Национальный миф в английской литературе второй половины ХХ века
| Вид материала | Автореферат диссертации |
- Программа вступительного испытания по литературе вступительный экзамен литературе проводится, 14.96kb.
- Тематическое планирование по литературе. 10 класс, 31.14kb.
- Сочинение по своей форме должно соответствовать одному из жанров научной, художественной, 24.45kb.
- Н. С. Поваляева Программа курса «История английской литературы второй половины ХХ века», 113.09kb.
- Автору программы или учителю. Таким образом построены разделы «Проза второй половины, 126.74kb.
- О взаимодействии жанров литературной сказки и фэнтези в детской английской литературе, 50.84kb.
- Орфический миф во французской культуре второй половины XX века, 289.22kb.
- Урок Русская литературно-критическая и философская мысль второй половины 19 века Расцвет, 303.38kb.
- Проверочная работа по литературе XX века (11 класс) Назовите писателя второй половины, 34.03kb.
- Планируемый, 936.49kb.
Основное содержание работы
Во Введении предлагается концепция национального мифа, описывается его структура и содержание, обозначается специфика национального мифа в английской литературе, формулируются цели, задачи исследования, определяются его актуальность и новизна, теоретическая и практическая значимость, предлагаются положения, выносимые на защиту.
В первой главе « Национальный миф и его функционирование в литературе XX века» описывается собственно национальный миф, возникший в литературе как следствие сформированности национального самосознания и появившейся возможности создания целостной образной концепции национального бытия. В разделе 1.1 «Оформление национального мифа в английской литературе» показано, что мифологизация национальной истории становится основой оформления национального мифа как текстового образования, имеющего собственную структуру. Его базой являются прежние мифологизированные повествования (такие как миф о короле Артуре, Робин Гуде и пр.), мифологизированные образы, визуализирующие образ нации (рисунки в газетах и журналах, карты), которые репрезентируют систему национального «воображаемого»; кроме того, национальным мифом усваиваются социоисторические конструкты, описывающие национальный образ жизни и характер, моделирующие национальное пространство.
Проблема национального образа жизни и в меньшей степени национального характера уходит на второй план отчасти вследствие исторической и культурной исчерпанности модели викторианской Англии, осознаваемой в течение всей первой половины ХХ века как кризис викторианских ценностей. Ощущение общеевропейского и национального кризиса приводит к деконструкции и перекодированию образной концептосферы нации на основе культуроцентристских ценностей, привнесенных литературой модернизма и пришедших на смену мифу истории. Идейным центром национального мифа становится постижение символического смысла нации, который выражается в достраивании в художественной литературе начатой еще политической сферой концепции мессианской нации. Структурной основой национального мифа является мифологическая модель с ее специфическим типом пространственного (сочетание вертикального и горизонтального измерений) и временного развертывания (сочетание исторической модели с обязательным присутствием этиологического мифа, мифа национальной катастрофы, основу которого составляет ситуация утраты национальной идентичности, эсхатологического мифа и надтемпоральной модели, предполагающей вечностный характер национального мира). Создание в этот период национального мифа базируется на двух основных представлениях – это миф национальной истории, который в Англии формируется еще в елизаветинскую эпоху, и миф национального образа жизни, представляющий собой переакцентирование викторианской модели.
Трилогия Дж. Р.Р.Толкина «Властелин колец» ( The Lord of the Rings, 1954) рассматривается нами как оформление национального мифа Британии на новом этапе развития культуры. Одной из главных и совершенно новых особенностей романа Толкина становится то, что национальная история тесно увязывается с мировой и, кроме того, здесь утверждается новая роль национального героя, это роль героя-в-мире, что определяет и его миссию в родной стране, причем второе невозможно без первого. Сюжет трилогии Толкина является образцовым для национального нарратива в целом. Проблема власти оказывается главной в произведении, и искушение ей проходят все значимые персонажи романа, что говорит о символическом отражении в романе событий ХХ века. Через этот мотив и определяется уникальность хоббитов, единственного народа в произведении, который не имеет аналогов в древних мифологиях. Битва с Сауроном, приход к власти которого определяется как катастрофа мирового масштаба, – центральное событие трилогии. Новая концепция поведения национального героя в произведении Толкина состоит в понимании всемирных взаимосвязей и осознания необходимости спасения всего мира ради спасения «малой родины» - Хоббитании.
Топография Средиземья является значимой уже в силу своего явного расхождения с традиционной семантикой частей света, что позволяет говорить о явно идеологическом характере самой топографии. Так, Запад предстает как источник всего доброго, источник света, на крайнем западе расположена Хоббитания, за ней – океан и дальние пределы, неизвестные жителям Средиземья. Семантика Севера аналогична семантике Запада, это источник Добра. Средоточие зла в мире Средиземья – это Восток. Именно на Востоке идет страшная война, на Востоке расположено царство Саурона. Юг - это зона, отпавшая от добра и поглощенная злом. Такая топография не может не вызвать ассоциаций с современностью, которые, быть может не достраиваясь до конца, тем не менее представлены в романе. Хоббитания - это мифологизированный образ Англии, сложившийся на основе двух моделей – Зеленая Англия и английскость в ее викторианском варианте, т. е. представление об английском образе жизни.
Специфика сюжета акцентирует своеобразие миссии героя, которая носит наднациональный характер, порождая совершенно новый аспект английского национального мифа, идеологически проработанный Р.Киплингом. Данная функция героя дает основу для перевода имперской миссии Великобритании по «спасению» колонизованных народов в индивидуальный план, порождая тип английского героя – спасителя мира от разнообразных угроз, наиболее распространенными из которых в более поздней литературе становятся коммунистическая или исламская, потенциально присутствующие уже в фантазии Толкина. Таким образом, в романе Толкина утверждается новая концепция национального бытия Англии, утратившей свое имперское могущество: Англия – это маленькая страна, накопившая значительные ценности, период ее могущества в прошлом, но ее значимость определяется миссией порожденного ею героя - спасителя мира.
