Поэма Отважному белорусскому партизану
| Вид материала | Поэма |
- Белорусскому народу и национальному собранию, 317.76kb.
- Реферат на тему «мистицизм в поэме с. Есенина «черный человек», 124.4kb.
- Всоответствии с Конституцией страны в обязанности Президента входит выступление с ежегодным, 706.77kb.
- Список тем дипломных работ по предмету, 62.56kb.
- О. Г. Абрамова ( Петрозаводск ) мотив горения в поэме «облако в штанах»: русская, 210.59kb.
- А. П. Чехов «Ионыч», «Маленькая трилогия» («О любви», «Крыжовник», «Человек в футляре»), 13.67kb.
- А. С. Пушкина "Руслан и Людмила" Поэма, 125.46kb.
- Тематическое планирование уроков литературы в 10 классе, 275kb.
- А. Г. Лукашенко белорусскому народу и Национальному собранию Республики Беларусь, 166.06kb.
- А. Г. Лукашенко белорусскому народу и Национальному собранию Республики Беларусь, 102.15kb.
10.
Летят поезда с откоса –
фашистские поезда.
Смотрит луна с вопросом:
«Зачем вы спешите сюда
из вашего нового рейха?!
Какая толкает чума?!»
Бьют пушки и злобное эхо
бедою стучится в дома.
В огне полыхает полмира.
В кошмарнейшем бреду
ведомые командирами
солдаты на смерть идут.
Андрюши,
Катюши
да Вани
бьются с врагом, горячи.
Горит земля под ногами
и небо в ожогах кричит.
И слышится в шуме и гаме
на всех языках одно:
«Советскую землю поганить
вовек никому не дано!»
…Горит самогон в стакане,
а рядом, в бутылке, вино.
Барон фон Крюге,
каратель,
привык к самогону давно,
а тут
из Тулузы
приятель
прислал и коньяк,
и вино.
На полке,
в толстенной бутылке
с цветной этикеткой –
ром…
Глядит фон Крюге с ухмылкой:
горит самогон
огнем…
Штандартенфюреру
мнится,
что жжет он
Россию саму…
Приятелей пьяные лица
трагичны
в сигарном дыму:
крупны,
тяжелы,
красноносы,
как тесто в опаре,
растут…
Роняет луна вопросы:
«Ну, что?
Партизанам капут?
Ну, что?
Вся Земля вам покорна?»
Фон Крюге отводит глаза.
А Мишка неистовый
Черный,
карателей здешних гроза,
не пойман еще
и не брошен
на пытки,
он нынче опять
состав, громыхавший
на Оршу,
сумел
на воздух поднять.
Такой «новогодний подарок»
начальству в Берлин
не пошлешь!
Обещана тысяча марок
за голову Мишки…
и что ж?
Взрываются эстакады,
с откосов летят поезда…
За голову Черного
НАДО
раз в ДЕСЯТЬ
повысить награду!
Беда!..
Всюду правит беда:
…Тут – ЧЕРНЫЙ,
а там – «БОРОДА»!
«Пять тысяч
ЗА ГОЛОВУ МИШКИ!» –
Фон Крюге,
взвинтясь, прокричал.
Чтоб дать угомон нервишкам,
влил в глотку свою
первача
без малого полстакана.
С такой «азартной игры»
изба –
в разводах тумана –
помчалась в тар-
та-
ра-
ры!
Гармония мира не приемлет зла, зло
в самом своем зародыше
несет собственную погибель.
11.
Небо в свинцовой полуде,
луна – как недремлющий страж…
В кичливом арийском зуде
фон Крюге вгонял себя в раж.
Помощников крикнув проворных,
В командные доки полез:
«Мы нынче ж покончим
с Черным,
немедля прочешем весь лес.
Дивизии Шмотке и Глюка
Помогут в сей акции мне!..»
«Так точно!..
С востока
и с юга
прижмем русских к Березине! –
расшаркался перед фон Крюге
помощник его удалой. –
Всю землю мы в этой округе
удобрим людскою золой!
