С. А. Калиниченко Какими мы были

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 32

УЧЕНИЯ АЛЕКСАНДРА БАБЕНКО

У тех, кто прибыл с учения раньше меня, я поинтересовался по поводу того, что слышно о действиях Саши Бабенко, который до сих пор еще не вернулся. Кто-то из офицеров первого отряда заверил меня в том, что слышал от офицеров оперативно-разведывательного отделения бригады, что Боб в назначенном ему районе разведки отработал очень хорошо. Однако его перенацелили на другой район, где он, как гласила «народная молва», пока еще действует, хотя все выделенные его группе материальные запасы уже давно должны закончиться, в том числе и сухой паек.

Мы-то прекрасно понимали, что без сухого пайка продержаться на учениях можно, а вот, если «сядут» батареи для радиостанции и их невозможно будет подзарядить от ручного зарядного устройства, то это уже на самом деле конец. Правда, и из этого положения спецназовцы находили выход, так как использовали аккумуляторы автомашин, электросеть на вокзалах, в различных учреждениях и в домах колхозников, чтобы подключить Р-354 к стационарной электросети и передать информацию в Центр, а также подзарядить аккумуляторы. Ну, а тогда, когда мы в Пятой квартире делились впечатлениями о проведенных учениях, оставалось только ждать, чтобы из уст самого Александра Бабенко узнать, как он «воевал в песках и горах Туркмении». Да и соскучился я по Александру за время продолжительных скитаний «по горам, по долам» все той же Туркменской ССР.

Прошел день, прошел другой, а Александра все еще не было. Я специально сходил в оперативно-разведывательное отделение бригады, где узнал, что командир группы специального назначения лейтенант А.Бабенко все еще продолжает, как тогда говорили у нас, «разведку разведывать», при этом, как не удивительно, еще и информацию в Центр исправно дает, что меня искренне порадовало и несколько успокоило. Однако время шло, а он все не возвращался. И вот однажды поздним вечером, когда я уже собирался спать, в проеме двери нашей комнаты показалось грязное, изможденное, исхудавшее, но улыбающееся и довольное лицо Александра. Мы обнялись, бурно выражая радость от долгожданной встречи.

Первое, что Александр сказал, когда эмоции от встречи улеглись, немало удивило и озадачило меня: «Серега, ты знаешь, какое хреновое чувство испытываешь, когда ствол автомата направлен тебе в морду!» Из этой короткой фразы Александра, в которую он также вложил массу обуревавших его эмоций, можно было понять, что в ходе учения у него произошло что-то совершенно неординарное. Однако мы с Сашей договорились, что он мне все расскажет в деталях и по порядку во время ужина, когда приведет себя в порядок.

Пока Саня принимал душ, я приготовил немудреный холостяцкий ужин, а когда мы сели за стол, он начал свой подробный рассказ. Уже много позже, в 2004 году, когда я писал эту книгу, Александр по моей просьбе практически дословно воспроизвел тот свой рассказ, который я слышал тогда, в середине марта 1976 года и который дословно приводится ниже:

«Моей группе была поставлена задача по ведению разведки вдоль трассы Ашхабад – Кизыл-Арват с целью выявления станций разгрузки войск, определения их численности и вооружения, направлений выдвижения в районы боевого предназначения. В качестве возможного варианта, предполагалось, что группа в дальнейшем может быть перенацелена на другой район для поиска полевых пунктов управления войсками и районов развертывания войск противника.

В оперативно-разведывательном отделении бригады при постановке задачи и обсуждении методов и способов наших действий было решено, что оптимальным вариантом будет полуагентурный способ ведения разведки. Это предоставляло нам достаточно широкие возможности для импровизации и фантазии (естественно, в разумных пределах, во избежание различных эксцессов с воинами-туркестанцами, которые к тому времени со спецназовцами 15 отдельной бригады специального назначения сталкивались еще очень мало).

Я решил, что лучшей легендой для группы при действиях в районах расположения войск будет маскировка под доблестные армейские «части материального обеспечения» или в простонародии - ЧМО. В нашем случае – этим ЧМОм для легенды моей группы специального назначения был выбран стройбат, к которому даже простая пехота относится с нескрываемым пренебрежением и презрением. Это позволяло с большой степенью вероятности предположить, что мало кого из туркестанских военных или, тем более, особистов заинтересует команда стройбатовцев, и еще меньшее число из них захочет снизойти до общения с этим «доблестным войсковым племенем».