В разделе 1.2 «Национальный миф и концепция “английскости”» описываются основные тенденции развития национального мифа на основе создания индивидуальных моделей национального воображаемого. Вторая половина ХХ века и рубеж ХХ – XXI веков ознаменованы новой формой существования национального мифа. Развитие представления о сути нового содержания английскости движется, на наш взгляд, в двух основных направлениях. С одной стороны, это все более индивидуализированные символизированые концепции сущности национального, с другой – утверждение эталонности английской национальной модели как основы культурного мессианства нации, представленной носителем английской/британской идентичности, выступающим в более или менее открытом виде как спаситель цивилизации/культуры.
В этом разделе мы останавливаемся на рассмотрении наиболее традиционного аспекта «английскости» - это построение образной концепции национального «мы» на основе демифологизации и ремифологизации уже существующих компонентов национального мифа, достраивания недостающих компонентов, впервые в конце ХХ века происходящее в рамках осознанного процесса конструирования национального воображаемого на основе игровой постмодернистской эстетики. Можно выделить две основные стратегии, которые позволяют реализовать игру с национальным мифом. Это исторический и утопический/антиутопический нарративы, которые еще с ранних этапов развития английской литературы являлись основными формами, в рамках которых развивалась национальная проблематика.
Наиболее привлекательными для исторического нарратива являются артуровский миф, елизаветинская эпоха и – позже – викторианская эпоха. В произведениях, посвященных викторианской эпохе, историческая проблематика чаще всего самоценна и становится поводом для «достраивания» тех концепций или отдельных концептов, составляющих национальный миф, которые, будучи вполне освоены культурой в целом, остаются недостроенными в художественной литературе, или перестраивания уже существующих моделей. К числу постоянно переосмысливаемых относятся концепции национального бытия и концепции национального характера, на которых в основном и сосредоточено наше внимание. Одной из первых форм игры с историческим жанром, в рамках которой происходит переосмысление национальной проблематики, становится стилизация викторианского романа, которую предлагает Джон Фаулз в произведении «Женщина французского лейтенанта» (The French Lieutenant’s Woman, 1969). В романе противопоставляются концепции «английскости» и «британскости». Здесь проявляется определенная манипуляция понятиями «британскость» и «английскость», с помощью которой автор определяет собственное понимание этих концептов с учетом культурного опыта ХХ века. Так, буржуазность, которая в ХIХ веке определенно ассоциируется с «английскостью», Фаулзом связывается с британскостью, а английскость ассоциируется с культурой. Противопоставление «своего» и «другого» для Англии ХIХ века носило принципиальный характер, для романа Фаулза «французскость» и способность ее принятия, становится, главным образом, способом обозначить уровень «английскости» героя. Уже в этом произведении выявляется первенство индивидуальной идентичности над общей, вследствие этого на авторском уровне утверждается приоритет индивидуальной концепции национальной идентичности над общей.
Построение новой концепции национального характера на основе существующих исторических моделей является одной из главных проблем романа Г. Свифта «Водоземье» (Waterland, 1983), посвященном художественному осмыслению постмодернистской идеи «конца истории». Национальная концепция присутствует в романе Свифта скорее имплицитно, в отличие от эксплицированной концепции истории, и утверждает мифологизированную модель, основанную на просветительском идеале созидательного труда. Данная модель является национальной, поскольку она обусловлена ландшафтом конкретной местности, но, в то же время, и универсальной в силу того, что излагается как частная история, осознаваемая как национальная модель только на уровне автора, но не на уровне нарратора. Особо можно отметить доминирующую роль женских образов («роковой» образ Сейры Аткинсон и сюжетообразующий образ Мэри Меткаф), явно преобладающих над мужскими, что в контексте романа обозначает преимущество интуитивного начала над рациональным.
Еще одна форма ремифологизации национальной истории представлена в творчестве Питера Акройда в романе «Дом доктора Ди» ( The House of Doctor Dee, 1993). Культуроцентризм мышления, ярко проявившийся в художественной репрезентации образа Лондона и характерный для Акройда, является стержнем «английскости» и ядром современного национального мифа. Путешествие по городу-лабиринту становится путешествием вглубь истории и в глубины собственного «Я». В романах Акройда воссоздается и пересоздается мифология города. В соответствии с постмодернистской концепцией истории Лондон предстает как пространство, состоящее из локусов, в которых возможно «просвечивание» исторического Лондона. Главными из них являются, во-первых, сам дом, в котором жил доктор Ди и ставил свои эксперименты. Дом главного героя соотносится с имеющим большую историю типом «странного» английского дома, уходящего своими корнями в готическую традицию, породившую особым образом структурированный хронотоп замка. Вторым локусом становится мост через Темзу, который также является точкой «просвечивания» истории Лондона. Этот образ разрушенного в материальном мире, но оставшегося в мире «вечного» Лондона, моста обрамляет роман и определяет его содержание. Все образы города составляют на уровне автора единый мифологизированный образ Лондона, города, в котором все исторические эпохи связаны и «просвечивают» друг через друга. При этом «книжное» постижение духа города признается ложным, на смену ему приходит духовное прозрение, или воссоздание образа Лондона на основе авторского воображения.
В романе «Дом доктора Ди» организующий сюжет мотив пути, проблема самопознания главного героя Мэтью, сложная детерминированность судьбы героя историческим прошлым, решенная в психологическом плане, конструируют его собственную идентичность, порождают индивидуальную «английскость» героя, ставшую частью его личной истории и являющуюся принципиальной основой авторской концепции национального.
