Поэма Отважному белорусскому партизану
| Вид материала | Поэма |
- Белорусскому народу и национальному собранию, 317.76kb.
- Реферат на тему «мистицизм в поэме с. Есенина «черный человек», 124.4kb.
- Всоответствии с Конституцией страны в обязанности Президента входит выступление с ежегодным, 706.77kb.
- Список тем дипломных работ по предмету, 62.56kb.
- О. Г. Абрамова ( Петрозаводск ) мотив горения в поэме «облако в штанах»: русская, 210.59kb.
- А. П. Чехов «Ионыч», «Маленькая трилогия» («О любви», «Крыжовник», «Человек в футляре»), 13.67kb.
- А. С. Пушкина "Руслан и Людмила" Поэма, 125.46kb.
- Тематическое планирование уроков литературы в 10 классе, 275kb.
- А. Г. Лукашенко белорусскому народу и Национальному собранию Республики Беларусь, 166.06kb.
- А. Г. Лукашенко белорусскому народу и Национальному собранию Республики Беларусь, 102.15kb.
ЛЕСНЫЕ МСТИТЕЛИ
Перед героизмом белорусских партизан
склоняют головы самые заслуженные
герои войны.
1.
Три сороки у дороги
скачут, где трухлявый пень…
Бензосклады в Лисьем логе
полыхают пятый день.
«Тень да брень!»
Чины гестапо
с визгом нюхают следы,
но напрасны их труды:
сух выходит из воды
мститель ловкий,
мститель странный…
Сыплет, сыплет
соль на раны
Миша Черный палачам,
партизаны, партизаны
снятся фрицам по ночам.
Полицаям тоже снится
пулемета грозный зрак…
«Миша Черный?!
Что за птица? –
Генрих Рох
хрипит в кулак. –
Где он есть?
Поймать!
Доставить!
Сам рейхсфюрер возмущен!»
…Новый взрыв.
Состав в канаве
в хлам утильный превращен.
Взрыв!..
Быки осели в воду,
три пролета –
на куски!..
Нет резервам вражьим ходу
к фронту –
ноги коротки!
Всюду – ямины, капканы,
шаг шагнешь – лети на дно!..
Партизаны, партизаны
Белоруссии родной!
И самая великая река начинается
с безымянных ручейков.
2.
Реки партизанского движенья
из ручьев сливались безымянных…
Где он – тыл,
когда кругом сраженья? –
зверь фашистский бесится в капканах.
Каркают каратели от злости,
воют так, что леденеют лужи.
Дыбятся снега. Темнеют кости.
Смерть над каждой малой тропкой
кружит.
«Дескать, вот они –
трофеи славы!
Дескать, вот они –
войны доспехи!..»
Мстителей начальные успехи,
скромные начальные успехи,
Ныне –
как Монбланы, величавы.
Федоров,
Ковпак,
Медведев… –
много
партизанских маршалов известных.
С тропки Миша вышел
на дорогу
(верст на сто
юго-восточней Бреста).
Встретив «Бороду» с его отрядом,
Миша Черный так сказал герою:
«Этой встрече мы безумно рады,
с вами вместе
мы сильнее втрое,
так что…
к размышленью есть посылка:
можно – так…
а можно ведь и – этак…»
Усмехнулся «Борода»: «Сопилка
пастушонку плакалась на лето,
мол, дожди излишне поднасели,
мол, тепла сегодня маловато…
В чем тут суть –
вы все уразумели, –
подавайтесь-ка до нашей хаты!
Нам, друзья,
объединяться надо:
так ловчей для зверя ладить клетку.
Вместе
мы сомнем любого гада!..»
«Мы согласны…
Только…
нас…
В разведку…» –
и, смущенный,
Миша взгляд отводит
в сторону –
грешно плести условья,
жизнь сегодня –
как курок на взводе:
бей врага и – точка!..
Малой кровью
сокрушай фашистское отродье!
Торовата земля наша на таланты,
ой, как торовата!
3.
«Бороде» уже за сорок –
впрочем, это мужику,
как пушинка леснику –
не предмет для разговора.
Он прогонист и плечист,
кочережку в узел свяжет;
виртуозный баянист…
Борода – чернее сажи.
Лоб высок и без морщин.
Темны брови – гарны брови!..
Эталоном для мужчин
может быть Иван Петрович.
Агрономил до войны –
лучшим был в своем районе.
Для родимой стороны
хлеб растил –
в одной ладони
колоска не удержать!
