Xii съезд союза писателей россии 23 – 25 мая 2004 г
| Вид материала | Документы |
| Валерий Николаевич Ганичев Геннадий Викторович Иванов Наталья Харлампьева Геннадий Викторович Иванов Иван Иванович Евсеенко Геннадий Викторович Иванов Геннадий Викторович Иванов |
- 24-25 июня 2009 в Москве прошел 1V съезд Союза российских писателей, 204.72kb.
- Терехин Вадим Федорович, поэт, член Союза писателей России «Среди гласных и согласных»:, 108.72kb.
- «Сказка в русской культуре», 187.47kb.
- Положение о викторине, посвященной памятным датам истории Отечества Цель викторины, 52.04kb.
- Вооруженных Силах Российской Федерации (с изменениями на 27 мая 2004 года) Настоящее, 1058kb.
- Золотое Перо Руси при содействии Союза писателей России (мго) объявляют конкурс, 37.23kb.
- Золотое Перо Руси при содействии Союза писателей России (мго) объявляют конкурс, 67.49kb.
- Золотое Перо Руси при содействии Союза писателей России (мго) объявляют конкурс, 68.13kb.
- Утверждено, 51.78kb.
- Рекомендует Евгений Феликсович Чеканов, зав отделом прозы журнала «Парус», член Союза, 22.09kb.
Валерий Николаевич Ганичев:
— Спасибо. Очень важное выступление критика. Мы все должны прислушиваться к голосу друг друга, и, в том числе, мне кажется, очень важно расширение культурного пространства. Однако, небезоглядно. А то вот Вячеслав Дегтев, материалы которого я несколько раз печатал в журнале, заявляет в газете "Советская Россия", что "Пушкин, ну, что там Пушкин, он фактически крепостник. Подумаешь, он назвал "бунт мятежный и кровавый", а сам в это время (прошу прощения) щупал девок, пил водку…" Как может позволить себе русский писатель это сказать?! Да пусть он и заявляет, что православный, или казак, или я не знаю, кто. Но это высказывание — за пределами представления о нашей литературе.
А что касается магазина русской книги, отечественной книги, книги наших писателей, то по этому поводу на пленуме выступал Переверзин, председатель Литфонда, и обещал решить эту задачу. Это нужно сделать обязательно. Спасибо.
Геннадий Викторович Иванов:
— Наталья Харлампьева, руководитель писательской организации Республики Саха (Якутия). Приготовиться Ивану Евсеенко.
Наталья Харлампьева:
— Уважаемые товарищи! Дорогие друзья! Разрешите мне передать XII съезду Союза писателей России горячий сердечный привет от всех писателей Якутии. Очень символично, что наш съезд проходит именно в эти дни. В эти дни вскрывается великая могучая сибирская река Лена, и время ледохода в жизни нашего народа всегда связано с обновлением, новыми надеждами и планами. Сила природы вскрывает многометровую толщу льда, и Лена устремляет свои могучие воды в Северный Ледовитый океан.
Национальные литературы всегда были и есть важнейшей составной частью российской литературы. Примечательно, что и в тяжелые времена российские писатели, руководство Союза всегда держали в поле зрения литературные процессы, которые идут в национальных регионах, не прерывали творческих связей, которые сложились из века в век. Возьмите отчет правления Союза писателей России, который мы заслушали вчера, период между двумя съездами. Почти ежегодно члены правления Союза писателей России бывали у нас в Якутии. И это всегда было связано с какими-то важными датами духовной жизни нашего народа. К 100-летию якутской литературы у нас состоялся выездной пленум Союза писателей России "Россия. Единая и многоликая". В 2001 году мы отметили 95-летие патриарха нашей литературы Дмитрия Кононовича Сивцева (Суоруна Омоллоона). И это была не просто юбилейная поездка, русские писатели побывали в Ленске и своими глазами увидели, как вся Россия смогла восстановить город Ленск после разрушительного наводнения. Правдивые и честные публикации в центральной прессе, последовавшие после поездки, были нужны жителям Ленска, жителям всей нашей республики. Особо хочется сказать о мероприятиях, посвященных 370-летию вхождения Якутии в состав России. Этой же дате была посвящена литературная экспедиция писателей в честь 150-летия кругосветного плавания фрегата "Паллада". В 2003 году мы отмечали 100-летие со дня рождения нашего видного писателя, философа, политического и общественного деятеля Платона Алексеевича Ойунского. И снова в день радости с нами рядом были наши российские друзья. Я сказала о самых главных общественно-значимых поездках членов правления Союза писателей России в Якутию.