Антиутопическая модель «альтернативной» истории появляется в романах Дафны дю Морье «Правь, Британия» ( Rule, Britannia!, 1975) и Сью Таунсенд «Мы с королевой» (The Queen and I, 1992). Ремифологизация национальных ценностей через личный миф (в романах дю Морье и Таунсенд это образы немолодых дам, реализующих функцию национального героя) оказывается одной из устойчивых тенденций конца ХХ века.
Постмодернистская деконструкция национального мифа через выявление его симулятивного характера ярко проявляет себя в романе Д. Барнса «Англия, Англия» (England, England, 1998). В романе Дж. Барнса доводится до абсурда одна из актуальных концепций современного существования Англии как своего рода культурного заповедника, страны-музея, основной статьей привлекательности которой становится историческое прошлое и культура. История превращения острова Уайт под руководством Джека Питмена в туристический симулякр под названием «Англия, Англия» «встроена» в историю жизни героини Марты Кокрейн, основным мотивом которой становится мотив предательства со стороны мужчин. Идейный план романа, его жанровые особенности и структура романа определяются тремя способами организации национального хронотопа, представленного в романе (остров, дом-кабинет, карта-паззл). В романе доказывается несостоятельность как исторического мифотворчества, так и утопических построений, так как реализованная, в данном случае в виде туристического рая, утопия оборачивается своей противоположностью. Функцию национальной катастрофы выполняет постмодернистская симуляция национальной истории, которая приводит страну к разрушению, что, в свою очередь, ведет к началу нового цикла – возврату к Зеленой Англии. Из всех организаторов проекта возрождение становится возможным лишь для главной героини вследствие ее неслияния с большинством.
Среди доминирующих тенденций ремифологизации национального мифа следует отметить возвращение к проблемам «внутреннего» национального бытия, феминизацию национального мифа, стремление к созданию персональной модели национального бытия не только на уровне автора, но и на уровне персонажа, ревизию ранее созданных концептов. В то же время сохраняется обозначение традиционности и историчности английского национального образа жизни как основы новой культурной роли страны в мире наряду с отказом от «героического» дискурса.
В разделе 1.3 «Мессианская модель как концептуальное ядро новой версии национального мифа» показано, что другая не менее существенная тенденция построения национального мифа состоит в том, что английская литература, осмысливая утрату своей страной возможностей прямого политико-экономического воздействия на бывшие колонии и мировую систему в целом, концептуализирует мессианскую роль своей страны через образ героя – спасителя мира. Потенциально идея мессианской нации присутствует еще в ренессансной и даже средневековой английской литературе, реализуясь в имперском мифе, заложенном еще в тюдоровской историографии и литературе. Своего рода кульминацией раннего имперского мессианства в английской литературе становится творчество У.Шекспира. В отличие от раннего мессианства, которое предполагало расширение влияния империи на весь мир, в литературе ХХ века процесс расширения национального сознания и построения мессианской концепции нации происходит через осознание уникальности миссии героя, обладающего набором необходимых для выполнения данной миссии качеств, обеспеченных его принадлежностью к англо-саксонскому миру. Национальный нарратив такого рода строится как история героя-в-мире, который совершает поступки, способствующие реализации его функции спасителя мира и своей страны. Хронологически первым заметным литературным явлением такого рода становятся произведения, имеющие отношение к «массовой» литературе, самой яркой из них является «бондиана» Я. Флеминга. Несмотря на то, что художественные достоинства его романов весьма относительны, фигура героя, действующего за рубежом во имя интересов Англии и спасения мира, становится самой востребованной в жанре политического детектива, а позже и в литературе более высокого уровня.
Более глубоко данная тенденция проявляется в романе Э. Берджесса «Железо, ржавое железо» (Any Old Iron, 1987), мифологической основой сюжета которого становится миф о короле Артуре. В романе мифологизм, проявляющий себя как на тематическом, так и на структурном уровне, сочетается с выраженным историзмом произведения. Это произведение также можно рассматривать как национальный нарратив, так как мессианская концепция нации является одной из сюжетообразующих. Роман Берджесса дает своего рода политизированную версию романа Дж. Толкина «Властелин колец», и основной пафос романа, как и у романа-предшественника, это утверждение особой роли Британии в мире через ее сущностное влияние на мировую историю посредством героя-спасителя. Здесь вновь появляется мифологизированная версия мировой истории (уже не альтернативная история), в которой оформляется новый вариант национального мифа Британии. В романе акцентируется кельтская (валлийская) составляющая британской нации и актуализируется история кельтов через упоминание важнейших маркеров этой истории: христианство кельтов, воспринятое непосредственно от римлян, история короля Артура и волшебного меча Экскалибур. Символическое возвращение меча Аттилы и Артура в озеро, из которого он появился, и утопление там же золотого слитка означает окончание железного и золотого веков, начало нового исторического цикла. За счет введения символической этиологии и эсхатологии, связанной со священным артефактом (в романе сочетается ироническая оценка этого предмета на уровне повествователя и серьезная на уровне сюжета), происходит символическое же объяснение «истинного» смысла и происхождения трагических событий ХХ века.