Мои разведчики поначалу возражали против легендирования группы под стройбатовцев, что было вполне естественно: ведь никому не хочется опускаться до самого самого… Однако затем, после того, как они взвесили возможные все «за» и «против», согласились с моим предложением. Я намеренно поставил вопрос на обсуждение всей группы, так как считал и считаю, что разведчик-спецназовец не бездумная машина, а творческая личность, и эту идею всегда воплощал в повседневной жизни моих солдат. Подняв этот вопрос, посмотрел, что народ думает по этому поводу, как мыслит, какие аргументы выдвигает. Это, как известно, всегда интересно в работе с людьми.

В общем, мы преобразились в доблестный стройбат: черные погоны и петлицы, соответствующие эмблемы, армейские бушлаты, вещевые мешки, кожемитовые ремни небрежно застегнутые, как и положено у военных строителей, где-то на уровне задницы. В другое время за такой внешний вид сам «удавил бы» всех своих подчиненных, но сейчас другие условия - предстоит «выход на большую сцену». А разведка специального назначения, особенно агентурная, или полуагентурная это временами и театр, и цирк, даже уличный балаган одновременно, что потом очень ярко подтвердилось на практике во время учения.

Вообще-то, группа у меня замечательная – обормоты, конечно, но и таланты. Заместитель командира группы старший сержант Павел Никитенко, кандидат в мастера спорта по боксу в тяжелом весе, по легенде стал «прапором» с увесистым, «как голова пионера» кулаком. Старшие разведчики Павел Соколов и Иван Филиппов – механиками-водителями (пригодилась их гражданская специальность), сержант Музафаров - юркий смышленый узбек – соответственно, «чуркой», а мой любимчик Сергей Балянов – «молдаванином-уркой». Остальные бойцы тоже преобразились соответствующим образом. При этом отработка личных легенд и вхождение в свои личные роли началась у нас задолго до начала нашего выхода на учение.

Группе придали очень хорошего радиста из роты связи первого отряда. Его подобрал П.Никитенко. Р-354 далеко не самая легкая радиостанция, так боец взял с собой еще дополнительный комплект аккумуляторов и, кроме этого, еще и ручное зарядное устройство (как же нам все это пригодилось потом!).

На смотре замечаний к нашей экипировке и знанию бойцами легенды группы и своих личных легенд не было. Свои легенды бойцы знали «назубок», ну, а внешний вид был соответствующий. Вжились в образ, стало быть.

Конечно, определенный «мандраж» у меня перед учениями был, ведь это первый мой выход в качестве командира группы спецназ (учения в пустыне осенью 1975 года, во время сборов молодых офицеров бригады, и выход на выживание в горы зимой этого года не в счет – это были все-таки наши внутренние зачеты). А тут крупное окружное учение. В общем, как покажусь сейчас, – так и послужу. «Боб не может «облажаться», - думал я, готовясь к учению, - на меня смотрят все мои боевые товарищи и бойцы. Мнение командования – очень важно, но еще важнее уважение товарищей и вера солдат в своего командира».

Ну, все это лирика.

Конечно, способ заброски разведывательных групп в тыл «противника» наши отцы-командиры из Разведывательного управления штаба Туркестанского военного округа выбрали весьма оригинальный. Несколько групп выезжали к местам своего предназначения одним и тем же поездом, да еще при прямом и достаточно жестком противодействии военной контрразведки.

Хотя, как и в любом театре, не обошлось без импровизаций. Во время поездки в купе, где ехала моя группа, подсели два офицера-туркестанца, отставшие от своего эшелона. Они оказались войсковыми разведчиками одной из дивизий, принимавших участие в учении. Будучи чуть под хмельком, офицеры «раздухарились», начали вербовать Пашу Никитенко и остальных бойцов в дивизионную разведку. Бойцы, в общем-то, согласились, что можно было бы перейти в разведку, но, в конечном итоге, отговорились только тем, что у Паши плоскостопие, Балянов – уголовник, остальные – «придурки с незаконченным начальным образованием».

Однако, мои ребята по возможности использовали этот ни к чему не обязывающий «треп», чтобы «раскрутить» своих попутчиков. И уже совсем скоро мы достоверно знали, что один из пунктов выгрузки бронетанковой техники войск, участвующих в учении, назначен на железнодорожной станции Бами.

Правда, на этом весь «фарт» начального этапа учения и закончился, так как уже, начиная с Ашхабада, нас «повели» особисты. Наши офицеры-командиры групп ехали в купированных вагонах, то есть отдельно от своих подчиненных, которые томились в общих вагонах (тоже, кстати, весьма оригинальное решение по доставке разведгрупп спецназ).

Мы быстро посовещались и решили, что в покое нас уже не оставят и сделают все, чтобы не дать работать, поэтому десантироваться группам придется пораньше и побыстрее. Игорь Ревин и я рванули в вагон, где ехали наши группы, чтобы предупредить всех бойцов. Бежать пришлось через несколько вагонов. Какой-то особист несколько неуклюже пытался запереть переходную дверь и не дать нам пройти. Игорь не стал ждать пока тот, наконец-то, справится с защелкой, припечатал его дверью к переборке (как барышня прижимает бутон розы между страницами альбома). Ну, а я на ходу слегка попинал его ногами за нерасторопность.

