Д. П. Горского государственное издательство политической литературы москва • 1957 аннотация настоящая книга

Вид материалаКнига
И. И. Мещанинов
И, Ц, Мещанинов
1 И А. Попова
В. С. Немчинов
О форде и содержании в языке
1 В. И. Ленин
Вопрос о форме языка в трудах лингвистов
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   29
13 Мышление

345

Все остальные слова группируются вокруг этого цент­ра, завися грамматически от того или другого главного члена:



Связь этих слов, называемых второстепенными члена­ми предложения, с главными членами (подлежащим и сказуемым) выражает связь мыслей, имеющуюся вну­три суждения, связь внутри субъекта и внутри преди­ката. Если брать суждение в развитии, то можно увидеть, что. эти связи внутри субъекта и предиката также некогда имели субъектно-предикатную форму, но в дальнейшем развитии их субъектно-предикатная форма стерлась, ибо они стали выражать знание, установленное в прежних суждениях. Понятие «красивая, серая лошадь» является результатом ряда суждений. Изменение логических свя­зей между мыслями привело и к изменению синтаксиче­ских связей между словами: предикативная конструкция с подлежащим и сказуемым «лошадь — красивая» превра­тилась в атрибутную — «красивая лошадь».

На этом примере мы еще раз убеждаемся, что синтак­сические отношения между словами в предложении связа­ны с логическими отношениями между мыслями в сужде­нии, предикативная связь между главными членами пред­ложения выражает связь субъекта с предикатом в сужде­нии. Однако эту связь нельзя абсолютизировать. Подлежа­щее не всегда выражает субъект суждения, а сказуемое — предикат, поэтому нельзя согласиться с И. И. Мещанино­вым, когда он пишет: «Синтаксическими выразителями субъекта и предиката в предложении оказываются подле­жащее и сказуемое...» *. Или: «В позиции только главного члена предложения выступают подлежащее и сказуемое. Являясь выразителями членов коммуникации, субъекта и

1 И. И. Мещанинов, Члены предложения и части речи, изд. Ака­демии наук СССР, М.—Л. 1945, стр. 169.

346

предиката, они, в случае своего наличия в предложении, оказываются носителями основных понятий высказы­вания» 1.

Это утверждение, сделанное без всякой оговорки, не­верно. Синтаксические связи формируются, несомненно, в зависимости от логических, но не следует их отождест­влять, отрицать относительную самостоятельность каж­дой. Нельзя забывать, что члены предложения имеют свои формально-синтаксические критерии. Грубо, упрощенно для русского языка эти критерии выглядят так: подлежа­щее — имя существительное в именительном падеже, свя­занное грамматически со сказуемым, которым оно опре­деляется; сказуемое, как правило,— именная форма гла­гола, согласованная с подлежащим в лице, числе, а в прошедшем времени — ив роде; дополнение — существи­тельное или часть речи, его заменяющая (прилагательное, причастие, инфинитив), обязательно в косвенном падеже с предлогом или без предлога; определение—имя прила­гательное (или счетное местоимение, причастие), согла-суемое в роде, числе и падеже с именем существительным или другой частью речи, его заменяющей, обстоятельст­во — наречие или деепричастие, не согласуемые и не управляемые, но примыкающие к другим словам (сказуе­мому, определению или другому обстоятельству).

Члены предложения как слова имеют определенную связь со структурой суждения и формировались для выра­жения его, но они имеют и свою специфику. Подлежащее чаще всего находится среди слов, которые выражают субъект суждения, а сказуемое — среди слов, которыми выражается предикат, так обстоит дело в предложении «Красивая серая лошадь быстро бежит в город по ровной дороге». Но подлежащее — только одно слово, выражаю­щее субъект. Грамматическое подлежащее может нахо­диться среди тех слов, которыми выражается предикат, а дополнение может быть выразителем субъекта. Напри­мер, в предложении «Молодого радиста не брал ни один корабль» дополнение «молодого радиста» выражает субъект суждения, а подлежащее «корабль» находится среди слов, которыми выражается предикат. - Такое несоответствие между членами предложения и частями суждения объясняется тем, что различны

