Департамент семейной

Вид материалаБюллетень
Тепло родного дома
Жить по-домашнему
Моя поддержка
В будке с собаками
Чтобы дети сирот не стали сиротами
Литературная газета. — 2006. — 19 сентября
Советская Россия. — 2000. — 20 апреля
Многодетные родители
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8

Тепло родного дома

Как изменить нашу жизнь, чтобы дети не умирали от отсутствия родительской любви


МНОГОДЕТНАЯ МАМА

Света живёт в Омске, замечательном городе, бывшем при Колчаке столицей Сибири, да и сегодня вполне столичным по уровню культуры — театры, музеи, библиотеки, своеобразнейшие памятники на красивых улицах старого центра: латунная девушка, скромно сидящая на скамье; сантехник, как бы вылезающий из люка посреди тротуара.

Но самое глубокое впечатление на меня произвели не прекрасные театры, не музей Врубеля и даже не замечательный спектакль одного из самых талантливых российских режиссёров Евгения Марчелли, взявший «Золотую маску» в этом сезоне.

Самый большой и тёплый след оставила во мне 36-летняя омичка, невысокая крепкая женщина с короткой стрижкой и светлыми глазами на загорелом лице.

Светлана Морозова уже два года участвует в проекте социально-реабилитационного центра по адаптации детей в семье. Если проще — она мама семейно-воспитательной группы, где кроме собственных троих детей живут ещё четверо: Тимофей пятнадцати лет, Максимка без малого двух и ещё два мальчика, шести и четырнадцати.

Родители этих ребят либо умерли, либо лишены родительских прав, и, если бы не Светлана, они попали бы в приют до определения юридического статуса. Иногда эта процедура затягивается надолго: пока пытаются разыскать дальних родственников, пока идут суды по лишению прав биологических родителей… Чтобы помочь этим детям пережить шок от потери семьи, и была придумана система семейных групп, профессионально подготовленных для такой работы.

Идея эта пришла к нам с Запада. Когда после Второй мировой войны осталось очень много сирот, естественно, появилось и много детских учреждений. Однако смертность в тех детдомах неожиданно оказалась непомерно высокой. За детьми был хороший уход, их кормили, лечили, содержали в чистоте, но они всё равно погибали. Тогда ряд видных психологов того времени (в их число, например, входила Анна Фрейд, дочь великого Зигмунда Фрейда) всерьёз исследовали горькую проблему. Основной вывод их работы был ошарашивающим: дети умирали от отсутствия любви.

Выяснилось, что формальная забота не могла заменить близких, тёплых отношений с ухаживающим взрослым. Нянечки часто менялись и просто не успевали поиграть, погладить, потискать малышей, которых в группе было до двадцати пяти, и те быстро угасали. Выжившие страдали разной степенью отсталости в психическом и физическом развитии, но это отставание быстро навёрстывалось при помещении ребёнка в нормальные условия, где малышом много занимались, ласкали его, держали на руках.

Доклад психологов, опубликованный после нескольких лет изучения, потряс европейское и американское общество — он привёл к полному отказу от детских домов и к созданию патронатных семей. Приютов на Западе вообще нет: пока оказавшемуся в трудной жизненной ситуации ребёнку подбирают постоянную семью или проводят поддерживающую работу с семьёй кровной, он живёт не в приюте, а тоже в семье, но временной.

ЖИТЬ ПО-ДОМАШНЕМУ

Света удивительно легко согласилась говорить со мной о своих детях. Пишу «удивительно», потому что далеко не все приёмные родители идут на контакт с незнакомым собеседником. В том же Омске мне повезло отнюдь не с первой попытки. Поэтому во время телефонного разговора я была очень осторожна в расспросах. Но беседа завязалась, и к десятой минуте я предложила встретиться.

— Хорошо. Куда за вами заехать? — огорошила меня Света: ведь это я лицо заинтересованное, отрывающее от привычной жизни многодетную маму! Я была готова ехать по любому указанному адресу.