Наши группы изготовились для десантирования на ходу поезда. После станции Бахарден, пока поезд еще не очень разогнался, группы Игоря Ревина, Сережи Мартынова и моя покинули теплый уютный выгон быстро и без суеты, правда, не без легкой томительной грусти.

Хотя это и было нарушением правил десантирования, но радистов трех наших групп мы, по общей договоренности, высадили всех сразу, когда поезд шел еще на малой скорости, чтобы они, спрыгивая с поезда, не повредили радиостанции. Но ведь нигде и не записано, что несколько групп спецназ могут ехать на задание одним поездом в одном вагоне. Зато радиотехника достигла земли мягко и осталась в исправном состоянии, а мы потом прыгали из вагона на ходу, когда поезд уже набрал приличную скорость. Приземлялись с «матюками», но тоже ничего, обошлось без каких-либо травм.

Командиры собрали свои группы, проверили бойцов и снаряжение, пожелали друг другу удачи и растворились в темноте, уходя каждый в своем направлении. Никто нас не засек во время десантирования, так как прыгали мы на южную сторону железнодорожного полотна, а автотрасса, по которой нас постоянно сопровождали особисты, проходила севернее железной дороги и «десантирование» разведывательных групп совершенно не было видно с дороги.

Вечер 7 марта. Темно. Метель. «Долбанные» пехотные бушлаты совсем не греют. До чего же не хватает нашей родной зимней меховой спецназовской «спецухи»! Но ничего не поделаешь – мы уже в роли и уже на сценической площадке, а на нас соответствующий стройбатовский реквизит или камуфляж.

Наш первый район разведки – железнодорожная станция Бами. Если подвыпившие пехотные офицеры-разведчики, наши попутчики по поезду, не врали, то там нас ждет бенефис. До станции 40 км. Если добираться пешком, то не успеем – будем к «шапочному разбору», и ни о какой реальной разведке разгрузки войск «противника» речи быть не может.

Понимаю, что без оригинального решения мы это расстояние за оставшееся время не преодолеем. Карт-бланш на «полуагентурщину» у меня был. Бойцы вполне соответствовали своими лицами и статью истинному образу и подобию «стройбатовского ЧМО». Радиостанция в тяжеленном чемодане, который элегантно нес Паша Никитенко. Вокруг ни души, за исключением какого-то случайного военного грузовика на дороге, ведущей от автотрассы к станции Бами, да двух торчащих из-под капота грузовика военных задниц, нависших над двигателем, и что-то достаточно красочно и витиевато немудрено обсуждающих.

Идея! Ведь это же совсем как в романе Владимира Богомолова «Момент истины. В августе сорок четвертого»! (С каким упоением мы зачитывались этим «Моментом истины» в Киевском ВОКУ). Ведь сама ситуация подсказывала нам, что надо сделать. Поломанный грузовик нам, естественно, был не нужен, но, в качестве подходящего повода, он – просто класс.

Водитель грузовика и старший машины, «копаясь» под своим капотом, нас не видели, поэтому и мы их трогать не стали и спокойно прошли мимо. Мое «войско» в колонну по два во главе со мной шло по автотрассе. На перекрестке я махнул рукой движущемуся в сторону Кизыл-Арвата грузовику. Лейтенант, который был старшим машины, обратился ко мне с таким родным для меня и неистребимым украинским, а точнее «щирым» акцентом, что я невольно ответил ему на такой классической «ридной мове», что вопрос о том, чтобы «подбросить земляка» с его командой был решен мгновенно. Угостил его хорошей сигаретой (тогда они еще у меня были), обматерил «своих водителя и прапорщика», которых оставил чинить заглохший двигатель «вот той машины, которая стоит на дороге». После недолгих объяснений с лейтенантом я загрузил всех своих бойцов в кузов, и мы поехали.

Пока ехали, земляк с «батькивщины» рассказал мне много интересного об обстановке на учениях, в том числе и о диверсантах, за которыми, как оказывается, «охотятся и особисты, и пограничники, да и пехоту обязали соблюдать бдительность». Мы искренне посмеялись, и я сделал вид, что сразу же забыл о сказанном мне собеседником о каких-то мнимых диверсантах-разведчиках.

Кстати, за многое из того, что мне поведал этот пехотный лейтенант, я был ему искренне признателен, да и офицеры оперативно-разведывательного отделения бригады, прочитав чуть позже мои телеграммы, написанные на основе данной беседы, думаю, тоже остались очень даже удовлетворенны сведениями, которые моя группа добыла методом опроса информированного источника информации коим оказался этот мой совершенно незадачливый земляк.

