Владимирский князь георгий всеволодович (1188-1238). Источниковедени, история, историография
| Вид материала | Автореферат диссертации |
- Александр невский (1221?-1263), князь новгородский в 1236-51, великий князь владимирский, 68.47kb.
- Конкурс школьных сочинений «Нижегородский Кремль», 43.59kb.
- На основе Программы кандидатских экзаменов Министерства и науки РФ от 17. 02. 2004, 98.6kb.
- Александр невский, 54.12kb.
- Программа вступительного экзамена по специальности 07. 00. 02 «отечественная история», 142.42kb.
- Учебно-методический комплекс по дисциплине История исторической науки. Историография, 972.1kb.
- Георгий Флоровский «Догмат и история», 332.8kb.
- Георгий Флоровский «Догмат и история», 206.39kb.
- Георгий (Юрий) Всеволодович Таранкова, 131.52kb.
- Москва! Можно ли представить, что когда то ее не было? Иведал ли владимирский князь, 20.49kb.
II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность, научная и практическая значимость, новизна диссертации, определены объект и предмет, хронологические и территориальные рамки исследования, сформулированы цели и задачи работы, основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Источниковедение биографии Георгия Всеволодовича» представлена источниковая база исследования, проведен критический обзор источников и источниковедческая критика текстов, играющих первостепенную роль в реконструкции биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича в контексте эпохи.
Первый параграф «Источники: общий обзор» посвящен критическому обзору источников, из которых формируются комплексы для источниковедческого, исторического и отчасти историографического уровней исследования. В первом разделе первого параграфа определяются контуры основного комплекса источников (летописей), необходимых для биографии Георгия Всеволодовича, и набора текстов, отнесенных к истокам историографической традиции жизнеописания князя и связанным с ним событиями XII–XIII вв.ого параграфа ориографического уровней исследования. ормируются комплексы для источниковедческого, исторического и ис Предельно важны в исследовании Лаврентьевская, Симеоновская, Радзивиловская, Ипатьевская, Новгородская первая летописи и Летописец Переяславля Суздальского. Они донесли сведения, близкие по времени создания к событиям второй половины XII – первого 40-летия XIII в. Внимание уделяется вычленяемым из Лаврентьевской и Новгородской первой летописей текстам о битве на Липице в 1216 г., Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописей – пространных повестей о битве на Калке, о нашествии Батыя. Иные летописи содержат компиляции сообщений вышеуказанных источников с произвольными их толкованием, дополнением и расширением. В качестве источников по биографии Георгия Всеволодовича и «его времени», задействованы «Слово о полку Игореве», «Моление Даниила Заточника», «Слово о погибели Русской земли».
Промежуточное положение по отношению к Лаврентьевской, Симеоновской, Ипатьевской, Новгородской первой летописи и последующему летописанию занимают памятники, где применительно к истории Руси второй половины XII – первого 40-летия XIII в. читаются материалы ростовского летописания второй половины XIII–XIV в. – Ермолинская, Типографская, Львовская, Холмогорская летописи и Тверской сборник. Они содержат уникальные сведения об изучаемом периоде древнерусской истории, но в них началась и обработка известий, читаемых в Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой и др. летописях.
Московский летописный свод конца XV в., Воскресенская летопись, Вологодско-Пермская, Никаноровская, Софийская первая, Новгородская четвертая, Новгородская Карамзинская, Московская Академическая летописи, Рогожский и Владимирский летописцы, Летописи Авраамки, Летописцы конца XV в., Супрасльская и Никифоровская летописи с разной степенью полноты отражают материалы ростовского летописания по событиям эпохи Георгия Всеволодовича. Ростовское же летописание, но с добавлением сведений, читаемых в Симеоновской летописи, Рогожском летописце, и, возможно, в недошедших до нашего времени рязанских летописных текстов, проявляется применительно к эпохе Георгия Всеволодовича в Никоновской летописи. Таким образом, летописи XV–XVI вв. применительно к теме исследования являются в большей степени памятниками средневековой историографии. Большинство результатов средневековой нарративизации сконцентрировано в Степенной книге.
К средневековым историографическим нарративам относятся нижегородские летописи XVII в., где особое внимание уделяется Георгию Всеволодовичу и вопросам основания Нижнего Новгорода, Костромское и Владимирское жития Георгия Всеволодовича, «Повесть о страдании», Китежский летописец. «Историю Российскую» В.Н. Татищева надо отнести к историографии. Историческая составляющая диссертационного исследования позволяет остаться в рамках привычного деления текстов на источники и историографию. Причем, к первым отнесены летописные компиляции, труд В.Н. Татищева, хотя они, как и научные работы по истории, являются источниками по историографии.
Во втором разделе первого параграфа исследуются тексты, связанные с историей предшественника Нижнего Новгорода, поскольку они часто используются как источники. Согласно полученным результатам, тексты такого рода фабриковались в XIX в. нижегородскими любителями старины, объяснявшими сведение Нижегородского летописца о Старом городке. Данный нарратив стал основой для увязывания идеи предшественника Нижнего Новгорода и сведения Лаврентьевской летописи 1171/1172 гг.
Третий раздел первого параграфа содержит обзор иностранных письменных источников по биографии Георгия Всеволодовича. Труд Абу Хамида ал-Гарнати описывает расселение народов, соседствующих с Владимирским княжеством и Новгородской республикой в Восточной Европе. Другие источники – восточные и западноевропейские – повествуют о монгольском нашествии на Русь в 1237/1238 гг. Без соотнесения с данными летописей они мало что дают. «Хроника Ливонии» и еще ряд источников нарративного и эпистолярного (послания римских пап русских князьям) жанров освещают борьбу владимирских князей в 1220-е гг. в Прибалтике.
Второй параграф «Источниковедческая критика произведений, извлеченных из летописей в связи с биографией Георгия Всеволодовича» посвящен источниковедческому исследованию ряда летописных произведений XV в., чья идеология определяет историографические видение и оценку политической деятельности Георгия Всеволодовича. В первом разделе второго параграфа представлено исследование домонгольской части статьи «А се князи Русьстии», читаемой в летописных сборниках XV–XVI в. Обращение к данному тексту обусловлено необходимостью установить этническую принадлежность матери Георгия Всеволодовича. Гипотетическое решение одного этого вопроса невозможно. Поэтому было проведено источниковедение всех фактов, затронутых в домонгольской части статьи «А се князи Русьстии»: времени основания Владимира, оценки роли Андрея Боголюбского, первоначального числа куполов Успенского собора, вершителя мести за гибель Андрея Боголюбского, завещания Всеволода Большое Гнездо. Решение этих проблем на уровне гипотез позволило соотнести с ними и догадку об этнической принадлежности матери Георгия Всеволодовича. В домонгольской части статьи «А се князи Русьстии» представлена точка зрения, противоположная той, что читается в Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописях. Это вскрыло в русском летописании полемику, ведшуюся, возможно, со второй половины XIII в. до конца XV в. В домонгольской части статьи «А се князи Русьстии» читается законченный текст, авторы которого доказывали древность и большую значимость Ростова и его правителей по сравнению с Владимиром. Составные элементы этого нарратива в противоречивых комбинациях читаются в Ермолинской, Львовской, Холмогорской летописях, Тверском сборнике, новгородско-софийских летописях и др. Элементы данной полемики обнаруживаются в Ипатьевской летописи, отстаивающей древность и значимость Владимира.