В нашей республике, действительно, культура, искусство, творческие союзы имеют государственную поддержку, хотя вложение денег в творческие союзы не дает сиюминутной выгоды, но это вечное вложение в духовность. Президент нашей республики Вячеслав Анатольевич Штыров еще будучи президентом акционерной компании "Алмазы России-Саха" учредил совместно с Союзом писателей России Большую литературную премию. При его деятельном участии в Якутске установлены в последние два года два памятника нашим гениальным писателям. Вернулись к своему народу Алексей Кулаковский и пламенный Платон Ойунский. Трагические судьбы этих двух писателей, стоявших у истоков якутской литературы, долгие годы были предметом политических и литературных споров. И ныне необходима поддержка российских, русских писателей национальным писателям, входящим в состав нашего Союза, и наоборот. Во-первых, это, конечно, проблема перевода. Замечательная русская школа перевода, которая существовала, сегодня не обращает свои взоры к национальным писателям. Это, конечно, в первую очередь, упирается в материальные вопросы. Есть блистательные переводчики, которые выводили национальных писателей к русскому читателю, на высокий российский уровень, сегодня большинство из нас не имеет с ними контактов. Перевод стал личным делом национального писателя, каждого в отдельности. На самом деле, это очень много значит для национального писателя. С переводом связано вступление в Союз писателей. Предложение о кандидатском стаже, которое здесь прозвучало, меня, как представителя национальной интеллигенции, как национального писателя, несколько настораживает. Потому что многое упирается в переводческие дела. А они для наших писателей, живущих в республиках, становятся большим камнем преткновения. Плюс к этому, кандидатский стаж. Об этом, наверное, стоит подумать.
У себя в республике мы работаем над государственной программой перевода книг якутских писателей на русский язык. Мы, конечно, не имеем ввиду только тех писателей, которые здравствуют и работают сегодня. В эту программу мы включили переводы наших классиков, которые уже давно не звучали на русском языке, и, естественно, наших молодых писателей. Без переводных книг мы перестали слышать друг друга. Согласитесь, что с этого и начинается непонимание.
Второй вопрос, о котором я хочу сказать, это издание книг национальных писателей в русских переводах в Москве. Прежде эту функцию выполняли несколько издательств, в том числе издательство "Современник". Россия велика, но голоса писателей национальных окраин должны звучать в столице, в русских провинциях. Сейчас же каждый из нас идет своим путем, издавая книги в различных частных полугосударственных издательствах, которые в большинстве случаев не доходят до читателя.
Канула в лету также система книготорговли, когда наши книги, изданные в Москве, могли купить во всех регионах России.
Нам кажется, что именно эти вопросы — вопросы перевода, издания и книгораспространения, должны стать заботой нового состава правления, особенно, когда речь идет о национальной литературе. Да, я знаю, что дела в издании и распространении русской литературы ни сколько не лучше. Якутская писательская организация планирует провести в этом году "круглый стол" по проблемам перевода. Собираемся пригласить в Республику людей, неравнодушных к этому делу, — переводчиков, литературоведов, писателей. Наш интерес друг к другу ни в коем случае не должен ослабевать. Народы Якутии почти четыре века назад соединили свои судьбы с Россией. Все якутские писатели воспитаны на русской классической литературе. И об этом мы помним всегда.