На повороте к железнодорожной станции Бами мы тепло попрощались с земляком, и грузовик моего невольного помощника и «ценного» источника информации исчез во мраке ночи. А группа с соблюдением мер безопасности вышла к северной окраине станции. Нужно было осмотреться и элементарно сориентироваться.

Я понимал, что в случае обнаружения группы единственно возможное направление отхода – на юг, в горы Копетдаг, так как на севере - пустыня Каракумы, которая сама по себе не укрытие, а канал имени Ленина, заполненный в это время года водой по максимуму, для нас трудно преодолимая преграда. Даже если бы удалось прорваться туда, нас там днем затравили бы, как волков на царской охоте, перестреляли бы или, вернее, переловили бы, как тушканчиков. Но я также понимал, что уход в горы, т.е. отклонение от района разведки тоже не сулило ничего хорошего. В этом случае обеспечивалась безопасность группы, но выполнение поставленной нам задачи ставилось бы на грань полного срыва.

Поэтому расположил группу в укрытии недалеко от станции, поставил задачу сержанту Николаю Гужову на ведение наблюдения, определил ему направления отхода, условия основного и запасного мест встречи, а сам вместе с сержантом Павлом Никитенко двинулся к железнодорожной станции Бами.

Ну, дальше все было, как в классическом романе, вернее, как в классической пьесе…

Мела метель. Ветер неприятно щекотал уши, которые никак не прикрывались пехотными полевыми фуражками, и обдувал тело под полевыми пехотными бушлатами (весна под Ашхабадом, однако). Вид у нас был, наверное, настолько мирный и дружелюбный, что даже громадные туркменские волкодавы на улочках между дувалами станционного поселка Бами не удостоили нас своим вниманием и ворчанием, тем более лаем.

На подъездных путях к станции мы увидели платформы с танками! Жизнь для нас наполнилась смыслом и какой-то неслышимой, но ясно ощутимой в душе музыкой! Как хорошо, что мела метель! Какой милашка этот часовой, совсем окоченевший на холоде. Его силуэт напоминал нам с Пашей Никитенко картину Верещагина «На Шипке все спокойно», так как часовой, не ожидая никакой опасности, лишь тупо смотрел в противоположную от нас сторону, видимо, ожидая свою смену.

Мы с Пашей упали, где стояли, и поползли по-пластунски на звуки зычного мата пехотного офицера, потому что совершенно точный и не единожды проверенный на практике разведывательный признак гласит: где зычный мат – там командир, где командир – там постановка боевой или учебной задачи своим подчиненным.

Мы лежали в бурьяне, а снег засыпал нас. Какой урод придумал для пехоты бушлат на вате и полушерстяное обмундирование? Какая все-таки славная у нас зимняя спецназовская «спецуха», особенно на контрасте с пехотными бушлатами!

Ревели моторы, шла разгрузка танков и САУ….

Наконец! «Командиры рот и взводов ко мне…», - скомандовал кто-то зычным и непременным командирским голосом.

Вот она трель соловья в ночи, серенада под балконом!

Грохот сапог… Шелест карт…. Фонарики…

«Наш «такой-то» танковый батальон, усиленный «таким-то» артдивизионом, совершает марш по маршруту: железнодорожная станция Бами - горный перевал «такой-то!». Исходный рубеж пройти в …, к такому-то времени сосредоточиться в районе с координатами…» и т.д. и т.п.

И смех, и грех. Вспомнил фильм «Кавказская пленница». В этой связи хотел попросить того командира батальона, который ставил задачу своим подчиненным, как и Шурик из этого самого фильма: «Помедленнее, пожалуйста, я записываю!»

Пехоте команда: «По машинам!» Ну, а нам - «ноги в руки». Я никогда еще не ползал по-пластунски с таким удовольствием! Наконец, мы смогли встать и выпрямиться. Мысль работала четко. Ноги несли быстро. Добрались до своих. Ребята продрогли, но у всех настрой боевой, глаза горят, как у рексов, готовых к бою.

Радист достал из-за пазухи батареи, которые в буквальном смысле согревал теплом своего собственного тела, и быстро подготовил станцию к работе. Бойцы накрыли меня и Никитенко плащ-палаткой, чтобы мы смогли включить фонарик, написать, а затем зашифровать телеграмму. Собрали мозги в охапку и изложили в донесении в Центр все, что видели, слышали и записали со слов своего «противника». Сеанс радиосвязи прошел четко. У нас в бригаде отличные радисты и «маломощники», и «центровики». Да, и радисты Пункта управления начальника разведки тоже молодцы, так как «срывали» передаваемую нами информацию просто налету, без всяких повторений.