1 И, Ц, Мещанинов, Члены предложения и части речи, стр. 167. 13* 347

критерии для определения их. При разбивке суждения на части (субъект, предикат и связку) исходят из его смысла, а при нахождении членов предложения — из формаль­ного, синтаксического критерия: ищут слова определенной формы. При нахождении субъекта суждения мы берем во внимание не только один момент — субъект суждения вы­ражается словом или группой слов, среди которых долж­но быть имя в именительном падеже, но и все другие мо­менты: порядок слов предложения, логическое, смысловое ударение, предшествующие предложения (фраза в кон­тексте) , и определяем мысль о предмете. При определении же подлежащего предложения во внимание берется толь­ко один формальный грамматический критерий. Субъект суждения определяется для уяснения смысла суждения. Нахождение подлежащего помогает уяснить смысл сужде­ния, ибо, как правило, оно служит для выражения субъекта суждения. Но найдя одно подлежащее, мы еще не можем определить субъект суждения. Только уяснив структуру предложения в целом и его место в системе других пред­ложений, можно понять смысл выраженного в нем суж­дения, определить его субъект, предикат и связку.

При решении вопроса об отношении суждения и пред­ложения нельзя не сказать несколько слов о логической основе так называемых неполных предложений.

Неполные предложения советские лингвисты рассмат­ривают не как какие-либо дефектные, не укладывающие­ся в рамки «нормального» двусоставного предложения, а как «особые живые структурные типы высказывания раз­говорной, по преимуществу диалогической, формы ре­чи...» '. В неполном предложении в отличие от полного не выражены все части суждения, поэтому, беря это предло­жение вне контекста и ситуации, нельзя уяснить сужде­ния. Только рассматривая его в совокупности, в контексте с предыдущим и последующим, уясняя ситуацию, интона­цию и жесты, можно понять суждение, которое хотели в нем выразить. Например, в группе предложений- «— Де­нег-то сколько, трудов сколько!— Чего трудов? — спро­сил кто-то, сразу не поняв смысла ее слов. — Обратно по­строить все,— просто сказала женщина» {Симонов, Дни

1 И А. Попова, Неполные предложения в современном русском языке, «Труды института языкознания», т. II, изд. Академии наук СССР, М. 1953, стр. 20,

348

и ночи) — выражено суждение: «Обратно все построить, нужно много денег и трудов». Но это суждение выражено своеобразно. Сначала женщина пыталась его выразить одним восклицательным предложением: «Денег-то сколь­ко, трудов сколько!», полагая, что субъект понятен из си­туации. Второе неполное предложение: «Обратно пост­роить все», выражает субъект суждения.

Содержание предложения: «Обратно все построить нужно много денег и трудов», не тождественно совокуп­ности тех неполных предложений, которые приведены вы­ше. Суждение, выраженное совокупностью неполных предложений, имеет свою эмоциональную окраску, оно освещено живым чувством произносящего, чего нет, ко­нечно, в эпически спокойном предложении: «Обратно все построить нужно много денег и трудов». Поэтому непол­ные предложения необходимы для общения людей меж­ду собой, они обогащают средства выражения суждения, с их помощью можно выразить также оттенки мысли, ко­торые теряются в других формах, особенно велико их зна­чение в художественной литературе.

Близки к неполным предложениям высказывания, ко­торые некоторыми лингвистами называются эквивалента­ми предложения. Сюда относятся- все междометия, не за­меняющие собой глаголов («Увы!», «Ах!»), отдельные словосочетания, заглавия книг, статей, названия разных учреждений, обществ. Эти высказывания, взятые изолиро­ванно, не выражают собой суждения, но в контексте с учетом ситуации, вместе с другими предложениями они служат для выражения определенного суждения; некото­рых оттенков мыслей в нем. Так, например, надпись «Книжная лавка», вывешенная в определенном месте, вы­ражает суждение: «Здесь — книжная лавка». Если эта надпись соответствует действительности, т. е. здесь в са­мом деле продают книги, то суждение, выраженное ею, истинное, а если не соответствует — ложное.