Выявление достоверных сведений, читаемых в Лаврентьевской (Радзивиловской, Летописце Переяславля Суздальского), Ипатьевской, Новгородской первой летописях, позволяет принять идею ростовских книжников об основании Владимира в начале XII в. Владимиром Мономахом, отказаться от идей компиляции статьи «А се князи Русьстии» о деятельности Андрея Боголюбского в Залесской земле, обосновать Ипатьевской летописью изначальное 5-главие Успенского собора и ясское происхождение матери Георгия Всеволодовича, отвергнув «чешское» ее происхождение, не доверять сведению о завещании Всеволода Большое Гнездо. Следы редакторской работы авторов домонгольской части «А се князи Русьстии» проявились в Ермолинской, Львовской, софийско-новгородских летописях и Тверской сборнике. Домонгольская часть статьи «А се князи Русьстии» создавалась, как ответ Ипатьевской летописи, в конце XIV в.
Решение этих вопросов, сопряженное с исследованием ряда источниковых и исторических проблем, позволило наметить пути и способы средневековой нарративизации в летописях, способствовало реконструкции политического и культурного контекста, в котором разворачивалась биография Георгия Всеволодовича, в котором развивалось ее осмысление средневековыми книжниками и историками XVIII – начала XXI в.
Подразделения второго раздела второго параграфа содержат источниковедческое исследование корпуса текстов о битве на Липице в 1216 г. Несмотря на то, что Я.С. Лурье доказал достоверность сообщения о битве на Липице в Новгородской первой летописи, большинство исследователей используют «Повесть о битве на Липице», читаемую в новгородско-софийских летописях. Итог исследования: при изучении и реконструкции битвы на Липице в 1216 г. надо использовать только пространное сведение Новгородской первой летописи о Липице. Остальные летописи не дают достоверной информации, лишь развивая известие Новгородской первой летописи о битве на Липице.
Вместо предложенной Я.С. Лурье схемы развития текста о Липице более адекватной источниковой реальности является другая. Ростовские книжники второй половины XIII в. создавали версию о битве на Липице, привлекая сообщение Новгородской первой летописи, потому что их не устраивало скудное известие об этом событии владимирской летописной традиции, проявившейся в Лаврентьевской, Симеоновской летописях. Детали сражения в битве на Липице в 1216 г. заимствовались из сообщений о событиях в Залесской земле в период 1176–1180 гг., читаемых в Лаврентьевской, Радзивиловской и Ипатьевской летописях. Операция породила текстовые швы, которые пытались сгладить сводчики новгородско-софийских летописей. Это привело к противоречиям в «Повести о битве на Липице». Очевидные ее текстовые несоответствия были выправлены в Московском летописном своде конца XV в.
«Повесть о битве на Липице» – памфлет, направленный против Ярослава Всеволодовича, чьи потомки в XV в. подчиняли Новгород. Для усиления негативного восприятия Ярослава Всеволодовича авторы «Повести о битве на Липице» исказили ряд исторических фактов. Часть этого негатива, направленного на Ярослава, распространилась на Георгия Всеволодовича и была усилена В.Н. Татищевым.
Чтение о бродниках в «Повести о битве на Липице» потребовало отдельного исследования традиций текстов о битве на Калке в 1223 г. в третьем разделе второго параграфа. Доказывается, что факт участия бродников в битве на Липице в 1216 г. был заимствован из сведения Новгородской первой летописи о битве на Калке в 1223 г. Следы такого совмещения битв на Калке и на Липице через бродников выявляются в текстах о Липице и Калке в Тверском сборнике. Этот вывод подтверждает высказанную выше мысль о том, что в основе «Повести о битве на Липице» лежала ростовская редакция текста. Изучение традиции летописных текстов о битве на Калке важно для постижения историографических оценок (без)деятельности Георгия Всеволодовича в 1223 г. Была определена особая редакция «Повести о битве Калке», читаемая в Новгородской четвертой летописи и во второй выборке Новгородской Карамзинской летописи.
В третьем параграфе представлены ее выводы. Состояние источникового комплекса удовлетворяет решению поставленных задач источниковедческого, исторического и историографического уровней исследования. Схема летописания применительно к событиям первого 40-летия XIII в., по которой ростовскими книжниками произвольно были дополнены и расширены сведения Лаврентьевской, Ипатьевской и Новгородской первой летописей, требует проверки на других событиях, связанных с биографией Георгия Всеволодовича. Высказано сомнение в правомерности гипотезы А.Н. Насонова о Летописце (Юрия) Георгия Всеволодовича.
Во второй главе «Проблемы биографии Георгия Всеволодовича в историографии» представлен критический обзор общих и дискуссионных вопросов. Их осмысление и решение началось в общерусском летописании XV–XVII вв. Летописцы, решая историософские задачи, объясняли факты биографии Георгия Всеволодовича. Среди них важное место занимали битвы на Липице и Калке, Батыево нашествие. Характерной чертой летописной историографии стали нарративизация скудных, отрывочных сведений предыдущих летописных текстов и отсутствие отрицательных оценок деятельности князя. Первые опыты биографии Георгия Всеволодовича представлены в Степенной книге, соединившей сведения разных летописных традиций, и в агиографических памятниках XVII в. Этим произведениям присуща положительная оценка князя. Нижегородское летописание XVII в. в силу стремления к легитимизации князей нижегородско-суздальских акцентировало внимание на связи Георгия Всеволодовича и основания Нижнего Новгорода. Китежский летописец через образ Георгия Всеволодовича сопрягал житийные тексты, посвященные Всеволоду-Гавриилу, истории Городца и его округи. Мостом между средневековой историографией и научным постижением биографии Георгия Всеволодовича стала «История Российская» В.Н. Татищева.
В трудах Н.М. Карамзина, М.П. Погодина, С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, Н.И. Костомарова, Д.И. Иловайского, А.Е. Преснякова князь Георгий Всеволодович упоминался в связи с исследованиями общих проблем истории России: династического кризиса в 1212–1216 гг., битвы на Липице, основания Нижнего Новгорода, битвы на Калке и Батыева нашествия. Оценки князя в двух последних событиях, как правило, отрицательны. Реконструкции делались исследователями на основе Воскресенской, Никоновской и Новгородской первой летописей, труда В.Н. Татищева. Особенно ярко эти свойства проявились в трудах Н.М. Карамзина, Д.И. Иловайского. Н.И. Костомаров сделал Георгия Всеволодовича бледным фоном для действия Мстислава Удатного на Липице в 1216 г. Исключением стал А.В. Экземплярский, представивший краткую биографию князя Георгия Всеволодовича с нейтрально-сдержанными оценками.
Первый параграф «Нижегородские исследователи о биографии Георгия Всеволодовича» посвящен нижегородской историографии проблем биографии Георгия Всеволодовича. Внимание к этому вопросу возникло в среде нижегородских архивистов в связи с основанием Нижнего Новгорода. Деятели Нижегородской губернской ученой архивной комиссии, опираясь на штудии П.И. Мельникова, Н.И. Храмцовского, соединили факт основания Нижнего Новгорода с вариантами нарратива о предшественнике Нижнего Новгорода, с событиями биографии князя, среди которых важную роль играла его гибель при отражении нашествия Батыя. При создании биографического дискурса нижегородцы Н.И. Храмцовский, А.С. Гациский, А.М. Меморский, А.А. Савельев и др. использовали историографическую традицию жизнеописания князя, развивавшуюся с начала XIX в. во Владимире. Ее можно охарактеризовать как локальную ветвь церковных исследований биографии князя с опорой исключительно на агиографию.
