Поэма Отважному белорусскому партизану
| Вид материала | Поэма |
- Белорусскому народу и национальному собранию, 317.76kb.
- Реферат на тему «мистицизм в поэме с. Есенина «черный человек», 124.4kb.
- Всоответствии с Конституцией страны в обязанности Президента входит выступление с ежегодным, 706.77kb.
- Список тем дипломных работ по предмету, 62.56kb.
- О. Г. Абрамова ( Петрозаводск ) мотив горения в поэме «облако в штанах»: русская, 210.59kb.
- А. П. Чехов «Ионыч», «Маленькая трилогия» («О любви», «Крыжовник», «Человек в футляре»), 13.67kb.
- А. С. Пушкина "Руслан и Людмила" Поэма, 125.46kb.
- Тематическое планирование уроков литературы в 10 классе, 275kb.
- А. Г. Лукашенко белорусскому народу и Национальному собранию Республики Беларусь, 166.06kb.
- А. Г. Лукашенко белорусскому народу и Национальному собранию Республики Беларусь, 102.15kb.
Николай Поливин
МИША ЧЕРНЫЙ
Поэма
Отважному белорусскому партизану,
замечательному калмыцкому поэту
Михаилу Ванькаевичу Хонинову
Часть первая
КОВЫЛЬНЫЕ БЫЛИ
Точка-тире, точка-тире… Что это?
Апрельская капель? Да. А может
быть, это наша жизнь?
1.
В тюльпанах степь и кони пляшут.
Гудят в сторонке трактора.
И пахнет
гречневою кашей
дымок далекого костра.
Три мальчугана лунолицых
палатку ладят у куста…
А за кольцом садов – столица
степей калмыцких – Элиста.
Домов белеющие соты
блестят зрачками окон-глаз.
Звенят в безоблачных высотах
певуньи птахи –
в добрый час!
Мир полон радостных открытий.
Трава обрызгана росой.
Востока розовые нити
земли вращают колесо.
Все в мире выверено тонко,
тут каждый
каждому родня!..
И крик задорный жеребенка
уводит в прошлое меня.
А ястреб, крупный и проворный,
взмыл в неба вымытую синь…
Эгей,
откликнись, Миша Черный,
степей калмыцких вольный сын!
Сурок в испуге юркнул в норку,
спасаясь, в свой подземный дом…
Рассыпала скороговорку
мотоциклетка за бугром.
…Сражен джигит в бою неравном
из сотен тысяч батарей,
недуг хватил калибром главным
по тонким струнам ковылей
и рикошетом – в грудь поэта…
И сердце – вниз,
и замер стук.
И траурной каймой одетый
стал точкой
горизонта круг…
Звездные спирали… Они слагаются
из наших прозрений.
2.
От Элисты и до Урала
ложатся шпалами лучи…
Полей зеленые вокзалы
нам дарят звездные ключи
от дивных сказок, ставших
явью,
от взмывших в небо теремов…
Пружинит бархат разнотравья
в такт бегу мощных табунов.
Хохочут синие озера,
им вторит нефтевышек лес,
что в эти дивные просторы
пришел дерзающий прогресс.
Сплетая небыли и были,
рассказы слушают юнцы
про то, как жили и любили
и воевали их отцы
с фашизмом клятым
в те годины,
когда корежились в огне
поля и горы-исполины
и в той,
и в этой стороне…
Страшны военные тревоги,
басистых пушек злая речь…
Вот почему свои дороги –
прогресса мирные дороги –
должны мы от беды сберечь!
…Светло сегодня и просторно, –
об этом птицы трели вьют…
Мир защищая, Миша Черный
жизнь отдал светлую свою!
Прошлое для того и существует,
чтобы ярче высветить нынешнее.
3.