Зиг хайль!»
Так до ужаса просто
решают проблемы Земли
такие вот экстра-прохвосты:
знай –
вешай,
дави
да пали!
И рай на серебряном блюде
притащат тебе рабы.
Да только советские люди
против такой городьбы!
У них на все –
свои планы
и мерки на все –
свои!
Иваны –
они не болваны,
орлиных кровей соловьи!
Пока фон Крюге,
пьяный,
узду свою грыз,
как конь,
нагрянули партизаны:
«Огонь
по фашистам!..
Огонь!»
***
У осины-сиротины
до чего ж печальный вид!
Всех пугая мордой синей,
«фон» в тугой петле висит.
Листья шепчутся, как дьяки,
над страницей псалтыря.
Крюге вздернули не зря,
хуже бешеной собаки
был в Полесье этот «фон»:
жег деревни, на допросах
провинившихся крестьян
он пытал, как партизан,
тыкал жаркой папиросой
им и в уши, и в глаза…
Вырывал клещами зубы…
«Борода»-судья сказал:
«На осине душегуба
вздернуть нынче ж, не юля, –
сатану в фашистском чине,
чтобы ведала Земля,
чтобы помнили в Берлине –
не точи на ближних нож! –
Всем убийцам на осине
быть повешенными тож!»
Чудо бытия многолико и многоголосо.
12.
«Верь, Нина, верь, –
мы встретимся с тобой,
не тронет пуля
сердца молодого…» –
Хонинов Миша
с явора крутого
глядит на дальний хутор
за рекой:
он вроде далеко
и вроде рядом…
У Миши созревает дерзкий план:
там ныне – штаб
эсэсовской бригады,
что прислана
для кары партизан.
«Я должен в штаб проникнуть,
шкуру зверью
напялю,
полицаем обряжусь…»
Кто жизнь свою
отвагой мудрой мерит,
того не пригибает
страха груз.
Переоделся
и пошел степенно, –
шаги…
уж не в бессмертие ль шаги?!
Лучи над миром
радиоантенной
раскинулись,
прекрасны и строги.
***
Бело на рукаве
кольцо повязки,
на тулье картуза
фашистский знак.
И смотрят равнодушно,
без опаски,
глаза предателя,
готовы славить мрак.
Винтовка за спиной торчит,
как палка,
идет бандиту,
как козе седло…
А тучи в небе
черным катафалком
ползут на юг,
погрохивая зло.
Все ближе дом
под черепичной крышей.
Фашистский флаг.
Солдаты на посту…
Держа в руке пакет,
шагает Миша –
курьер и только! –
видно за версту.
Вот миновал широкие ворота:
броневички пасутся во дворе.
На чердаке
два хитрых пулемета:
«И мы твоей, мол,
приданы игре.
На наш дуэт
держи в уме поправку,
путь к отступленью
строже выбирай!..»
Три тополя
да мелкая канавка
полудугою обняли сарай.
За ними –
поле,
ветхая бытовка,
да лопухи,
да елочки рядком…
Швырнув с размаху
две «лимонки» ловко
в окно,
рванулся Миша напролом
по лопухам,
к спасительному лесу.
А в штабе –
дым и треск,
и злобный вой,
и хохоток
летучего железа…
А Миша жмет, ликуя:
«Он – живой!..
Пока живой!..
Крути педали, сила!..
Храни, судьба,
для новых дел меня!..»
…Отчаянность,
ты многих выносила
в счастливый час
из шквального огня!
Счастье – тоже не последнее дело
в нашей жизни!
13.
Река – рекой,
а за спиной погоня:
летят машины,
шар земной креня…
Скорее в лес!..
Ах, где вы, чудо-кони?!
В беде нельзя калмыку
без коня!
«Пошли, судьба,
залетку-Вороного
или Гнедка –
любой мне будет в масть!»
Желанье наше,
отлитое в слово,
над всем живым
имеет в мире власть!
«Куда загнул?! –
суровый критик кинет, –
идеа-
лиз-
мом пахнет,
ей-же-ей!»