На рубеже ХХ и ХХI веков наиболее интересно данный тип реорганизации национального мифа воплощен в романах Дж. Роулинг о Гарри Поттере. Мир романов Роулинг содержит выраженную концепцию национального бытия, национальной миссии, проявленной через миссию героя, и выстроенную систему представлений о взаимоотношениях с другими, дан новый тип национального хронотопа. В традициях литературы конца тысячелетия новая мифологическая модель строится на основе уже сложившихся ее элементов, значение которых переакцентируется в связи с ситуацией. Мифологизированный мир Дж. Роулинг во многом напоминает мир Дж. Толкина. Основной проблемой остается проблема власти и испытание властью и славой, которому подвергаются главные герои. Важная тенденция в романах такого типа – расширение национального до глобального. Если счастье Хоббитании остается главной целью Фродо, то в романах о Гарри Поттере глобальная задача спасения мира является и главной личной миссией героя. Основным отличием произведений становится то, что романы Дж. Роулинг не содержат уже мифологизации национального прошлого (это скорее касается личного прошлого героя), а сосредоточены на настоящем и будущем, действие романа, проходящее на территории Британии, затрагивает судьбу всего мира. В этих произведениях создается новая мифологизированная национальная картина мира, где переакцентируются многие внутринациональные представления, а ситуация межнациональных отношений соответствует политической картине мира, т. е. учитывается образование Евросоюза и др.
Таким образом, национальный миф Англии в ХХ веке строится на утверждении особой роли Англии в мире – роли носительницы прошлого, культурных ценностей и в этом качестве – спасительницы мира через героя, выполняющего миссию, значимую для всего человечества.
Во второй главе «Национальный миф и референтная функция национального “другого” в литературе ХХ века» обозначаются основные формы литературной реализации концепции национального мифа через рассмотрение национального «другого» и определений его как «другого Я», культуры-«наследника» или культуры-«реципиента», выработанных в рамках национальной системы ценностей. Раздел 2.1 «Трансформация образа европейского “другого” в литературе второй половины ХХ века: образ Германии» посвящен рассмотрению нового по сравнению с XIX веком европейского «другого» для английской литературы. Со второй половины ХХ века изменяется представление о нации-«сопернике» в английской литературе и культуре. В XIX веке это преимущественно ближайшие европейские соседи англичан, прежде всего французы. В XX веке «французская» тема сохраняет свое значение в английской литературе, но переводится в план культуры. В английской литературе рассматриваемого периода одной из самых распространенных остается тема Второй мировой войны, этим обусловлен тот факт, что в этот период ее интерес связан с Германией. Произведения о Германии можно условно разделить на несколько групп, каждая из которых характеризуется особым отношением к этой проблеме.
Первая группа – это произведения, в которых присутствует «комплекс победителя». Здесь преобладает историческая тематика. Характерно обязательное присутствие гендерной пары англичанин-немка, реализующей данную тему. К этой группе можно отнести романы Э. Берджесса «Трепет намерения» (Tremor of Intent, 1964), И. Макьюэна «Невинный, или Особые отношения» (The Innocent or The Special Relationship, 1990). Произведения первой группы отличает наиболее серьезный уровень рефлексии, так как они преимущественно не принадлежат «массовой» литературе и связаны с проблемой политико-психологического самоанализа, переносящего ситуацию конца Второй мировой войны из политического плана в личный. Оба романа воссоздают атмосферу послевоенного английского присутствия на территории Германии, которая в политическом плане характеризовалась непривычной для Англии ситуацией, когда «условия игры» начинают диктовать русские и американцы.
Вторая группа – это исторические романы, где тема Второй мировой войны становится главной. В этих произведениях наиболее высокий уровень психологизации ситуации взаимоотношений двух наций, проблема идентичности, в частности, смешения идентичностей двух родственных народов, ставится наиболее остро. К этой группе можно отнести произведения Р. Хьюза «Лисица на чердаке» (Fox in the Attic, 1961) и «Деревянная пастушка» (The Wooden Shepherdess, 1973), роман М. Фрейна «Шпионы» (Spies,2002).
Третья группа, в которую входят преимущественно детективные романы – это произведения о скрывающихся нацистских преступниках, поединках спецслужб, поздних последствиях Второй мировой войны. К этой группе относятся произведения известных представителей британского массового детектива Я. Флеминга «Мунрейкер» (Moonraker,1955), Дж. Ле Карре «В одном немецком городке» (A Small Town in Germany, 1968), Ф. Форсайта «Досье “Одесса”» (The Odessa File, 1972), Р. Харриса «Энигма» (Enigma,1995), отчасти романы Л. Дейтона и др.
«Немецкая» тема в английской литературе чаще всего рассматривается как общеевропейская или общемировая проблема, а национальная оппозиция в отношении европейского «другого» в большинстве случаев менее существенна, чем политические оппозиции, что особенно ярко проявляет себя в жанре политического детектива и альтернативной истории. Способность английских авторов транслировать «немецкую» точку зрения (обычно соотнося ее и с «английской») говорит об осознанной художественной литературой близости двух наций. Появление дискурса завоевания и гендерной пары англичанин-немка в более «высокой» литературе становится поводом не столько для анализа особенностей немецкого национального характера, сколько психологии личности вообще. Создание образа европейской нации-соперника по модели «другого Я» в английской литературе второй половины ХХ века является ярким свидетельством символического расширения национального «мы», что соответствует модели мессианской нации.
В разделе 2.2 «Трансформация образа нации-“соперника” в английской литературе второй половины ХХ века: образ Америки» показано, как английская литература ХХ века продолжает осмысление американской темы, начатое в XIX веке, возрастает лишь уровень концептуализации. Восприятие Америки в Англии двойственно. С одной стороны, Америка – продукт английской культуры Просвещения. Две страны связывает общий язык, общие идеалы (труд, здравый смысл, справедливость, «честная игра»). С другой стороны, еще с XIX века англичане не «прощают» американцам ни отклонений от норм английского языка, ни критики собственной родины (Ч. Диккенс. Дж. Голсуорси и др.). Определение США одновременно как «иной» нации и как культуры-«наследника» остается доминирующей тенденцией и в ХХ веке.