Словесное предложение является основным средством, формой выражения суждения. Но не следует думать, что никаких других форм быть не может. Суждение может быть выражено в форме математической символики:

Y=XZ, в форме таблиц, графиков и т. д. Академик В. С. Немчинов указывает, что статистическая таблица является своеобразной формой выражения суждения. «Сущность же статистической таблицы,— пишет он,—

349

состоит в совокупности суждений, выраженных не слова­ми, а числами. Как и всякое логическое предложение, статистическая таблица имеет свое подлежащее и сказуе­мое.

Название отдельных единиц наблюдений или их сово-купностей составляет содержание подлежащего таблицы. В основе подлежащего лежит группировка объектов и раз­бивка их на одновидные и однородные части. Характери­стика же этих групп объектов или единиц наблюдения составляет содержание сказуемого. В сказуемом эти груп­пы или единицы наблюдения характеризуются в отноше­нии их существенных черт или характерных признаков ..» '

Язык как средство выражения мысли имеет свои осо­бенности. Слова и фразы, как говорят семантики, полны эмоциональных выражений, чарующих звуков, возвышен­ных звучаний, неопределенных и расплывчатых терминов. Эмоциональная окрашенность, эффективность, многознач­ность слов и предложений, с одной стороны и в одних усло­виях, способствуют более адекватному и всестороннему выражению мысли, с другой стороны и в других условиях, мешают взаимопониманию. Семантики правы, когда они говорят, что точность в языке имеет первостепенное зна­чение, что самые великие идеи, самые возвышенные идеа­лы теряют свое значение, если их передавать не точно. Требование семантики установить точную однозначную научную терминологию правильно, и многие мыслители прошлого еще задолго до них проводили эту мысль.

Но спекулируя на отдельных недостатках живого, «естественного», языка, семантики развивают порочную идею полной замены в науке языка слов и предложений искусственным языком, подобным символическому языку современной математики. Эту мысль настойчиво проводит С. Чейз. Основываясь на неправильном понимании сущ­ности языка и его отношения к мышлению, на положении, что структура языка должна соответствовать физической структуре мира, Чейз ставит явно порочную и неосущест­вимую задачу создания языка, «структура которого была бы тождественна структуре нашего нервного состояния и окружающего нас мира»2. Семантики всячески прини-

1 В. С. Немчинов, Сельскохозяйственная статистика, Сельхозгиз, М. 1945,стр. 23.

2 St. Chase, The Tyranny of Words, New York 1938, p. 81—82.

350

жают роль средств языка, считая их непригодными для точного выражения мыслей. Слова и грамматические ка­тегории указывают на связь наших мыслей с объектив­ной действительностью, они носят предметный, вещный характер. Изгоняя объективное содержание из суждений, они ведут борьбу против языка, слов и предложений, в которых предметный характер нашего мышления находит яркое выражение.

Язык является важнейшим средством выражения суж­дений, с которым не может соперничать никакой искусст­венный язык символов, графиков и таблиц. Но в мышле­нии мы должны использовать все богатства средств выра­жения суждения, накопленные историей человечества. Математическая символика, графики, таблицы обогащают наши средства, они возникают из потребностей развития наук и, примененные в своем месте, имеют свои преи­мущества в сравнении со словесным языком. Применение символики, графиков и таблиц в особенности способст­вует развитию таких наук, как математика, физика, хи­мия и различные технические науки. Преимуществом символики является строгая однозначность; символ не имеет никакого другого собственного значения, кроме то­го, которое связывается с ним в той или иной отрасли на­учного знания. Символика позволяет вычленить какую-то одну сторону и всегда имеет в виду только ее.

Признавая существование других средств выражения суждений, кроме словесного языка, мы, однако, должны помнить, что эти средства вспомогательные, они не могут существовать самостоятельно без словесного языка, слу­жат только дополнением к языку слов и не могут иметь всеобъемлющего характера. Без словесного языка они существовать не могут. Никаких условных обозначений нельзя ввести и понять без слов и предложений.

