Дюверже М. Политические партии / Пер с фр. Л. А. Зиминой
| Вид материала | Книга |
| III. Союзы партий |
- Лекция Политические партии и общественно-политические движения. Группы интересов, 315.64kb.
- Германские политические партии в процессе и после объединения германии: механизмы конкуренции, 2473.69kb.
- Политические партии зачем они нужны, 492.39kb.
- Политические организации и движения, 344.33kb.
- Политология. Учебник под редакцией профессора М. А. Василика, 7004.32kb.
- Курс лекций Новосибирск 201, 2452.18kb.
- Политические партии как социальные корпорации: социологический анализ проблем становления, 351.84kb.
- Отчет о работе городского совета и его исполнительного комитета за 2010 год городской, 1108.77kb.
- Александр Малышев, 520.84kb.
- Политические партии саудовской аравии, 14.87kb.
Мажоритарное голосование в один тур дает подобные результаты в отношении внезапных мутаций, но не медленных и нормальных колебаний общественного мнения. В отличие от пропорционального представительства –системы пассивной, она представляет по преимуществу активный принцип, ограничивая первые и усиливая вторые. Мы уже видели, что нормальные колебания общественного мнения при этом избирательном режиме принимают обычно форму чередования: даже в случае замедленного чередования, сочетаясь с доминированием какой-то партии, кривые колебаний парламентских мест, полученных партиями, принимают вид ломаной линии, весьма характерной для этой системы. Если сравнить с ними кривые колебаний голосов, можно констатировать очень четкое различие в амплитуде разрывов; в этом смысле весьма выразительно сопоставление процента голосов и процента полученных мест в Англии в 1918–1950 гг., даже при том, что присутствие либеральной партии существенно искажало систему (табл. 40). Механизм усиления прост, это результат сочетания двух выше уже проанализированных тенденций: к сверхпредставительству партии большинства и к заниженному представительству партии меньшинства. Если он функционирует нормально, то есть когда мажоритарная система(сообразно своему естественному предназначению) совмещается с дуализмом партий, она действует как некий политический сейсмограф, способный зафиксировать колебания [c.389] общественного мнения, которые без нее были бы неощутимы. Достоинство этой системы в том, что она противостоит естественному консерватизму общественного мнения, не искажая при этом общей направленности его колебаний. Если мажоритарное голосование в один тур совмещается с многопартийностью, результаты гораздо менее удовлетворительные: сейсмограф тогда фальшивит, деформируя колебания общественного мнения, вместо того чтобы их просто усиливать. Не будем все же забывать, что деформация эта чаще всего происходит в строго определенном направлении (в ущерб третьей партии) и имеет таким образом тенденцию за счет своего собственного действия воспроизводить фундаментальную двухпартийность режима.
При двухпартийном режиме педалирование изменений общественного мнения за счет действия мажоритарного голосования выглядит подчиненным точному закону, который можно сформулировать следующим образом: соотношение мест, полученных партиями, равняется кубу соотношения полученных ими голосов (а’/в’=а3/в3). Это соотношение выведено в 1909 г. Ж.-П. Смитом в докладе Королевской комиссии об избирательных системах на основе изучения английских выборов XIX века. Но практически формула с равным успехом приложима к британским выборам 1931, 1935 и 1945 г. (то есть к тем, которые происходили после установления относительной двухпартийности). Только в 1950 г. лейбористы получили на 18 мест меньше (а консерваторы – на 18 больше), чего не предполагает закон Смита: это небольшое отклонение, по-видимому, объясняется присутствием либеральной партии и неравной нарезкой округов5.
Гораздо труднее выявить следствия мажоритарного голосования в один тур в отношении внезапных мутаций общественного мнения. Если мутация выражается в росте или резком упадке одной из существующих партий, она усиливается избирательным режимом посредством механизма, который мы только что описали; в системе с двумя турами все иначе, за исключением одного пункта: новизна мутации сглаживается. Теоретически можно влить новое вино в старые мехи; практически же вино приобретает вкус [c.390] мехов… Количественно мутация усилена, увеличивается и амплитуда подвижек между двумя выборами; политически же она амортизируется активистами и руководством старой партии. Стабилизирующий эффект еще определеннее, если внезапная мутация проявляется в форме возникновения новой партии, но здесь есть существенные отличия. С одной стороны, мажоритарная система с голосованием в один тур проявляется тогда как система консервативная – еще более консервативная, чем режим в два тура, поскольку ставит перед переменами непроходимый барьер в виде мощи двух больших избирательных блоков, которые она создала. Здесь может быть приведен пример Соединенных Штатов: общепризнанна невозможность создания там “третьей партии”. Но, с другой стороны, признано и то, что эта система определенно способствовала развитию социалистических партий в начале XIX в. и что первыми странами, где эти партии смогли участвовать в отправлении власти, были именно страны с мажоритарным голосованием в один тур: Австралия и Новая Зеландия. Как разрешить это противоречие?