Проблема национального характера в контексте дистанцирования двух наций ставится в отношении американцев «вообще». Американцы «вообще» демонстрируют те не лучшие свойства национального характера, обозначение которых позволяет английским авторам дистанцироваться от новой нации, делегируя ей в то же время те качества, которые часто приписывались самим англичанам. В романе Г.Грина «Тихий американец» (Quiet American, 1955) наиболее подробно анализируется характер американцев как нации. Здесь персонификацией «американца вообще» выступает Олден Пайл, чье поведение транслирует политическое поведение США после Второй мировой войны и представляет нацию, как она была воспринята европейцами (англичанами) в период нового построения взаимоотношений после распада европейских колониальных систем и начала экспансии США на территории бывших колоний. Аналогичные представления характерны для творчества Э. Берджесса 1960-х годов. В романе «Клюква для медведей» (Honey for the Bears, 1962) тема Америки входит через ситуацию холодной войны и постоянное сопоставление ее с СССР, причем обе современные страны рассматриваются как зеркальные копии друг друга. Наиболее жестко оппозиция англичане-американцы заявлена в романе Д. Дю Морье «Правь, Британия!» (Rule, Britannia!,1975). В этом романе-антиутопии создается ситуация насильственного объединения двух стран под руководством США после ссоры Великобритании с Евросоюзом (еще не существовавшим в 1975 году).
Если антиамериканские декларации не редкость для авторов английского романа, то сюжеты и образная система большинства произведений, затрагивающих «американскую» тему, строятся ими на идее партнерства как в политическом, так и в личном плане. Наиболее четко и прямолинейно эта ситуация показана в романах Я. Флеминга, где пару Дж. Бонду составляет американец Феликс Лейтер.
В произведениях с более высоким уровнем концептуализации тема взаимоотношений стран исследуется не только через прямое обсуждение проблемы, но и через создание определенных сюжетных ситуаций, появляется и элемент мифологизации образа Америки. В романе Э. Берджесса «Конец всемирных новостей» (The End of the World News, 1982) США становится предметом мифологизации, выступая в роли своего рода космического «ковчега» для гибнущей цивилизации. Создавая образ Америки, автор сознательно ориентируется на клише массовой литературы. Однако образная система этого произведения, созданная по законам классической английской литературы ХХ века, исключает прямолинейное толкование заявленной на уровне идей системы ценностей.
Ситуации национального и культурного дистанцирования и часто одновременного проецирования компонентов национального «мы» на образ культуры-«наследника» остаются основными тенденциями в освещении темы США в британской литературе ХХ века. Обе эти тенденции отвечают задаче переосмысления национального мифа либо в плане утверждения национальной уникальности Англии и приверженности традиционным ценностям, либо в плане акцентирования универсальной ценности английской национальной модели, т. е. соответствуют основным тенденциям развития национального мифа в литературе, связанной с собственно английским материалом.
В разделе 2.3 «Постколониальный дискурс в английской литературе» рассматривается ситуация отражения перехода от колониального к постколониальному мышлению в произведениях авторов середины ХХ века. В литературе ХХ столетия окончательно сформулирована и рассмотрена миссия Британии в отношении колоний, определено отличие от других стран, вина и преимущество Британии. Здесь вновь проявляет себя мессианское содержание английского национального мифа, так как постколониальный роман обращается к репрезентативному герою - представителю нации, воплощающему собой собственно нацию как таковую. Британский постколониальный роман можно разделить на две большие группы.
Первая группа – это произведения, описывающие изменяющуюся роль Британии на территориях бывших колоний, как английских (в творчестве Э. Берджесса, например), так и неанглийских (в творчестве Г.Грина), созданные в основном в 1950-1960-е годы. Можно говорить о том, что образ Востока в романе этого типа вполне укладывается в те рамки, которые позволяют назвать его сориентированным на сложившиеся в колониальной литературе стереотипы, однако представлениям о Востоке свойственно внутреннее развитие, которое одновременно предполагает динамическое изменение содержания идеи о национальном «мы», а точнее, отказ от этой категории в пользу национального «Я», от коллективной идентичности в пользу индивидуальной, уникальной национальной идентичности. Эти особенности постколониального британского романа первого типа проявляются в произведениях Г.Грина «Комедианты» (The Comedians, 1966), «Тихий американец» и Э. Берджесса «Малайская трилогия» (Malayan trilogy). В последней, хотя и создается картина многообразного мира Малайи, акцентируются все возможные виды внутривосточного и межцивилизационного смешения (ложные идентичности), но общая бинарная картина мира остается актуальной. Оппозиция Запад-Восток остается неразрешенной в отношениях Азии и Европы, но парадоксальным образом разрешается в отношениях Азии и Америки за счет утраты последней европейской духовной культуры, важными компонентами которой являлись чувство вины перед угнетенной нацией, попытка сохранения культурного многообразия, особого облика колонизированной страны. В «массовой» литературе этого периода создается картина еще более жесткого противоречия между западной и восточной культурами.