Так крупно зерно литое…
А теперь вот воевать
научился –
непростое
дело ворогов карать,
из ловушек ускользать,
блиндажи и доты строить,
всеталантлив – не отнять!
Коммунист он – всею сутью,
чист во всем, как первый снег.
Отыскал тропу в беспутьи,
тыщу с лишним человек
через сеево тумана
вывел, бедам вопреки, –
поломав фашистам планы,
ускользнули смельчаки.
А теперь во всей округе,
в партизанской стороне,
стало жить фашистам туго –
потеряли власть они.
Фюреру не бьют поклоны
мужики –
откуда прыть?!
По советским по законам
продолжают люди жить!
Счастье, оно заложено в нас самих;
аукни посильнее и оно откликнется.
4.
Иван Кравцов – камышинский волгарь
командовал у «Бороды» разведкой
до Миши,
юморист, как дед Щукарь,
сам улыбался он довольно редко,
из рядовых он в комсостав не лез –
жить подчиненным уж не так-то плохо!
Воюй отважно –
вот и весь прогресс,
схлопочешь пулю –
отпоет эпоха.
И никаких тебе других забот,
а командир –
он ведь за всех
в ответе!
Но…
приказали:
будешь, мол, комвзвод
и точка…
Вот в такой-то оборот
попал Иван –
что делать? –
Лихолетье!
Заботливый, внимательный,
когда
его посланец не решал задачи,
поставленной пред ним,
и «Борода»
отчитывал бойца за неудачу,
Иван Кравцов менялся враз в лице –
худел,
лишался сна
и аппетита:
как будто
это Он не ПРЕУСПЕЛ
в разведке
и попал под нож бандита.
И вот в отряд их
влился лейтенант,
отчаянный,
он на Кравцова вышел;
Иван всех раньше
разглядел талант
разведчика и командира
в Мише.
И доложил немедля
«Бороде»
с горячностью и страстностью
присущей
Ему, Кравцову,
в общем, порадел
товарищу –
так для разведки лучше.
Всегда от сметки пятится беда
и рушатся сверхпрочнейшие доты…
Командовать назначил
«Борода»
Хонинова
не взводом –
разведротой!
Уж, видно, так судили небеса,
чтоб дружба их крепчала
неустанно!
Три раза Мишу друг Иван спасал,
а Михаил –
четырежды Ивана.
Предателя в обыденной жизни
не угадаешь, предатели
высвечиваются силой
обстоятельств.
5.
Полицаи –
Димка Рыжий
и Рахмет Рахматулла –
шефу Курту пятки лижут
так,
что пепел да зола
вместо сел
по всей округе
остаются там
и тут…
У гестаповского злюки
глазки светятся –
«Зер гуд!
Ка-
ра-
шо варится каша!
Партизанский швайн –
капут!..» –
толстопалой ручкой машет
шеф гестапо в Орше –
Курт:
«Ви
есть
фюрера
золь-
да-
ты!
Ви
есть
новый рейх
слюга!
Будет вам
большой
на-
гра-
да,
если крепко
по-
мо-
гай!.. –
Курт глядит на слуг проворных,
хоть и ласков, но…спесив. –
Изло-
вить
мне
Мишка
ЧЕР-
НЫЙ,
партизанский гросс-актив!
Он опять взорваль
ДО-
РО-
ГА,
Эше-
лон
зольдат
КАПУТ!» –
на ищеек глянул строго,
очень строго глянул Курт.
Полицаев липкой дрожью
окатил вселенский страх,
чуют, пройды,
жизнь итожа:
желудями на дубах
им висеть
с такой затеи
на смертельной высоте…
Хитрость – это еще не ум,
ловкость – это еще не удача.
6.
Димка Рыжий –
хитер,
видно, родом из лис.
А напарник его –
бузотер,
паникер,
хил да лыс,
а поди ж –
на поганые сгоден дела!
Ай, алла-бисмалла,
ловок Рахметулла!
Черным глазом повел
по тропинке в лесу:
«Пустим Мишку в помол
здесь…
Налей-ка в кису
бражки, Дима-сокол!..
Вот заветный следок,
со щербинкой каблук
и со сваленкой вбок…
Исхитримся чуток –
на приманку-обман
попадет партизан!»
Димка пучит
зеленые,
с дымкой,
глаза,
козырною шестеркой
прищучив туза,
и роняет небрежно
в зубов жернова:
«Это сладим, конечно,
покачаем права
фраерку-степняку,
степняку-фраерку,
окукарекаем трижды –
отвертим башку!»