Именно нижегородские архивисты, устроив в 1889 г. юбилейные празднества общероссийского масштаба в честь основателя Нижнего Новгорода, обратили внимание исторической науки на биографию Георгия Всеволодовича. Нижегородская традиция биографии Георгия Всеволодовича была прервана революционными событиями начала XX в.
После Великой Отечественной войны под влиянием «юбилейной кампании» в Горьком оживился интерес к местной истории. Н.М. Добротвор реанимировал идеи о предшественнике Нижнего Новгорода. Георгию Всеволодовичу уделялось скромное внимание именно как князю, возобновившему традиции русского поселения на устье Оки. До конца 1980-х гг. горьковская историография (И.А. Кирьянов, С.Л. Агафонов, Ю.В. Сочнев) обращала внимание на Георгия Всеволодовича лишь в связи с основанием Нижнего Новгорода. В конце 1980-х гг. Н.Ф. Филатов выразил сомнение в основании города Георгием Всеволодовичем. Аргументом стали моменты его биографии (битва на Липице, битва на Калке, поведение во время Батыева нашествия), где он, по мнению Н.Ф. Филатова, проявил себя не с лучшей стороны. Эти идеи вызвали ответные работы И.А. Кирьянова, В.П. Макарихина, где была представлена положительная биография князя.
Нижегородская историография биографии Георгия Всеволодовича вышла на новый уровень благодаря монографиям Б.М. Пудалова. В них жизнеописание Георгия Всеволодовича было вписано в контекст освоения Владимирским княжеством Среднего Поволжья. Недостатком этих исследований стало доверие устоявшимся летописеведческим схемам.
Второй параграф «Основание Нижнего Новгорода в несостоявшейся дискуссии М.К. Любавского и А.Е. Преснякова» посвящен реконструкции нереализованного спора М.К. Любавского (народная колонизация) и А.Е. Преснякова (княжеская колонизация) применительно к решению вопроса о времени и обстоятельствах появления русского города на устье Оки. Нерешенность проблемы характера колонизации Среднего Поволжья в домонгольское время позволяет отнести сторонников предшественника Нижнего Ногорода к последователям М.К. Любавского, а исследователей, считающих, что Нижний Новгород был основан в 1221 г. (А.Н. Насонов, В.А. Кучкин, В.П. Макарихин, Б.М. Пудалов) – А.Е. Преснякова.
В третьем параграфе второй главы «Историографические дискуссии об основании Москвы, Нижнего Новгорода и Городца» проведен сравнительный анализ дискуссий о времени и обстоятельствах оснований Москвы, Нижнего Новгорода и Городца. Были выявлены их особенное и общее (к ним относятся доверие «удревнителей» к недостоверным данным XVII в., некорректное отношение к источниковедению, действие механизма порождение мифа как способа освоения исторического прошлого).
В разделах четвертого параграфа «Историография второй половины XX – нач. XXI в. о борьбе Георгия Всеволодовича с монгольским нашествием» прослежен рост отрицательных оценок деятельности князя Георгия Всеволодовича в битве на Калке и во время Батыева нашествия. Негативизация была порождена выборочным использованием 3-х версий событий, содержащихся в Лаврентьевской, Новгородской первой и Ипатьевской летописей, привлечением более поздних летописей и труда Татищева, демонстрацией пагубности раздробленности. Важную роль в данном процессе сыграло и потребительское отношение к трудам Н.М. Карамзина, Д.И. Иловайского, С.М. Соловьева. Осуждение князя одновременно проявилось в работах Б.Д. Грекова и Д.С. Лихачева, было закреплено «Очерками по истории СССР», а затем работами Л.В. Черепнина, Б.А. Рыбакова, В.Т. Пашуто, П.П. Толочко, А.Г. Кузьмина, Ю.А. Лимонова, Ю.В. Кривошеева и др. Попытки В.В. Каргалова противостоять негативизации неудачны из-за потребительского использования источников.
В источниковедческих штудиях В.А. Кучкина, А.А. Горского, А.Б. Мазурова, Б.М. Пудалова, И.Н. Данилевского приведены факты, смягчающие отрицательные оценки князя. Тем не менее, начало XXI в. характеризуется очередным всплеском критики действий князя во время монгольского нашествия. Примером являются дважды изданная работа Д.Г. Хрусталева, последние работы Н.Ф. Филатова, отдельные статьи рязанских исследователей и публикации Духового управления мусульман Нижегородской области. Эти работы приумножили негатив, накопившийся в историографии. Ныне историографическая ситуация поведения Георгия Всеволодовича в 1223 и 1237/1238 гг. характеризуется плюрализмом мнений, что требует решения проблемы.
Данное исследование стало возможным, благодаря источниковедческим трудам (А.А. Шахматова, М.Д. Приселкова, А.Н. Насонова, Д.С. Лихачева, В.Т. Пашуто, Я.С. Лурье, В.А. Кучкина, Б.М. Клосса, А.Г. Боброва, Г.М. Прохорова, И.Н. Данилевского П.П. Толочко, Н.Ф. Котляра, А.П. Толочко, Т.Л. Вилкул, Т.В. Гимона, А.В. Сиренова, М.Я. Шайдаковой, Б.М. Пудалова и др.). При разборе биографических трудов – Ле Гоффа о Людовике IX, Н.Н. Воронина и Ю.В. Кривошеева об Андрее Боголюбском, Б.Н. Флори об Иване Грозном, А.И. Филюшкина об Андрее Курбском, Н.С. Борисова об Иване III, В.А. Кучкина, А.А. Горского, Я.С. Лурье, В.Т. Пашуто об Александре Невском – внимание уделялось методам и инструментарию биографического исследования, востребованным в реконструкции биографии Георгия Всеволодовича. Решение задачи воссоздания историко-культурного контекста биографии обусловило внимание к исследованиям А.Е. Преснякова, Б.А. Рыбакова, А.Н. Насонова, Л.В. Черепнина, В.Т. Пашуто, В.В. Мавродина, В.Л. Янина, В.А. Кучкина, А.А. Горского, Я.Н. Щапова, И.Я. Фроянова, А.В. Петрова, И.Н. Данилевского, П.П. Толочко, Н.Ф. Котляра, М. Дымника, Дж. Феннела, Т.Л. Вилкул, П.В. Лукина, П.С. Стефановича, Б.М. Пудалова, В.В. Долгова и др. общих и частных проблем древнерусской истории.
Параграф пятый вобрал выводы историографического исследования. Биография владимирского князя представлена в нескольких вариантах, обусловленных влиянием средневековой историографии, разным отношением исследователей к источниковедению, выполнением ими политико-идеологического заказа, пренебрежением к реконструкции контекста. Поливариантность биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича требует источниковедческой проработки ее фактов, отсечения лишних историографических сущностей.
В третьей главе «Владимирский князь Георгий Всеволодович в древнерусском политическом пространстве XI – первого 40-летия XIII в.» исследуются вопросы места и роли Георгия Всеволодовича в истории Владимирского княжества с рождения до гибели, его политической деятельности внутри Древнерусского государства. Источниковедческий анализ и историческая реконструкция сочетаются здесь с историографическим исследованием вопросов, по которым накопилось много мнений. Внутрирусская политика Георгия Всеволодовича сравнивается с деятельностью предшествующих ростово-суздальских и владимирских князей. Реконструкция их политики играет важную роль для воссоздания общей политической обстановки XII–XIII вв. Исследование внутрирусской политики Георгия Всеволодовича через призму отношений с Переяславлем, Рязанью, Новгородом позволяет оценить перипетии его отношений с князьями Чернигова, Смоленска, Галицко-Волынской Руси.