Особые слова благодарности я хотела бы сегодня адресовать нашим хозяевам, которые нас принимают. Егор Семенович Строев, будучи Председателем Совета Федерации, не раз бывал у нас в Якутии, и мы рады будем видеть его снова у нас, на далеком Севере, где его знают и уважают. Вчера в своем докладе он говорил о социально-ориентированной рыночной экономике. К сожалению, в правительстве отдельные федеральные министры видят в северных регионах только нахлебников. Я остро ощутила это, участвуя в заседании Госсовета, которое состоялось не так давно в Салехарде. Но северные территории, национальные окраины России как никто другой нуждаются в социальной защите со стороны государства.
В заключение мне хотелось бы поблагодарить Валерия Николаевича Ганичева, Сергея Артамоновича Лыкошина и Геннадия Иванова, тех людей, которые неравнодушны к судьбам национальной литературы. В их душах и сердцах всегда есть место для наших проблем.
Буквально сегодня мы разговаривали с Якутском, узнали, что наша Лена благополучно вскрывается, для нас это большое событие. И я думаю: наш съезд, который состоялся в эти дни, подобно ледоходу, поможет открыть второе дыхание у всех российских писателей.
Спасибо за внимание.
Геннадий Викторович Иванов:
— Спасибо большое. Дорогие друзья, давайте поздравим Наталью Харлампьеву, которой недавно присвоено звание Народного поэта Якутии!
Иван Евсеенко. Приготовиться Личутину.
Иван Иванович Евсеенко:
— Дорогие друзья! Сколько существует цивилизованный мир, столько, наверное, существует и противостояние между властью и культурой. И особенно — между властью и литературой. Нельзя сказать, чтобы власть совсем уж не любила литературу. Нет, любила. И даже привечала. Только такую, которая пела ей дифирамбы, слагала оды и гимны. Эта литература во все времена называлась придворной. Но во все времена была и другая литература. Та, которая отражала жизнь народа, его страдания, его чаяния и надежды, его характер. Эта литература называлась и называется национальной. И именно эта литература, ее лучшие представители, всегда были гонимы властью. Они клали свои головы на плаху, шли на виселицы, на гражданскую казнь, в ссылки, тюрьмы, вынужденную эмиграцию, умирали от нищеты и чахотки, бессмысленно рано гибли на дуэлях, заканчивали жизнь самоубийством. Протопоп Аввакум, Радищев, Рылеев, Пушкин, Лермонтов, Кольцов, Никитин, Достоевский, Чернышевский, Блок, Есенин. А в советские времена и вовсе не счесть им числа, начиная от тюремных, лагерных сидельцев первых, еще ленинских лет революции, и заканчивая Солженицыным и Бородиным. За что же им все эти кары? Да только за то, что они осмеливались говорить живое слово правды своему народу. А правду у нас как раз и не любят. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что правдолюбцы бывают разные. В последнее десятилетие советской власти развелось немалое число бардов и прочих песенников, которые любили показать властям кукиш в кармане, распевали до изнеможения бардовские эти песенки на кухнях и в телевизионных уборных. Они хотели свободы только для себя. Как тут не вспомнить пушкинское: "Ты для себя лишь хочешь воли…" И получили ее. Но, получив, тут же разбежались по америкам, германиям, израилям, чтобы там благоденствовать, бренчать на гитарах все те же бойкие надрывные песенки. Но были, к счастью, в России и другие писатели. Они криком кричали обо всех неладах державы. И, в первую очередь, обо всех неладах в человеческих душах. Мы прекрасно знаем эти имена: Шукшин, Абрамов, Белов, Распутин, Носов, Астафьев, Лихоносов, Екимов, Потанин и еще многие, многие другие из этого числа и ряда. И до чего же мы докричались? Чего добились в результате бескомпромиссной борьбы, в результате пролитой крови, слез и пережитых страданий? Пожалуй, одного-единственного. Призрачной свободы слова. Но и тут разные писатели восприняли завоеванную свободу по-разному. Одни поняли ее как вседозволенность, как возможность писать и публиковать все, что хочу, любой бред, любые модернистские и постмодернистские поделки и изыски. Другие же — как величайшую ответственность перед своими читателями, перед своим народом. Свобода слова для них — это возможность сказать ранее утаиваемую правду о народе, о его исторических судьбах. Казалось бы, власть должна поддержать именно этих писателей и в их лице русскую национальную литературу. Ведь государственная политика в области культуры и есть поддержка национальной культуры в целом и литературы в частности. Но власть, увы, всерьез русских национальных писателей не поддержала. И это на сегодняшний день одна из самых грубых ее ошибок и просчетов. Она поддерживает совсем иных сочинителей и совсем иных деятелей культуры. Я ничего не имею против, скажем, Жванецкого или Хазанова, они занимают свое, доступное им по таланту, место в нашей культуре. Но не они соль нашей культуры. Не с их именами связано у нашего народа понятие русской национальной культуры. И не им заседать в Совете по культуре при Президенте.