И воловьим калганом
Димка машет,
пыхтя:
«Крой, Рахмет,
за арканом,
жми, ислама дитя! –
И регочет довольно
и грозит кулаком.
По коре белоствольной
стреляет плевком. –
Будь здоров много лет,
дорогой мой Рахмет!
У тебя все слова
сладки,
словно халва!»
Димка Рыжий поводит
покатым плечом:
«Наших дум половодье
принесет нам почет.
Сладим хитрую клетку,
пустим хряка
в расход!..
Скоро,
скоро в разведку
Мишка Черный пойдет…»
В критические моменты ум наш обостряется,
а силы удесятеряются…
7.
Зорок Миша, как сокол,
и чуток, как рысь.
Прошумела осока
таинственно…
– Брысь! –
Миша мысленно бросил,
к озерцу идя.
Осень,
спелая осень просила дождя.
«Облака-каравеллы,
плывете куда вы?
У березки несмелой
дуб танцует кудрявый…» –
отодвинул поэт
командира разведки.
От сапог свежий след
возле сломанной ветки,
у калужинки малой
рождает тревогу:
где-то рядом шакалы
караулят дорогу!
И поэт отступил
в тот же миг пред солдатом.
«Не спеши, не глупи,
очень ловким стать надо! –
сам себе приказал. –
Миша,
ты же в разведке!»
Полыхнули глаза
и отвагой,
и сметкой.
Огляделся – увидел
в бурьяне, за кленом:
«Так и есть – рыжий идол
с лысой чуркой, каленой,
соглядатаи, воры!
На ярмарке ныне
партизан выявляли…
К последней осине,
на которой висеть им,
тропу пролагали…»
Миша их заприметил
там,
на торге
с Марфушей,
спекулянткой ядреной.
Поганые души,
все о чем-то шептались…
И приемом коронным
Миша сальто-мортале
сочиняет,
как будто
зацепился за корни.
Охнул громко.
Минуты
побежали покорно.
Две…
Четыре…
Враги
поддались на уловку,
поднялись.
Из куги
показались винтовки.
Задрожала осина,
как будто просила
партизана, как сына, –
вырыть татям
могилу,
здесь,
в осклизшей земле,
у глухого болотца:
«Не держи смерть в стволе,
пусть огнем разольется!»
Автомат Михаила
ударил тревогу.
И смертюга скосила
у Лисьего лога
полицейских ищеек,
нашла их по слуху:
и Рахмета Кащея,
и Димку Рыжуху.
Крикнул ворон гортанно:
«Куда деть их души?»
«Сатане,
павианам!
Пусть их веют
и сушат
до скончания века, –
нет прощения злобе!..»
Страшно каркнуло эхо
в помрачневшей чащобе!
Где-то хрустнула ветка,
где-то звенькнула банка…
Миша снова в разведке,
вновь идет к полустанку.
Красота и Доброта – родные сестры,
дети счастливейшей из матерей –
Гармонии Вселенной.
8.
Лиловое небо над лесом сутулым.
Багровый закат
догорает вдали.
И сизые тучи
в недельном загуле,
утробно рычат
цепняки-кобели!
***
Олеся,
Олеся –
росточек Полесья,
беда громоздит короба,
и даже концерт соловьиный
невесел –
во вдовьей накидке
судьба:
и мамочку Катю,
и батю Якима,
и братика Стася –
в распыл
пустили каратели…
Космами дыма
зачеркнута славная быль
лесной деревеньки
Развесистый Ясень,
у озера Яры Ключи…
Угрюмыми красками
август раскрасил
весь мир
в непробудной ночи.
Подросток-девчонка
у волчьей берлоги
кричит в безысходной тоске…
Шипят по-гадючьи
тропинки-дороги,
и жилка дрожит на виске:
«Все кончено!..
Что ей осталось на свете?
Погашены
жизни огни…
Заглохнет былинка
на злобной планете,
сгорит,
что она без родни?!»
Олеся,
Олеся –
росточек Полесья,
утри свои слезы…
Крепись!
Чу!
Слышишь шаги?
Слышишь русскую песню?!
На песню
скорей отзовись!
…Стоит на полянке
крепыш смуглолицый,
улыбчив,
румян,
чернобров:
«Чего закручинилась,
чудо-девица?
Твой рыцарь явился
на зов! –
по-свойски повел он
улыбчивым глазом. –
Беды захлестнул ураган?
Поможем, сестренка!..»
И девушка сразу
прозрела –
пред ней
партизан!
Притихла.
А слезы
неистовым градом
из глаз –
по щекам,
по руке…
«Понятно – беда!..
