О. Г. Абрамова ( Петрозаводск ) мотив горения в поэме «облако в штанах»: русская и шведская версии впервые поэма

Вид материала

Поэма

Содержание Облако в штанах Я!: стихотворения В. Маяковский в воспоминаниях современников Kom så går vi och käkar!” Men gatan slog sig ned med ett vrål Облако в штанах Невероятно себя нарядив, / пойду по земле, / чтоб нравился и жегся, / а впереди / на цепочке Наполеона поведу, как мопса Man kan inte hoppa från ett hjärta som brinner! Bakom min bräckliga rygg ett gnäggande gapskratt Jag står här och vrålar till kommande sekler Облако в штанах

Подобный материал:

• В. В. Маяковского «Облако в штанах» в 11 классе Поэма, 220.62kb.
• Поэма "Облако в штанах", 213.17kb.
• Тема : «Необычность звучания темы любви в поэме В. В. Маяковского «Облако в штанах», 222.32kb.
• А. П. Чехов «Ионыч», «Маленькая трилогия» («О любви», «Крыжовник», «Человек в футляре»), 13.67kb.
• Поэма В. Маяковского «Облако в штанах», 77.14kb.
• Темы контрольных работ по литературе ХХ века для студентов по направлению филология, 39.91kb.
• Учебник: "Русская литература XX века", 12.51kb.
• «Облако в штанах» начало 14-го года, 37.47kb.
• Реферат на тему «мистицизм в поэме с. Есенина «черный человек», 124.4kb.
• М. А. Шолохов «Тихий Дон», «Донские рассказ, 12.95kb.

О. Г. Абрамова (Петрозаводск)

МОТИВ ГОРЕНИЯ В ПОЭМЕ «ОБЛАКО В ШТАНАХ»: РУССКАЯ И ШВЕДСКАЯ ВЕРСИИ

Впервые поэма Облако в штанах в переводе на шведский язык появилась в сборнике 1958 г., куда вошли также Стихи о советском паспорте, Послушайте!, Лунная ночь, Ничего не понимают и Как делать стихи. Примечательно, что Вернер Аспенстрем, не владея русским языком, переводил поэму Облако в штанах, опираясь сразу на три европейских перевода: главным образом на английскую и немецкую версии, «в меньшей степени сравнивал с французским текстом»¹. Отдельным изданием поэма была опубликована в 1979 г. (перевод Г.Хардинга и Б.Янгфельдта), в дальнейшем трижды выходила в составе сборника Я!: стихотворения в 1985, 1999 и 2007 гг., который был подготовлен Г.Хардингом и Б.Янгфельдтом. В 2002 г. поэма вышла отдельным изданием в переводе Б.Самуэльсона.

Таким образом, поэма В.Маяковского Облако в штанах представлена на шведском языке в трех основных вариациях – Аспенстрема, Хардинга&Янгфельдта, а также Самуэльсона. Так как перевод Аспенстрема является опосредованным, что ни в коей степени не является оценочной характеристикой его художественности и адекватности, оставим его за пределами нашего внимания.

Вариант поэмы, вошедший в сборник Я!: стихотворения (1985) представляется ввиду регулярности публикаций наиболее распространенным и узнаваемым в шведской среде. Перевод Самуэльсона (2002) интересен как новейшая версия. Именно эти два варианта поэмы Облако в штанах на шведском языке мы берем в качестве материала исследования для сравнения с оригиналом в аспекте интересующей нас темы.

Во вступительной статье к сборнику В. Маяковский в воспоминаниях современников (1963) З.Паперный заметил: «Есть писатели, которым не удается перешагнуть через перевод – на чужом языке они обезличиваются, становятся похожи на других поэтов. Маяковский и в переводе сохраняет силу. Его стих шагает неповторимой "маяковской" походкой»². Эта «неповторимая походка» чувствуется и в шведских переводах. Анализ показал, что, несмотря на неизбежные «неточности», а порой и вольные замены (к примеру, у Самуэльсона: генерал Галон вместо генерала Галифе или Чингиз-хан вместо Мамая), оба шведских варианта поэмы Облако в штанах стремятся к сохранению «нерва» произведения, передаче общего впечатления от оригинала, чтобы текст, насколько это возможно, звучал «по-маяковски». Например, оригинальные строки А улица присела и заорала: / «Идемте жрать!» в переводе Хардинга&Янгфельдта выглядят так:

Sen sätter sig gatan ner och bräker:

Затем улица присела и заблеяла:

” Kom så går vi och käkar!”

«Идемте жрать!».