Судьба отца
сродни ковылю:
топчи сапогом
и мни рукавицей…
Внушал беднякам гневливый гелюнг:
«От счастья аркан у хана хранится,
глядишь,
у Всесильного,
будешь в фаворе…»
А ветер холодный морозом стращал,
вбивая в кибитку
картечины горя:
пала овца и верблюд захромал,
кашляет дочь,
сын недугом изломан.
Красавца-коня строгий хан отобрал,
понравился Пегий владыке степному.
Так уж извечно оно повелось,
для бедолаги – лишь горюшко впору.
Тропка у бедного – юзом
да вкось,
а у богатого – прямо
да в гору!
Часы жизни в двадцатом веке
двигает пружина времени,
подаренная людям Октябрем.
4.
Ах, Советская власть,
ах, народная власть,
только что родилась
и – до звезд поднялась!
По колхозным полям и сильны,
и легки
мчат живою рекой – табуны,
табунки,
и отары волной,
и пшеница стеной, –
все МОЕ и ТВОЕ, люд степной,
трудовой!
У Ванькая легко разогнулась спина:
дом – что чаша,
домбры зазвенела струна.
Что ни вечер, то – праздник;
огонь очага
напевает: «Не страшны мороз и пурга…»
А стога во дворе, словно горы
круты,
дети сыты,
понятен им мир красоты.
Взять хоть сына:
парнишка и петь,
и плясать
может так,
что и пары ему не сыскать
ни в хотоне родном,
ни в самой Элисте.
Стать артистом мечтает Мишук
и мечте
этой крылья дает наша добрая власть.
Что ж, Мишутка, учись,
чтоб жилось тебе всласть!
***
Учителя, учителя –
поводыри большой дороги,
планета малая – Земля
с ладоней ваших смотрит строго:
«Что ты несешь в зеленый мир
степей, простроченных цветами,
мальчиший дерзкий командир?
Какими славными делами
обогатишь свой древний род,
служа своей Отчизне вольной?»
…Хонинов отвечать идет
к доске –
поэт известный
(школьный) –
о музе Пушкина. Кому ж
и поднимать такую тему?!
Созвучья, ритмика, проблемы
поэм…
В подобном Миша дюж.
И речь его, как песня, льется,
и затаил дыханье класс.
Учитель щурит мудрый глаз:
«Высоко соколенок вьется
в бездонной солнечной выси,
отринув страхи и сомненья!»
Бадма Бадмаевич Русин
и сам – порыв и вдохновенье.
Соратник славного Оки,
он стал учителем недаром…
«Грядущий день земного шара
кому беречь?
Да вам, сынки!»
«Осатаневши от угара,
фашизм, рванувшийся в транзит,
всем странам гибелью грозит,
готовя мировую свару.
Свободу славит русский гений –
клокочет на огне руда…
Уж если к нам придет беда,
ее растопчем,
без сомнений!» –
Хонинов кончил свой рассказ
под одобрительные вздохи.
Видны
за грозами эпохи
пунктиры небывалых трасс.
Мечтает умеет бывший конник,
мирами звездными влеком.
Он Циолковского поклонник,
с трудами Цандера знаком.
Ученики его,
мальчишки,
во всем помощники ему…
что любо сердцу и уму
в жизнь воплощай
без передышки!
***
Коси, коса, траву коси, –
ветра в округе пахнут мятой…
Бадма Бадмаевич Русин
играет бровью синеватой.
Трещит костер. Звучны стихи
из августовского дурмана.
Калмыцким чаем пастухи
мальчишек угощают рьяно.
Гремит сверчков нестройный хор,
тревожа удалые души.
…Во весь опор лихой комкор
летит на цепи вражьих пушек.
Смелы соратники Оки,
взметнув клинки,
вселенским шквалом
сметают белые полки
за медно-рыжим перевалом.
И плачет чибис у воды.
Простреленное знамя вьется…
Хонинов размечтался в дым:
«Он тоже станет полководцем,
рубакой будет, как Ока,
а может, даже –
как Буденный!..»
А в небе – звездная река
и в ней
колышутся знамена.
