Елена Шпартко Сезонные явления

Вид материалаДокументы
Девушка. Разлад. Хрипота и капри-изные звуки. Усмирить-усмирить! Надо просто сыграть, надо быть неудержимо счастливым и легким!.
Девушка. Они перебирают в памяти давно остывшие мелодии и недоумевают, что еще живо Музыкант
Автор. Она – девушка из южного порта. Ассистентка
Автор. Но морскую воду нельзя пить. Ассистентка
Автор. Не о том эта песня. (Музыкант
Актер. Что это? Ассистентка
Автор. Я не разбираюсь. Ассистентка
Автор. А зачем простудиться? Ассистентка
Автор. Вы знаете – что …вы напоите меня чаем, солнечное дитя. Поговорим о литературных наших мучениях. (Уходят, а Музыкант
Курьер. Уууу! Актер
Курьер. Ну это же понятно. Актер
Курьер. Что-то имеешь против? Актер
Актер. Снова во все? Курьер
Курьер. А я вот в детстве все время думал. Актер
Курьер. Я не понимаю. Актер
Актер. А если с протекцией? Курьер
Курьер. Нет, так поступать нельзя. Актер
Так поступать нельзя!!!
2-ой рабочий сцены
Курьер (умоляюще) Ну не до такой же степени! (Вышел). 2-ой рабочий сцены.
...
Полное содержание
Подобный материал:
1   2   3   4

Музыкант. Щедрый дар слишком явных и оттого незаметных мгновений закулисья.

Девушка. Фортепьяно - случайный гость спектакля, неповоротливый и беззащитный. У него было нелегкое прошлое. …Для кого-то – мебель. Может, полка для книг, газет или вазы с умершими цветами. Гроб с музыкой. Ох, как же это больно! Занимает слишком много места, но выбросить жалко. Годы в пыльной тишине. Но для успокоения не хватает музыки. Полировка кое-где потрескалась и отходит мелкими кусочками. (С галереи слушает Актер).

Музыкант. А ведь если долго не играть – клавиши расстраиваются и впадают в хандру. (Наигрывает) Так часто кажется, что ты никому не нужен и нет человека, в душевной партитуре которого спрятаны цепочки твоих нот.

Девушка. Разлад. Хрипота и капри-изные звуки. Усмирить-усмирить! Надо просто сыграть, надо быть неудержимо счастливым и легким!..

Музыкант. А клавиши молчат и еле-еле вздыхают.

Девушка. Они перебирают в памяти давно остывшие мелодии и недоумевают, что еще живо

Музыкант. А что умерло.


это первый снег

скрипит под ногами

выдувает из головы сухую листву


Музыкант. Это очень старый театр.

Девушка. Какая разница…

Музыкант. Воздух не для легких. Давай откроем окно.


вскружило, завьюжило - ах!

и будто бы навсегда…


Явление седьмое


Бумажные кораблики


путаются лестницы Старого театра

по мрамору скользит солнечный зайчик, слепит глаза на актерских портретах

она мигнула фонарем - и вместо снега стал песок

в глазах задрожали трамвайные линии


Ассистентка. В детстве я жила у моря, у самого черного моря. (Музыкант играет соло – может быть, о том, что рассказывает голос девушки из южного порта). Это как в сказке или в песне. Но море было самое обыкновенное – не то синее не то серое не то правда, правда не то неправда… Даже как-то обидно. В детстве я делала из бумаги белые кораблики и пускала их в Черное море. И они возвращались со знанием жизни, потрепанные, некрасивые, но все равно – белые. Приплывали не все, нет… А я ждала и теперь жду. А ведь если набрать в ладони этой соленой воды – вот, ты держишь море. Забери с собой, в большой город, поделись с кем-нибудь, кто тоже хочет разглядеть солнце, зацепившееся за крышу

Шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш

море

слез?

чужих

людей?

кораблей!

Автор. Она – девушка из южного порта.

Ассистентка. Но в Москве такая долгая зима.

Автор. Она любит петь.

Ассистентка. Но нет голоса.

Автор. Она любит стихи.

Ассистентка. Но пишет театральные программки.

Автор. Она любит танцевать танго.

Музыкант. Но у нее нет партнера.

Девушка. Она любит.

Автор. Но морскую воду нельзя пить.

Ассистентка. У моря жил слепой художник. Он учил меня видеть в темноте и слышать, как цветут и вянут розы на окне или падает ресничка на скрипучий паркет. Он дарил мне тряпичных кукол с умными лицами, говорил, что они похожи на меня, потом – шелковые платки, а как-то раз мы пили красное вино: я уезжала.