Происходит замена глагола заорать на глагол заблеять, уводящий нас в другое семантическое поле. Однако эта лексическая замена позволяет сохранить синтаксис и экспрессию звучания, добавляет рифму (bräker– käkar).

Иначе эти строки выглядят в переводе Самуэльсона:

Men gatan slog sig ned med ett vrål:

Но улица уселась с ревом:

”Kom så dricker vi kaffe!”

«Идем пить кофе!»

Синтаксическая стяжка (замена глаголов присела и заорала на экспрессивный глагол уселась) придает переводным строкам динамику действия в духе Маяковского. Замена глагола жрать на сочетание пить кофе (здесь переводчик значительно отступил от оригинала) привносит в текст элемент шведской действительности, чем «осовременивает» и «адаптирует» текст именно для шведского читателя.

Как считал сам Маяковский, главное в переводе – это сохранение тональности поэтического произведения; приведем отрывок из воспоминаний писательницы и переводчицы произведений Маяковского Риты Райт: «Слушая немецкий текст "Мистерии"³, Маяковский безошибочно угадывал удачные куски. Иногда он брал русский текст и спрашивал вразбивку "а это как?", "а вот здесь как?" – и бывал очень доволен, если перевод был сделан хотя бы и не очень точно, но его методом, его приемами. Так, например, ему очень нравилось, как вышло: Хорошенькое моросят! / Измочило, как поросят, – что по-немецки звучало так: Ein nettes Tropfeln! / Nass bis zu'n Kropfen! – (то есть "хорошенькое моросят! измочило до самых зобов!"). Маяковский ничуть не протестовал, что "поросята" выпали из немецкого текста и вместо них появились "зобы". Важно было сохранить хлесткость рифмы, разговорность интонации»⁴.

Расходясь в частностях, отечественные и шведские литературоведы едины во мнении, что Облако в штанах – это поэма о мучительной любви, объявшей пожаром сердце лирического героя. Метафоричный образ «горящего сердца» является центральным в развертывании мотива горения в поэме. Сердце как символ любви традиционен для европейской культуры, религиозной и светской. Находящееся в языках пламени сердце понимается как выражение высшей страсти⁵. Культурно-поэтическая традиция славян также обнаруживает в себе образ «горящего сердца»: «В заговорах-присушках восточных и южных славян любовь насылается в сердце как огонь, отчего сердце должно гореть, таять или кипеть»⁶. Любовь у Маяковского сопоставима с огнем как с фундаментальной стихией мироздания, и, как пишет В.А.Сарычев, «в основе своей являясь чувством природным, в то же время заключает в себе ярко выраженное нравственное содержание, побуждающее человека к творчеству, к самосовершенствованию, к стремлению перестроить мир для любви» ⁷. Индивидуальная метафора Маяковского «пожар сердца» актуализирует стихийность чувства, невозможность им управлять и с ним справиться. Образы Везувия и погибшей Помпеи контекстуально усиливают намек на неизбежность страданий и разрушений. Обгорающим ртом, на лице обгорающем, обугленный поцелуишко, обгорелые фигурки слов и чисел – таков внешний эффект «пожара сердца». В сущности своей огонь, охвативший сердце героя, – это и яростное пламя уничтожения, форма борьбы лирического героя с миром, который он не приемлет, хочет выжечь; и очищающий огонь любви и самопознания, воплощающий творческое начало. Гротескная формула Маяковского «пожар сердца», включающая в себя антиномии «любовь-ненависть», «жизнь-смерть», имеет объемное смысловое пространство, связанное в тексте поэмы мотивом горения.

На лексическом уровне мотив горения концентрируется в первой части поэмы и завершается в третьей части следующими строками: Невероятно себя нарядив, / пойду по земле, / чтоб нравился и жегся, / а впереди / на цепочке Наполеона поведу, как мопса. Лирический герой наполнен огнем творческого порыва, стремления «жечься», выстрадать поэтическое слово. Запалив себя, познав истину, он сможет нести людям «слово», обжигать им других, в этом реализуется второе значение глагола («обладать способностью, свойством жечь, обжигать»⁸). Важно также, что огонь вышел за телесные пределы, и эпитет «горящий» контекстуально сблизился с эпитетом «созидающий»: Мы сами творцы в горящем гимне – / шуме фабрики и лаборатории.