Не возразишь на это –
на мякине
был проведен
мудрейший воробей.
Пупком на вилы лезть –
совсем не гоже,
смолчу,
глядишь, – не тронут и меня…
…Река коленце выгнула…
И что же? –
Близенько лес…
и два гнедых коня,
стреноженные,
бродят у опушки…
«Хозяин, видно, их –
большой мудрец!» –
подумал Миша,
как снаряд из пушки,
к ним устремляясь…
Сердца бубенец
заекал сладко-сладко,
вновь поверив
в свою степную
яркую звезду…
Снял путы с ног,
вскочил на чудо-зверя
и – в лес,
наметом:
мол, теперь уйду
от прорезей блуждающих прицелов,
от веером летящего свинца…
Рванула мина рядом –
не задела,
осколки новой –
около лица
разбойно просвистели
и…замолкли,
вонзившись в сосен стройные тела.
Отстали
бронированные «волки»,
вот тут
шальная пуля и нашла
лихого молодого партизана:
качнулся мир –
упал герой с коня…
Стена сплошная
рослого бурьяна,
от глаз недобрых
Мишу хороня,
над ним сомкнулась…
Конь подался к дому:
в любой момент –
у каждого
есть цель!..
До полуночи
небо невесомо
над ним качалось,
словно колыбель.
Звезды летучей
яркая кривая
концом своим
его коснулась век…
Очнулся Миша.
Боль превозмогая,
привстал…
качнулся…
по густой траве
шаг первый сделал…
Постоял минуту,
глядя с мольбой
на звездную метель…
…Медведица…
Идти туда…
как будто…
А небо вновь над ним –
как колыбель…
туда-сюда,
на горку
да под горку…
Луна была одна,
вдруг стало две…
В рот положил
одну щепоть махорки,
и прояснилось малость
в голове.
Порвал рукав
и завязал им рану, –
«Изрядно, значит,
крови потерял…
Врешь, смерть-карга,
уйдешь от партизана
ни с чем –
ведь я тебе не присягал!..
Мне недосуг
пока с тобой якшаться
и поважней есть у меня дела!..
Скорее бы
до вас добраться, братцы, –
ночь что-то стала
вязкой, как смола…»
***
«Мне тяжело писать тебе,
мой друг,
твой адрес
мне не доверяет почта.
Проклятой неизвестности недуг
тиранствует:
«А жив ли он?
Зачем
пускаешь ты бумажных голубей
с руки
на фронт –
без настоящего прицела?!»
А я пишу,
я делаю шажки
из никуда –
в куда-то…
пусть несмело,
пусть наугад…
Хонинову…
на фронт…
Он – лейтенант…
Калмык…
И мой любимый…
И все…
А тучи давят горизонт…
Увидеть мне тебя необходимо!
Ты мудр в решеньях сложных
да и скор,
а тут – беда…
фашистские тенета
запеленали
вольный наш простор,
какая уж учеба тут?!
Работа
и та – почти кощунство –
мнится мне…
Считаю я,
что в жизни что-то стою, –
прошусь на фронт:
ведь ты сейчас –
в огне
и я должна быть рядышком
с тобою.
Пусть
от тебя пока известий нет,
я верю: ты – ЖИВОЙ,
воюешь крепко.
Ну, вот и все.
Жду от тебя ответ.
Твоя «Н.М.»…
И росчерк
вроде слепка
с ее летящей в нежности руки.
Постскриптум
(две коротеньких строки):
«Да вот еще…
за курсы медсестер
экзамен я сдала
на той неделе…»
…Горит луны неистовый костер
и куролесят звездные метели!
Идейное родство, родство убеждений –
превыше всякого кровного родства!
14.
Ты ранен?
От слабости ленты тумана
все застят вокруг,
ты не видишь ни зги…
Шатаясь,
бредешь ты
к друзьям-партизанам,
считая шаги,
жизнь вгоняя в шаги:
«Две тысячи
триста шестнадцать…»
И снова:
«Две тысячи
триста шестнадцать…»
А смерть
платком тебе машет
с пригорка крутого,
мол, ляг!..