Вторая группа романов связана с описанием жизни представителей бывших колонизированных наций на территории Великобритании; эти произведения появляются начиная с 1970-х годов. Она делится на две подгруппы: романы, в которых ситуация описывается писателями-англичанами (Э. Берджесс и др.) и произведения, в которых она воссоздается писателями смешанной идентичности (Т. Мо, К. Исигуро и др.). Вторая подгруппа, ставшая предметом специального осмысления в ряде крупных исследований (О. Сидорова и др.), не рассматривается в работе. Осмыслению современных взаимоотношений двух миров посвящен роман Энтони Берджесса «1985» (1978). Если в эпоху Оруэлла в качестве главной внешней угрозы воспринимался тоталитаризм в его советском варианте, то в 1970-е годы – это экономическая зависимость от цен на нефть, которая может вылиться в политическую зависимость от представителей арабских стран, которые, к тому же, являются источником террористической угрозы. В то же время, как и у Оруэлла, в «постколониальном» романе этого периода доминирует страх потери идентичности вследствие распространения иммигрантов на территории Британии. В этом романе главной внутренней политической угрозой для стабильности в Британии выступают английские профсоюзы. Целостности Британии угрожает извечный «внутренний» другой – Ирландия – и «внешний» другой – арабский мир, превратившийся благодаря росту цен на нефть в серьезную политическую и экономическую силу. Мифологизированная модель, воссоздаваемая в данном случае в рамках антиутопического жанра, становится очередной репрезентацией толкиновской картины мира, что доказывает единство позиций в английской послевоенной литературе относительно оппозиции Запад-Восток. Образ представителя нации, сохраняющего собственную идентичность и сопротивляющегося новым тенденциям смешения наций, приходит на смену коллективному национальному «мы», противопоставленному «они» в литературе начала ХХ века. В романе Э. Берджесса приверженность героя английским ценностям представлена как архаичная, но единственно возможная модель поведения. В то же время размывание стереотипов, разнообразие форм гибридной идентичности, описанных в романах английских авторов, анализ постколониальных процессов в английской литературе ХХ века во многом подготавливают собственно постколониальную ситуацию ХХ-ХХI веков, тон в которой задают уже авторы со смешанной идентичностью.
В третьей главе « Миф России в английской литературе второй половины ХХ века» нами рассматривается пример создания мифа «другой» нации как свидетельства универсальности модели национального мифа, с одной стороны, и доказательства разнообразия возможностей моделирования в литературе второй половины ХХ века, с другой. В данной главе мы рассматриваем процесс оформления мифа России, который происходит через взаимодействие нескольких значимых дискурсов, сформировавших концепты, определяющие содержание мифа России.
В разделе 3.1 «Цивилизаторский дискурс как репрезентация национального стереотипа» показано, что британская культура изначально была склонна рассматривать Россию именно в рамках «колонизаторского» (цивилизаторского) или ориенталистского подхода, который предполагает усредненное представление о народе в целом и приписывание ему определенных черт. Важный компонент цивилизаторского дискурса – это акцентирование культурной дистанции (А. Эткинд), поэтому в рамках этого дискурса русский – всегда примитивный и лишенный культуры.
Отмечая специфику ориенталистского видения «другого», Э.Саид акцентирует основные особенности такого подхода: тенденцию к генерализации, изображению другого как нерасчлененного целого и тенденцию к его изображению как статичного, не изменяющегося с течением времени1. Генерализация ярко проявляет себя в массовой литературе (Я. Флеминг, Ф.Форсайт и др.). Подчеркиваются такие особенности русских «вообще», как пьянство, неспособность к обучению, дикость и пр.
Статичность, отмеченная Саидом, чаще всего принимает форму архаизации. Образ России воссоздается через абсолютно неизменные репрезентации, не связанные с эпохой. Элементы архаизации иногда присутствуют в виде авторской иронии, как это происходит обычно в романах Берджесса, в этих случаях подчеркивается стереотипность этих элементов: «общеизвестно, что крестьяне, ожидая поезда, любят молиться»2. В массовой литературе подобные архаизированные стереотипы воспроизводятся вполне серьезно. Эмблемами русской ментальности становятся кнут, топор и икона, слова, которые обычно транслитерируются в английском языке, что подчеркивает их русскую принадлежность. Например, в «Казино Рояль» (Casino Royale, 1953) Я. Флеминга: «СМЕРШ – это кнут. Будьте послушными, делайте, что прикажут, или умрете»3.
Будучи весьма активным во второй половине ХХ века, цивилизаторский дискурс является, среди прочего, результатом первых контактов с русскими в послевоенный период. К середине 1960-х годов он вытесняется другими, вероятно в связи с увеличением контактов в политической и культурной сфере. К 1990-м годам, когда стремительные политические перемены в России ослабляют ее и превращают в непредсказуемую, а значит, опасную страну, цивилизаторский дискурс активизируется, соединяясь с политическим, что связано, судя по всему, с вновь предполагаемой военной угрозой. Это немедленно вызывает в литературе, особенно массовой, стремление выстроить образ «чужого» в соответствии со сложившимися схемами.
В разделе 3.2 «Политическая мифология в структуре мифа России» рассматривается роль политических мифологем в структуре «российского» мифа. Политический дискурс в качестве самостоятельного элемента в мировой литературе явственно выделяется после Второй мировой войны.
Важной составляющей любого политического дискурса является дискурс власти, здесь, в свою очередь, выделяется способ описания образа представителя власти и власти вообще. «Демонизация» советских представителей власти продолжается в массовой литературе до конца столетия. В «массовом» романе доминирует намерение создать образ «страшной», бесчеловечной системы, представители которой описываются как абсолютно «чужие» и не могут быть сопоставлены с «нормальным» человеком (Я. Флеминг, Ф. Форсайт, в ироническом ключе – Э. Берджесс). Вследствие этого описание «нравов» представителей этой системы строится подобно тому, как образованный путешественник XVIII века описывает туземцев. С середины 1970-х годов в советологии оформляется концепция, согласно которой СССР уже не считается особым политическим феноменом, а все чаще начинает осмысливаться как закономерное следствие российского типа ментальности. В соответствии с этой ситуацией политический дискурс почти сращивается с обновленным цивилизаторским дискурсом, актуализируется концепт власть, и усиливаются такие традиционные для последнего характеристики российской власти как «деспотии», «тирании», при этом акцентируется несостоятельность и бессилие такого типа правления (Р. Харрис, Ф. Форсайт, Б. Старлинг, М. Брэдбери).