В послесловии к изданию поэмы Облако в штанах 1979 г. Хардинг&Янгфельдт подчеркивают, что огонь – одна из центральных картин поэмы⁹. Это наблюдение находит свое подтверждение и в переводах поэмы: мотив горения прорабатывается особенно тщательно. Сравнительный анализ строк поэмы Облако в штанах и ее переводов на шведский язык, в которых мотив горения представлен лексически, показал, что и Хардинг&Янгфельдт, и Самуэльсон были весьма точны, и в большинстве случаев даже предпочитали те же грамматические, лексические и синтаксические формы, что присутствуют в оригинале. Каждой единице оригинального текста, семантически выражающей мотив горения, соответствует единица подобного значения в переводе. Показательно, к примеру, что даже индивидуальная метафора Маяковского «пожар сердца» находит свой эквивалент в шведском языке (в своем переводе Самуэльсон «по-маяковски» вводит неологизм hjärtbrand – пожар сердца). Мотив горения воспринимается шведскими переводчиками и исследователями как «авторский» и представлен в переводах в максимально возможных соответствиях оригиналу.

В варианте Хардинга&Янгфельдта обнаруживаются дополнительные элементы:

Man kan inte hoppa från ett hjärta som brinner!

Нельзя выпрыгнуть из сердца, которое горит!

Что в оригинале выглядит так: Не выскочишь из сердца! В.А.Сарычев интерпретирует эту строку в поэме Облако в штанах как важную для всего творчества Маяковского мировоззренческую особенность: «”выскочить из сердца”, то есть преодолеть свою истинную человеческую сущность, стать, так сказать, неким бесплотным существом, не испытывающим страданий, не стремящимся к полнокровному человеческому счастью, нельзя»¹⁰. Оригинальная строка оставляет возможность выхода интерпретации за пределы ситуации, в которой находится лирический герой поэмы. В переводе эта возможность, с одной стороны как бы нивелируется, и мы наблюдаем конкретную ситуацию: лирический герой не может найти спасения от своей несчастной любви; с другой – происходит метафорическое пояснение сущности сердечной жизни поэта: для Маяковского любить и жить значит гореть, и сердце, в котором нет огня, безжизненно. Дополнительный элемент усиливает значимость мотива горения в сюжете.

Еще один пример дополнительного элемента в развертывании мотива горения – в переводе Хардинга&Янгфельдта (начало первой части поэмы):

Bakom min bräckliga rygg ett gnäggande gapskratt

За моей хилой спиной ржущий хохот

från kandelabrarnas lågor.

от канделябров пламени.

В оригинале: В дряхлую спину хохочут и ржут / канделябры. Таким образом, мотив горения проявляет себя раньше, чем в оригинале, и связан с окружающей лирического героя действительностью. Не канделябры ржут, а пламя, словно предсказывая разгул стихии огня. Адское пламя окружающей среды, пожар внешний, накладывающийся на пожар внутренний, усиливает общий эффект горения.

Мотив горения актуализируется в переводах также за счет грамматических особенностей шведского языка. В современном шведском языке глагол не имеет категории лица, поэтому оригинальные строки Маяковского Крик последний, - / ты хоть, / о том, что горю, в столетия выстони! в переводе выглядят так:

Jag står här och vrålar till kommande sekler:

Я стою здесь и реву будущим векам:

jag brinner!

я горю! (Хардинг&Янгфельдт)


För sista gången

Последний раз

skrik ut att jag brinner,

прокричи, что я горю,

så ekot ljuder i sekler runt staden.

чтобы эхо прозвучало в века вокруг города. (Самуэльсон)

Наличие личного местоимения первого лица усиливает субъектность и акцентирует внимание на лирическом герое, на его «горящем» состоянии, тогда как в оригинале центральное место занимает просьба выстони!. В варианте Хардинга&Янгфельдта наблюдаем удвоение субъектной формы: я стою, я горю; диалогизация, обращение лирического героя к поэтическому слову (крику), пропадает, что в еще большей степени концентрирует внимание на лирическом герое. Фраза Я горю! (перевод Хардинга&Янгфельдта) выделена также синтаксически: положение в конце строфы, завершающей первую часть поэмы, и наличие восклицательного знака переводят эту фразу в разряд концептуальных. Не удивительно, что именно эту фразу шведский писатель Турбьерн Сефве выберет для названия своего романа о Владимире Маяковском.

Мотив горения является одним из центральных мотивов поэмы Облако в штанах и актуализирует значимость темы любви-творчества в произведении. Любовь, метафорически выраженная пламенем огня, стимулирует творческое начало; любовные страдания несут с собой очищение. В переводах поэмы на шведский язык мотив горения тщательно прорабатывается и усиливается за счет дополнительных элементов, особенностей синтаксического оформления и акцентированной субъектности. В шведском варианте мотив горения осмысляется как «авторский», его сохранение и адекватная передача крайне важны для того, чтобы поэма звучала «по-маяковски».