Лекция религия и невроз

Вид материалаЛекция
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   39
Св. Терезе дано было увидеть и понять, каким образом Матерь Божья была взята на небо1.

                Восторг, испытываемый мистиками во время подобных состояний, по-видимому, превосходит те радости, которые нам может дать нормальное сознание. Такой восторг, очевидно, возбуждает и физическую природу, потому что об этом чувстве восхищения всегда говорят, как о чем-то таком, что трудно вынести и что почти граничит с физической болью2. Но это слишком утонченное, слишком необычно-глубокое наслаждение, чтобы его можно было выразить обыкновенными словами. Непосредственное прикосновение Бога, раны от Его копья, восторг опьянения, экстаз брачного единения — вот обычные выражения для описания этого восторга. В этих возвышенных состояниях экстаза замирают и чувства, и рассудок. "Если наш рассудок при этом воспринимает что-либо, — говрит Св. Тереза, — то только таким путем, который для него самого остается неизвестным, и из того, что он воспринимает, он ничего не может понять. Со своей стороны, я не верю, чтобы он здесь что-либо воспринимал, потому что, как я уже сказала, у него нет сознания о приобретении чего-либо. Сознаюсь, что это все представляет для меня неразрешимую тайну"3. Во время состояния, которое теологи называют raptus, т.е. состоянием восхищения, дыхание и кровообращение до того слабы, что перед учеными возникает вопрос, не отделяется ли временно душа от тела во время подобных состояний. Стоит только прочитать у Св. Терезы описание подобного состояния, чтобы убедиться, что мы имеем дело не с воображением, а с явлениями, которые, хотя и встречаются очень редко, но тем не менее свойственны некоторым психическим организациям.

                Врачи видят в подобных состояниях экстаза не что иное, как гипнотическое состояние, вызванное внушением или подражанием, и считают, что интеллектуальное основание их возможности кроется в суеверии, физическое же — в вырождении и истерии. Возможно, что патологические условия играют немалую роль во многих, быть может, даже во всех случаях экстаза. Но этим еще не отнимается у состояния

                1 Los. cit., P. 574.

                %

                ~ Св. Тереза делает различие между болью, в которой принимает участие тело, и чисто духовной болью (Le Chateau Inierieur. V.I me Demeure, ch.XI). О том участии, которое принимает тело в этих небесных радостях, она говорит, что чувство радости "пронизывает его до мозга костей, тогда как земные наслаждения действуют только поверхностно. Это, конечно, только приблизительное описаяие, добавляет она, но я не умею выразиться яснее". (Le Chateau hiterieur. V me Demeure, ch.I).

                3 Vie. P. 198. 11. У. Джеймс                                                               

==321

               


сознания, вызванного экстазом, та ценность, какую оно может иметь для нас как расширение границ нашего познания. Чтобы судить об этих состояниях, мы должны, не довольствуясь поверхностными замечаниями медицины, рассмотреть внимательно, какие плоды для жизни приносят подобные состояния. И мы увидим, что плоды эти в высшей степени разнообразны. Нередко результатом состояния экстаза бывает особого рода оцепенение. Припомните, какою Беспомощною была на кухне и в школе бедная Маргарита Алакоквийская, и сколько вообще было таких мистиков, которые погибли бы несомненно, если бы их восторженные последователи не приняли на себя забот о них. Но это "пребывание вне мира сего", вызываемое мистическим сознанием, доходит до такой полной отрешенности от практической жизни только у тех мистиков, которые от природы наделены пассивным характером и слабым интеллектом; на людей же, обладающих сильным умом и характером, мистическое настроение оказывает совершенно притивоположное действие. Великие испанские мистики, экстаз которых доходил • до крайних пределов, проявляли, в большинстве случаев, неукротимую деятельность духа, и энергия их еще усиливалась от тех трансов, в которые они впадали.