-ты счастлива? - спрашивал он.

-не знаю.

-ты должна быть счастлива. Такой шанс!..

-вот и мама говорит: молодец, пристроилась в столицу, и не абы как, все-таки культурное место… театр, центр города, общежитие дают, кабинет дают, обедать будешь за одним столом с заслуженными-перезаслуженными. Могла ль ты мечтать о таком счастье в своем этом… областном драматическом дэка?! Нет, не могла. И не мечтала. Как это странно все: будто выдумал кто, а потом и сам так поверил, ну так поверил, что руки озябли и бессонница замучила… будто зима. Зимой я покупала обратный билет – каждую неделю. А потом сдавала и возвращалась в театр, через этот чужой лихорадочный город. Маленький кабинет с видом на автостоянку, куча графоманских пьес, программки на следующий месяц, громкое редакторское начальство.

Автор. Не о том эта песня. (Музыкант обрывает грустное соло и начинается красивая светлая песня).

Ассистентка. Он зашел вечером, перед спектаклем. Сразу на «ты».

Актер. Ты пережди первые полгода, обрасти московскими знакомыми, и когда твой телефон начнет звонить хотя бы два раза в неделю – сердце успокоится.

Ассистентка. За кулисами темно, а я-то вижу. Иногда на ощупь, по памяти. Я слышу, как падает снег во двор театра, на плечи зрителей, на купленные ими цветы. И случайно потерянная ресничка…или слеза. (Она на ладони). Не вернуть.

Актер. Что это?

Ассистентка. Наверное, это болезнь. Старая как мир. Как слепой художник. Ты знаешь его? Вы очень похожи! (Хватает за руку).

Актер. Пусти!

Автор. А почему вы не едите домой?

Ассистентка. Как вы думаете, чем были эти цветы?

Автор. Я не разбираюсь.

Ассистентка. Вот здесь преданность, похожая на заученный адрес и номер телефона… а тут – полный порядок в мыслях, подведены глаза и …пахнет бензином… А здесь очень просто и …знаете, такое часто бывает, когда не хватает станции метро, чтоб дочитать книгу, или осенью хочется вымокнуть до нитки и простудиться. Здесь что-то не сложилось или спектакль не понравился или…

Автор. А зачем простудиться?

Ассистентка. Я…я не знаю. Может, есть какой-то смысл-отзвук- когда пауза, но этот шум за сценой все портит. Он как будто болеет… вот зимой же все тени остаются лежать под снегом.

Автор. Вы знаете – что …вы напоите меня чаем, солнечное дитя. Поговорим о литературных наших мучениях. (Уходят, а Музыкант играет старую песню, еще долго, очень долго…)


Явление восьмое


Счастье


Полумрак. Только что закончился спектакль. Чуть воровато крадется Курьер. Он долго всматривается в темноту, шарит по углам. Потом встает в центр, молчит и, усмехнувшись чему-то своему, начинает произносить одну и ту же фразу на разные лады.


Курьер. Н-да… Вот тебе и театр. Кхе-кхе! Вот тебе и театр… Вот тебе и театр! Ха-ха!


звонкий смех

отражаясь от стен

долгое эхо где-то высоко-высоко


Занавес, потом первая кулиса, потом вторая и дальше пустое пространство. Декораций никаких. (Смотрит в окно). Открывается вид прямо на…

Актер (из гримерки). …глухую стену дома напротив, стоянку, помойку.

Курьер. Уууу!

Актер. Потому город. Он там – мокнет в снегу. Любить его можно, но зачем? И говорить о нем разрешено долго. И почему у меня такое чувство, что я все это уже где-то слышал? Про город и…

Курьер. Ну это же понятно.

Актер. Да, верно. И слишком понятно, и мы все тогда поняли, что что-то поняли из того, что было раньше так непонятно, но на самом-то деле абсолютно понятно, и нам сказали, и мы только тогда поняли… Бррр!

Курьер. Что-то имеешь против?

Актер. Нет. О простых вещах труднее всего говорить. Как лето?

Курьер. Ну если я все еще здесь околачиваюсь!

Актер. Что-то имеешь против?

Курьер. …переношу бумажки, сплетни и …амбиции разных гостей в приемной нашего…

Актер. Снова во все?

Курьер. Куда успел.

Актер. Снова нигде.

Курьер. А счастье было так возможно.

Актер. И который раз уже?

Курьер. Третий.

Актер. Это не предел! Это даже не рекорд. Люди по шесть раз поступали.