Отдохни!..
Сколько ж можно терпеть
и слабость,
и боль –
рвать рубаху о сучья?!
Ронять свою кровь
на головки цветов,
на травы…
А в ранах – острейшие крючья
тиранят страшнее гестаповских псов!
«…А штаб-то подорван!..
Сработано четко!..» –
Хонинов, качнувшись,
к березке припал.
…Знакомый ложок.
Рядом будет высотка,
Олесю когда-то он тут подобрал…
Сестренка!..
Согрели ее побратимы
своей добротой и заботой людской!..
Чирикнула птаха:
«Крепись, мой родимый,
калмыцкий батыр и полесский герой!
Вон палку возьми –
мировая опора!
А вон родничок –
в нем живая вода,
испей!..
Скоро с нашими встретишься…
Скоро!
Друзья тебя ищут,
и ждет «Борода»!
***
То бой, то госпиталь,
летят за днями дни,
рок погоняет их,
как иноходцев.
Сверкают звезд летучие огни,
людская память их
на дне колодца
для правнуков и внуков
сохранит –
любви к родной стране
живую завязь.
Расскажет им,
как плавился гранит,
а люди не ломались,
не сдавались.
За днями дни…
Мы поднялись на пик
вселенской славы
и вселенской чести…
И белорус,
и русский,
и калмык
большое счастье
отстояли вместе!
И удивились –
как мы высоко
смогли взойти,
одолевая кручи!..
Порой нам было
очень нелегко:
теряли мы друзей
и…самых лучших,
не будьте к предкам,
правнуки, строги, –
частенько и у нас бывали сбои.
Но ИСТИНА
вставала на круги,
мы прозревали –
все вокруг ГЕРОИ!
И тот,
кто к дню ПОБЕДЫ не дошел,
сраженный пулей
у горящей хаты,
и тот,
кто рвал знамен фашистских шелк
на памятном параде
в сорок пятом.
Все то,
что не выдерживал металл,
сносили рядовые наши люди.
Но шла война
и мой герой страдал,
друзей теряя
в грохоте орудий…
Слово, подкрепленное поступком,
исцеляет вернее любых лекарств…
15.
Калмыкия!..
Парит орел над степью,
текут на юг сайгачьи косяки…
И травяных ковров великолепье
слагает гимны
волшебству реки –
великой Волге,
что живой водою
поит народы многие Руси.
…Трясут столетья сизой бородою,
халат заката летнего красив
на чабане,
что мы зовем от века
РАЗУМНОЙ ЖИЗНЬЮ –
стержень бытия!
Грозится небу костылем калека,
свою судьбу на новый лад кроя,
вчерашний летчик,
звездные дороги
мечтавший покорять,
теперь в плену
у дум бескрылых,
тусклых и жестоких:
«С одной ногой
куда,
куда шагну?
Хотя б в матросы,
в детстве жил у моря…» –
но…МЕДИКИ
и здесь свое табу
наложат…
В госпитальном коридоре
безрадостно,
как в цинковом гробу.
Стучит костыль об пол осатанело, –
жив партизан,
да жизни вот не рад.
«Ты вот что, друг,
секретку-мину сделай,
в механике силен ты,
говорят… –
к товарищу подходит Миша Черный,
в бинтах вся голова его,
бела. –
Мне в Орше толковал один ученый,
что эта хитрость
крепко б помогла
подпольщикам с ремонтного завода,
нужны им эти штуки позарез!
Мне б твой талант,
товарищ Скороходов,
уж я бы в несчастливцы не полез!
Тебе годков-то сколько?
Двадцать восемь?!
Женат?
И дети есть?!
Ну, старшина,
Ты – о зиме?!
Когда тебя и осень
Кадрить не смеет –
лишь одна ВЕСНА
в попутчицы подходит, –
ишь, счастливый! –
Хонинов исхитрился головой
мотнуть:
«Держи, мол, жизни директиву
и по-пустому не скули,
не ной…
Ты – коммунист,
я полагаю?!