                Святой Игнатий был мистиком, но его мистицизм сделал его одним из самых выдающихся деятелей, которых когда-либо видел мир. Св. Хуан де ла Крус, описывая те наития и "прикосновения", которыми Бог вступает в единение с душой человека, говорит нам, что "они чудесным образом обогащают ее. Даже одного из них было бы достаточно, чтобы сразу очистить душу от тех несовершенств, которые она тщетно старается стряхнуть с себя в течение всей своей жизни, и наполнить ее всеми добродетелями и всеми сверхъестественными дарами. Каждое из этих упоительных утешений может вознаградить душу за все труды, содеянные ею за всю жизнь, даже если бы эти труды были неисчислимы. Одаренная непобедимым мужеством, охваченная страстным желанием пострадать за своего Господа, душа томится тогда особой мукой из-за того, что ей не дозволено пострадать в еще большей степени"1.

                Святая Тереза отличалась не меньшей энергией, чем Св. Хуан де ла Крус, и отдельные моменты проявления ее у этой святой выражены еще ярче. Вы, может быть, припомните, что в моей первой лекции я приводил выдержку из ее автобиографии2. В последней можно отыскать много подобных мест. Во всей литературе нет более правдивого описания перемещения духовной энергии к новому центру, чем то, какое мы встречаем в повествовании Св. Терезы о действии на нее не-

                1 Oeuvres, П. Р. 320.

                2 См. выше, с. 26.

               

==322

               


которых экстазов, которые, исчезая, каждый раз оставляли ее душу на более высоком уровне эмоционального возбуждения.

                "Часто душа, слабая и изнуренная страшными муками до наступления экстаза, выходит из него с обыкновенным здоровьем, рвущаяся к деятельности... словно Господь желает, чтобы и тело, покорившееся желаниям души, разделило ее счастье... После подобной милости душа достигает такой высокой степени мужества, что, если бы в этот момент понадобилось отдать свое тело на растерзание ради славы Господней, — это принесло бы ей только чувство радости. В такие минуты мы даем обеты, принимаем героические решения, в нас зарождаются возвышенные желания, мы ощущаем страх перед миром и ясно сознаем наше собственное ничтожество... Какая власть может сравниться с властью души, которая с высочайшей вершины, на какую вознес ее Господь, взирает на все лежащие у ее ног мирские блага и не чувствует себя плененной ни одним из них. Как стыдится она своих прежних привязанностей! Как дивится своей прежней слепоте! Какое глубокое сострадание она чувствует к тому, кого она видит еще находящимся во мраке! Она скорбит, что была чувствительна к славе и почестям, и о том заблуждении, которое заставляло ее считать славой и почестями все то, чему мир давал это название. Теперь она видит в земной славе только одну беспредельную ложь, жертвой которой является весь мир. Она постигает, озаренная горным светом, что в истинной славе нет ничего лживого, и что для постоянной верности этой славе необходимо оказывать почтение всему, заслуживающему почтения, и считать ничтожным, или даже менее, чем ничтожным, все преходящее и неугодное Богу... Она смеется, когда видит, что люди молитвы заботятся о почестях, которые она теперь презирает от глубины души. Эти люди уверены, что такого поведения требует от них достоинство их сана, и убеждены, что это делает их более полезными для других. Но просветленная душа знает, что пренебрегая достоинством сана из чистой любви к Господу, они в один день сделали бы больше добра, чем могут сделать в десять лет, поддерживая это достоинство... Она смеется сама над собою, что было время, когда деньги имели для нее ценность, когда она стремилась к их приобретению... О, если б только люди могли согласиться смотреть на деньги, как на бесполезный сор, — какая гармония воцарилась бы тогда в мире! С какою дружеской приязнью стали бы мы обходиться один с другим, если бы стремление к славе и деньгам исчезло из этого мира. Я лично чувствую, что это было бы лекарством от всех наших болезней"1.

                Мы видим отсюда, что мистический экстаз может поднять энергию

                1 Vie. Pp 229,200,231-233, 243.

               


II*

               

==323

               

                       


человека в достижении поставленных им себе целей. Но это может иметь важное значение, конечно, лишь в том случае, если сама цель, вдохновляющая человека, истинна. Если же она ошибочна, то энергия души окажется дурно направленной. Тут мы снова сталкиваемся с проблемой истинности того или другого воззрения, которая возникла перед нами в конце наших лекций о святости. Служат ли мистические состояния доказательством истины тех теологических убеждений, из которых вырастает святость жизни?