После развала Советского Союза русская национальная литература перестала быть делом первостепенной государственной важности. И мы должны сказать об этом на съезде во всеуслышание. Уже сам факт, что мы проводим съезд не в Москве, не в Георгиевском зале или в Колонном зале Дома Союзов, как бывало раньше, а в Орле, за что Егору Семеновичу Строеву великое спасибо от всех русских писателей, говорит о многом. На государственном уровне русская национальная литература по-настоящему не поддерживается. Она отдана во власть самого черного непредсказуемого рынка. До сих пор не принят закон о творческих союзах, и писательские организации оказались вне закона, влачат жалкое существование и всецело зависят от местных властей. Захочет губернатор поддержать писательскую организацию, есть на то у него государственный ум и понимание — будет поддерживать. Не захочет… Писательские организации лишаются мизерной финансовой помощи. В Воронеже, например, годовой бюджет писательской организации составляет всего 280 тысяч рублей. Думаю, больше тратится на какую-нибудь второразрядную презентацию или около партийную тусовку. Сплошь и рядом писателям говорят: "Вы — общественная организация, государство не обязано вас содержать". Может, и правда. Но писательская организация это такая общественная организация, при самом активном содействии которой в XX веке были разрушены такие государственные организации, как Российская империя и Советский Союз. Забывать об этом никому бы не следовало.
Власть с завидным упорством создает из русской национальной интеллигенции, из русских национальных писателей оппозицию. И эта оппозиция во много раз сильнее, чем любая мифическая партия, поскольку опирается на глубокую поддержку народа. Неужели это не видят из Кремля и Дома правительства? Или не хотят видеть, искусственно разделяя интересы государства с интересами русской национальной культуры, а значит, с интересами народа. Писателя нужно кормить не тогда, когда идешь на выборы и хочешь подпереть свое, часто сомнительное, имя его именем, более весомым и почитаемым в народе, а намного раньше. На этот счет есть один поучительный пример, редкий, но из нашей отечественной истории. Николай Васильевич Гоголь в статье "Исторический живописец Иванов" обращается к влиятельному сановнику с просьбой оказать находящемуся в бедственном положении художнику помощь для завершения работы над картиной "Явление Христа народу". То есть, дать деньги не за картину, а под картину. Гоголь пишет: "Будет окончена картина, беднейший двор Европы заплатит за нее охотно те деньги, которые теперь платят за вновь находимые картины древних великих мастеров". Сам Гоголь тоже оказывался в бедственном положении, когда ему не писалось. "Спасен я был государем, — рассказывает он. — Неожиданно ко мне пришла от него помощь. Услышал ли он сердцем, что бедный подданный его на своем не служивом, незаметном поприще, помышлял сослужить ему такую же честную службу, какую сослужили ему другие, на своих служащих и заметных поприщах. Или это было просто обычное движение милости его. Но эта помощь меня подняла вдруг". Государь этот был Николай I. Вот бы нашим государям поучиться у него, поиметь бы такое сердце. Увы, не учатся. Не могут даже понять простой истины, что культура, литература и искусство делаются не в Министерстве культуры, не в комитетах, управлениях и департаментах культуры, а полунищими, полуголодными писателями, художниками и актерами. Ни один здравомыслящий человек не может объяснить, почему чиновники от культуры получают во много раз больше, чем творец этой культуры. Так было при советской власти, так, к сожалению, остается и сейчас. И даже во много раз хуже. Русская культура, в том числе и литература, лежат в руинах. Практически разрушены, разворованы, растащены в период пресловутой приватизации все крупные прежде государственные издательства. Взамен их, как грибы после дождя, появляется множество издательств и мелких фирм, которые ориентируются на издание не русской национальной литературы, а на убогие детективы и прочую печатную продукцию разового потребления. Но государство смотрит на это сквозь пальцы, как будто ему все равно, что читают, на чем воспитываются, каким героям подражают его подданные, особенно молодежь. Как правило, такими издательствами руководят малограмотные, далекие от литературы менеджеры и дельцы, которым совершенно все равно, что издавать, главное, чтобы продукция покупалась.