Конечно, после первого положительного результата группа приободрилась – «первый блин» не комом! Я был рад, что успел сработать, так как знал, что в горах Копетдаг пехотных «крестников», разведанных нами, уже непременно ждут. И еще, видимо, не один раз встретят их и проводят другие группы спецназ 15 отдельной бригады специального назначения.

8 марта. Светало. С праздничком, наши дорогие и любимые! Все вы сейчас где-то далеко, очень далеко от нас.

Колонны бронетехники двинулись в направлении гор. По задаче мне еще около двух суток наблюдать за станцией Бами и автотрассой. Ландшафт – «ни в дугу»: Каракумы, как стол. Пустыня Кызылкум, где мы уже успели побывать в ноябре прошлого года, по сравнению с нею - земля обетованная. Наверное, на нее глядючи, караванщики в свое время и решили, что Земля – это блюдо.

Колодцы глубиной 40 - 45 метров, вода горько-соленая, расстояние между ними – дневной переход верблюжьего каравана 15 - 25 км. Пресная вода на станциях и стойбищах в цистернах. Приграничная зона. Местные чабаны и работники станций – «друзья пограничников», а кроме них, есть еще и самые опасные для спецназовцев вездесущие «юные друзья пограничников». В общем, здесь идеальные условия для охоты на диверсантов: пить захотят – сами придут «на водопой», особенно летом, когда здесь невыносимый зной.

Опять, как «В августе сорок четвертого». Мы решили, что самое безопасное для нас – это «быть невидимым, оставаясь на виду». Поэтому осмотрелись, подумали, а затем прихорошились, то есть «счистили грязь со своих пехотных галифе и пошли туда, где мы, «стройбатовское ЧМО» ни у кого особых подозрений вызвать не могли.

Примерно, в полутора километрах к северу от станции находилось нечто, что можно назвать громким и не всегда понятным словом «Водоканалдорстройотряд». Вагончики, какой-то дорожно-строительный инвентарь, бочка с водой. Из людей никого не видно, собак тоже нет. Значит, никто не приходит, чтобы их кормить.

С этого самого места автотрасса под нашим наблюдением, станция – как на ладони, перемычка через канал тоже рядом. Сплошная красота и истинное удовольствие для залегендировавшегося под части материального обеспечения советского спецназа!

Пока не рассвело, освоили пространство: организовали наблюдение, наметили пути отхода, места для сеансов радиосвязи и прочее. А затем «развернули» собственно театр, а вернее играли пьесу под названием «Приехал цирк». Бойцы ходили по «Водоканалдорстройотряду» с кувалдами и кирками, а П.Соколов и В.Филиппов, опять же согласно сценарию, как «два товарища» из весьма популярной частушки «работали на дизеле».

А в это время по автотрассе Ашхабад - Красноводск шли войсковые колонны. При этом лихие особисты добросовестно искали каких-то там диверсантов… Но искали, видимо, совсем не там, где нужно было. Особистов ведь совершенно не интересовало «придорожное стройбатовское ЧМО», которое играло свою роль и настоящую спецназовскую, и сценическую стройбатовскую. Как можно судить, и ту, и другую роль мы исполняли неплохо.

Радиосвязь была устойчивой. Ночью до утра мы еще и пустыню к северу от канала успевали «обшаривать».

9 марта, в вечерний сеанс связи, из Центра получили новую задачу на смену района и проведение поиска полевого пункта управления (ПУ) в районе севернее города Кизыл-Арват. Вот тут я и помянул добрым словом предусмотрительного радиста нашей группы с запасным комплектом батарей и ручным зарядным устройством (бойцы, да и я тоже, по очереди, как Папа Карло шарманку, крутили на дневках и привалах ручное зарядное устройство, и связь у нас работала бесперебойно).

Расстояние до нового района разведки было немаленькое, но и не запредельное. Район поиска хороший – местность пустынная, открытая. Погода – дрянь, но это-то как раз и замечательно. Мы в нормальной кондиции, простуженных и больных не было. Приказ группе на перебазирование в другой район получили вечером. Значит, с учетом продолжительности темного времени суток в начале марта мы успевали столько отмахать и уйти в такие дальние дали, что нас ни одна собака не нашла бы.

Плотно поели супчика из сухих пайков. Еды оставалось не очень много, но ничего. Однако, все-таки пришлось отдать распоряжение своему заместителю экономить продукты, потому что сроки нашего выхода из учений переносились на неопределенный срок, а, например, сбрасывать с парашютом нам батареи к радиостанции и продовольствие, я уже не говорю о боеприпасах, наш любимый Центр, видимо, совсем не собирался.