                Несмотря на невозможность добыть ясные и точные сведения о мистических состояниях, они все же проявляют в общем определенную философскую тенденцию. Большинство из них обнаруживает тяготение к оптимизму и монизму. Переход от нормального сознания к сознанию мистическому отражается в человеке, как переход из замкнутого и тесного пространства к необъятно широкому кругозору и в то же время как переход от смятения к покою. Состояния эти действуют на нас умиротворяющим образом. Они гораздо чаще вызывают утверждения, чем отрицания. В них безграничное поглощает в себе все границы. Хотя они обыкновенно отрицают возможность дать какое бы то ни было определение высшей истины (Он, Я, Атман, говорят Упанишады!, могут быть выражены только посредством "Нет, Нет"), самое отрицание их, в сущности, таит в себе глубокое утверждение. Тот, кто дает Абсолютному какое-нибудь название, кто думает, что оно представляет собою нечто определенное, этим самым исключает для него возможность быть Абсолютным и, сам того не сознавая, умаляет его. Поэтому, отрицая возможность определения, мы отрицаем то отрицание, которое содержится в определении, и поступаем так ради высшего утверждения. Глава христианского мистицизма Дионисий Ареопагит9* говорит об абсолютном только в отрицательных формулах.

                "Причина всех вещей не есть душа или разум; у нее нет ни воображения, ни мысли, ни разума, ни понимания; в то же время она сама не разум, не понимание. Ее нельзя ни высказать, ни подумать. Она не является ни количеством, ни порядком, ни величием, ни ничтожеством, ни равенством, ни неравенством, ни подобием, ни различием. Она не стоит, не движется и не находится в состоянии покоя... Она не представляет собою ни сущности, ни вечности, ни времени. Даже сама мысль не принадлежит ей. Она ни знание, ни истина, ни царское достоинство, ни мудрость, ни один, ни единство, ни божественность, ни доброта, ни даже дух в том виде, в каком мы знаем его" и т.д. ad libitum2.

                Все эти определения отрицаются Дионисием не потому, что истина ниже их, а потому, что она неизмеримо превосходит их. Абсолютное

                • Muller's translation. Part II. Р. 180. 2 Migne. Patrologia graeca. Vol. Ш, § 572.

               

==324

               


может быть названо сверхсветлым, сверхсущностью, сверхвозвышенным; слово "сверх" может быть при определении его прибавлено ко всякому названию. Мистики, подобно тому, как поступал Гегель в своей логике, стремятся к положительному полюсу истины при помощи метода абсолютного отрицания (Methode der absoluten Negativitat)1.

                Вот причина, почему описания мистиков изобилуют таким множеством парадоксальных выражений. Например, Экхарт (Eckhart)10* говорит нам о тихой пустыне Божества, "где никогда нет никакого различия между Отцом, Сыном и Святым Духом, где никто не чувствует себя как дома, но где, тем не менее, искра души находит более мира, чем в самой себе"2. Беме, говоря о Первоначальной Любви, пишет: "она лучше всего может быть уподоблена Ничему, так как она глубже всякой Вещи и является Ничем по отношению к другим вещам, ибо ни одна из них не в состоянии понять ее. А так как по отношению к другим вещам она является Ничем, она свободна от всех вещей и представляет собою то единственное благо, которого человек не может высказать и выразить, так как нет ничего, с чем его можно было бы сравнить, нет ни одного выражения, при посредстве которого его можно было бы выразить"3. Другой мистик, Ангелус Силезиус (Angelus Silesius)11*, говорит: Gott ist ein lauter Nichts, ihn ruhrt kein Nun noch Hier, Je mehr du nach ihm greiffst, je mehr entwindet dir4.

                Этой отрицательной диалектике разума, представляющей собой нечто вроде перехода к высшему виду утверждения, соответствует подобное же отрицание в сфере личной воли. Отречение от своего конечного "я" и его потребностей, иначе говоря, аскетизм является в религиозных переживаниях лишь вратами в более широкую и более возвышенную жизнь, — и эта моральная тайна всегда переплетается в произведениях мистиков с тайной интеллектуальной.