Таким образом, многообразию форм суждения соответ­ствует многообразие форм и средств его выражения.

Раскрыть всю сложность взаимосвязи между сужде­нием и формой его реального существования — предложе­нием — задача как логики, так и лингвистики. Только усилиями этих двух наук, базирующихся на материали­стической теории познания, можно глубоко проникнуть в сущность суждения и в средства его выражения в языке.

О ФОРДЕ И СОДЕРЖАНИИ В ЯЗЫКЕ

Е. М. Г а л к ч. на-Федорун

Соотносительность содержания и формы

Марксистско-ленинская теория учит, что все сущест­вующее имеет содержание и форму, что эти две категории находятся в диалектическом единстве и взаимодействии друг с другом и что в этом взаимодействии ведущая, опре­деляющая роль принадлежит содержанию. Раскрывая сложность взаимоотношений между содержанием и фор­мой, материалистическая диалектика говорит о соотноси­тельности, взаимопроникновении друг в друга этих кате­горий. То, что в одном отношении выступает как форма, в другом оказывается содержанием. Форма должна соот­ветствовать содержанию, так как последнее порождает ее, но, развиваясь, изменяясь, оно перерастает форму. Начинается «...борьба содержания с формой и обратно. Сбрасывание формы, переделка содержания» ',— писал В. И. Ленин.

Попытаемся выяснить вопрос о том, в каком соотно­шении находится язык и мышление и что следует считать содержанием и формой в языке.

Категории языка соотносительны с категориями мыш­ления и неразрывны с действительностью. «...Ни мысли, ни язык не образуют сами по себе особого царства... они — только проявления действительной жизни» 2,— говорили основоположники диалектического материализма. Вещи, предметы объективной действительности, отражаясь в соз­нании человека, обозначались им тем или иным комплек-

1 В. И. Ленин, Философские тетради, Госполитиздат, 1947, стр 193.

2 К.- Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 3, Госполитиздат, 1955, стр. 449.

352

сом звуков. Эти мысли объединяются понятием субстан­ции, а в языке выражаются существительным с прису­щими ему грамматическими формами падежа, выражаю­щими пространственные отношения.

Действия, происходящие в природе, также отражаются сознанием человека; они объединяются понятием о про­цессе, которое выражается словом в форме глагола со значением времени, свойственного действию. Так же об­стоит дело и с признаками вещей, которые, будучи отра­жены мышлением, образуют другие понятия, качества и свойства, выражаемые другими частями речи,— прилага­тельными. Например: Широка страна моя родная! В языке имеются и такие части речи, которые обозначают только отношения между предметами и явлениями: дом на горе;

лагерь в лесу.

Лексическая часть слова, т. е. звуковой состав, относи­мый к вещи, предмету, явлению, процессу, обусловлен об­щественной, коммуникативной функцией языка. А форма слова обусловлена не только самим предметом, процес­сом, но и характером мысли, как формой отражения, ко­торую получило это явление в сознании человека и кото­рая выразилась в языке. Согласно учению диалекгиче-ского материализма содержание мышления определяется объективно существующим миром. Формой мышления является та организация отражения, в основе которой ле­жат различные объекты и свойства отражаемой дейсгви-тельности: предметы, процессы, качество, количество, про­странство, время, протяженность и т. д.

Язык развивается по особым внутренним законам, отличным от законов, которые имеются у других общест­венных явлений. Он — явление очень сложное, многознач­ное и многофункциональное. Самой основной его функ­цией является функция — быть орудием общения, сред­ством объективизации мысли, орудием познания действи­тельности, средством закрепления и хранения опыта. В силу того что язык и мышление — очень сложные явле­ния, видеть в них только прямолинейно сопоставляемые понятия — формы и содержания — значило бы упростить и сузить значение, функции и роль языка и мышления в процессе познания. В первую очередь язык является сред­ством общения, средством передачи мысли, из этого и вы­текает необходимость оформления мысли. Мысли чело­века обусловлены действительностью. Следовательно, и

353

язык, как форма выражения мысли, также соотносится с действительностью. Соотношение языка, мышления и дей­ствительности таково: мышление отражает действитель­ность, а язык является формой выражения мышления. Однако указанным соотношением не исчерпываются слож­ные взаимоотношения трех указанных явлений.