Значит,
ничто тебя не выбьет из седла!..
Эх, хорошо б сейчас
тропой сайгачьей
рвануть в отцов хотон,
под купола
родных небес –
вселенская кибитка
от всех недугов исцелила б враз!
А то – нога?!
коль мыслить станешь прытко,
в два счета обойдешь, двуногих,
нас!»
…Костыль вдруг стал касаться
мягче пола,
и бывший летчик перестал бросать
угрозы небу:
«Сам-то ты веселый
с каких причин?
Свалилась счастья кладь
на голову?
Набила, видно, шишку?» –
про юмор даже вспомнил старшина.
«Да вот,
наш «Борода» подал мыслишку, –
ПОБЕДОЙ скоро кончится война!
Смекай, браток,
как торопиться надо
свершить большие
нужные дела,
чтоб в дом вернуться
не с одной наградой,
чтоб гимнастерка
в орденах цвела.
Положит глаз на них
жена ль,
невеста ль…» –
«Я не женат пока,
но
есть прицел!»
И скажет:
«Мой-то
из крутого теста
замешан –
вот что значит ОФИЦЕР!» –
«Так я же – СТАРШИНА! –
поправку вносит
в речь Мишину
прозревший инвалид. –
А что?!
И, вправду,
не зима,
не осень –
сама ВЕСНА
бойцам благоволит!»
Жизнь – это великий праздник, и сама Земля наша –
замечательный праздник Вселенной!
16.
Там и тут –
одна планета,
тут – огонь,
а там – тюльпаны…
Снова лето,
снова лето –
странно!
Рыжий конь-закат
копытом
бьет по озеру в кувшинках…
Десять ворогов убиты
и… ромашка
у ботинка.
Пляшет луч,
хохочут травы.
Крикнул чибис у ракиты.
Полыхает рядом
жито, –
боже правый!
Плачет Миша горько
в чаще,
с головой укрыт бурьяном:
«День пропащий!..
Год пропащий!.. –
Больше нет Ивана!..»
Пуля срезала Кравцова
возле взорванного моста.
Друг в траву упал
свинцово –
как же все непросто!
Тут и там –
беда кругами!..
Ястреб – в небо,
в норку – мыши…
Шепчет Миша,
шепчет Миша,
что Бобруйск не за горами.
К Орше путь наш пролегает,
Гомель празднует свободу,
Минск о помощи взывает.
Фронт уже под Гродно!
Дан приказ
дороги вражьи
рвать…
и взрывы,
взрывы!..
О погибших мы расскажем,
Если будем живы!
Если ж…
песню кто-то сложит
и уронит в травы…
Истина всего дороже,
боже правый!
И снова – тире и точки… Это – память,
избирательно хранящая самое яркое,
самое значительное из нашего бытия.
17.
Ковыль да маки!..
Шмель гудит:
«Домой вернулся, воин?
Здрасьте!..»
И смерть и беды позади,
а впереди? –
Конечно, счастье!
Ты улыбаешься,
батыр,
ты в эту явь еще не веришь?!
И до чего ж прекрасен мир
без страшных
бомбовых истерик!
Без свиста пуль
и воя мин,
без штыковой
лихой атаки…
Продет в петлицу
георгин
и жгут ладонь
красавцы-маки.
В логу пасется
табунок
степных строптивых иноходцев…
И зреет песня,
корни строк
велят
за вечный мир бороться,
зовут на бой
Его,
Ее…
Исходит синью
неба крыша.
Отчаянное ребятье
кричит:
«Вернулся ЧЕРНЫЙ МИША!» –
«Привет, родная сторона!
Снимай
военной жизни коды!
Чудачка – мирная весна
особых требует подходов
к друзьям,
к делам,
к земле,
к стихам
и к соловьиным
певчим планам…
Встречай, невеста,
жениха,
встречай лихого партизана!»
Поливин Н.Г. Миша Черный: стихи, поэма.
– Элиста, 1990. С. 26-107.