Первый параграф «Георгий Всеволодович в контексте родственных связей Владимирского княжества» посвящен определению места и значения Георгия Всеволодовича в истории Владимирского княжества, выявлению ступеней его политической карьеры через призму отношений с отцом, братьями, племянниками, женой, детьми, снохами, зятьями, двоюродными братьями и внуками. Решение этих проблем переплелось с вопросами о положении церкви в княжестве, особенностями употребления великокняжеского титула, важными событиями в истории Владимирского княжества. Уделяется внимание брачной политике Всеволода Большое Гнездо и Георгия Всеволодовича. Брачные связи с черниговскими, смоленскими, галицко-волынскими князьями в период династического кризиса 1211–1216 гг. сыграли дестабилизирующую роль.
Особо надо оговорить решение вопроса о династическом кризисе во Владимирском княжестве после смерти Всеволода Большое Гнездо. Для решения проблем истории Владимирского княжества в 1211–1218 гг. – завещания Всеволода Большое Гнездо, наделения Всеволодовичей уделами, их усобицы, Липицкой битвы, ссылки Георгия Всеволодовича в Городец, изменений в церковно-административном делении княжества – была проведена деконструкция сведений Ермолинской, Львовской, Холмогорской, Типографской, Воскресенской, Никоновской летописях, Московском летописном своде и Тверском сборнике. Было установлено, что они создавались путем компилирования известий, читаемых в Лаврентьевской (Симеоновской), Новгородской первой, Ипатьевской летописях и Летописце Переяславля Суздальского. Текстологический анализ показал, что впервые компилирование было проведено в Ростове во второй половине XIII в., чтобы объяснить ситуацию с завещанием Всеволода Большое Гнездо и последовавшей борьбой, чтобы представить в выигрышном положении Константина, и отразилось в Ермолинской, Львовской, Типографской, Холмогорской летописях и Тверском сборнике. В результате родился нарратив, идеи которого и ныне определяют ситуацию в историографии. «Ростовский» нарратив о ситуации 1211–1218 гг. дополнялся и расширялся при создании текста, читаемого в Московском летописном своде и Воскресенской летописей. Поэтому сведения Московского летописного свода, в которых А.Н. Насонов усматривал проявления Летописца Георгия Всеволодовича, нельзя признать таковыми.
Достоверными источниками по данному вопросу являются Лаврентьевская, Симеоновская, Ипатьевская, Новгородская первая летопись и Летописец Переяславля Суздальского. В этом случае история Владимирского княжества в 1211–1218 гг. такова. Всеволод Большое Гнездо за несколько лет до смерти наделил Константина Ростовской землей, в 1211 г. утвердил часть своих сыновей в городах Залесской земли, отдав старшинство Георгию. Недовольный этим Константин начал в 1212 г. борьбу за власть. Владимир и Святослав Всеволодовичи выступили против Георгия и Ярослава без связи с замыслами Константина. Династический кризис в 1213 г. был преодолен договоренностями Константина, Георгия и Ярослава о сохранении статус кво. Оно было нарушено вторжением в Северо-Восточную Русь коалиции Мстислава Удатного. К коалиции присоединился Константин и после битвы на Липице он утвердился во Владимире. В 1217 г. он перевел Георгия из Городца и в Суздаль, а в 1218 г., умирая, передал ему владимирский стол.
Во втором параграфе «Георгий Всеволодович и Переяславль-Русский в историческом контексте отношений Залесской Руси и Переяславльской земли» рассматривается отношение Георгия Всеволодовича к Переяславлю-Южному. В ходе экскурса в историю связей Залесской и Переяславльской земель установлено, что власть владимирского князя распространилась на Переяславль-Южный лишь в правление Всеволода Большое Гнездо. Он использовал прецедент закрепления в Переяславле брата Глеба и его сыновей. Утверждение владимирского князя в Переяславле позволило черниговскому князю Всеволоду Чермному бороться за него в 1207–1211 гг.
Изучение противоречивой историографии борьбы за Переяславль в начале XIII в., рождающей и ныне полярные догадки, источниковедение истории Переяславля позволили отобрать ряд фактов для следующей реконструкции. Всеволод Большое Гнездо в 1207–1210 гг. приложил все силы, чтобы вернуть Переяславль-Южный. Он был возвращен в 1211 г. после примирения с черниговским князем и брака его дочери с Георгием Всеволодовичем. До 1230 г. никто не покушался на Переяславль – владение владимирских князей на юге Руси. Затем Михаил Всеволодович Черниговский перекрыл им доступ туда.
Борьба за Переяславль втянула в усобицы 1207–1211 гг. Рязанское княжество. Втягивание было обусловлено логикой предшествовавших рязанско-владимирских отношений и имело последствия, ощутимые во время правления Георгия Всеволодовича. Поэтому в разделах третьего параграфа «Отношения рязанских и владимирских князей в сер. XII – первой трети XIII в.» представлен исследовательский материал по истории владимирско-рязанских отношений со второй половины XII в. до конца 1220-х гг. Несмотря на неразвитую историографическую традицию домонгольской истории Рязанского княжества, было установлено, что среди ученых, начиная с Д.И. Иловайского, преобладает точка зрения, согласно которой рязанские князья подпали под власть Владимирского княжества. Но анализ источников показал, что она неверна.
Подчинение Рязани произошло во время княжения во Владимирском княжестве Всеволода Большое Гнездо. Оно стало следствием борьбы с Глебом Рязанским, поддерживавшим своих шуринов и племянников Всеволода. Захват и смерть Глеба сделали Всеволода Юрьевича арбитром среди сыновей Глеба. Чем он и воспользовался в начале 1180-х гг., вступив в конфликт с черниговским князем. Примирение с последним в 1184 г. отдало Рязань под контроль Всеволода Юрьевича. Это время можно рассматривать как период «вассализации» рязанских князей. Они, не желая быть подручниками владимирского князя, играли на его противоречиях с черниговскими и смоленскими князьями. В 1190-е гг. рязанский князь Глеб Владимирович установил союз со смоленскими князьями, а другие рязанские князья стали ориентироваться на Чернигов. Этот политико-династический узел развязался в 1207 г. Всеволод Юрьевич пошел на Чернигов, но вынужден был остановить поход в Рязанской земле, чьи князья собрались ему изменить. Обличителем выступил Глеб Владимирович. Объективно покорением Рязанского княжества, уводом в плен большинства его князей и княгинь, епископа был ослаблен и лишен свободы маневра Всеволод Чермный (его дочь, жена Кира Михаила, попала в плен). Но Глеб Владимирович не получил особых милостей от владимирского князя. Когда у последнего испортились отношения со смоленскими князьями, обиженный Глеб оказался в стане противников владимирского князя. При отражении их рейда на Подмосковье в 1209 г. впервые самостоятельно проявился Георгий Всеволодович.
В 1210 г. черниговский и владимирский князья примирились. Анализ источников показал, что сведение Московского летописного свода об освобождении епископа Арсения и рязанских княгинь в 1210–1211 гг., возводимое А.Н. Насоновым к Летописцу Георгия Всеволодовича, является нарративным расширением. Рязанских епископа, князей, княгинь освободил в 1212 г. Георгий Всеволодович.