Политический дискурс в художественной литературе второй половины ХХ века порождает политическую мифологию, когда складывается не только система концептов и образов, но появляются и более или менее устойчивые мифологемы, на основе которых каждый автор оформляет свой вариант политического мифа России. Одной из самых значимых в рамках данного компонента национального мифа, на наш взгляд, является мифологема «Большая Игра», организующая поле в первую очередь шпионского романа о России. Прецедентным текстом для мифологемы «Большая Игра» становится роман Р. Киплинга «Ким». Центральной фигурой «Большой Игры» в большинстве современных «шпионских» романов является главный герой, чей образ так же значим, как образ сыщика в детективе, однако его характеристики и идеология быстро трансформируются в английской литературе. Далеко не в каждом шпионском романе, где упоминается игра, даже Большая Игра, демонстрируется действительно игровой подход к шпионской теме. Чаще всего игра становится в разных контекстах предметом упоминания в том или ином контексте при оценке деятельности спецслужб. Образно-символическим воплощением мифологемы «Большая Игра» в современном шпионском романе часто является шахматная игра (Я. Флеминг, Э. Берджесс, Л. Дейтон).
В рамках политического дискурса формируется «историческое» измерение мифа России, складывается представление о «золотом веке» (дореволюционной эпохе), национальной катастрофе (революции, являющейся результатом утопизма российского мышления), создаются архаизирующие сценарии дальнейшего развития России (возврат к присущей ей деспотии либо в виде монархической, либо в виде тоталитарной модели). Политический дискурс с одной стороны демонстрирует устойчивость определенных ментальных схем, с другой – показывает, что в рамках образного воплощения этих схем возможна внутренняя динамика, что может привести (конечно, речь идет не о «массовой» литературе) в результате к их проблематизации и сообщению им новых функций в рамках художественного текста.
Раздел 3.3 «Образ России в литературе путешествия». Дискурс путешествия в описываемый период в произведениях о России активизируется в связи с появлением самой возможности поездки в СССР во второй половине ХХ века, и первоначально в литературе, близкой к массовой традиции, он продолжает те же нарративные формы, что были приняты еще в XVIII веке. В то же время, уже в конце XX века сама активизация дискурса путешествия в отношении России обозначает новые подходы как к самому жанру путешествия, так и к предмету изображения.
В английской литературе путешествия следует отметить не столько повторяемость элементов дискурса путешествия, сколько устойчивость идеологии, выражаемой посредством его. Так, непредвзятый путешественник чаще всего в большей или меньшей степени преодолевает свои предубеждения относительно России, существующие в начале произведения, которые определяются амбивалентным образом одновременно страшной и грандиозной страны. Воображаемая Россия ассоциируется с историей, как собственной, так и мировой, прежде всего ХХ века, вследствие чего выбирается местом разрешения неких микро- или макроисторических ситуаций (английскому герою приписывается функция спасения если не мира, то культурных ценностей) либо через похищение значимой вещи (меча короля Артура в романе Э. Берджесса «Железо, ржавое железо», фрагмента старинного издания Стерна из библиотеки Дидро у М. Брэдбери «В Эрмитаж!», рукописи Якова Савельева в романе Дж. Ле Карре «Русский Дом»), либо посредством неких преобразующих действий героя в глубине страны (действия Феверс в Сибири у А. Картер «Ночи в цирке», розыск наследника Сталина в Архангельске в романе Р. Харриса «Архангел», попытка перевербовки агента в Крыму в книге Э. Берджесса «Трепет намерения»). Данные сюжетные ситуации становятся реваншем английского героя, чья страна перестала быть местом развития больших исторических событий, способом участия в этих событиях. Если в романах с невысоким уровнем концептуализации путешествие в Россию может разрешиться без особого влияния на личную жизненную ситуацию такого героя (Д. Фрэнсис «Предварительный заезд»), то для большинства, чья миссия связана с личным поиском воображаемой России, путь в страну становится важным этапом самопознания и разрешения своих проблем. В первом случае можно говорить о том, что задача героя мыслится как утверждение воплощаемых им национальных английских ценностей в качестве общезначимых и непреходящих, во втором миссия героя осложняется личностным фактором и оказывается более разнообразной и не столь прозрачно связанной с национальной идеологией.
Таким образом, дискурс путешествия реализует несколько иную функцию, чем предшествующие ему цивилизаторский и политический дискурсы. Будучи рожден в рамках интеллектуальной, а не общественной (политической) культуры, став жанропорождающим в литературе, а также породив определенный тип нарратива, данный дискурс в литературе о России демонстрирует переход от стереотипизированного изображения страны, основанного на существующих представлениях, через создание собственного образа России, к построению индивидуализированных художественных концепций. Сюжетной основой данных концепций становится установка путешествия на постижение страны через непосредственный жизненный опыт, в результате переживания которого путешественником создается идеологическая база для разрушения, переакцентировки или трансформации стереотипов в сознании читателя. Подчеркнуто субъективная позиция путешественника и установка на достоверность описываемого позволяет создать представление о национальном образе жизни и национальном пространстве России. Реализация данной функции дискурса путешествия в романах о России предопределяет возможность совершенно новых способов литературного «освоения» страны, в полной мере проявляющих себя в рамках дискурса культуры.
Раздел 3.4 «Концептуализация мифа России в тексте культуры» Дискурс культуры в наибольшей степени становится средством постижения и выражения национальной специфики России в английской литературе. Свое «оправдание», признание и принятие Россия получает в глазах английского писателя именно через культуру. В произведениях практически всех авторов, пишущих о России (Э. Берджесса, Дж. Ле Карре, Д. Фрэнсиса, К. Эмиса, М.Фрейна и др.), утверждается мысль о любви к культуре России и неприятии «коммунистического» режима.
