьи-то, а там еще и еще и целый берег… море в ладонях и все-все бумажные кораблики, которые заблудились в детстве, еще вернутся, обязательно… (Прощается с Курьером, около двери гримерки останавливается и кричит). Ну что же ты, усталый старый клоун? Где твой меч картонный?
Явление шестнадцатое
Поблизости
Актер. Так, с полуслова… и сильно, как болезнь подкашивает – тогда ты вдруг видишь все!
Я опоздал на репетицию, засуетился, так что даже сам нарычал на кого-то. Потом только заметил: ее место в уголочке пустует. Уже с неделю. Ну и что… Экзамены, может…ну, конечно, я иногда совсем забывал, она же еще училась… там, в своем институте… или, может, заболела… а может, просто тоже надоело все это… До ночи готовили прогон, спорили, курили, глушили кофе…это понятно…новое. А я все по-прежнему: будто увязал по колено во мраке осеннем, сердце, правда, перестало ныть - молчало. Помню, почти засыпал, полулежа на стуле.
Курьер. У режиссера хватало сил не кричать, что неправильно выстроен свет и музыка все время начиналась раньше положенного.
Актер. Вдруг я почуял, оно присело сзади и стало говорить как-то нехорошо. Действительно, разве во всем этом остался хоть какой-нибудь смысл? И эти слова, пьесы, которую все и так знают наизусть, и вот это количество шагов вот в этой вот сцене, и музыка – именно эта – для чего?!
Курьер. Мы пытаемся сказать что-то, а кому это нужно?
Актер. Режиссер велел – я сделаю. Я попробую. Я могу лишь попробовать. Нет, мне есть, что сказать им. А захотят ли они меня слушать? Или им важна только моя чересчур узнаваемая фигура, маячащая на сцене? Мизансцены выигрывают чаще, чем я. Как лечащий врач – себе помочь не в силах, если не верит ни глазам, ни рукам своим. И места для меня нет в пустом трамвае.
Курьер. А ты помнишь, как на спектакле снова разорвалась лампа софита?
Актер. Я стоял прямо под ним. Сначала звук: кокетливое «ах!» и унылое «уф!»… посыпалось снежное
нежное
вьюжное
стуженое…
Актер. Зима была долгой, пока сыпались осколки.
Курьер. Она рассказывала – тонко, правильно…
Актер. А ты помнишь?
Девушка. Он умеет всегда быть поблизости – на расстоянии высохшей слезы. Теперь сутулится и расправляет крылья все чаще и чаще.
Курьер. Под них прячутся в ненастье беззащитные воробышки, зверята и добрые люди.
Актриса. Он мрачнеет осенью, но расцветает весной.
Курьер. Играет героев, сильных душой. Поэтому щедро. Чуточку сумбурен…
Девушка. Как почерк старика, начинающего что-то забывать.
Курьер. Наивен по доброте.
Актриса. Как девятиклассник. В глазах – весенние лужи и сети нагих безымянных деревьев. Покажется – новое. Нет. Постаревшая так рано весна.
Актер. Весной она вновь прогуливает недели учебы в парках, под ивами… заходит в театр…заходит в театр?
Курьер. Не знаю.
Актер. Мы играем, и падают ее … слезы. Где-то, в маленьком зале, в последнем ряду, никто не должен видеть. А мне так хочется мельком, хоть в антракте разглядеть изумрудные глаза под стеклом. Они бояться яркого света. Так протянуть бы руку в темноту и поймать слезинку, чтоб она не затерялась, не пропала даром…
Явление семнадцатое
Сны