Но оказалось, что Светлана уверенно чувствует себя за рулём и хорошо понимает трудности приезжего человека — ограниченность во времени и плохое знание города. Омск выгодно отличается от Москвы малым количеством машин, я без труда разглядела бежевый «жигулёнок» с нужным номером.

С первого же взгляда, первого шага рядом меня поразили спокойствие и уверенность, исходящие от этой молодой женщины. Не красавица, не аристократка, не монахиня, но такое внутреннее достоинство и уважение к себе и окружающему миру, до какого мне, например, ещё расти и расти.

Мы расположились на лавочке под сенью тополей, приспособленных стараниями знаменитого местного селекционера к суровому сибирскому климату.

— Света, у меня ещё во время телефонного разговора возник вопрос: как можно расстаться с ребёнком, прожившим в твоей семье полгода или год, как можно его кому-то отдать?

— А мы и не отдали, — улыбается Света. — Первый мальчик, который к нам попал, Дениска, сейчас живёт у мамы моего мужа. А второй, Тима, у нас. Мой младший сынок Алёша так к нему привязался, что, когда на мальчика пришло направление в детский дом, ходил и плакал: «Мамочка, не отдавай Тиму»! Так и оставили. Трагически расставались с девочкой четырёх с половиной лет. В детском доме навещали почти каждый день два или три месяца, пока её не удочерили. Ещё одного мальчика отдали на усыновление в Краснодарский край. Расставаться бывает больно, но всё же мы рады, что ребята нашли свои постоянные семьи.

Всего за два года работы в этой программе через нашу семью прошли двадцать детей. Некоторые из них просто не прижились. Был, например, мальчик Миша, очень завистливый. Ему страшно тяжело давалось жить с нами и видеть, как мы любим своих ребят. Он завидовал каждой игрушке, каждому ласковому слову, обращённому не к нему. В конце концов мы решили, что всем будет лучше, если Миша вернётся в приют.

Ещё один мальчик-бродяжка не смог жить по-домашнему. Его подобрали на вокзале, где он вёл вольную криминальную жизнь: подворовывал, спал где хотел, гулял когда хотел, жил с ватагой таких же, как он, беспризорников. И, попав в семью, он просто заболел, маялся, ему было крайне трудно уважать чужую собственность, привыкнуть к тому, что у каждого есть что-то своё — полотенце, одеяло, расчёска, книги, что нельзя эти вещи брать без спроса. Да просто тесно ему было в стенах квартиры: хоть у нас четыре комнаты, но всё же не вокзал. Он сам стал проситься обратно в приют. Там ему было привычней: большой коллектив ребят, всё одинаковое, всё общее.

— Мой личный опыт говорит, что весьма трудно найти понимание у окружающих людей. Многие пожимают плечами, странно смотрят, когда узнают, что в семье есть приёмные дети. Как вам это далось? И вообще что это для вас?

— Конечно, я тоже часто слышу: зачем тебе это надо, что ты их понабрала? Когда ещё Маринка, моя первая дочка, родилась, было желание не то чтобы создать семейный детский дом, а просто чувство, что надо помочь. В школе, где я когда-то училась, у нас была учительница, которая, что называется, всю себя отдавала детям. Она придумала мини-театр, мы сами шили перчаточные куклы и ходили в детские дома со своей программой. И вот в одном интернате мне до слёз понравился мальчик. Мои два брата были намного старше, быстро выросли, женились, и я с мамой вдвоём жила. Мама моя очень много времени проводила на службе, руководящая должность, ответственность, хотя выходные всегда посвящала нам. Конечно, у неё не было возможности взять детдомовского мальчика… Потом у старшего брата родились свои дети — один, а после сразу двойняшки. Как я любила к брату ездить! Квартирка тесная, но как хорошо мне в ней игралось!