Каспийский яростный рассвет
с Востока в степь тачанки гонит…
О том, что сечи ныне нет –
храпят в седой ложбине кони.
Склонились в дреме пастухи
на кошмы трав, в дурмане мяты…
«Без нас разбиты беляки,
но в этом мы не виноваты! –
мальчишки шепчутся. В огне
костра былого тени пляшут. –
Но мы еще родной стране
отчаянность докажем нашу!» –
Хонинов клятвенно сказал. –
«А чтобы не было промашки, –
взглянул учителю в глаза, –
рубать лозины острой шашкой
вы б научили нас, отцы…
Фашизм германский варит бучу…»
«Ну, что ж – седлайте, молодцы,
коней,
вас ловкости поучим!..»
***
Степь без края.
Кони,
кони!
Звезды падают в костер…
Миша дремлет, проворонив
самый главный разговор.
Старый конюх сивоусый,
руку к сердцу приложив,
молвил вдруг: «Не знало трусов
время то,
мой друг Дорджи!
Гром стоял на целом свете,
как при взрыве ста плотин, –
не хотели ТЕ
и ЭТИ
отстраниться, отойти
от большой прямой дороги,
от великих мудрых вех…
ТЕ
и ЭТИ
очень многих
потеряли в сшибках тех…
Нам ОКТЯБРЬ всего дороже,
наша правда всех правей!
Беляки, они ведь тоже
тех же бешеных кровей.
Грудь – на грудь,
металл – металлом…
смерть катала жернова.
Ой, как много в сечах пало,
но свобода-то
ЖИВА?!
Так-то, друг…»
Звезда садится
прямо в балку с резедой.
Миша дремлет, Мише снится
за Отчизну правый бой.
Хорошо в ночном с друзьями
помечтать у костерка…
Как скакун, гарцует пламя.
В небе – звездная река!
Юность и любовь всегда
ходят рядышком.
5.
Ростом Миша невысок,
но широк плечами.
Мягкий южный говорок
Мишу отличает.
Круглолиц и большеглаз.
Пышен чуб и черен…
Одноклассницы не раз
Обращались к Мише: «Нас
полюби, Печорин!
Ты б вниманье обратил
на соседку Нину!»
«Не могу никак! – шутил
Михаил Хонинов. –
Я давно уже влюблен
просто по макушку, –
продолжал, дурачась, он, –
в шуструю девчушку.
Понимаете, одной
буду верен ей я!»
Одноклассницы – стеной,
возмущенно:
«Кто такая,
отвечай скорее?!»
И Хонинов отвечал,
на домбре бренча,
стуча:
«Тайною зо-
вет-
ся
эта девица-краса,
чудо-лунные глаза,
пышно-черная коса…
С ней сижу я до зари
на родном крылечке:
то поем, то говорим
нежные словечки.
Цедим росы решетом
на лугу, у сада…»
Одноклассницы – толпой:
«Мишка, врать не надо!
Тайна эта – чистый бред,
краше Нины женщин нет!..
Сознавайся, ты – ПОЭТ?
А о чем твои стихи?
О какой принцессе?»
Михаил им:
«Ха!»
да «Хи!» –
о степях и лесе!
О крылатых скакунах,
о суровых временах
и горячих маках…
Как, привстав на стременах,
в белых ордах сея страх,
шел Ока в атаку…
Наш блистательный комкор
счастье вывел на простор!»
«Миша, Миша, Михаил,
Мишенька-всеведушка,
ты б вниманье обратил
все же на соседушку, –
работяща и мила,
и умом и всем взяла!»
Нину – в краску, Нину – в шок,
а подружкам – хорошо!
Перед грозой – обманчивая тишь…
6.
Родной хотон,
родные ковыли,
у всех границ страны густеют тучи…
В поэзию б уйти,
а долг велит
солдатом стать, подталкивает к круче…
Привычные картины бытия
судьба-маляр вымарывает черным,
но…не трубят еще тревогу горны,
в привычной неге
отчие края…
***
Чист в шестнадцать
сердца лист
и мечтаний много.