Возвращение рязанских князей из плена поставило их лицом к лицу с Глебом Владимировичем. Он, воспользовавшись победой смоленской коалиции на Липице, убил в Исадах в 1217 г. своих братьев-противников. Из них подавляющее число пребывали во владимирском плену или, подобно Изяславу Владимировичу, воевали с Всеволодом Большое Гнездо. После примирения владимирского и черниговского князей они оказались их союзниками. Утвердившийся в 1218 г. во Владимире, Георгий Всеволодович поддержал борьбу рязанских князей с братоубийцами. Кроме этого факта и участия рязанских князей в акциях против мордвы нет информации об отношениях Рязани и Владимира при княжении Георгия Всеволодовича.
В четвертом параграфе «Отношения Владимирского княжества и Новгорода в 1218–1238 гг.» рассмотрены отношения Владимирского княжества и Новгорода в период княжения Георгия Всеволодовича. Изучение владимирско-новгородских отношений показало, что Георгий Всеволодович стремился осуществить в отношении северной республики свою власть через сына Всеволода и братьев Святослава, Ярослава. Последний в историографии выступает как самостоятельный субъект политики по отношению к Новгороду. Исследование же показало, что Ярослав Всеволодович был активным проводником политики Георгия Всеволодовича. Последний же использовал фактор зависимости Новгорода от помощи Владимирского княжества в отражении западноевропейской экспансии. Борясь за Новгород, Георгий Всеволодович вступил в конфликт с Михаилом Всеволодовичем Черниговским. Этот конфликт разрушил владимирско-черниговский союз к 1230 г. и обусловил потерю владимирским князем Переяславля, установление им союзнических связей с галицкими князьями, смоленским князем Владимиром Рюриковичем – противниками Михаила.
В пятом параграфе представлены выводы третьей главы.
В четвертой главе «Восточная политика Георгия Всеволодовича» исследуется восточная политика владимирского князя Георгия Всеволодовича. Первый параграф «Северо-Восточная Русь и Волжская Булгария в XII–30-е гг. XIII в.», посвященный восточной политике Георгия Всеволодовича, его борьбе с Волжской Булгарией, мордвой, построен по принципу соотнесения исторической, источниковедческой и историографической составляющих. Источниковедение уникального сведения Типографской летописи о набеге булгар на Ярославль в 1152 г. показало его недостоверность. Это позволяет квалифицировать политику владимирских князей (начиная с Андрея Боголюбского) по отношению к Волжской Булгарии как агрессивную. Арсенал наступательных действий предшественников был в полной мере задействован Георгием Всеволодовичем. В ответ на рейд булгар на Устюг и Унжу Георгий Всеволодович в 1220 г. организовал масштабный поход на Булгарию. Затем с булгарами был заключен мир, способствовавший основанию в 1221 г. Нижнего Новгорода.
Дальнейшее утверждение Владимирского княжества в регионе устья Оки потребовало войн с мордвой, в которых участвовали братья, сыновья и племянники владимирского князя Георгия Всеволодовича. Они совпали с русско-булгарской войной 1223–1229/1230 гг., о которой лишь упоминается в Симеоновской, Никоновской летописях и Рогожском летописце. В дальнейшем походы на мордву продолжались, а отношения Владимирского княжества с Булгарией затихли в преддверии монгольского нашествия. Продвижение на восток Владимирского княжества было остановлено нашествием Батыя в 1237/1238 г., но главное завоевание князя – Нижний Новгород – закрепил устье Оки и выход на Среднюю Волгу за грядущей Российской государственностью.
Второй параграф «Георгий Всеволодович – основатель Нижнего Новгорода», посвященный основанию Нижнего Новгорода, – историографический. Источниковедение и историческая реконструкция служат здесь для отсечения лишних историографических сущностей. Доказывается, что Георгий Всеволодович основал Нижний Новгород в 1221 г. на необжитом месте. Для утверждения этой гипотезы была реконструирована идеология авторов Нижегородского летописца, писавших о русском предшественнике Нижнего Новгорода, проведен топонимический анализ, подтвердивший искусственность и вторичность названия Старый Городок по отношению к названию Нижний Новгород, производность названия Нижний Новгород от названия Городец, показана несостоятельность мнения об основании Нижнего Новгорода Васильком Константиновичем.
Третий параграф Георгий Всеволодович в борьбе с монгольским нашествием» посвящен поведению Георгия Всеволодовича в 1223 г. и во второй половине 1230-х гг., зимой 1237/1238 гг. Он построен по принципу паритета историографии источниковедения и собственно источниковедения. Здесь предлагается историческая реконструкция, состоящая из предположений автора, гипотез, вычлененных из набора предположений и догадок. Предложены аргументы, позволяющие признать претензии историков к Георгию Всеволодовичу по поводу поражения русских войск на Калке в 1223 г. необоснованными.
Отдельный раздел третьего параграфа четвертой главы посвящен деконструкции пространных текстов о нашествии Батыя на Восточную Европу в 1237–1240 гг., читаемых в Симеоновской, Ермолинской, Львовской, Холмогорской, новгородско-софийских, Воскресенской летописях, Московском летописном своде, Тверском сборнике. Было установлено, что они не содержат уникальной информации по нашествию Батыя по сравнению с «Повестями о нашествии Батыя» Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописей. Именно из сведений этих трех летописей в русском летописании XV–XVI вв. складывалось большое и многовариантное произведение о нашествии Батыя. Его целью было представить связанный в хронологически-событийной последовательности рассказ. Развитие его вариантов зависело от соотношения элементов рассказов Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописей. Уникальные сведения летописей XV–XVI вв. являются результатами авторских дополнений сводчиков. Примечательно, что число упоминаний Георгия Всеволодовича на всем протяжении вариантов «Повести о нашествия Батыя» с 1237 г. по 1240 г. значительно превышает количество упоминаний всех остальных русских персонажей. Это обстоятельство обусловило распространенность историографического мнения о главном виновнике за поражение Руси от монголов – Георгии Всеволодовиче. Анализ эволюции текстов о Батыевом нашествии подтверждает схему, предложенную в диссертации для объяснения движения текстов о битве на Липице. Главный вывод исследования этого раздела третьего параграфа – исключительность Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописей в реконструкции картины нашествия Батыя и деятельности Георгия Всеволодовича в последний период его жизни.
В третьем разделе третьего параграфа восстанавливается картина монгольского нашествия на Северо-Восточную Русь зимой 1237/1238 гг. до гибели Георгия Всеволодовича на Сити. Данные Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописей соотносились с зарубежными источниками. С точки зрения военно-политической сообразности в условиях временного и информационного дефицита князь Георгий Всеволодович оказал помощь Рязани, пытался прикрыть уязвимые места границы своего княжества и организовать противодействие, но, уповая на прочность городов княжества, недооценил противника. При нашествии монголы стремились уничтожить легитимного правителя. С этим и был связан облавный характер их действий. Расплата князя за недооценку противника была безмерной: гибель жены, детей, внуков и собственная гибель в неравном бою. Исследование показало несостоятельность историографических обвинений в адрес князя за поражение всей Руси от монголов. В четвертом параграфе помещены выводы исследования четвертой главы.
Выводы и итоги исследования представлены в заключении. Они сгруппированы в 3 блока.
1. В первом блоке отражено решение задач диссертационного исследования. Начиная с летописания XIV–XV вв., моменты биографии владимирского князя Георгия Всеволодовича, связанные с событиями общерусской истории, подвергались взыскательному рассмотрению. Спорными для исторической мысли стали вопросы почти всех эпизодов биографии князя, отраженных в источниках. Решение этих проблем в диссертации обусловило обращение к их источниковедению. Были рассмотрены проблемы адекватности схем развития летописания XII–XVI вв. применительно к отражению событий XII – первой половины XIII в., достоверности сведений домонгольской части статьи «А се князи Русьстии», формирования массива уникальных сведений и текстов в летописании XV–XVI вв., происхождения известий Нижегородского летописца. Из спектра мнений, предложенных учеными, отбирались те, что соответствуют критериям гипотез.