Если взаимоотношения явлений действительности и мышления четки и легко осознаваемы как отражаемое и отражающее, как познаваемое и познающее, то взаимо­отношение мышления и языка сложнее, многообразнее и они трудно определимы ввиду сложности самих явлений. Явление действительности, например текущая вода, мо­жет быть отражено сознанием в понятии «течение воды», а в языке это может быть выражено и «течет вода», и «те­чение воды», и «течка воды», и «текущая вода» и др. Сле­довательно, форма выражения одной и той же по содер­жанию мысли может быть разная.

Сложность соотношения, взаимосвязи действительно­сти, мышления и языка можно показать на следующем примере. Объективно существует время как форма бытия материи. Эта форма существования материи обобщается сознанием в понятии о времени. Кроме того, имеются по­нятия о различных сторонах и отрезках временного про­цесса. В языке же эти понятия времени могут быть выра­жены различными способами: а) лексически — назва­нием отрезка времени: эпоха, столетие, год, месяц, сугки, день, ночь, час, минута, секунда, мгновение; б) мор­фологически время может быть обозначено как мо­мент действия наречием: летом, зимой, весной, осенью, днем, ночью; в) понятие о течении процесса во времени может быть выражено наречным словом: скоро, долго, быстро, медленно, мгновенно и др. Понятие времени мо­жет быть выражено и формой глагола, когда время дается в соотношении с моментом речи говорящего: «Я писала, я пишу, я буду писать».

Таким образом, в языке, кроме общего понятия вре­мени, могут быть выражены различные оттенки в понятии времени, которые логикой не учитываются. Кроме этого, в языке выражаются не только различные степени обобще­ния объективно существующего времени, но и время, субъ­ективно воспринимаемое говорящим индивидуумом. Зна­чит, одно понятие может быть выражено в различных формах языка и в разных языках по-разному, что застав-

354

ляет нас более глубоко подойти к решению вопроса формы и содержания в языке.

Чтобы правильно решить вопрос о форме в языке, необ­ходимо также помнить о взаимопроникновении категорий формы и содержания. Язык, являясь формой выражения мышления, в свою очередь имеет свое содержание—объ­ективный мир, отраженный в сознании. Язык имеет и свои формы. Содержание языка не может быть предметом изучения языковедов, так как тогда языковедам пришлось бы изучать внеязыковую материю, так же, как и фило­софы-логики не изучают содержания мышления, они изу­чают только его формы, отражающие явления действи­тельности. Задачей языковедов является именно изучение форм языка, форм, способов выражения мысли в языке.

Что же понимать под формами языка? Как объясняли ученые языковые формы и что понимали они под этим тер­мином? Как они соотносили формы языка с формами мышления, а формы мышления — с явлениями и формами действительности? Можно ли изучать формы языка, формы выражения мысли безотносительно к мышлению и явлениям действительности? Чтобы понять, как люди при­шли к современному пониманию форм языка, необходимо кратко рассмотреть историю изучения языковых форм.

Вопрос о форме языка в трудах лингвистов

В первых дошедших до нас индийских, греческих и ла­тинских грамматиках совсем не встречаются рассуждения о форме слова как о грамматическом понятии.

Древние индийские грамматисты в ведангах (памят­ники литературы о Ведах) посвящали одну часть своих сочинений фонетике, вторую — стихосложению, третью — грамматике и четвертую — этимологии и лексике. Они разлагали слова на их составные части — основу и окон­чания, выявляя и классифицируя корни слов. Наблюдая за положением имен в речи, индийские грамматики выде­лили семь различных форм падежей, обозначив их: пер­вый, второй, третий и т. д. Древние греческие граммати­сты-философы объясняли язык и его природу по-разному:

одни из них полагали, что вещи обозначаются именами соответственно своей природе. Для сторонников этой тео­рии вещь мыслилась как целостный комплекс — единица конкретного мира, с которой неразрывно связано ее на-

355

именование, обусловленное самой вещью и являющееся ее нераздельной частью. Различие имен рассматривалось как различие в вещах, обусловленное природой самих вещей. Строение слова соотносилось со строением самого пред­мета. Атом соотносился с буквой, сочетание атомов с со­четанием букв в словах. Так возникла атомистическая тео­рия языка.