МОЯ ПОДДЕРЖКА

Свет детских воспоминаний озаряет лицо моей рассказчицы, на губах мягкая улыбка. Она смотрит прямо перед собой, но не видит ни тополиных пушинок, ни воробьёв, купающихся в пыли. Взгляд её обращён внутрь, и кажется, что она пытается не мне, а самой себе объяснить, почему её жизнь так резко изменилась.

— Потом я выросла, выучилась на педагога, работала в детском саду, с ясель и до школы детей вела. Вышла замуж. У моего мужа был сын от первой жены, его растила. Можно сказать, что это мой первый опыт воспитания приёмного ребёнка, и прошёл он очень удачно. Сейчас Игорю уже двадцать один год. Идёт по моим стопам — учится в педагогическом институте. Вот говорят: зачем надо? Но даже если Тима просто вырастет хорошим или хотя бы неплохим человеком, мне уже будет радость.

Конечно, не сразу всё стало гладко. Марина, например, сначала приняла мою идею в штыки. Зато потом, когда поняла, как многого лишены эти дети и как важно им прийти на выручку, превратилась в моего первого помощника. Ей сейчас шестнадцать, и я знаю, что во всём могу на неё положиться. Она моя поддержка.

— Света, я знаю, что патронатные воспитатели, имеющие педагогическое образование, считаются внештатными сотрудниками детского учреждения, им идёт стаж и выплачивается зарплата. Но ведь деньги эти очень скромные, а работать где-то по совместительству нельзя согласно договору между патронатным воспитателем и детдомом. Как же вы живёте?

— Хорошо живём, не жалуемся. Муж работает водителем в том же приюте. Я тоже машину вожу. «Жигули» не новые брали, но ездят исправно, если что — муж с руками, починит. Без машины никуда: детей на занятия отвезти, летом на огород съездить. Деньги, действительно, не очень большие: я получаю 1600 рублей за каждого ребёнка. Но при нашем центре есть группа сопровождения, где можно получить бесплатную помощь психолога, педиатра. Есть там специалист по снабжению: нам стараются помогать одеждой для ребят, лекарствами, а то и мебелью. Ну и пособие на детей выплачивают: опекунские 3500 с десятилетнего возраста, на младших 2600. Тут недавно озвучили новые цифры: официальный прожиточный минимум в Омске 3190 рублей на человека. Могу сказать, что мы в него укладываемся.

— Для многих родителей самой увлекательной и неисчерпаемой темой являются их чада. Расскажите немного о ваших приёмных мальчиках.

— Они у меня очень хорошие. На детдомовских вообще не похожи. Мы у врача были недавно, он не поверил, что они приёмные. К тому же, Тима и Максим — копия я. Мой родной Алёша так на меня не похож, как они. Живут дружно. Но чужих почему-то сторонятся. В нашем приюте устраивают праздники для детей: Новый год, 8 Марта… Алёша готов со мной идти, а остальные говорят: «Останемся дома. Мы не приютские, нам там делать нечего». А как-то раз летом по дороге на дачу в моей машине порвался ремень. До мужа далеко, позвонила другу, он тоже в нашей программе по социальной адаптации детей. Приехал, на буксире меня к своему дому дотащил. Пока чинил машину, мы чай с его женой пили. Так мои ребята сбились в кучку, чай не пьют, сидят своей компанией.

— Часто у детей, оказавшихся без семьи, довольно грустное прошлое. Я замечала, что они не так открыты и доверчивы, как, скажем, моя родная дочка. Их истории, конечно же, оставляют след в душах, влияют на отношение к жизни, к другим людям, к самим себе. Нужен не один год, чтобы вернуть им умение находить радость в повседневности, в общении, умение видеть цель и смысл будущей взрослой жизни. Как складывалась судьба ваших мальчиков до того, как они попали к вам?