Оно в значительной степени проистекает из конкретных обстоятельств, не укладывающихся ни в какие общие определения, и не связано с избирательным режимом. А вместе с тем оно объясняется также природой и силой новых движений общественного мнения. Пока они остаются слабыми и неокрепшими, система безжалостно отказывает им в парламентском представительстве: даже их потенциальные избиратели по существу избегают распылять ради них голоса, которые в результате могут обеспечить триумф худших их противников. Таким образом ставится заслон любым внезапным и поверхностным скачкам настроений, через которые порой проходит нация. Но предположим, что новая партия – лейбористская, например – достигла известной силы в одном округе: на следующих выборах страх перед социализмом отбросит самых умеренных либеральных избирателей к консервативному кандидату, тогда как наиболее радикальные присоединятся к лейбористам. Эта двусторонняя поляризация открыла процесс вытеснения либеральной партии, который успехами лейбористов будет только ускорен, поскольку с того момента, когда либералы перейдут на третью позицию, ко всему тому добавится еще и заниженное представительство. При режиме в два тура ситуация совершенно [c.391] иная: во французском округе до 1939 г. тот факт, что социалистическая партия добивалась внушительного числа голосов, не отдалял от радикала самых умеренных его избирателей, а как раз наоборот: некоторые избиратели правой начинали искать менее опасного либерала – в том смысле, что он мог бы надежнее защитить их от социалиста: поляризация работала в пользу центра и отдаляла приход новой партии к власти, в то время как необходимость вступать в союзы со старыми партиями ослабляла ее оригинальность.
Таким образом, голосование в один тур гораздо менее консервативно, чем об этом зачастую говорят; оно, напротив, может ускорить развитие новой партии, как только она достигнет некоторой прочности, и быстро дать ей положение “второй партии”. Но с этого момента результаты его действия начинают напоминать голосование в два тура: как и последнее, оно ускоряет естественное старение новой партии, имея тенденцию несколько сближать ее с той из старых, что остается ее главной соперницей: мы еще скажем далее об этом глубинном импульсе, который приводит к тому, что две крупные партии в дальнейшем начинают походить друг на друга своей центристской ориентацией в избирательной борьбе. [c.392]
III. Союзы партий
Союзы партий весьма многообразны по своим формам и степеням. Иные из них недолговечны и неорганизованны – это просто временные коалиции с целью получить преимущество на выборах, опрокинуть правительство или от случая к случаю оказывать ему поддержку. Другие – продолжительны и обладают солидной инфраструктурой, что порой делает их похожими на некую суперпартию. Можно было бы напомнить в этой связи о конфедерации и федеративном государстве, но юридическое различие между ними не всегда здесь легко приложимо, тем более что иные исключительно прочные альянсы мало чем отличаются от партий, расколотых на соперничающие течения. Так, национал-либералы в Великобритании официально составляют партию, самостоятельную по отношению к консервативной; на деле же этот альянс настолько тесен, что они должны рассматриваться как [c.392] полностью интегрированные в организацию консерваторов. И, напротив: некоторые уругвайские, к примеру, партии, различные течения которых могут выставлять на президентские выборы своих собственных кандидатов, взаимно снимая их в пользу друг друга, больше напоминают альянсы, нежели единые партии. В Боннской республике баварские христианские социалисты (ХСС) могут рассматриваться как фракция немецких христианских демократов (ХДС), хотя в действительности речь идет о двух различных, но союзных партиях; ХДС, к тому же, настолько децентрализована, что этот альянс можно было бы описать и как объединение локальных партий. [c.393]
Движущие силы объединения