В ходе исследования была развита гипотеза Н.М. Карамзина, согласно которой спор Всеволодов Владимирского и Черниговского разрешился в 1210–1211 гг. подтверждением последним права владимирского князя на Переяславль-Южный. Предположение А.А. Горского о владении владимирскими князьями Переяславлем-Русским доведено до гипотезы. Обоснована гипотеза, согласно которой реконструкцию событий в XII – первом 40-летии XIII в. надо проводить с опорой на Лаврентьевскую, Радзивиловскую, Симеоновскую, Ипатьевскую, Новгородскую первую летописи и Летописец Переяславля Суздальского. В ряде случаев не обойтись без сведений ростовского летописания (Ермолинская, Львовская, Тверская, Холмогорская летописи). К нему относятся тексты, древнейшие по отношению к текстам более ранних софийско-новгородских летописей, Московского летописного свода. Подавляющая часть сведений ростовского летописания в совокупности с большинством летописей XV–XVII вв., «Повестью о битве на Липице», редакциями «Повести о битве на Калке» и «Повести о нашествии Батыя», статьей «А се князи Русьстии», Повестями о зачале Москвы, нижегородскими летописями XVII в. являются источниками по историографической составляющей исследования. Надо отказаться от версий, в обоснование которых привлечены сведения «Повести о разорении Рязани Батыем». При реконструкции событий зимы 1237/1238 гг. плодотворна гипотеза А.Ю. Бородихина: достоверная информация содержится в Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописях. В совокупности с ними надо привлекать сведения Джувейни и Рашид-ад-дина.
Изучение историографических проблем биографии Георгия Всеволодовича и связанных с ними источников позволило определить механизм генезиса разных вариантов концепции истории Руси первого 40-летия XIII в. Первое обращение к этому периоду произошло в ростовском летописании XIV в., где обосновывались древность и христианские ценности Ростова, объяснялись процессы и события Залесской земли после 1211 г. Этот нарратив выборочно привлекался в новгородско-софийских летописях. Их ошибки исправлялись в московском летописании второй половины XV в.
Источниковедческие выводы подтверждаются проверкой адекватности общих летописеведческих схем развитию сведений по истории Руси XII–XIII вв. Были актуализированы идеи А.А. Шахматова о ростовском летописном своде, использованном при составлении софийско-новгородских летописей, о ростовской обработке середины – второй половины XIII в. сведений по истории Северо-Восточной Руси (поддержана М.Д. Приселковым, Д.С. Лихачевым; как догадка предложена идея о проявлении уже на этом этапе в ростовских сведениях достоверных уточнений и произвольных истолкований), М.Д. Приселкова о классификации сведений Лаврентьевской летописи 1210–1238 гг. по принадлежности к ростовскому и владимирскому летописаниям. Гипотеза А.Н. Насонова о проявлении в Московском своде Летописца Георгия Всеволодовича сведена к догадке.
Результаты исследования конкретных летописных текстов позволяют «перевернуть» схему Я.С. Лурье по развитию текста о битве на Липице: ранними по отношению к софийско-новгородским текстам являются «ростовские» тексты. Формированию «Повести о битве на Липице» в софийско-новгородском летописании адекватна схема А.Г. Боброва. Оправдались гипотезы В.А. Кучкина по бытованию в летописании текстов о чудесах иконы Владимирской Божьей матери, битве на Калке в 1223 г., Батыевом нашествии. Исследование сведений Никоновской летописи применительно к эпохе Георгия Всеволодовича показало бóльший набор уникальных сведений по сравнению с тем, что предложил Б.М. Клосс.
Анализ негативистских и апологетических трактовок биографии Георгия Всеволодовича показал, что в историографии распространены первые. Они обусловлены рациональным подходом и ненаучной постановкой проблем. При попытке их решить неизбежно скатывание в плоскость субъективного фактора, чего не избежала и советская историография. Негативизм оценок по отношению к деятельности владимирского князя Георгия Всеволодовича проистекает из потребительского использования источников.
Апологетические трактовки деятельности владимирского князя Георгия Всеволодовича тоже проистекают из средневековых текстов. Монументальный историзм обуславливал положительную оценку его действий. Она усилилась в агиографии, была подхвачена владимирской краеведческой историографией и нижегородскими архивистами. Для апологетической историографии деятельности Георгия Всеволодовича характерны избегание оценок князя в 1216, 1223, 1237/ 1238 гг., подчеркивание его жертвенности.
Критическая и апологетическая традиция перешли в советскую историографию, обратившуюся к событиям, связанным с биографией Георгия Всеволодовича. Представители критического направления пристально рассматривали князя Георгия Всеволодовича при битве на Калке в 1223 г., во время нашествия Батыя, при битве на Липице. Эти факты демонстрировали пагубность раздробленности. Последнее оказалось востребованным в Великую Отечественную войну, когда деятельность Георгия Всеволодовича «оттеняла» подвиги героев. Этот негатив приумножен в «этнической истории».
Положительный вектор в жизнеописании Георгия Всеволодовича проявился после войны и был связан с юбилейной кампанией. Именно основание Нижнего Новгорода привлекало внимание к князю в горьковской историографии. Традиция воспевания ратных подвигов предков после войны распространилась на работы, посвященные нашествию монголов. В.В. Каргалов, В.П. Макарихин, И.А. Кирьянов с опорой на недостоверные сведения летописей XV–XVI вв. пытались снять с князя Георгия Всеволодовича обвинения в поражении Руси от монголов.
В советское время развивалось еще одно направление изучения биографии Георгия Всеволодовича. Условно его можно назвать «объективистским». Взвешенный подход проявился в работах В.В. Воронина, А.Н. Насонова, В.Т. Пашуто, В.А. Кучкина, А.А. Горского и Б.М. Пудалова.
Замыкаясь на нескольких «узловых» моментах биографии князя, его критики и апологеты игнорировали изучение других сторон его деятельности, ее сравнение с политическими практиками предшествующих князей Северо-Восточной Руси. Соотнесение же общерусских и восточноевропейских направлений внешней политики Георгия Всеволодовича позволяет увидеть политического деятеля, которого можно поставить вровень с современными ему архитекторами здания Древнерусской государственности.
Активизация действий Владимирского княжества в Поволжье была вызвана основанием Нижнего Новгорода в 1221 г. Историографическая проблема основания Нижнего Новгорода обусловлена стремлением летописцев удревнить историю городов Центральной России. Пик удревнения пришелся на рубеж XVI–XVII вв. В.Н. Татищев создал текст о булгарском предшественнике Нижнего Новгорода. Приобретение свидетельством о Старом Городке Нижегородского летописца качества источника произошло благодаря текстам П.И. Мельникова, Н.И. Храмцовского, А.С. Гациского. Эти нарративы получили «вторую жизнь» в XX в. 800-летие Москвы обусловило реанимацию идей о предшественнике Нижнего Новгорода Н.М. Добротвором и И.А. Кирьяновым. Их раскритикованные В.А. Кучкиным идеи актуализировались на рубеже 1980–1990-х гг. и в начале XXI в. (в этно-конфессиональной окраске). Сравнение историографических процессов удревнения Москвы и Нижнего Новгорода позволяет показать его механизм: средневековый текст, который принадлежностью древнему автору удостоверяет истинность своих сведений, попав в поле зрения краеведов, подтверждается в умолчаниях, фрагментах других текстов, вымыслах. Характерной чертой удревнения является изоляция факта раннего, по сравнению с достоверными источниками, основания города от истории региона.