Ушли с успевшего нам полюбиться «Водоканалдорстройотряда» тихо, по-английски, ни с кем не прощаясь, заметая свои следы.

Я понимал, что колонна или колонны пункта управления будут уходить в пустыню через перемычки на канале, так как иного здесь просто не дано. А ответ на вопрос, какую из них выберут, прост, как мышление зампотылу и зампотеха полка или дивизии. Кому охота наживать неприятности и тащить колонну по неухоженной песчаной грунтовке, если есть асфальт. Значит предпочтение должно быть отдано асфальту или, по крайней мере грейдеру… Вот их мы, в буквальном смысле, и «оседлали».

10 марта мы вышли в район и нашли замечательную старинную крепость: полуразрушенные стены, сторожевая башня… Организовали наблюдательный пункт. Доложили в Центр о выходе в новый район разведки и сообщили свои координаты. Немного передохнули и поели.

… И вот они, «родимые, стройными рядами и колоннами» приехали к нам и предстали «пред наши ясны очи!» Засекли, определили общее направление, дали шифртелеграмму. Но, где они развернут свой ПУ, нам еще предстояло выяснить. И началась гонка. Они медленно, но на колесах. Мы быстро, но пешком. Вот, где мои ребята себя показали! Сказались длительные изнуряющие тренировки, которые и нужны были для того, чтобы на этих учениях выполнить поставленную нам задачу.

Мы шли ночью по их следам около 20 км и «достали» их. Они остановились и начали развертывание пункта управления. Мы дали телеграмму с разведывательным донесением, из которого Центру сразу же все стало ясно.

Однако и этого нашему любимому Центру было мало. Получили указание выдвигаться в район железнодорожной станции Искандер.

А это опять марш. Но, честно говоря, я обрадовался тому, что он предстоит. Местность вокруг была такой, что если бы мы остались здесь до рассвета, то оказались бы на холоде и открытой местности без возможности нормально укрыться и мало-мальски обогреться, так как огонь разводить в этой ситуации было смерти подобно. Поэтому «усталые, но довольные» мы уходили из этого района, чтобы до рассвета пересечь канал, автотрассу и железную дорогу и обеспечить себе свободу маневра в предгорьях Копетдага.

Канал мы проскочили, подошли к дороге. Надо было бы переждать, но уж больно хотелось «одним броском да в метель»… В общем, откуда ни возьмись, выныривает «командирский УАЗик». Бог видел, что мы его совершенно не трогали – он сам остановился. Оттуда высунулась «папаха» и грозно окликнула: «Мол, командира – ко мне». Я подошел и на вопрос - «кто такие» вежливо ответил – «строители», а на вопрос «откуда идете» - показал рукой в одну сторону, откуда «мела метель», и на вопрос «куда» - также учтиво показал в другую сторону.

Но, тут в беседу вмешался Паша Никитенко. Вернее, он не вмешивался. Он просто молча подошел и посмотрел на «начальника». Эта «глыба-матерый человечище» светилась такой дремучей силой, а морды двух бойцов, возникшие из темноты со стороны водителя, с таким интересом разглядывали внутренности кабины, что «начальник» решил удовлетвориться моими ответами, а я, естественно, не стал ему навязывать совершенно неуместную в данной ситуации высокоинтеллектуальную беседу. С тем мы с «папахой» и расстались. Правда, бойцы с явным сожалением смотрели в след уходящей машине. Мы были порядком вымотаны. Им так хотелось прокатиться, благо, что нам и водитель был бы не нужен: Павел Соколов – сам классный шофер. Однако все-таки пришлось грозного «начальничка» с зычным голосом просто отпустить восвояси с миром.

Утро 11 марта нас застало уже на подступах к предгорью в районе станции Искандер.

Я понимал, что бойцам нужен отдых, хотя бы короткий, перед выходом к станции.

Нужно было доложить в Центр о выходе в район и получить задачу, так как конкретных указаний о действиях в этом районе у меня до сих пор еще не было.

Единственным укрытием в окрестностях были какие-то развалины, оттуда я и решил дать сеанс связи и получить очередное задание. На ровной, как стол, поверхности эти руины обеспечивали хоть какое-то укрытие от визуального наблюдения и возможность перевести дух.

Доложили о выходе в район и готовности к работе, а из Центра нам поступило указание закончить учения и убыть в расположение бригады со станции Искандер. Вот, радости-то было!

И тут я «лопухнулся»: надо было все-таки уйти с этого места. Нельзя оставаться даже в руинах, если они единственные во всей округе и если путей отхода меньше двух.

Я дал подтверждение в Центр, проверил оружие и снаряжение и разрешил бойцам приготовить горячую пищу.

Все было хорошо, пока наблюдатель не доложил, что в нашу сторону едет какая-то крытая машина. На всякий случай я приказал затушить огонь, надеть снаряжение и быть в готовности к броску в горы.