В образовании союзов партий определяющую роль играет их количество. При двухпартийном режиме они представляют собой редкое исключение, принимая форму национального объединения в случае серьезных внутренних или внешних обстоятельств. Англия знала такие союзы в 1914 и 1939 г. Соединенные Штаты тоже использовали такую двухпартийность; они даже дали пример оригинального альянса, ограниченного внешнеполитическими целями. А вместе с тем Южная Африка в 1933– 1941 гг. жила в условиях коалиции двух единственно тогда существовавших в стране партий. И наоборот: многопартийные режимы лишь в качестве исключения могут обойтись без коалиций, когда какая-то одна из партий добивается абсолютного большинства; но и при таком варианте партия большинства чаще всего стремится управлять совместно с другими (как мы это видим в Италии с 1948 г.), чтобы заставить их разделить с собой ответственность за власть: она остается психологически доминирующей в режиме, и основа этого доминирования – психология альянсов. Ту же роль в этом отношении, бесспорно, играют национальные традиции: Блок 1902 г., Картель 1924, Народный фронт 1936 и даже трехпартийность 1945 г. во Франции были порождены тенденцией к объединению всех республиканцев; такова восходящая к началу века традиция сотрудничества датских радикалов с социалистами и объединения аграрной [c.393] левой (Венстре) с консерваторами; ставшая привычной после распада альянсов 1868 г. коалиция между католиками и протестантами в Нидерландах, etc. В авторитарных режимах таким же весьма существенным фактором выступает вмешательство правительств: многие альянсы в балканских демократиях периода 1920–1940 гг. были заключены под давлением власти; точно так же в кайзеровской Германии знаменитый Картель 1887 г. был инициирован Бисмарком. Немаловажную роль играют и исторические обстоятельства: такова роль финансового кризиса в создании Французского национального союза 1926 г., событий 6 февраля 1934 г. – Народного фронта, подпольной борьбы – в формировании трехпартийности.
И все же среди этих факторов преобладающим оказывается влияние избирательной системы. Оно выступает настолько четко, что можно было бы выразить его в точных формулах. Мажоритарное голосование в два тура в принципе ведет к установлению прочных союзов; система пропорционального представительства, напротив, – к полной независимости. Что же касается мажоритарного голосования в один тур, то его воздействие может быть весьма различным в зависимости от количества партий, участвующих в выборах: при двухпартийных режимах оно порождает их абсолютную независимость; при режимах многопартийных предрасполагает к весьма прочным союзам. Первая тенденция очевидна: ведь сам механизм мажоритарного голосования в два тура фактически внутренне предполагает, что во втором внутри каждого “большого духовного семейства” менее удачливые партии ретируются в пользу более удачливых. При этом различают просто уход и снятие кандидатуры, когда выходящий из борьбы призывает своих избирателей передать их голоса именно тому из конкурентов, на которого он укажет. На практике между ними – тысяча более или менее изощренных нюансов: есть много способов ретироваться и столько же степеней снятия; но само собой разумеется, что близкие кандидаты договариваются перед выборами, чтобы предвидеть взаимные снятия или отзывы кандидатур во втором туре. Наблюдения подтверждают эти умозрительные соображения: во всех странах, где имеется второй тур, обнаруживаются более или менее четкие следы предвыборных альянсов. Наиболее типичны в этом отношении кайзеровская Германия и Третья французская республика. [c.394]
Первая знала грандиозные национальные соглашения: объединивший консерваторов, национал-либералов и имперскую партию в Картель, который выиграл выборы 1887 г. И проиграл их в 1890 г.; Блок 1906 г., сплотивший против социалистов либералов и национал-либералов и консерваторов; коалицию левой, сформированную социалистами в 1912 г. с целью противостоять Блоку. Немецкий Блок 1906 г. был учрежден по образцу французского Блока левых 1902 г., который во Франции был не первым примером соглашения национального уровня. Выборы 1877 г., проведенные сразу после 16 мая, развертывались под знаком двух соперничающих коалиций левой и правой. Блок 1902 г. был создан с большей основательностью: функционирование Представительства левых в парламенте стало в этом смысле значительной инновацией. Народный Фронт 1936 г. являл собой аналогичную структуру, но объединение союзников по избирательной кампании было еще более прочным в силу подготовки достаточно детализированной совместной программы. Из всех коалиций, вероятно, именно Народный фронт получил наибольший резонанс в общественном мнении. Все эти большие блоки известны потому, что они представляли собой объединения национального согласия – официальные и публичные, вокруг которых партии вели широкую пропаганду; кроме них под давлением избирательных соображений заключались многочисленные негласные соглашения, нередко локального порядка. В Германии на выборах 1907 г. католики поддержали социалистов в Бадене, Баварии и Австрии, передавая им свои голоса, либо воздерживаясь в их пользу (от выдвижения собственных