                ''Любовь, — продолжает Беме, — представляет собою Ничто, потому что, когда ты совершенно удалишься от того, что сотворено, от того, что видимо, когда сделаешься Ничем по отношению к природе и сотворенным существам, тогда ты обретешь себя в том вечном Едином, которое есть сам Бог и почувствуешь внутри себя высочайшую добродетель Любви... Величайшее сокровище для души — это перейти от Чего-то к тому Ничто, из которого могут родиться все вещи. Душа

                Deus propter excellenriam non immento Nihil vocatur, говорит Иоанн Скот Эриугепа. Слова эти приведены Andrew Seth в его: Two Lectures on Theism. N.-Y., 1897. P. 55.

                2 Royce J. Studies on Good and Evil. P. 282.

                3 BoehmeJ. Vom libersinnlichen Leben. § 15 (издание Scheibler. С. 134).

                4 Cherubinisher Wandersmann. Strophe 25: "Бог есть Ничто; Он не представляет собою ни Теперь, ни Здесь; И чем больше ты стараешься уловить Его, тем больше Он ускользает от тебя".

               

==325

               


говорит здесь: Я ничего не имею, ибо я совершенно обнажена; я ничего не могу делать, ибо у меня нет никакой силы и я подобна разлившейся воде; я — ничто, ибо все, что я собой представляю, есть только образ существа, и в одном Боге я могу сказать о себе — я есмь; таким образом, находясь в своем Ничто, я воссылаю славу вечному Существу и ничего не хочу через себя для того, чтобы один лишь Бог хотел во мне, так как Он мой Бог и в Нем для меня все вещи мира"'.

                По выражению Св. Павла, мы живем не сами, а Христос живет в нас. Только когда мы становимся ничем. Господь может войти в нас, и тогда уже не будет никакой разницы между Его жизнью и нашей2.

                Это преодоление всех преград, отделяющих человека от Абсолютного, представляет собой величайший из результатов мистического экстаза. Во время мистических состояний мы составляем единое целое с Абсолютным и сознаем это единство. Эти состояния представляют собой драгоценный опыт, свойственный всем мистикам, независимо от религии и страны, к которой они принадлежат. В индуизме, в неоплатонизме, в суфизме, в христианском мистицизме, в уитменизме мы слышим одни и те же ноты, встречаем неизменное единство в способах выражения мысли, благодаря чему обо всех выдающихся мистиках

                1 Boehme J. Vom iibcrsinnlichen Leben. Pp. 42,74.

                Я заимствую из одной французской книги следующее мистическое описание счастья, вызванного сознанием пребывания в Боге: "Иисус поселился в моем сердце. Это не столько похоже на Его пребывание во мне, на Его соединение со мной, как на нечто вроде полного слияния. О, новая и благословенная жизнь, которая с каждым днем становится все более и более светлой!.. Стена, которая находится передо мной и которая несколько мгновений тому назад была еще темной, в этот час ослепительно сияет, потому что солнце освещает ее. Куда бы ни попали его лучи, они везде зажигают пожар славы; каждый мельчайший кусочек стекла искрится, каждая песчинка пылает огнем; подобно этому в сердце у меня звучит торжественная, победная песнь, потому что Господь обитает в нем. Дни моей жизни следуют один за другим; вчера голубое небо, сегодня солнце, спрятавшееся в облаках, затем ночь, полная сновидений; но лишь только мои глаза раскрываются, лишь только ко мне возвращается сознание и я, по-видимому, снова начинаю жизнь, — передо мной постоянно все один и тот же образ, присутствие одного и того же Существа постоянно наполняет мое сердце... В прежнее время отсутствие Господа делало мои дни печальными. Обыкновенно я просыпался, подавленный всевозможными мрачными впечатлениями и не находил Его на своем пути. В настоящее время Он всегда со мной, и легкий туман, окутывающий вещи, не служит препятствием моему общению с Ним. Я чувствую прикосновение Его руки, я чувствую и еще нечто, наполняющее меня невыразимой радостью, — осмелюсь ли я высказать это? Да, потому что это истинное выражение того, что я переживаю. Святой Дух не только посещает меня; Он является для меня не ослепительным видением, которое может в любой момент взмахнуть своими крыльями и оставить меня среди моей ночи; — Он имеет во мне постоянное пребывание. Он может уйти, только взяв меня с собой. Даже больше: Он не является для меня другим существом, Он составляет со мной одно целое. Это не простое соединение, это проникновение, это глубокое изменение моей природы, это новый вид существования" // Monod W. D Vit: Six meditations sur le myslere chretien. Pp. 280—283.