Машина подъехала и остановилась метрах в 200 от развалин. Из машины вышел офицер и направился к развалинам. Я решил сыграть на опережение и не показывать ему свою группу и ее состав. Старшему сержанту П.Никитенко приказал быть в готовности увести группу в предгорье, а сам подпустил офицера метров на 30-40 и вышел ему навстречу. Он несколько опешил, поэтому у меня была инициатива начала разговора. Я спросил его о цели поездки, сообщил, что мы, стройбатовцы, занимаемся здесь полевыми работами. Капитан ничего вразумительного у меня спросить не смог и после нескольких ничего не значащих фраз повернул обратно к своей машине.

Я решил уводить группу от греха подальше, так как благоприятного для нас развития данная ситуация не сулила. Мой невольный собеседник явно искал до чего бы «докопаться», да и вид у него был совершенно не «окопный», но, как можно судить по внешним признакам, также и не особистский.

Однако пока преимущества были у меня. Ему нужно было пройти до «своих» 200 метров, мне – 10, его солдаты сидели в машине (поэтому численности их я не мог оценить), мои – рядом на «низком старте» (их численность он тоже не знал). В створе между машиной и горами была естественная «маска» - развалины – которые некоторое время прикрывали бы мою группу от наблюдения. А там, как говорится, «Бог не даст – свинья не съест!»

Я вернулся в развалины. Бойцы разговор слышали и были готовы к броску. Мы рванули к горам.

Когда «наш противник» подошел к своей машине, он оглянулся, мы уже успели отмахать метров 300. Итого, чистой форы у нас было 500 метров. Пока его солдаты спешились расстояние увеличилось еще метров на 100.

В принципе, я его переиграл. Если бы этот балбес мыслил бы категориями учений, со всеми присущими им условностями, как это было и положено, то он бы «прокачал» ситуацию раньше. Но капитан, видимо, был из категории «упертых тупых придурков», поэтому и дал команду своим солдатам на преследование. В жидкой грязи предгорий они «сдохли» метров через 300, а мы держали хороший темп, не смотря на 30 килограмм за плечами у каждого из нас, и уходили все дальше к горам.

Тут случилось то, что меня озадачило и обозлило. Он сбросил с себя все, кроме п/ш, забрал автомат у одного из своих солдат и продолжил погоню один, так как его «войско» безнадежно отстало. Видимо, не гонял он своих солдат, как мы тренируем своих спецназовцев. Сама собой возникла мысль, что этого смельчака, когда он отбежит далеко от своих бойцов можно будет захватить и утащить с собой в горы. Ну, а там «с пристрастием» допросить «языка».

Однако, когда прозвучала первая очередь из его автомата, и пули завыли над нами, я понял, что капитан на самом деле является настоящим придурком. Сначала, откровенно скажу, я от этой мысли по-настоящему испугался. Был страх не за себя: у меня мелькнула мысль, что этот «козел» может сдуру застрелить кого-то из моих бойцов. Затем я немного успокоился. Расстояние между нами хоть и сокращалось, поскольку он бежал налегке, но не критично – дистанцию метров 400 мы удерживали. А на таком расстоянии при стрельбе с места, да еще и запыхавшись, не всякий, даже хороший стрелок, попадет в цель.

Ну, а потом на меня накатила такая злоба, что я решил, пусть меня Бог простит, заманить его в сопки и просто убить. Бойцы тоже рычали от злости и просили разрешения разодрать этого капитана на куски. Я не мог ими рисковать: раз стреляет придурок в офицерском звании, то я сам должен с ним разобраться. Я прохрипел Никитенко, чтобы он при любом раскладе уводил группу в горы, а потом к станции Искандер. Сам же переместился в тыл группы, достал, набегу, пистолет и дослал патрон в ствол.

Капитан стрелял очередями и постепенно нагонял нас. Пули ложились совсем недалеко справа от нас. Видимо, придурок не решался целиться в людей, а лишь рассчитывал на то, что мы испугаемся выстрелов и остановимся. Я считал его выстрелы и гнал группу к сопкам…

Вот они сопки. До его солдат метров 700 - 800, многие из них безнадежно отстали. А он вот тут, рядом. У него патронов 5 – 6 осталось. Меньше, чем моя группа, но все равно до хрена. У меня – 16 патронов. Дуршлаг сделаю из этого урода!

Я приказал ребятам остановиться: пусть лучше слушают мои команды, чем неуправляемо выплеснется усталость и ярость на капитана. Развернувшись лицом к этому придурку, навел на него пистолет и пошел навстречу его стволу. Первое желание было завалить его сразу, но мой мозг уже начал работать рационально. Во-первых, ведь так можно и убить человека. А это скандал для бригады, на весь округ. Во-вторых, все, что сделала группа, – коту под хвост. Самое главное, что вся группа цела – надо свести ситуацию в нашу пользу.