Курьер. Все равно, как головой об стену.

Актер. Как рыба об лед.

Курьер. А я вот в детстве все время думал.

Актер. А сейчас уже не думаешь?

Курьер. Нет, сейчас…

Актер. Вот!

Курьер. Нет, сейчас по-другому просто.

Актер. А зачем?

Курьер. Что – зачем?

Актер. Зачем не как в детстве – по-другому – просто?

Курьер. Я не понимаю.

Актер. Вот и я не понимаю!

Курьер (помолчав) …Я думал, что это вот есть такая рыба …глупая и она называется Облет. И все знают, что она глупая, поэтому так часто вспоминают ее. И еще я думал, что, раз она глупая – значит, часто попадается на крючок, ее вылавливают, несут домой целыми корзинами и смеются…над этой рыбой – какая она глупая…потом жарят и едят…вот.

Актер. А если с протекцией?

Курьер. В смысле?

Актер. Не быть глупой рыбой облет и попросить кого-нибудь.

Курьер. Не…

Актер. Хорошо попросить. И поступить.

Курьер. Нет, так поступать нельзя.

Актер. Так поступать можно.

Курьер. Так поступать нельзя

Актер. ТАК поступать можно!

Курьер (чуть ли не с кулаками). ТАК ПОСТУПАТЬ НЕЛЬЗЯ!!!

(Актер и Курьер утихомириваются, садятся по углам. Курьер – на диван. Молчат какое-то время).

Актер. Дай закурить.

Курьер (дает Актеру сигарету. Закуривает сам. Молчат). У меня таких денег нет.

Актер. А теперь без бурления и кипения, кровь молодая. Только такой болван, как ты, уже работая в театре, хоть кем – неважно, целый день слоняясь без дела между дирекцией и сценой, не в состоянии втесаться в дружбу к кому следует. Тоже неплохой вариант. Надо уметь вертеться! Надо иметь талант…

Курьер. А может его и нет. Почем ты знаешь? Может, мне только и место, что в конторе, на посылках, а там (показывает в сторону сцены)- я вовсе лишний. Зачем же я буду поступать – пусть даже так, прыгая выше головы, если люди знающие…

Актер. Ладно… Упрямый ты. Это хорошо. Значит следующим летом вновь на штурм. Люди знающие, хм… Главное, чтоб ты сам знал, чего хочешь, куда плывешь (с горечью) глупая рыба…

Курьер. Я не глупый, но поступать ТАК – нечестно.

2-ой рабочий сцены (с дивана). Ой, ребяты, ребяты вы мои! Рассказать вас, сколько раз я поступал! Вот уж у кого опыт так опыт. Опыт переживания. А теперь – вишь…чем не перевоплощение. Мать родная не признает. (Зевает. Трое сидят, курят, молчат). А он (показывает на Актера) прав. Хочешь жить – умей вертеться, а то окажешься на сковородке.

Курьер (умоляюще) Ну не до такой же степени! (Вышел).

2-ой рабочий сцены. Куда? Униженный и оскорбленный… А кто тебе сказал, что это счастье? Поглядел бы на ближнего своего, вона как человека ето самое счастье скрутило. Правда ведь? Вооот. Многим…ето…ну… «мерцает призрачная сцена», да многих и слепит светом-то этим. Ха-ха, ето вроде даже как-то и наших мозолистых осветительских рук дело! Воооот. А я ему говорю: ето, брат, такое дело… все сумасшедшие…надо привыкнуть. Такое дело, брат… вооот…

Актер. Вот тебе и театр.


Явление девятое


Выходной


Девушка. Сначала ждала репертуар на следующий месяц, искала в нем его спектакли. Потом расписания на неделю, самое главное – время, когда он придет. И наконец – дождаться дня, нервничать еще с вечера, выбирать одежду, примерять улыбки и слова, чтобы сыграть хорошо, верно – эти случайные встречи у лифта.

Актер. Подносит к губам, слегка целует и тут же выпускает дымок. Ей так по душе. Чай горький.

Девушка. Горький.

Актер. Остыл, невкусно. Тот, кто пил из этой чашки до меня, пил чай с лимоном. На дне…

Девушка. На дне. (Смеется).

Актер. …Остались лежать четыре лимонные косточки. Пока мы разговариваем, я и сам не замечу, как они растворятся. Что-то происходит…

Девушка. В этом чае что-то происходит.

Актер. Что-то… Сегодня играют?

Девушка. Нет, совсем тихо…

Актер. Я видел: днем она бродит по тихим коврам вестибюля.