               

==326

               


можно сказать, что они не имеют ни дня рождения, ни родины. Их неумолчная речь о единении человека с Богом предшествует всем языкам, но сами они никогда не стареют 1.

                "Это все Ты" — говорят Упанишады, а ведантисты прибавляют: "Не часть, не какой-нибудь вид Этого, Ты — само Это, абсолютный Дух Мира". "Подобно тому, как чистая вода, влитая в чистую воду, сохраняет свою чистоту, таково, о Гаутама12*, и "я" того мыслителя, который обладает знанием. Никто не сумеет различить воду в воде, огонь в огне, эфир в эфире. То же происходит и с человеком, разум которого вошел в его "я"2. "Каждый человек, сердце которого уже подернуто сомнением, — говорит Суфи Гульшан-Раз (Sufi Gulshan-Raz), с достоверностью знает, что нет других существ, кроме Одного... В Его божественном величии нельзя отыскать "меня", "тебя",/нас", потому что в Едином не может быть никаких подразделений. Каждое существо, которое обратилось в ничто и совершенно отделилось от самого себя, слышит вне себя следующий голос и следующее это: Я — Бог; оно обладает вечным существованием и неподвластно смерти"3. "Когда мы видим Бога, — говорит Плотин,— то видим Его не разумом, а чем-то высшим, чем разум... Про 'того, кто видит подобным образом, собственно нельзя сказать, что он видит, так как он не различает и не представляет себе двух различных вещей. Он совершенно изменяется, перестает быть самим собой, ничего не сохраняет от своего "я"., Поглощенный Богом, он составляет с Ним одно целое, подобно центру круга, совпавшего с центром другого круга"4. "Здесь, — пишет Сюзо, — умирает дух, и умерший все-таки продолжает жить в блеске божества... Он теряется в молчании мрака, ставшего ослепительно прекрасным, теряется в чистом единении. В этом бесформенном "где" скрывается высшее блаженство"5.

                "Я так же велик, как Йог, Он так же мал, как и я. Не могу я быть ниже Его, Он не может быть выше меня"®.

                Ср.: Maeterlinck М. L'Ornement des Noces spirituelles de Ruysbroeck. Bruxeue», 1891, Introduction. Ch. XIX.

                2 Upanishadt. M. Mailer translation, П. Pp. 17, 334.

                3 Schmolders A, Essai sur les ficoles philosophiques chez les Arabes. Paris, 1842, p. 210.

                4 Ennead. VI. Pp. 9,10. SusoH. Autobiography. Pp. 309, 310.

                Ich bin so gross ale Oott, Er 1st alt ich so klein; Er kanu nicht iibcr mich, Ich unter ihm nicht tein.

                •  Angelas Silesius, strophe 10.

               

==327

               


В мистической литературе постоянно встречаются противоречивые выражения, вроде: "ослепительный мрак", "шепот молчания", "плодотворная бесплодность". Это доказывает, что не логическая речь, а скорее музыка является тем элементом, через посредство которого мы наилучшим образом воспринимаем мистические истины. Действительно, многие произведения мистиков представляют собою только музыкальные созвучия.