В крайне тяжелом положении находятся у нас сейчас литературно-художественные журналы. Даже те, которые областными и республиканскими администрациями взяты на бюджетное содержание. Их особо не любят и не привечают, хотя многие из них являются подлинной гордостью того или иного региона. Наоборот, почитают за обузу. Чиновники, в первую очередь, финансисты, которые, наверное, умеют хорошо считать, но совершенно разучились читать, упрекают журналы за их малые тиражи. Но откуда им быть, этим тиражам, когда главные подписчики и читатели журналов: учителя, врачи, инженеры, забытые Богом и начальством бюджетники, живут за чертой бедности, а библиотеки влачат все то же жалкое существование? Конечно, внутри самой литературы сложностей и противоречий немало, но практически все они вытекают из проблем социальных и общественно-политических. Потеряв государственную поддержку и оставшись без внимания, сами писатели перестали мыслить о литературе по государственному. Тяжкое бремя государственной литературы сегодня несут все те же: Солженицын, Распутин, Белов, Лихоносов, Якимов, Проханов, да еще несколько их друзей и соратников. Многие же другие перебиваются мелкими рассказами, часто даже талантливыми, но государственного мышления в них не просматривается. А без такого мышления русская национальная литература никогда не жила и жить не может. Во-вторых, нашими стараниями литература перестает быть изящной словесностью, то есть, литературой художественной, чем прежде всего и была она всегда сильна и чем во многом отличалась от других литератур мира. На смену изящной словесности идет конгломерат какой-то голой публицистичности, языкового ширпотреба. Явление опасное, и в первую очередь потому, что ширпотребовского пошиба литература, увы, не без нашего участия возносится в ранг высших литературных достижений.
За последние полтора десятилетия произошел вопиющий разрыв общероссийского литературного поля. Прежде, в советские времена, сколько-нибудь заметное произведение, опубликованное в любом центральном и даже провинциальном журнале, через две недели становилось достоянием читающей публики всей России. Сейчас же, при мизерных журнальных тиражах, оно доступно лишь очень узкому кругу читателей. А значит, его общественно-художественное воздействие незначительно.
У нас практически нет ведущих общенациональных литературно-художественного журнала или газеты, которые смогли бы сомкнуть воедино лоскутное литературное поле России. Претендентов на роль таких изданий предостаточно. Но на самом деле их нет и, боюсь, не скоро они появятся в будущем. Это надо признать честно и откровенно. Такова на сегодняшний день реальная литературная обстановка. Безоглядно винить в подобном положении дел журналы, газеты, конечно, не приходится, хотя снимать с них вину не приходится тоже. Слишком много гордыни, литературного зазнайства, литературной взаимно истребляющей вражды, а дела мало. Без серьезной государственной поддержки журналы и газеты выжить не могут, поскольку нет со стороны государства поддержки их читателям. Государству пора бы понять, что русский национальный писатель — человек государственный, что к нему надо относится, как к самому большому государственному достоянию. Ведь в своих произведениях, больших и малых, он воссоздает современную жизнь, сохраняя для будущих поколений душу современного русского человека, русского народа. Есть ли у нас ценности выше?
Спасибо.
Геннадий Викторович Иванов:
Слово Владимиру Личутину. Приготовиться Лаптеву Александру (Иркутск).