Только…
плакать не надо…
Война…
Боль зажми в кулаке.
За все наши беды
фашисты заплатят! –
в глазах партизанских –
гроза… –
Гляди-ка,
вконец измочалилось платье, –
ей вдруг по-отцовски сказал, –
придется тряхнуть
полицаев-ублюдков,
найдем одежонку,
ей-ей!
А как же зовут-то тебя,
Незабудка?
Олеся?!..
Чайку вот испей, –
и подал ей флягу
с забористым чаем. –
А я –
Михаил-партизан…
Сестренкой мне будешь!..»
И небо,
качаясь,
в ее отразилось глазах.
Искреннее сочувствие близких тебе по
духу людей снимает самую неистовую
боль.
9.
Правда –
есть она на свете!
С ней не страшно
пасть в бою.
Партизанский лагерь встретил
сироту, как дочь свою.
Повариха жарко баню
натопила вечерком
и в корыте, словно в ванне,
мыла Лесеньку,
с парком,
с доброй шуткой-прибауткой:
«Отскребу-де добела!»
И лесная Незабудка
отогрелась, отошла.
Обронила смех сквозь слезы,
помотала головой…
Повариха главный козырь,
в ход пустила козырь свой:
«Дескать, стержень жизни –
в чуде,
потому есть день и ночь…
Дескать, ей Олеся будет
дочкой –
родненькая дочь!
Что сама она на свете
и жила, и не жила:
были муж, погодки-дети,
да война их отняла…
А когда беду спровадим
за девятый окоем,
мы с тобой тогда у дяди
в граде Бресте –
в славном граде –
очень ладно заживем!
Будет к нам летать Жар-птица,
красоваться на окне…
Ты на доктора учиться
будешь на утеху мне.
Врачевать людей
от хворей
станешь ты
в счастливый год…
Твой царевич
из-за моря –
моря синего придет
сватать юную девицу,
ты согласье дашь
ему…
А пока,
душа,
учиться
надо разуму-уму!» –
размечталась повариха,
трет мочалкой во всю прыть.
Всхлипнула Олеся тихо:
«Ну, а с братцем как же быть?!..» –
«Ты о ком?» –
«О Михаиле.
Он заботливый такой!..»
Повариха аж застыла,
ни рукой и ни ногой
шевельнуть не может –
мнится:
не замкнуться может круг!
Михаил свою Жар-птицу
поднесет девчонке вдруг?!
Вдруг…»
В глазах блеснули слезы,
Леся дрогнула душой:
«Ты за маму будешь, Роза,
он же братик мой старшой!»
***
Партизанские сны,
беспокойные сны,
все из прошлой весны,
все из прошлой весны:
…Звезды в небе плетут
огневой хоровод –
над раздольем степей
и над бархатом вод.
Говорливые ивы ведут разговор
о далеком костре –
кто разжег тот костер?
Кто пустил скакуна
побродить по лужку?
Чья домбра окрылила
чужую строку?
Чей разнеженный взор,
чей горячечный взор
добавляет огня в солнцеликий костер?
…Заплетает рука
смоляную косу…
«Ради этой красы
я все беды снесу! –
Миша шепчет во сне
той единственной, той,
что однажды сразила своей красотой
молодого поэта,
мальца-удальца,
он не смог отыскать
для нее
ни словца
в арсенале всех слов
на планете родной
той далекой порой,
перед самой войной…
Нина, Нина –
степная ромашка моя,
о тебе об одной
и тоскую здесь я!..»
…Бродят сны
по чужой
и по нашей земле.
Время-конник сидит
на калмыцком седле,
время-конник летит
за седьмой окоем,
где назначена встреча им,
счастье вдвоем,
в росном поле колышутся
маков ковры,
звезды – дивным венцом
вкруг твоей головы!
Гуси-лебеди
плещутся в сонной реке:
счастье – рядом,
в глазах,
а печаль – вдалеке,
позади –
там,
где злобно гудела война…
Там,
где не было сна,
там,
где не было сна!..
Как живешь ты, любимая,
в отчем краю?
Нынче
горькие песни там ветры поют…
В наши вольные степи
вломились враги…
Все, что дорого нам, –
ты укрой,
сбереги!
И коней табуны,
и отары овец…
Как мои там?..
Сестренка?
И мать?
И отец?
И бабуся моя –
досточтимый мудрец,
с вечной трубкой пеньковой
в иссохших губах?
Наша юность летит
на горячих ветрах
из весны
сразу в зиму проклятой войны!..
Партизанские сны…
Партизанские сны…