                "Тот, кто захочет услышать голос Нады, "Голос Безмолвия" и понять его, познает природу Дхармы (Dharma)... Когда собственная его форма покажется ему нереальной, подобно видениям сна при пробуждении; когда он перестанет слышать многих, — тогда он получит возможность различить одно, — внутренний звук, который убивает все наружные... Тогда душа будет слышать, будет вспоминать. И для внутренних ушей будет говорить голос молчания... И тогда твое "я" потеряется в "Я", погрузится в то "Я", из которого ты первоначально сиял... Посмотри, ты сделался Светом, ты стал Звуком, ты сам стал своим Господином и своим Богом. Ты Сам предмет своего исследования, голос, который непрерывно звучит в вечности, свободный от перемен, свободный от греха, совокупность семи звуков, голос молчания. От tat Sat1.

                Эти слова, если они не вызовут в вас смеха, затронут те струны души, которые иногда звучат в ней под влиянием музыки. Можно, конечно, относиться к ним с насмешливым недоверием, но отрицать их существования нельзя. Музыка несомненно дает нам онтологические откровения. По ту сторону границ нашего рассудка лежат необозримые царства, и доносящийся оттуда шепот врывается в область нашего разума, подобно тому, как воды безграничного океана посылают свои волны разбиваться с камни наших берегов.

                Здесь начинается море, чьи волны несутся туда, где кончается мир. С берега нашего, Если бы могли разглядеть мы ближайший высокий маяк за блестящею водной пустыней, Мы узнали бы то, что неведомо нам, что сокрыто от взора людского...

                Здесь наше сердце, отважное, ринувшись в мрак безызвестный, Берег навек покидает — берег последний: отныне пред ним только вечное море2.

                1 Blavatski Hf The Voice of the Silence

                " Here begins the sea that ends not nil the world's end. Where we             stand

                Could we know the next high sea mark set beyond these waves that, gleam

               

==328

               


Те философские доктрины, в которых вечность рассматривается как находящаяся вне времени, вследствие чего наше "бессмертие", раз мы живем в вечности, является для нас существующим уже в настоящем, — находят себе поддержку в том шепоте одобрения, который доносится к нам из этих мистических глубин. Когда до нашего сознания долетают такие мимолетные слова, мы относим их к мистической области и пользоваться ими для жизни не можем без указаний, исходящих оттуда же1.

                Я охарактеризовал здесь, за недостатком времени очень кратко и неполно, общие черты мистического сознания. В целом оно является пантеистическим и оптимистическим, или по крайней мере противоположным пессимистическому. Кроме того, оно антинатуралистическое и лучше всего гармонирует с идеей дважды рожденного сознания и с тем состоянием духа, когда человек чувствует свою отчужденность от этого мира.

                Теперь перед нами встает вопрос, можем ли мы считаться с мистическим сознанием, как с чем-то, что должно иметь власть над нашей жизнью. Дает ли оно какую-нибудь гарантию истинности его откровений о дважды рожденном сознании, о сверхъестественном мире, о мире, каким он является в пантеистическом представлении? Постараюсь в возможно более сжатой форме ответить на эти вопросы, для чего разбиваю мой ответ на три части: 1. Мистические состояния, достигшие своего полного развития, являются абсолютно авторитетными для тех лиц, которые их испытывают.

                2. Для лиц, не переживших мистического опыта, чужой мистический опыт лишен той авторитетности, которая заставляла бы их принимать без критики все мистические откровения.

                3. Мистический опыт подрывает авторитетность немистического или рационалистического сознания, основанного только на рассудке и чувствах. Он показывает, что последнее представляет собою только один из видов сознания. Он устанавливает возможность существования истин другого порядка, которые являются для нас несомненными истинами, поскольку соответствуют нашей внутренней жизни. Рассмотрим эти пункты в последовательном порядке.

                We should know what never man hath known nor eye of man hath

                scanned . Ah, but here man's heart leaps, yearning towards the gloom with

                venturuos glee, Fron the shore that hath no shore beyond it, set in all the sea Swinburne. On the Verge In Midsummer Vacation.

                1 Самой серьезной из всех известных мне попыток установить связь между мистическим сознанием и жизнью рассудка является, по моему мнению, статья Ф К С Шиллера ("Mind", DC 1900) по поводу произведения Аристотеля "Неподвижный Двигатель".

               

==329

               


1. Психология не может отрицать того факта, что вполне законченные и ярко выраженные мистические состояния являются авторитетными для тех, кто их испытывает1; они знают