кандидатур. – Прим. перев.). Во Франции два соперничающих блока почти повсюду перестраивались едва ли не на всех выборах времен Третьей республики. Помимо Франции и Германии мы видим альянсы во всех странах, где есть второй тур. В Швеции либералы и социалисты нередко объединялись против консерваторов. В Норвегии, наоборот, правая и левая после 1906 г. обычно заключали союз против социалистов: на выборах 1915 г. они сотрудничали столь тесно, что их голоса с трудом можно разделить даже в избирательной статистике. В Нидерландах вплоть до установления пропорциональной системы союзы практиковались регулярно: либерально-католическая коалиция 1848–1868 гг., которой противостояла коалиция консерваторов и кальвинистов (менее сильная); в 1868 – переворот внутри [c.395] коалиций (католики сотрудничают с кальвинистами, консерваторы обнаруживают тенденцию к исчезновению); начиная с 1905 г. – избирательное соглашение между либералами и радикалами (табл.41).
Точно оценить влияние специфических особенностей порядка голосования на формирование союзов достаточно нелегко. Ограничение второго тура двумя кандидатами, собравшими наибольшее количество голосов (Германия, Нидерланды), по-видимому, не играет большой роли по сравнению со свободным вторым туром (французская и норвежская системы). Теоретически это ограничение, с одной стороны, казалось бы, лишает смысла формальные альянсы, обязывая наименее преуспевших кандидатов к выходу из игры, а с другой – обнаруживает тенденцию их укреплять, вынуждая партии, которые могут оказаться наименее удачливыми, договариваться о едином кандидате уже в первом туре, с тем чтобы иметь возможность участвовать во втором. Словом, лишь углубленное изучение каждого частного случая позволило бы выявить соответственные следствия двух этих факторов. Почти столь же трудно уловимо для наблюдателя и различие между голосованием по партийным спискам в два тура и выборами по одномандатным округам. Представляется, что, поскольку голосование по партийным спискам усиливает централизацию и партийную дисциплину, оно делает союзы более прочными. Пример Франции убеждает, что крайняя децентрализации партий при значительной слабости их внутренней структуры – один из главных факторов быстрого распада избирательных альянсов.
Воздействие мажоритарного голосования в один тур совершенно различно в зависимости оттого, протекает ли оно в рамках дуалистического режима или в условиях многопартийности. В первом случае само понятие избирательного союза бессмысленно: ведь если бы две партии объединились, то выставлялся бы только один кандидат и выборы приняли бы характер плебисцита, что полностью изменило бы характер политического режима. И тем не менее в политических науках нужно всегда воздерживаться от однозначных заключений: пример Южной Африки в период 1933–1941 гг. показывает, что при мажоритарной системе такие избирательные союзы двух партий возможны и без полного изменения [c.396] политического режима; но речь идет о случае весьма исключительном. Если же голосование в один тур происходит в условиях многопартийности и в связи с какими-то особыми обстоятельствами, мы обнаруживаем тенденцию к установлению весьма прочных союзов, несравненно более тесных, чем соглашения второго тура, ибо в этом случае становится необходимым распределиться по округам до голосования, чтобы таким образом дать возможность избирателям объединить свои голоса вокруг единственного кандидата коалиции. Это предполагает гораздо большую согласованность, чем в другом случае, когда существование второго тура дает возможность свободного выдвижения кандидатур в первом: здесь в общем и целом распределение мест между членами альянса обеспечивает избиратель; там партийные штабы должны сделать это сами. Такой союз труднее создать; но, будучи раз заключенным, он предполагает более тесное сотрудничество. С другой стороны, давление избирательной системы, побуждающей к его установлению, гораздо более сильное: при отсутствии согласия голосование обнаружит неумолимую тенденцию к устранению избыточных партий, вплоть до возврата в конечном счете к двухпартийности. Можно привести немало примеров избирательного сотрудничества этого типа. Мы уже говорили о подобном весьма тесном содружестве в 1910г. датских радикалов и социалистов – настолько тесном, что они никогда ни в одном округе не выставляли своих кандидатов друг против друга. Ближе к нашим дням можно указать на английские коалиции на выборах 1918, 1931 и 1935 г. и пакт, заключенный в 1924г. в Южной Африке между националистической партией (Эрцог) и лейбористами.