Владимир Личутин:
— Впервые за свои 60 лет, я по бумажке прочитаю. Я подошел к странному возрасту, когда жалко уже выплескивать слова и наводить смуты. 20 лет наводил смуты, начиная с 86-го года, и сейчас чего-то расхотелось. Я хочу быть смирным, послушным, государственным человеком. Мы, конечно, сейчас много всего говорили, но прежде чем начать читать, хочу сказать. Ваши вопли непонятно куда обращены. И опять меня понесло… К Марсу или куда. Если у нас такое состояние в обществе, если нас не хотят признавать, как русских людей, как властителей дум, какая, значит у нас власть? Антирусская. Чего ж тогда мы плачем? Теперь я прочитаю маленький свой текст.
...Я понимаю, что моё выступление, словно холостой выстрел, только слабый шум и пороховая гарь от него; ну разве что сдует перхоть с воротника шкодливого бессердечного столоначальника. Но если грянет над ухом Кремля миллион холостых залпов? Если купно народ русский заголосит? Ведь встрепенется же наместник и, на время перестав отслаивать от пальцев банковские билеты, с досадою крикнет по-за броневую стену: "И что это вам, идиотам, не спится?", и поведет вокруг себя осоловелым взглядом, минуя сонную, затхлую золотую мишуру покоев, и вдруг вспомнит на миг родову свою, что улеглась на погосте, избу замшелую, утекающую венцами в землю, покосившийся тын и родные запольки, где, скрипя на ветру, шатается сиротою закорелая береза... И, быть может, что-то русское заворошится в груди и запросится наружу почти забытыми сокровенными словами. И замычит, родимый, едва ворочая деревянным языком, и, чтобы объясниться с Русью, отряхнет пыль с обложки, полезет в словарь, а там немо взгляду, безотзывно душе и хладно сердцу, как в древнем амбаре. Подаст голос в деревню, но с пустырей, поросших травяной ветошью, отзовется лишь длинный, с коленцами, протяг ветра, похожий на волчий вой. И если чего христового утаилось в сердце, невольно пожалеет, что в земляной России безумный город покорил деревню, обезземелил и обезьязычил её, а вместе с нею и себя.
Оттого, наверное, город, позабывший потаенные зовы земли, призывает нынче сохранять язык, словно бы это штабель с облицовочными кирпичами; де, все прикосливое и несуразное, горбатое и кривое, что неровно укладывается в штабеля, выкинем, как прах и щебень, — остальное же, что не выпирает углами, надежно прикроем крышею, чтобы не мочило, не квасилось, — вот и хранись, родимый, и не голошень по стоеросовому мужику, молящемуся пню и колесу. Де, и нам как-то спокойнее, когда ты в груде и под надзором. Так у нас это было уже в 30-е и 40-е годы.
По униженности русской деревни видно, как кочевники презирают крестьян, мужик для них — быдло, кое постоянно из века в век пытаются загнать в стойло и натянуть на выю тугой хомут. Кормилец наш, как и в прежние времена, — изгой, страдалец, человек низшего сорта; себялюбивые города, похитив у крестьянина его волю, уничтожают его смысл быванья, а значит, и себя сживают со света.
Не понимают, наивные, что если осиротеет нива, то сразу же скукожится, изветрится живой разговорный язык, да и вовсе оскудеет, когда пахарь сойдет с земли в города. Потому надо защищать не язык, а земледела, оратая, кормильца. Но прокатитесь от столицы на сотню верст, и встретит вас запустошение, сиротство, немота и невзглядь, словно очередной мамай прошел по Руси, да вот споткнулся о Москву, понимая, что русскую столицу, завоеванную ростовщиком, ему не осилить. А ведь именно земля, родильница сокровенного родового слова, пестователь и охранительница его, оставлена без защиты.