Биография Георгия Всеволодовича, моменты которой традиционно и почти всегда бесстрастно освещались в современных ему текстах, привлекла книжников XIV–XVI вв., обратившихся к своей – домонгольской – «античности». Они стремились создать путем компилирования предшествовавших летописных сведений полную картину битвы на Калке и Батыева нашествия. Георгий Всеволодович оказывался одним из главных персонажей всех основных событий древнерусской истории первого 40-летия XIII в. В свете важности фигуры князя внимание средневековых книжников распространялось на остальные события, где он проявился.
Особенности средневековых текстов, идеологический заказ повлияли на плюралистическое развитие исторической мысли XVIII – нач. XXI в. Татищев, подпав под обаяние текстов, соответственно представленным в них нарративам давал свои оценки, в неясных местах конструируя свой нарратив. Такое творчество имело свою направленность при изучении эпохи Георгия Всеволодовича. Исследуя историю Владимирского княжества, Татищев нашел образец светского правителя в Константине Всеволодовиче. Подобные настроения наблюдаются и у Н.М. Карамзина. Сконцентрировал внимание на Батыевом нашествии Д.И. Иловайский, отрицательно оценивший роль Георгия Всеволодовича.
На протяжении развития исторической мысли выявляются закономерности создания биографии древнерусского князя эпохи раздробленности, оказавшегося действующим лицом судьбоносных исторических событий. Средневековые книжники создавали из более ранних летописных сведений полные картины Липицы, Калки и Батыева нашествия. При описании последнего Георгий Всеволодович предстал главным персонажем, при котором Русь потеряла независимость. Исследователи, воспринявшие эту идею, детально рассматривают действия князя в тяжелую годину с опорой на летописи XV–XVI вв. и создают разнообразные версии политической истории первого 40-летия XIII в. и событий 1216, 1223, 1237/1238 гг.
На фоне отсутствия цельной биографии формируется общественное восприятие князя Георгия Всеволодовича. На нижегородском уровне наблюдается обостренное внимание к князю. Властями упор делается на заслуги Георгия Всеволодовича. Однако концентрация историографического негатива применительно к Георгию Всеволодовичу, актуализированного в нижегородской историографии применительно к теме основания города, была воспринята в «этнической истории» нижегородских татар-мусульман.
Понятно, что разные общественные представления о месте князя в российской истории противоречат принципам объективности по отношению к деятелю далекого прошлого. Выход из этого один – представление цельной, источниковедчески выверенной биографии князя.
2. Во втором блоке заключения представлена биография князя. Женой Всеволода Большое Гнездо и матерью его детей была ясыня. Георгий Всеволодович родился 26 ноября 1188 г. Его появление на политической арене связано с борьбой Всеволода Большое Гнездо за Переяславль-Южный, Рязань и Новгород. Георгий Всеволодович отразил набег рязанских князей на Подмосковье в 1209 г., когда основные силы отца были задействованы в новгородском походе. Георгий обеспечил Всеволоду Юрьевичу удержание Рязани. В 1210 г. началось примирение Всеволода Большое Гнездо и Всеволода Чермного. Они закрепили мир в 1211 г. свадьбой Георгия Всеволодовича и Агафьи Всеволодовны, дочери черниговского князя. Брак позволил начать урегулирование «рязанского вопроса». Мир 1210–1211 гг. вернул владимирскому князю Переяславль-Русский и ознаменовал поворот во владимирской политике: от конфронтации с Ольговичами к сближению с ними. После смертей обоих Всеволодов в 1212 г. власть перешла к их детям: во Владимирском княжестве – к Георгию, в Черниговском княжестве – к его шурину Михаилу. Отношения между ними складывались бесконфликтно до 1224–1225 гг.
В политическое завещание Всеволода входило разделение городов между сыновьями: Константину еще при жизни отца достался Ростов, Георгию – Владимир, Ярославу – Переяславль, Владимиру – Юрьев, а Святослав и Иван отдавались под поручительство Георгия. Потеря старшинства среди братьев и власти в Залесской земле вызвала гнев Константина. В 1212–1213 гг. он стал зачинщиком усобиц. Борьба шла между ним и Георгием, Святослав просто нашел убежище у Константина, Владимир действовал самостоятельно. В Северо-Восточной Руси определились два политических центра – Ростов и Владимир, что проявилось в двух епископиях в Северо-Восточной Руси с 1214 г. Возможно, изменения в церковных структурах привели к появлению института сопрестольничества.
Тенденция к умиротворению была сведена на нет вмешательством смоленских князей. Борьба с ними за Новгород дала еще один импульс, приведший к Липице. Их вторжение в Залесскую землю, переход на их сторону Константина и обращение Ярослава за помощью подтолкнули Георгия Всеволодовича к активным действиям. После поражения на Липице в 1216 г. он отбыл в Городец. Константин утвердился на владимирском столе. Смоленские князья стремились к политическому преобладанию на Руси. Поэтому битва на Липице была и разрешением вопроса о верховенстве во Владимирском княжестве, и этапом борьбы смоленских князей за общерусское доминирование. Драма в Исадах в 1217 г. позволяет осмыслить битву на Липице событием общерусского масштаба.
Георгий Всеволодович около года пробыл в Городце. Видимо, тогда у него родилась мысль крепче связать Городец с основной частью Владимирского княжества и освоить участок речного пути от Верхней Волги до устья Оки. В 1217 г. Георгий был возвращен из Городца и посажен Константином в Суздале, с перспективой вокняжения во Владимире. Видимо, после Липицы Константин, заняв Владимир в 1216 г., восстанавливал единую власть, основанную на опыте лествичной системы. Поэтому он и отдал владимирский стол Георгию с условием, что тот не обидит племянников. Решение Константина показывает, что он доверял Георгию, и столкновение на Липице не было их личным конфликтом. В 1218 г. Константин умер, и Георгий вновь вокняжился во Владимире. Кризис 1211–1218 гг. стал этапом в эволюции княжеской власти во Владимирском княжестве. Произошло согласование модели, предложенной Всеволодом Большое Гнездо, с политико-практическим опытом Руси, выразителем которого был Константин. Правление Георгия Всеволодовича не сопровождалось усилением княжеской власти в ущерб церковной, в это время не замечено проявлений самостоятельности городских общин.
В 1220 г. Рязанскией князь Ингварь Игоревич обратился к Георгию Всеволодовичу за подмогой, чтобы совершить упреждающий поход на половцев. Георгий Всеволодович помог. Более сведений по владимирско-рязанским отношениям в первой трети XIII в., кроме совместных походов на мордву, источники не содержат. В 1220 г. состоялся и крупный поход залесских дружин на Волжскую Булгарию. Он стал ответом на набег булгар в 1219 г. на Устюг и Унжу. В поход отправились отряды Георгия, Ярослава, Святослава Всеволодовичей, Василька Константиновича, муромские отряды Святослава Давыдовича и Олега Юрьевича. Успех похода 1220 г. вынудил булгар просить мира. Прямым его следствием стало основание в 1221 г. Нижнего Новгорода. Оно изменило ситуацию в регионе. Город замкнул в кольцо территорию от Гороховца до устья Оки, поставив под контроль Владимирского княжества участок Волжского пути от Городца до Нижнего Новгорода и Нижнюю Оку. Начались столкновения с мордвой, сопрягавшиеся с войной против булгар. Вероятно, в 1220-е гг. произошло укрепление Городца.