Чтобы выиграть время, пока кровь от ног вернется в его дурную башку, я обматерил его, использовав весь свой немалый словарный запас. Потом показал на местности проигрышность его диспозиции (он один против целой группы) и сделал расчет соотношения боеприпасов у него и у меня. Объяснил ему, как мне казалось, вполне доходчиво и убедительно, что он должен остановиться, пока не случилось непоправимого и никто из моей группы не пострадал, потому что в противном случае он будет убит здесь же и безусловно, а так может вернуться к своим солдатам с миром.

А мне вся твоя группа и не нужна, - заявил капитан. – Мне нужен только ты. Остальные пусть уходят.
Чего! – буквально взревели все мои бойцы и подались вперед. – Да, мы тебе за нашего командира, знаешь, что сделаем? – и наперебой стали в цветах и красках довольно наглядно объяснять суть тех самых кар, которые непременно ожидают капитана.

Подняв руку, остановил это соревнование в красноречии и приказал группе уходить в горы. В ходе этого разговора запал капитана прошел, в глазах появились проблески мысли. Капитан, видимо, понял, что силы не равны, так как его солдаты остановились слишком далеко от нас. Я еще раз повторил приказ уходить за сопку, а сам стоял, наведя пистолет на капитана. Ствол его автомата также угрюмо смотрел на меня. Дистанция между нами 10 метров.

Постепенно группа скрылась за гребнем. Только после этого я стал пятиться вверх, а капитан - вниз.

Когда я перевалил через гребень сопки, он в последний раз стрельнул. Пуля «вжикнула», как пчела, и улетела в сторону Афганистана. Этот выстрел, видимо, был жестом отчаяния придурковатого капитана. А, я, смертельно уставший, привалился спиной к заснеженному склону.

Угадай, Серега, с одного раза – группа послушалась меня и ушла? Хрен там – они только перевалили за гребень, тут же заняли позицию и держали капитана на прицеле. Спецназовцы своих не бросают!

Ну, а капитан, похоже, действительно тронулся умом. Он принял условности учений за настоящую войну. Расстрелял из автомата почти целый магазин патронов. Так ведь мог и попасть в кого-нибудь из нас. А, говорили, что «в Советскую армию дураков не берут». Не правда, берут. Вот нам самый наглядный пример дурака. И попался же именно нам на пути.

Засиживаться мы, конечно, не стали. Откуда и силы взялись: отмахали до Искандера без привалов. Там уж и помылись и побрились до прихода поезда.

Вот такие дела…

Мои ребята хвастаться по этому поводу не будут – слово дали. Во всем, что произошло с этим капитаном, дури больше, чем героизма.

Командиру роты по команде доложу. «Повинную голову, как известно, меч не сечет». Дисциплина есть дисциплина.

Думаю, что шума и в округе поднимать из-за этого не будут – никому скандал не нужен. Хотя капитана следовало бы примерно высечь, то есть примерно наказать, чтобы другим подобным придуркам, типа этого, было неповадно.

А там видно будет: «Бог не выдаст – свинья не съест».

А знаешь, что самое главное? – Бойцы не сдрейфили, хотя ситуация была, можешь представить, крайне напряженная!

И еще одна зарубка на задницу: прежде, чем куда-то влезть, придумай, как минимум, два способа, как из этого вылезти, - закончил Александр свой подробный рассказ, когда было уже далеко за полночь.

- Вот, Серега, теперь ты, наверное, понял истинный смысл моих слов относительно того, как хреново, когда ствол автомата направлен тебе прямо в морду, - задумчиво сказал он. – Ну, а теперь ты поведай о своих подвигах в горах Копетдага».

Останавливаясь лишь на самых значимых моментах, рассказал Саше о том, как воевала моя группа, при этом мы с ним с удовлетворением отмечали, что начало разгрузки военной техники на станции Бами мы с ним определили практически одновременно. В Центре информация одной группы фактически дополнялась информацией от других групп. А после того, как Александр доложил о начале выдвижения воинских колонн со станции, наша группа «приняла» в свои объятия войска «противника» уже далеко в горах Копетдага, о чем Центр также был проинформирован в самом, что ни на есть, реальном масштабе времени.

- Да, видимо, легко было начальнику штаба и командующему Туркестанским военным округом принимать ответственные стратегические решения, когда у них так хорошо действует разведка специального назначения и своевременно обеспечивает командование округа необходимой разведывательной информацией, - сошлись мы с Александром на общем мнении.

Blog

С. А. Калиниченко Какими мы были