Девушка. Можно несерьезно спорить о чем-нибудь, будь добрыми и спокойными. В театре – выходной день. Нет спектаклей. Репертуарная не отзывается на звонки.

Актер. Черно в зале.

Девушка. Сбивается ритм. Возвращается другое время.

…Уже осень, дожди, а тепло …ну, ты знаешь – когда нужно бродить по скверам целыми днями, медленно, нырять в листву, смотреть, как далека даль.

Актер. Так полагается.

Девушка. Еще осень. Прогуливала институт в парках, под ивами. Глазела на людей, хотелось плакать отчего-то, но это же ведь глупо – плакать, когда дождь, правда?

Актер. Правда, никто не заметит.

Девушка. А так хочется!

Актер. Это сезонное явление.

Девушка. И я поняла: это похоже на театр – для них, вздыхать и швыряться листьями, сидеть на мокрой лавочке и курить, запрокинув голову, чтоб капли падали прямо в лицо… потом мне было холодно, я забредала в магазины, ничего не покупала и шла дальше – с истеричных улиц поворачивала в тихие переулки.

Актер. Тихо, тихо…идет…

Девушка. Прохожие часто спрашивали у меня дорогу: им всем надо было куда-то попасть, срочно, их там ждали… в парках стали жечь сухие листья, вечера показались неторопливыми и терпкими. Вокруг все жило. На бис. Перед долгой зимой, а я будто засыпала… в таких расстроенных чувствах как-то раз я порхнула в переулок и оказалась в кассах театра. Афиши, фотографии… на них – лица, которые будут действовать…в таких …ну, позах…да…там имена…а дождь все наглей и наглей, но там – в театре – не слышно, тепло…афиши… и вдруг…

-Девушка, вы уже выбрали или вам помочь?

любезно спросила женщина в окошке…

простите, как пройти к цирку?

где ближайшая станция…

книжный магазин…

музей-квартира…

церковь Троицы…

сувениры…???

Девушка. В тот вечер я была в старом театре, спектакль на малюсенькою сцене, последний ряд, крайнее место. Со сцены – классика о вечном. Я кутала плечи в платок, слышала, как за стеной, в дорогом ресторане, шумели гости, а в антракте две мои улыбчивые соседки спорили, которому из молодых актеров с обезоруживающей улыбкой подарить цветы. …А свет гас – и на сцене играли…все тоже как полагается…любовь, там… смерть, встречи, разлуку, азарт – словом, судьбы чьи-то. Еще вальс играл. Я все пыталась его запомнить и унести домой…ведь такой простенький…ну такой…такой…там-там-пам-пам, потом еще раз, и пам-пам…но это не звучит: он остался там, у них…я не запомнила – а ведь плакала – там!

Там-там-там…плакала, когда играли…и вальс. Первый раз в жизни плакала на людях, да и то, никто не видел. Настоящие слезы, вот откуда-то отсюда (естественно – сердце), и такие горячие, соленые…что это ? вот что это?

Актер. Э-э, сила искусства, может быть, нервы.

Девушка. Да, нервы меня сдали, предатели…и как же все-таки правильно, что на время игры в зале гасят свет! Какая свобода чувств! А что было б, если вдруг, в момент какой-нибудь особо душетерзательный …а?

Актер. Пойманная

Девушка. За крыла

Актер. …правда. Правда, сегодня в театре выходной день.

Девушка. А разве бывает такое?..


Явление десятое


Театроведение, часть 2


издалека, по лестницам, с этажа на этаж

чуть потрескивая зеркалами и помигивая старыми лампами

это появляется новый голос

то ли песня, что лилась над колыбелью

то ли эхо долгой молитвы – слепящее и приснопамятное

Актриса смеется


Актриса. …Бывает и такое, бывает и другое, а бывает так, что ничего не бывает…

Автор. Но вы же звезда, вы светлый дух, эта красота – имперская, дворянская, расстрелянная лишь только за свое молчание!..

Актриса. Ну что вы такое говорите, я и так спокойно по улицам ходить не могу. И потом – нервы, вы сами знаете…. А в нашем деле это…это не дело.

Автор. Это не вы посвящаете театру себя – театр должен боготворить вас за то, что ангел снизошел до его скрипучей сцены. И каждый раз – будто бы строчки первых неуклюжих стихов…

Актриса. Вы считаете, я неуклюже играю?

Автор. В них первое дыхание всех чувств. Как эссенция. Вы писали стихи в пятнадцать лет?