слово сладкое «артист»
увело в дорогу.
В центре речек и морей –
древний город бунтарей.
– Здравствуй, Астрахань! –
звала
даль, гремя в колокола.
Преисполнен строгих чувств,
Миша в техникум искусств
подается смело, –
знать пора приспела!
Крепость древняя.
Собор.
Волги тихий разговор
в плен парнишку взяли
и околдовали…
Солнце вечной доброты
превращало в явь мечты…
…Ах, родная сторона –
голубиной масти,
разожгла пожар война
все мечты –
на части!
***
У девчонки губы – бантом,
у девчонки косы – смоль…
Стал Хонинов лейтенантом,
лейтенант – почти Король!
Шире шаг, дружище, шире,
нет для смелого препон!
В голубом недавнем мире
был желанен кралям он!
Фу-ты,
ну-ты,
из батиста
шьет красавица наряд…
Миша мыслил стать артистом,
стал военным –
в аккурат
где-то сдвинулись планеты,
проиграла сбор труба…
Лейтенант!
Да в мире нету
выше чина, и судьба
подыграла Михаилу –
так уж ловко скроен свет!
Все, что мило и немило
забирай, коль хода нет
ни налево, ни направо,
ни назад и ни вперед!
До чего ж шагает браво
Мишин взвод, солдатский взвод.
Злей и злей война и пушки
грозно воют вдалеке…
Ой, торопятся теплушки
к фронту, ой, не налегке!
Вьются небыли и были,
словно вороны, вокруг…
Страшно, что не долюбили
мы доверчивых подруг
возле тихих сонных речек
на Кубани и Дону…
В травах тенькает кузнечик,
наплевавший на войну,
Жизнь, она лишь жизни рада,
ей смертяга ни к чему!..
А солдат тропинкой ада
чешет к свету через тьму,
потому устал и смурен
он в привальные часы…
Сладко курит,
только курит
у ничейной полосы.
Командир на самокрутку
взял табак у старшины.
Чиркнул спичкой.
– Крепок жутко
этот корень сатаны!
Налетай, братва, покуда
время есть пускать дымки…
Для поднятья духа
чудо
так нужно нам,
мужики!
Будем жить минуту – за день,
поспешай, но…не глупи!
Что тужить до срока?
Сладим,
может, песню о степи? –
и повел, не ждя ответа,
голосистый лейтенант
и…зима вкатила в лето, –
чудо это ведь – талант!
У солдат – светлее взоры:
командир и в пляске лих!..
…Семафоры, семафоры
на дорогах фронтовых!
В беде человек выживает потому,
что отметает от себя все ненужное,
второстепенное, сосредоточиваясь на
главном.
7.
Беда по ноздри захлестнула
и как ты тут не гоношись, –
войска фашистские под Тулой,
в тоске израненная жизнь.
Готовы в кузнях Круппа цепи
для всей Руси –
хоть не дыши!
Калмыцкие, родные степи,
как тяжело в лесной глуши:
фронт прорван.
Армия разбита.
Но…взводу Миши повезло –
он уцелел…
Дожди сердито
секут по лицам, жалят зло.
Закручивая в три коленца,
твердит безжалостно норд-вест:
«Вы – не бойцы,
а – окруженцы!..
Не выйти вам
из этих мест!
Враги сильны, враги повсюду,
бросай оружье, падай ниц!..»
Но у отваги нет границ,
со сметкой рядом ходит чудо!
Дома и стены помогают.
8.
В степи все просто и понятно:
грызет мороз, иль жалит зной, –
а лес и свой, да как чужой,
и страха язвенные пятна
вошли в конфликт с твоей душой.
Мир вздыблен на рогах ветвей.
Чащоб мохнатые шинели,
цель приоткрыв, сбивают с цели:
мол, не сумеешь, сын степей,
смерть обманув, пробиться к свету!..