Система пропорционального представительства по природе своей выступает в качестве голосования изоляционистского: она ведет к предоставлению каждой партии полной свободы на выборах. Но, весьма редко принося какой-либо одной партии абсолютное большинство, она в силу этого внутренне предполагает парламентские альянсы. Такое противоречие между избирательным и правительственным аспектами – еще не самый худший из недостатков пропорциональной системы: представляя партиям полную независимость друг от друга в первом туре, она обязывает их к сотрудничеству во втором. Это [c.397] обычно делает более трудным образование парламентских коалиций и менее предсказуемой – судьбу правительственного большинства. Уместно привести по этому поводу пример Нидерландов, где при пропорциональной системе правительственное большинство бывало гораздо менее надежным и продолжительным, нежели при мажоритарном голосовании в два тура. Но опыт не всегда согласуется нашими умозрительными заключениями о независимости партий на выборах в условиях системы пропорционального представительства. На деле редко бывает, чтобы эта система применялась в чистом виде, и ее наиболее часто встречающийся искаженный вариант ставит в благоприятное положение крупные партии и и невыгодное – малые. В силу этого коалиции с целью формирования общих партийных списков или их объединения для распределения оставшихся мест могут стать достаточно плодотворными. Мы уже отмечали, говоря о Бельгии, многочисленные попытки коалиций между либералами и социалистами с целью выставления общих списков. Но избирателей этим не привлечешь: так, альянс 1912 г. повернул многих либеральных избирателей к католической партии, которая выиграла 130000 голосов. Тем не менее на выборах 1946 г. либерально-социалистический картель был снова образован в провинциях Лимбург и Люксембург и в округах Хассель, Тонгр, Арлон и Нефшато; в 1949 г. он не был поддержан, что привело к потере мест обеими партиями. Не будем вместе с тем забывать, что порожденные пропорциональной системой союзы, появляются именно в результате искажения самой системы: примененная в своем чистом виде, пропорциональная система враждебна всякого рода альянсам. С другой стороны, заинтересованность в коалициях остается в этой искаженной пропорциональной системе гораздо меньшей, чем при мажоритарном голосовании: в последнем случае разрыв может повлечь за собой полный переворот в результатах выборов; в первом он лишь слегка влияет на распределение мест, не изменяя существенно баланса сил. Разумеется, если только речь не идет о смешанном варианте, но это уже выходит за рамки пропорциональной системы.
В этом отношении несколько удачных примеров дает Боннская республика, избирательная система которой в общем представляет собой компромисс между мажоритарным голосованием в один тур и системой [c.398] пропорционального представительства (после того, как места выставленные на мажоритарное голосование, завоеваны, некоторое количество дополнительных мест распределяется затем по пропорциональной системе). В 1950 г. на земельных выборах христианские демократы и либералы часто выступали в союзе. В земле Северный Рейн-Вестфалия ХДС не выставляла кандидатов в 12 округах, где она вела кампанию в пользу либералов, а в 17 округах дело обстояло наоборот: благодаря этой коалиции христианские демократы и либералы получили 53% мест, собрав при этом только 49% голосов. Еще более значительным оказался выигрыш в Шлезвиг-Голштинии, где та же самая коалиция, связанная с немецкой партией, добилась около 45% мест при 36,4% голосов. Французская система 1919–1924 гг. вела к тем же результатам, поскольку согласно ей сперва объявляется избранным любой кандидат, получивший абсолютное большинство голосов, а затем добавляются места соответственно системе квот, отдающей все оставшиеся места партийному списку, имеющему наиболее высокую среднюю. Тем самым она явно давала преимущества списку, возглавлявшему соревнование. Отсюда и стремление близких партий выставить общий список; предвыборное блокирование к тому же облегчало его создание. Используя этот механизм и создав Национальный блок, партии правой одержали крупную победу на выборах 1919 г.: они получили 338 мест (в том случае, если бы пропорциональная система использовалась в чистом виде, их было бы 275)