Борьба Георгия Всеволодовича с Булгарией продолжала наступательную политику Андрея Боголюбского. Их походы на булгар были средством наступления и расширения влияния Владимирского княжества в Поволжье. Результатом похода Андрея Боголюбского стало основание Городца, а похода Георгия Всеволодовича – закладка Нижнего Новгорода. Возможно, что такое продвижение на восток было вызвано структурным экономико-социальным кризисом начала XIII в., наличие которого обосновали археологи. За счет агрессии по отношению к субъектам Древней Руси компенсировать проявление кризиса было нельзя.
Одновременно разворачивались другие события, связанные с интересами правителя Владимирского княжества. Значительным из них стала битва на Калке в 1223 г. Георгий Всеволодович в помощь князьям выслал отряд, опоздавший к началу битвы. Поражение на Калке лишило общерусской поддержки борьбу залесских князей и новгородцев за Прибалтику. 1220-е гг. в биографии Георгия Всеволодовича связаны с борьбой за Новгород. Князь добился, чтобы с 1221 г. по 1224 г. на новгородском столе пребывал или его сын, или его брат Ярослав. На их плечи легло бремя организации военных акций против немцев, литовцев, датчан. В помощь 7-летнему сыну Всеволоду Георгий присылал своего брата Святослава. В 1223 г. их сменил в Новгороде Ярослав Всеволодович. Он сам не мог вести большую войну в Прибалтике, и действовал по согласованию с Георгием. Тем не менее, Новгород терял позиции в Прибалтике. Повторно пришедший в 1224 г. в Новгород Всеволод не смог противодействовать недовольству княжеской властью и заключению мира Новгорода с немцами и бежал.
В результате похода Георгия Всеволодовича на Новгород зимой 1224/1225 г. там вокняжился Михаил Всеволодович, но из-за противодействия Георгия Всеволодовича был вынужден вскоре его покинуть. Возможно, одним из козырей князя Георгия стала усобица в Черниговской земле. В 1226 г. состоялся поход Георгия против Олега Курского. Он был вынужден помириться с Михаилом. Князь Георгий не желал контроля над Новгородом шурина Михаила Всеволодовича. Более удобным для Георгия было проведение новгородской политики через брата Ярослава. Так сложился конфликт из-за Новгорода шурина и брата владимирского князя. В 1229 г. Михаил Всеволодович вокняжился в Новгороде. В ответ владимирские князья устроили поход на Чернигов. С борьбой за Новгород сопрягалось владение Переяславлем-Русским. До 1230 г. владимирский князь контролировал Переяславль-Русский. Его родственники совершали туда своего рода инспекторские поездки, потерявшие смысл, когда на юге Руси с 1230 г. развернулась борьба за Киев и Галицко-Волынскую землю, а Михаил Всеволодович и Ярослав Всеволодович начали враждовать. Очевидно, Михаил блокировал Переяславль. Силы всего Владимирского княжества в те же годы направлялись то на восточный фланг, то на северо-западный. Военно-политическая активность определялась непосредственно Георгием Всеволодовичем.
1230-е гг. для Георгия Всеволодовича были наполнены восточными делами. На фоне скудной информации в одну цепь можно увязать мученическую смерть Авраамия, определенные ответные шаги во Владимирском княжестве и примирение с Булгарией. Владимирско-булгарский мир в 1230 г. мог быть вызван монгольской угрозой, но не предусматривал совместных действий против монголов.
Следующий после Булгарии удар монголов пришелся на Русь. В конце 1237 г. монголы подошли к Рязани. Ее князья обратились за помощью к Георгию Всеволодовичу. Он послал отряд под руководством Еремея Глебовича, разбитый монголами под Коломной. Затем монголы взяли Москву и пленили сына князя Георгия – Владимира. Георгий Всеволодович, недооценив врага, покинул Владимир и с малой дружиной, и с племянниками Константиновичами отправился на Сить. Но Владимир пал в начале февраля 1238 г., и семья князя погибла в пожаре Успенского собора. От Владимира монголы рассыпались отрядами по Залесской земле. Владимирский князь был их главной целью. Отряд Бурундая обнаружил русский лагерь на Сити. Внезапный удар рассеял суздальский и ростовский полки, которые пытался построить Георгий. В ходе побоища 4 марта 1238 г. на Сити Георгий Всеволодович погиб.
В летописном слове на погребение Георгия Всеволодовича подчеркивалось основание им Нижнего Новгорода. Он закрепил устье Оки основанием Нижнего Новгорода и вышел на Среднюю Волгу, обеспечив Северо-Восточной Руси будущее как центру формирования Великорусской народности и образования Российской государственности. Эта оценка главной заслуги князя наряду с самопожертвованием при защите родной земли, способствовали сохранению светлого облика Георгия в исторической памяти, церковной литературной традиции и его канонизации.
Георгий Всеволодович предстает типичным политическим деятелем эпохи первой трети XIII в. Его политика отличалась конструктивностью, маневрированием, нежеланием создавать острых конфликтных ситуаций и действиями, сулившими беспроигрышный результат. Деятельность князя объективно сдерживала рост усобиц в княжестве и за его пределами. Князь входил в ряд крупных творцов политической действительности. Этот ряд по яркости, индивидуальности и масштабности действий уступает старшему поколению «отцов» – Всеволоду Большое Гнездо, Всеволоду Чермному, Роману Мстиславичу Галицкому, Мстиславу Удатному. Их «дети» избегали открытых конфликтов, достигали цели «тихим наступлением», шли на замирение, если не хватало сил. Георгий Всеволодович в осуществлении политики вне Древнерусского государства походит на Андрея Боголюбского. Он приближается к идеалу князя Древней Руси – миротворец, градостроитель, защитник своей земли, погибший при отражении врага в неравном бою.
3. Источниковедение проблем биографии Георгия Всеволодовича и истории времени, на которое выпали его жизнь и деятельность, историографическое их изучение ставят дальнейшие научные задачи.
Сведения по истории Руси XII–XIII вв. в ростовской редакции были востребованы при составлении новгородско-софийских летописей, а оттуда после определенной обработки включались в состав московского официального летописания. Эта схема позволила объяснить ряд источниковедческих фактов, которые не вмещались в предшествующие летописеведческие схемы. Перспективной исследовательской задачей является соотнесение обнаруженного массива сведений с летописеведческими схемами. Проблемой является определение ряда «ростовских» сведений по событиям 1220-х гг. на предмет их достоверности. В диссертации реконструкция событий 1220-х гг. проводилась с произвольным признанием этих уникальных известий достоверными и отражающими реальные события.
Изучение биографии Георгия Всеволодовича ставит новые проблемы истории первого 40-летия XIII в. Судьба Переяславля после 1230 г. решалась в форме догадки, не имеющей источникового обоснования. Поведение Георгия Всеволодовича зимой 1237/1238 гг. восстанавливается на основе сообщений разнородных источников, которые по ряду моментов не соотносятся в принципиальных деталях. Поэтому можно ожидать альтернативных решений данных исторических проблем.
Представленная в диссертации биография Георгия Всеволодовича попадает в число других ее версий, основанных на недостоверных источниках. Возникает проблема пропаганды отказа от некорректных в источниковом отношении версий биографии князя, включенных в политический процесс. Жизнеописание Георгия Всеволодовича актуализировало решение источниковедческих и исторических проблем, далеких от предмета исследования. Это обстоятельство показывает важность и научную перспективность генеалогическо-биографических исследований истории Руси.
Исследования второстепенных или косвенных проблем по теме данной диссертации помещены в Приложения.