Другие учили, что вещи обозначаются условно, по обы­чаю, т. е. что слова образовались по договору. Спор этот вовлек таких великих греческих мыслителей, как Герак­лит, Демокрит, Протагор и др. Эти две точки зрения ярко выражены в известном диалоге Платона «Кратил». Первая теория существовала очень долго. Спустя много столе гий Августин в работе о диалектах приводил такие примеры:

lana обозначает шерсть. Как мягка сама шерсть, так и мягки звуки, положенные в название ее; vepres — тёрн, звуки и для слуха грубы, так же как грубы те предметы на осязание, которые названы этими звуками.

Не рассуждая о грамматической форме как таковой, греческие грамматисты все же выделяли в словах различ­ные грамматические категории. Аристотель первый выде­лял в речи ovopia (имя), pTjiJ-oi (глагол) и swdey. (союз или связка). Он выделил и понятие о падеже, роде, фор­мах спряжения, т. е. обратил внимание на различие формы речи, падежей и спряжений.

Однако великий греческий мыслитель не разграничивал категорий языка и категорий мышления. Вопросами языка занимались и стоики, которые, полагая, что язык является средством обнаружения разума, отмечали неразрывную связь языка и мышления. Они считали, что первые слова возникли как подражание вещам, поэтому слово обра­зуется в соответствии с природой вещи.

Против первой теории выступили также скептики, ука­зывая, что если бы слова отражали в звуках сущность вещи, то все языки были бы одинаковы. Этот спор потом вновь разгорелся между аналогистами и аномалистами. Однако вопроса о форме и содержании языка древние грамматисты-философы не ставили.

Только по тому, как определяли такие александрийские грамматисты, как Дионисий Фракийский, Аполлон и Ге-родиан Дисколы, Харисий и много позже — Донат, части речи, какие принципы выделения частей речи они приме­няли, можно судить о том, что понимали они под формой

356

слов При отсутствии терминов «формы языка», «формы слова» в их грамматиках мы видим, что они четко осозна­вали в слове две стороны: лексическую, выражающую со­держание, и грамматическую форму, выражающую отно­шения.

В работах средневековых авторов мы не находим ни­чего нового по сравнению с достижениями древних грам­матиков. Не был поднят вопрос о форме в языке и в логи­ческой грамматике, написанной К. Лансло и А. Арно. Они понимали формы в языке очень узко, как формы склоне­ния и спряжения слов.

Метод рациональной грамматики заставлял видеть и отмечать только общие категории и формы во всех языках. Развитие капитализма и связанное с ним более близкое общение людей различных народностей пробудили интерес к языкознанию. Развитие письменности, составление грам­матик и словарей, изучение живых языков, накопление различного языкового материала требовали более науч­ной классификации и объяснений различий в языках, что и вызвало к жизни новый метод: сравнительно-историче­ское языкознание.

В первой половине XIX века в период развития сравнительного языкознания вопрос о форме и содержании в языке разрешался очень различно, в зависимости от тео­ретических взглядов ученых, а также и от характера их мировоззрений. Но именно в XIX веке вопрос о форме и содержании в языке становится первоочередной пробле­мой, так как сравнительное языкознание в первую очередь ставило проблему изучения грамматической формы, грам­матического значения и содержания в языке.

Сравнение разносистемных языков обнаружило глубо­кие различия в формах языка в языках флективного строя и так называемых «аморфных» языках. Санскрит с его разнообразием флексий и китайский с его синтаксико-ин-тонационной системой грамматического выражения пред­ставлялись исследователям один как язык «совершенный» по форме, а другой — как не достигший такого совершен­ства.