…Шаги.
Шаги.
Шаги.
Шаги.
Разбиты всмятку сапоги.
Не то что хлеба –
спичек нету.
И тут враги, и там враги.
Казак кубанский
Шлычный Степа –
в два метра рост,
сажень в плечах –
и тот от голода зачах,
сипит:
«Отхлынь назад, Европа!»
Проклятья Гитлеру шепча,
глядит с тоской на командира,
в глазах немой вопрос:
«Как быть?»
И Мише б с горя волком выть,
но, сохраняя честь мундира,
Хонинов пробует шутить:
«Дыши, Степаша, глубже!..
К носу
слезу горючую гони!
Ты говоришь, что мы одни
в глухом лесу? А ты взгляни
на дальний хутор, на покосы, –
выходит – тут полно родни!»
…Шаги.
Шаги.
Шаги.
Шаги…
Разбиты всмятку сапоги.
Мороз дерет.
Мороз берет
бойцов в свирепый переплет.
Дом лесника манит, зовет,
но... не засада ли там ждет?
***
«Кого с собою взять в разведку?
Сто раз прикинь, не рви с плеча…
Пичуга свистнула.
– Ты чья?
Не угоди, бедняга, в клетку!» –
подумал Миша, страх гоня
с лица в печенку-селезенку…
Все в человеке свито тонко, –
зажег улыбку на губах:
в твоих неопытных руках
людские жизни – не постромки.
За двадцать душ один в ОТВЕТЕ
ТЫ – старше командира нет,
и то, что только двадцать лет
тебе исполнилось недавно
судьба уж не возьмет в расчет, –
будь с генералами на равных,
карабкайся до их высот!
…Шумит ольха над сбитым вязом,
она по-своему грустит…
«Я все предугадать обязан,
чтобы товарищей спасти!»
Поэт и на войне остается поэтом.
9.
Облака плывут на ветер,
облака, облака…
Степь – уставший рыжий сеттер –
спит пока, спит пока.
Дремлет каменная баба
у проток, у проток.
Ночь ползет огромным крабом
на Восток, на Восток.
Крикнул сыч в леске негромко,
невпопад, невпопад…
У костра три калмычонка
сладко спят, сладко спят.
Грезит праздником огромный
добрый мир, сложный мир…
Быль недавнюю припомнил
командир, командир.
Было лето, пело лето
о любви, о любви…
А теперь – в крови рассветы,
все в крови, все в крови!
Мрачный лес. Луны монетка
на суку, на суку…
«Эй, Степан, пошли в разведку,
к леснику, к леснику!..»
***
В жизни нет ни концов, ни начал –
с середины берутся разбеги.
Что вчера еще не замечал,
завтра –
ярче созвездия Веги.
Вот бревенчатый дом лесника
ныне царских покоев дороже.
Затаился. Ни огонька.
Но…
с гранатой спаялась рука:
рядом враг –
Миша чувствует кожей.
«По-пластунски…
к сараю…
ползи! –
Михаил приказал Степану. –
Я – к окошку,
к тому, что вблизи…
подстраховывай неустанно.
Крикну вороном –
вломимся в дом
а пока…
зри не в два,
а – в четыре!»
Мысли скачут, и в горле ком,
бьют в виски пульса тяжкие гири.
Прижимают они к земле:
«Ляг лежмя и таись недвижен!
Смерть на взлете
в чужом стволе,
ты обязан,
ты должен выжить
ты – поэт,
ты – артист душой,
потому и…»
А совесть сурово:
«Ты – солдат,
ты стране родной
присягал – так держи свое слово!
Вишь, как Шлычный шурует,
силен
в ратном деле, однако,
казаче!»
Копны встали возле окон,
Миша к ним –
в полный рост,
жизнь на кон
ставит он,
положась на удачу!
От судьбы своей не бегай –
все равно не убежишь!
10.