"Слово, неправильно сказанное, неправильно и существует. Слово особую силу имеет", — так говаривали наши предки. Они полагали, что слово не потухает, но, обладая особой энергией, заселяется в эфире, существует извечно в особом, может быть, и райском мире. Иначе грустно жить, если уверуешь, что людские души, отлетая в райские сады, обитают там в вечном молчании, а все живые неумолчные звуки природы, её песни ложатся под ноги, как палая листва, а не возносятся вослед за усопшими.
Каждый из нас, будто почка, крохотный листок на древе нации, и не может верно знать, как живет разговорный язык, какими путями движется, погружается ли, огрузнув от бытия, в бучило времени на погребение, или готов вскоре вновь вернуться из забвения на поверхность русской жизни. Нам не дано угадать, беднее или богаче был язык наших предков две тысячи лет тому назад, ибо целые пласты сословного быта, обычаев и обрядов время от времени выпадали из внешнего оборота и сонно оседали на дно, не истлевая там вовсе, как летошняя трава, и после снова всплывали для нашей услуги и воспитания души. Осколки вроде бы забытого словарного свода вдруг являются к нам как бы ниоткуда, вплетаются в живую ткань разговорного языка, замещая собою временные, текучие и случайные слова. Другое дело, что мы разучились обращаться с ним из-за духовного оскудения, и даже православная вера, увы, в этом нам не подпорка. Прибаутки, скоморошины, пословицы и загадки, частушки и приговорки, — вся эта краснословица была уместной в обыденной речи мужика и бабы, придавала разговору чувственный окрас. Наше оскудение случилось не из-за того, что мы этого словесного богатства не можем вынуть из памяти, но из-за опреснения характера и душевного очерствления. Нам не хочется говорить красиво, и оттого мы потиху засохли, заскорбели умом и душою. Свинцовая мерзость жизни не мало положила усилий, чтобы оскотинитъ нас...
Вот я написал роман "Раскол" о семнадцатом веке, не насилуя себя, не сочинив ни одного слова, практически не заглядывая в словари; я лишь возбудил и достал народную речь из своей скудной памяти. И оказалось, что наши предки триста лет назад говорили точно так же, как нынче поморцы на Северах. Но разве я прежде знал, сколько образов роится во мне? Ведь никто в России не подразумевал, что на берегу Белого моря живет какая-то Марфа Крюкова, одноглазая бобылка, у которой в крохотной головенке хранится исторический эпос неизмеримой глубины, а ее памяти позавидовал бы и легендарный Гомер. Как бы случайно нашли Марфеньку, записали ее сказы "на машину с трубой" и поразились гениальности крестьянки. Но почему нашли-то? Да потому что после революции захотелось познать родовую память русского народа во всей глубине, измерить её былинной мерою; и оказалось, что воистину Микула Селянинович сильнее богатыря Святогора. Так же вроде бы случайно наткнулись на милостыньщицу Марью Дмитриевну Кривополенову, что скиталась по реке Пинеге "за кусочками" и удивлению столичных фольклористов не было предела. Такие хранители древностей, такие "ходячие словари" не могли появиться в городских вавилонах, где земля закатана под асфальт, а солнце окутано мраком. Деревню надо спасать всем миром не только ради куска насущного, но и хлеба духовного, ибо без национального сознания не устоит и самая сытая держава, раскормленная "гамбургерами" и ситными каравашками.
Я пишу на том русском, на котором говорили мои предки тыщи лет, и никакой угрозы не почувствовал бы языку, если бы не видел, в какую пропасть сталкивают ростовщики деревню, как пытаются превратить великий народ в сброд, а вместе с погибающим крестьянством и себя лишают будущего.
Русский народ ничего не мог молвить в простоте, и отсюда красота, сила и волшебство его речи. Слово — душа нации; гибкость языка, его многообразность, его ласковость, его многомерность и видимая податливость, его игривость при внутренней скрытности, его отчаянность и прицельная зоркость, его пронзительная певучесть, звуком своим соединяющая с небесами, — все это вместе и есть содержание души русского народа.
Геннадий Викторович Иванов:
— Спасибо большое. Слово предоставляется Лаптеву Александру, Иркутское отделение. Приготовиться Шорохову Алексею, который передал записку: "Дайте слово от молодежи".