— Истории у моих детей очень разные…

В БУДКЕ С СОБАКАМИ

— Вот Максимка, например, племянник Тимы. Тиминой сестре 16 лет. Родила рано, замуж не выходила. Отец у них умер давно, мать лишена родительских прав. Деревенский дом, в котором родители жили, сейчас разрушен. Для девочки нашли шестиметровую комнату в коммуналке, там она с Максимкой и жила. Но попала в больницу — туберкулёз. Говорят, в этой комнатушке предыдущий жилец от туберкулёза умер. Так что малыша я оттуда забрала. Мама поправится — там видно будет.

Денис, наш первый приёмный ребёнок, с которым мы не смогли расстаться и которого взяла моя свекровь, — тоже из села. Однажды вечером домой вернулся пьяный дядя и избил мальчика. Он так напугался, что с того дня ночевал с собаками в будке. Днём ещё ничего, заходил в дом, а как вечер — в будку. С собаками и зимой тепло. В ситуацию вмешались, только когда Дениска в школу перестал ходить — там над ним смеялись за оборванность, за курточки драные, штанишки короткие. Первое время у нас он прятал хлеб под матрас. Но постепенно привык, что еда есть всегда и её не нужно прятать.

Олежеку четырнадцать с половиной, живёт в нашей семье. Когда ему было два годика, мама оставила его папе. Отец, хороший человек, его вырастил. Несколько лет назад Олег в июле гостил у бабушки. Отцов дом в той же деревне через улицу. Бабушка послала Олежека рассаду туда отнести, дома никого не было, мальчик поставил ящичек в сенях. Хватились отца через неделю — пришли, а рассада посохла вся. Куда человек делся? По суду признали без вести пропавшим. Вот уже два года Олежек с нами. Бабушку часто навещает, помогает по хозяйству. У него в руках всё горит — настоящий маленький мужичок.

— Из вашего рассказа ясно, что не со всеми детьми опыт оказался таким положительным. Были ведь и бродяжки, воришки, ребята, не владеющие социальными нормами. Вам не страшно, что они могут «научить плохому» родных детей?

— За старших не страшно: Игорёк, Марина уже состоявшиеся личности, сами на кого хочешь повлияют. А за Алёшу боюсь. Но ведь избежать такого влияния вообще очень трудно — и во дворе, и на улице можно всякого наслушаться и насмотреться.

— Света, а отпуск у вас бывает?

– Конечно. В прошлом году отдыхали в Абхазии. В Новом Афоне были. Увы, у них нет денег на его восстановление, жизнь там тяжёлая. Я в конце экскурсии задала вопрос женщине, которая нас водила: есть ли там детские дома и дома престарелых? Она посмотрела на меня как на врага: «Это позор для рода. У нас не остаются брошенными ни дети, ни старики».

— Скажите, увеличивается ли как-то шанс детей, попавших не в приют, а во временные семьи, такие как ваша, на усыновление? Действительно, троих мальчиков вы оставили у себя, но остальных должны отдать дальше. Есть ли надежда, что они не останутся в детском доме?

— После семи лет шансов на усыновление у детей практически нет.

ЧТОБЫ ДЕТИ СИРОТ НЕ СТАЛИ СИРОТАМИ

Так неужели всё напрасно? Зачем тогда нужен этот проект по адаптации детей в семье, если их потом всё равно ждёт не приют, так детдом?

Уверена, совсем не напрасно. И вот почему.

Детство без семьи, безусловно, несчастье. Но в детских бедах заключена и огромная позитивная сила. Хилый мальчик Саша Суворов вырос и перешёл через Альпы. Маленький, некрасивый, закомплексованный Бонапарт одерживал блестящие победы, не только военные, но и любовные. В ранцах сирот и беспризорников лежат маршальские жезлы политиков, бизнесменов, актёров, да и просто счастливых людей. Сейчас у них нет семьи, они слишком малы, чтобы что-то изменить в своей жизни. Но ведь они станут взрослыми. И помочь им надо совсем чуть-чуть: хоть вполглаза увидеть, что такое нормальная семья. И тогда они, возможно, сумеют построить её для своих детей. Потому что желание иметь семью у брошенных ребят огромно. Нёмного опыта, короткого, длинного, как повезёт, — и дети сирот не станут сиротами.