И лейтенант, и генерал, и маршал
не сразу оказались за чертой –
кто в двадцать лет,
кто чуточку постарше –
за той чертой,
когда вступают в бой
со смертушкой слепой
на трудном марше.
Поэт не верит ни в беду,
ни в тлен,
поэт корнями
с ярью жизни связан,
он славить СЧАСТЬЕ
и ЛЮБОВЬ
обязан,
обязан
робких поднимать с колен!
Вот и сейчас,
спаяв ладонь с гранатой,
он ищет рифму
к слову «ковыли»,
он вспоминает майские закаты
над Волгою
и…паруса вдали.
Копна на шлем руслановский похожа,
а сруб колодца –
на совиный глаз…
Тут тишину прожег железной дрожью
свирепый «шмайсер»
сквозь собачий лаз
из-за крутой поленницы, у бани,
и удивленно Шлычный прошептал:
«А я…убит…»
«Ты не шути, Степаня!» –
швырнув гранату, Миша ниц упал.
Могучий взрыв скосил немного небо,
за сруб скатилась тусклая звезда.
И «шмайсер» – набок,
два фашиста в небыль
ушли с земли смоленской навсегда!
«Очнись, браток!
Очнись, товарищ милый!» –
слеза из глаз и сердца дробный стук.
Под ближним дубом вырыли могилу
и схоронили Степу –
«Спи, наш друг!
Мы отомстим,
из сердца выжжем жалость,
мы истребим фашистскую чуму!.. –
И, помолчав,
добавил Миша: –
Малость
передохнем у лесника в дому
и партизанить станем –
будет жарко
фашистам подлым
даже в холода!..»
Салют трехкратный полыхнул,
и ярко
в высоком небе вспыхнула звезда!
Ах, лапти мои, лапти новые,
лапти ходу не дают, аж до носа
достают…
11.
Поэт-солдат –
серьезный сплав,
надежней в мире не бывало!
Тоски раздвоенное жало
опять шипит:
«Ты был неправ…
Зачем ты Степу взял в разведку?!
Не доглядел…
не уберег!..
Войны стремительный поток
сломал кизиловую ветку.
Твоя вина, твоя беда,
теперь она в тебе всегда!..»
Огонь в печи плетет узоры,
ребята спят, а он опять
обходит мысленным дозором
и лес, и дол – за пядью пядь.
Село…
но в нем фашистских гадов
и прочей погани не счесть.
Тут – бензосклад
и…значит есть
чем поживиться их отряду.
«Устроим малый фейерверк! –
решает Миша. – Непременно
«железки» перерубим вену,
чтобы от страха свет померк
в глазах у ворогов жестоких!
Тут – лес глухой, а тут – овраг…
Получится все тики-так!..
Отправим к дьяволу до срока!
Да вот беда – обувки нет,
в рейд не пойдешь по снегу босым!»
Ботинки – хоть держи совет! –
рты распахнули зло и косо,
подошвы вдрызг, верха чуть дышат… –
Тут Миша вспомнил про сарай, –
в нем лапти есть!..
Полесский край
весь из лаптежной доли вышел!
Не по уставу этот ход,
но…нет иного предложенья.
Начнем с нуля, а там – в сраженьи
добудем все, что впрок пойдет
лесному мстителю-солдату,
живущему в тылу врага…
Трещат в печи дрова, пурга
по лесу шастает, горбата.
Солдатами многие становились по
приказу, партизанами – только по зову
сердца.
12.
Ой, вы, хаты, ой, вы, хаты,
перелески да холмы, –
горем мятые солдаты,
в партизанах нынче мы.
В дальней пуще,
в ближней пуще
фрицы в ужасе вопят…
Танки рвет и пушки плющит
Миши Черного отряд.
Под откос летят составы…
Под покровом плотной мглы
полицейские заставы
выгорают до золы.
Крепнет Мишин взвод-дружина,
пополняется отряд…
Красавицы-рябины
хлопцам ягоды дарят!