Актриса. Ха-ха!.. Право, я не помню. Кажется, что-то…несерьезно, словом…

Автор. А вот я сочинял много и будто бы хотел объясниться…

Актриса. С любимой девушкой?

Автор. И с ней тоже. Но важнее, неверное, было с самим собой. Как найти правильные слова для утренних звуков деревеньки, блеска реки, голоса матери или улыбки той девочки, что промчалась мимо на велосипеде и больше никогда не встретится тебе. В девятнадцать я уже сочинял плохую тяжеловесную прозу, чтобы придумать себе мир тех, с кем интересно поговорить и помолчать. Затем остались только незнакомые голоса – я стал писать пьесы.

Актриса. Я читала вас.

Автор. Пожалуйста, только не говорите – понравилось вам или нет. То, что идет сейчас в нескольких театрах и печатается в толстых журналах…это…это я заигрался.

Актриса. Интересно… Как так? Вас, по-моему, считают очень новым, дерзким, многообещающим…

Автор. Знаете, я никому ничего не обещал. Просто однажды притронулся к болевой точке – и самому страшно сделалось: боже ты мой, неужели пришло время и это все показывать так прямо, грубыми мазками; неужели, если рассказать со сцены, а не на газетных страницах, - нам станет чуточку светлее и не так боязно… Когда-то я всего лишь сказал «А», но это был скорее крик, чем хитрая уловка для зрителя. Потому я никому ничего не обещал – а остальные, молодые и горячие, договорили весь алфавит, кажется, уже до конца. А что там - вы же знаете, вы же понимаете… Но для вас я напишу совершенно другую пьесу, всеми правдами и неправдами протолкну ее в репертуар, сам найду, приглашу, упрошу самого талантливого режиссера, буду ходить на каждый спектакль и дарить вам, только вам…

Актриса. …Миллион алых роз.

Автор. Вы любите алые?

Актриса. Нет-нет, это слишком…ну я не знаю…театрально. Я люблю ромашки. Что – не слишком подходит к образу имперской, дворянской?..

Автор. Как вам будет угодно, ангел мой.

Актриса. Я вас прошу…

Автор. Хорошо – не буду. (Молчат). Что вы сейчас репетируете?

Актриса. Что пописываете? Чем нас подарите? (Смеются).

Автор. Ах, простите, я немножко робею рядом с вами.

Актриса. Минуту назад, когда вы говорили о девочке на велосипеде и грубых мазках, вы были посмелее.

Автор. Просто ваши глаза…

Актриса. Самые обыкновенные.

Автор. Вы смотрите будто издалека.

Актриса. У меня линзы.

Автор. Как из прошлого…

Актриса. (Медленно, четко, но мягко). А вот интересно, стали бы вы говорить все эти красивые слова, если бы увидели, как лет пять назад я и еще парочка таких же светлых ангелов московской сцены всю ночь ползали на карачках по комнаткам актерского общежития, вытирая то, что извергла-таки из себя труба туалета перед летальным исходом?.. Смешней всего выглядели посреди всего этого не мы, почти что заслуженные артистки страны, а охапка дорогущих алых роз, которые отчаянно пытались…пахнуть.

Автор. Вы все равно прекрасны и знаете это.

Актриса. Спасибо... Вам - удачи. Знаете, даже у наиталантливейшего актера может не получиться спасти плохой текст. Но это не про вас. Хотя, знаете что, если вдруг вам надоест писать пьесы – приходите в наш театр …ну, скажем… суфлером. Будете мне текст подсказывать, а то, представьте, я такая ленивая, все учу в последний момент. (Смеется). Вот видите, сколько нового вы обо мне сегодня узнали.

Автор. Боюсь, что…

Актриса. А вы не бойтесь. Будьте смелым и гоните от себя хандру, а то нынче, кажется, стало модным называть ее творческими муками.

Автор. Да-а?

Актриса. Верно-верно, так все и…было. Правда, это не в пятнадцать, а в семнадцать лет…


Восторженные фразы Вашей роли!

Ведь это Вас забрали нынче с неба,

На сцену пнули - будем мы партнеры,

Стареющий кумир и злая дева.


Вчерашние бродячие таланты

Медлительных иллюзий и сезонов,

Кровавые умы, Комедианты

Неведомых чувствительных законов.


Наш зритель заскучает в настоящем,

Нелепом, как холодные ладони,

Неправильном, болезненно щемящем,

И душу отопрет лучистой боли.


Явление одиннадцатое


Из прошлого


Актриса. Грусть моя!

Актер. Ау!

Актриса. Надо же - отзываешься…

Актер. Вот и ты…