Света Морозова делает всё от неё зависящее, чтобы случилось именно так.

Литературная газета. — 2006. — 19 сентября


Семья есть первооснова Родины.

Иван Ильин,

русский философ


И.Н. Щербо,

директор московской средней школы № 1071,

кандидат педагогических наук


СЕМЬ «Я» = «МЫ»

Я осмелюсь еще раз обратить ваше внимание на банальную мысль, что в воспитании человека ведущую роль играет среда семьи. Все остальное — детский сад, школа, театр, двор, СМИ — вторично и может выступать лишь в виде сильного коррекционного фактора.

На одном из школьных собраний, где родители сделали акцент на то, что они работают и воспитанием заниматься им некогда, я спросила:

— А сколько времени, на ваш взгляд, надо отводить на воспитание детей?

Мамы и папы, припоминая, что они делали совместно с детьми на культурном поприще семейного общения, увлеклись подсчитыванием времени совместного досуга. Вот здесь и кроется ошибка родительского понимания сущности семейного воспитания. Семейное воспитание — это не просто моменты истины, моменты прямого контакта, это просто жизнь, жизнь маленькой модели общества, объединенной одной фамилией. Жизнь, когда мы рядом и на работе. Жизнь, когда ребенок спит, а мы приводим в порядок его одежду. Жизнь здоровой семьи.

Но как определить ее здоровье?

Главный признак, когда семь «Я» ощущают себя цельным «МЫ». И недаром выделяю «Я», пишу с большой буквы, понимая, что это единое сообщество состоит из личностей. Но чувство общности в здоровой семье не мешает каждому иметь право собственного видения и собственного ведения жизни.

Показателем складывающегося «МЫ» является сохраняющаяся искренняя связь между дедами, отцами, детьми и внуками. В.Набоков называл это «таинственным ровесничеством».

Другим показателем является общность друзей, для которых ваша семья стала надежным островом не просто общения, а взаимопонимания, поддержки, к кому бы из членов вашей семьи он, друг деда, ваш ли друг или друг ваших детей, ни обратился в минуту наивысшего пика его тревоги.

Здоровая семья — это пространство безопасности для всех его членов. Именно в семье терпимы к слабостям и недостаткам другого. Каждый имеет на них право. Но опасно в отношениях с близкими терять чувство меры. Мы нередко слепо любим, возводим любимого человека на пьедестал, случается, не по его заслугам, и требуем постоянного соответствия установленной планке. Один из поэтов сказал: «Любите друг друга, но не превращайте любовь в оковы». Мне бы хотелось предостеречь от бездумного возвеличивания ближнего. «Он этого не мог сделать, я ему верю», — с возмущением говорит мне мама, когда я пытаюсь разобраться в критической ситуации с ее ребенком. Верьте, но прислушивайтесь, оглядывайтесь. Может, совершенный поступок — познание жизни через не совсем приемлемый путь. Кто из детей не приносит домой чужую игрушку, вещь? Кто из них из-за самозащиты не приукрашивает ситуацию в свою пользу? В данный момент лучше услышать потаенную правду, понять мотивы неожиданного поведения. На то и семья, чтобы не осудить, а объяснить, продолжая любить. Ведь именно здоровая семья создает ауру взаимопонимания, подпитки и восстановления духовных сил.

В здоровой семье не может быть группировок, внутренних интриг. А если и образуются «коалиции», то лишь на основе творческой инициативы, когда готовится праздник, сюрприз, решается чья-то личностная проблема.

В здоровой семье нет жестко закрепленных социальных ролей. В нужную минуту, без оглядки «А что скажет папа?» — его, папину, роль может выполнить старшая сестра, а мнение младшего («устами младенца глаголет истина») будет услышано и принято, как и мнение самого мудрого члена семьи — бабушки. Взаимозамена с принятием на свои плечи ответственности — это высшая степень зрелости семейных отношений.

Вот эта жизнь — все двадцать четыре часа, каждой секундой своего бытия — и есть не что иное, как семейное воспитание. От неосознания, что такое воспитание, родители часто встают на путь подмены. Посмотрите вокруг себя, и вы увидите их множество.

Часто, понимая разумом, как надо, мы создаем театр одного момента. Приходят гости — мы галантны: целуем женщинам руки, занимаем светской беседой, ухаживаем, оказываем знаки внимания. А после их ухода сваливаем всю уборку на ту же женщину. «Перемывая косточки» гостям, показываем образец двуличия. А то ссору затеваем — благо подогретые эмоции подготовлены к бурным объяснениям.

«Но идеала в отношениях не бывает», — скажете вы. Согласна, но ваши отношения в быту — это и есть семейные ценности. Именно их впитывает ваш ребенок, сидящий еще в манеже и ничего, как вы считаете, не понимающий. Он принимает дух сложившихся в вашей семье отношений как должное, как истину. Он все впитывает на уровне энергетики внутриутробной жизни, записывает информацию на подкорку сознания. Именно в эти самые, постоянно текущие мгновения повседневной жизни вы передаете ему наследие жизни, свой образ жизни, а не в те, которые вы выделили для беседы. Потом мама будет помнить только беседу. Скажет горько учителю: «…Разве я его учу чему-то плохому? Работаю, работаю, а он…»

Вот эпизод из педагогической практики. Из школьной мастерской исчез молоток. Через некоторое время выявили злоумышленника. Пригласили его маму. Она очень расстроилась, и возмущению не было конца. «И дался тебе этот молоток. Вон отец их натаскал до двух десятков…»

В детстве, слушая рассказ бабушки о том, как в шесть лет она была отдана в няньки в семью врачей и хозяйка приучала ее носить нижнее белье, я видела печальный образ чеховского Ваньки Жукова. И только сейчас, с возрастом, поняла, что для моей бабушки, для моей мамы, для меня и моих детей проживание формирующегося человека в семье с крепкими духовными устоями, с другим образом жизни обернулось многими благодатными сторонами. Я всегда гордилась своей бабушкой. Несмотря на то, что всю жизнь она прожила в среде рабочего барака, воспитав там же и мою маму, и меня, к ней не пристал налет барачной грубости, невзыскательных взаимоотношений. Я всегда чувствовала, что она какая-то иная, светлая. Сейчас я называю это интеллигентностью. Интеллигент при отсутствии даже начального образования. Чтению была обучена в этой же семье.

Л.Н. Толстой поделил человеческую жизнь по накоплению опыта на два периода: первые пять лет после появления на свет и всю оставшуюся жизнь. Пример доброго влияния бабушкиного детства, в общем-то, нелегкого и небезмятежного, я ощущаю на своей семье уже в четвертом поколении.

Наш образ жизни, наш уровень культуры и духовности, наши увлечения, все секунды нашей жизни, спаянные в быт, взращивают ребенка таким, каковы мы есть сами. Вот она — ответственность перед новой жизнью, о которой не всегда задумывается молодая семья, мечтая о рождении ребенка. Вот поле огромного духовного труда и связующая стезя поколений.

Подменой семейного воспитания служит прием морализации, который действует, как скальпель в руках хирурга. И дай нам Бог прожить, не изведав этого кардинального метода. «Делай так и не делай этак» при двойном родительском стандарте «Мне можно, а ты сначала вырасти!» отторгает детей от нас. Они перестают нам доверять.

Существует еще один обман семейного воспитания, пожалуй, самый катастрофический, — это ожидание чуда школы, перекладывание всей родительской ответственности на школу и учителя. Именно на этом происходит разлом личности. Вы передаете ребенка школе в семь лет полностью сложившейся личностью. Его сутью — характером, линией поведения и жизни — уже стали вековые традиции нашей семьи. «Все мы родом из детства» — не придумано, это на самом деле так.

Школа может дать образцы «черного и белого» поведения, но выбор поведенческой линии ребенка обусловлен, заложен нравственными ценностями его семьи или превращен в духовную пустыню. Сегодня, когда государство отказалось от тотального контроля над семьей, школа меньше и меньше становится монополистом в воспитании ребенка. У нее есть своя задача воспитания — это учить совместной жизни в обществе. Взаимодействию этих разных-разных, пока еще разных маленьких человечков. Учить жить в полигамии окружающих культур, атмосфере конкуренции, которая характерна в сложившейся сегодня экономической направленности государства.

Есть объективные сложности, затрудняющие поиск новых моделей взаимоотношений воспитательной практики. Те, кто должен сегодня помочь детям адаптироваться к условиям гражданского общества, рыночным отношениям, к демократическим подходам и ценностям, стремятся передать молодежи опыт, который не имеют сами. Наконец, современная школа не имеет опыта построения своей воспитательной деятельности в условиях обостряющейся социальной напряженности, характеризующейся наличием безработицы, коррумпированности, ростом правонарушений, наркомании, детской беспризорности, снижением прожиточного уровня жизни, национальными конфликтами и пр. Не на все острые вопросы нашего времени мы нашли адекватные ответы. И потому главным прибежищем, спасением детей остается семья, которой так же трудно, как отдельному человеку. Но холодность, неустроенность, проблемность жизни мы всегда можем подпитать, укрепить духовностью семейных устоев. Главная задача семейного воспитания — научить жить по-человечески, нравственно, в сложном, меняющемся мире. Это очень трудно. Но ради детей и будущего — необходимо.

Советская Россия. — 2000. — 20 апреля

Семья есть как бы живая «лаборатория» человеческих судеб — с тем отличием, что в лаборатории обычно знают что делают и действуют целесообразно, а в семье обычно не знают что делают и действуют как придется… Там, где речь идет о воспитании детей, к жизни надо подходить как к чему-то в высшей степени серьезному, ответственному.

Иван Ильин,

русский философ


Сергей РЫКОВ

МНОГОДЕТНЫЕ РОДИТЕЛИ

ПОЧЕМУ ИХ ТАК МАЛО?

Долгие годы в Санкт-Петербурге существовал семейный клуб «Росток». Он объединял многодетные (и не только) семьи Северной столицы, учил, КАК жить в гармонии с самим собой, с собственными детьми, с миром вообще... Как в удовольствие, а не в тягость воспитывать детей, даже если их пятеро и больше... Родители и дети из клуба «Росток» много путешествовали. Сплавлялись на байдарках. Спускались на лыжах с горных вершин. Вместе встречали Новый год. Ставили спектакли. Играли в футбол. И даже (что держалось в строжайшем секрете) принимали друг у друга роды... «Росток» был популярен в Ленинграде и далеко за его пределами. Его любили. О нём писали. В него мечтали попасть... С началом реформ «Росток» погиб под гусеницами рынка. Это не натяжка ностальгирующего журналиста — это грустная правда. Не на что стало ходить в походы, подниматься на горные кручи, покорять под парусами балтийский ветер... Нечем стало платить за аренду помещения... Распался «Росток». Рухнули и многие семьи, на энтузиазме и тогдашней любви которых он держался. Сохранилась семья инженеров Юрия и Елены (муж зовёт её Алёнкой) МИРОНОВЫХ. Уже тогда (почти 20 лет назад) у Мироновых было шестеро детей, что само по себе достойно внимания. Теперь у Юрия и Елены Мироновых ДЕСЯТЬ детишек. Старшему из которых (Борису) — 33 года, а младшему (Святославу) — 13 лет. У Юры и Елены семеро сыновей и три дочери. А теперь ещё и шестеро внуков.