Одним из ярких, признанных и постоянно изучаемых на Западе явлений русской культуры является феномен русской интеллигенции. Рассматриваемые нами романы, для которых существенен дискурс интеллигенции, отличаются максимальной «приближенностью» протагониста к русской ментальности. Герой принимает ее либо через любовь к русской женщине (Дж. Ле Карре «Русский Дом»), которая может соединяться с любовью к русской культуре (К. Эмис «Эта русская»), либо, как у Т. Стоппарда («Берег Утопии»), является русским, отделенным от своей культуры только полунемецким происхождением. Том Стоппард исследует историю интеллигентского дискурса в России, изучая в первую очередь смыслопорождение российского интеллигентского дискурса. В своей трилогии он рассматривает становление интеллигенции от европеизированной и франкоязычной аристократии (П.Чаадаев) через дворянскую эмиграцию XIX века (А.Герцен, Н.Огарев, М.Бакунин, И. Тургенев) к русской разночинной интеллигенции (В.Белинский). Прослеживая рождение интеллигентского дискурса в споре западников и славянофилов об ущербности или будущей избранности России, Стоппард определяет идеализм и утопизм как доминанту русского интеллигентского дискурса и основной источник трагических событий ХХ века.
Постепенно ядром дискурса культуры становится русская литература; здесь можно говорить о возрастающей зависимости английских авторов от моделей, которые порождает сама русская культура. На этом уровне подчас происходит отказ от традиционного национального дистанцирования, которое сменяется присвоением русской литературы, которая в этом случае утрачивает характеристику «чужой». Важным результатом влияния русской литературной традиции на английскую становится прямое подражание русской литературе, которое особенно ярко проявляется на образном уровне (А. Мердок, Э.Берджесс, М. Брэдбери). Нон-дифференциация своего и чужого, возможная только в плоскости культуры, очевидна в стилизации Дж. Барнса «Вспышка» (The Revival, 1996). Описывая эпизод из жизни И. Тургенева, Барнс полностью отказывается от национальных оппозиций, сохраняя лишь культурную оппозицию «прошлое-настоящее».
Для писателей-англичан русская литература оказывается существеннее и значительнее самой России, многократно отвергаемой за несовпадение с идеалом не только русской интеллигенцией, но и следующей за ней в этом смысле английской интеллектуальной элитой. Именно русская литература, в конечном счете, оказывается одним из главных источников английского мифа России второй половины ХХ века.
В Заключении сформулированы основные выводы. Национальный миф является специфической литературной формой культурной репрезентации национальной проблематики, отличающейся от таких форм, как национальная ментальность, национальная идентичность, и представляет собой целостное сверхтекстовое образование, национальный нарратив, который, взаимодействуя с другими типами нарративов и репрезентирует воображаемое национальное, имеющее собственную историю, систему символов, концептов, образов и сюжетов. Национальный миф прошел в своем развитии целый ряд сложных этапов, в результате чего происходит его становление, оформление его элементов, формирование национального мифа и функционирование в литературе второй половины ХХ века, ставшее основным предметом нашего внимания.
Зарождение национального мифа происходит в рамках исторического процесса становления национальных государств, культурной основой которого становится создание имперского мифа, транслируемого и отчасти создаваемого в художественной литературе. Династический миф создает миф о происхождении, который одновременно и встраивает национальную историю в историю великих мировых империй и преодолевает значимость общеевропейской аристократической общности, создавая основу для культурного самоопределения нации. Параллельно утопический нарратив оформляет альтернативную версию национального нарратива, в результате чего создается представление о «золотом веке» нации («Старая, добрая Англия», позже «Зеленая Англия») и национальной катастрофе (начало развития промышленности или буржуазная революция). Здесь же постепенно создается представление о «британскости», которая в данном случае воспринимается как концепция совместного существования англичан и «внутренних» национальных «других» при доминировании первых на основе идеи единства национального государства.
Художественная литература периода XIX века создает основные компоненты национального мифа, совокупность которых в литературоведении второй половины ХХ века будет определена как «английскость» или может быть обозначена как викторианский миф, в который входят представление о национальном образе жизни (английский дом, чаепитие, рождество), система репрезентирующих образов (английский джентльмен, чудак, настоящая леди), национальная концептосфера (целый ряд репрезентирующих образов, таких как «джентльмен», «дом» позже функционируют как концепты); завершение процесса национализации пространства. В этот же период выделяется круг референтных наций (нации-«соперники»), относительно которых выстраивается концепция коллективной национальной самоидентификации. В рамках колониального дискурса начинается процесс утверждения мессианской роли нации, начинающей процесс широкого национального самоопределения относительно остального мира, которое станет определяющей тенденцией литературы ХХ века. Формирование колониального дискурса ознаменовано постепенным расхождением стереотипной позиции относительно образа «дикаря» и началом создания индивидуальной концепции национального существования в творчестве английских авторов, ставшего определяющей тенденцией в литературе ХХ столетия.
В литературе первой половины ХХ века начинается осмысление изменяющейся роли Великобритании относительно остального мира, реализуется сложный процесс осознания утраты политического доминирования и начинается процесс построения концепции английской культуры в качестве общеевропейской культурно-исторической модели, продолжающийся в течение всего столетия.
В литературе ХХ века происходит мифологизация национального образа жизни, образной системы и национального пространства на основе интеграции дохристианских и христианских мифологических моделей (Д. Лоуренс, Р.Киплинг), что создает основу для моделирования вневременной универсальной структуры национального мифа. В произведениях Дж. Толкина реализуется данная задача и создается на основе синтеза предшествующей традиции универсализированный мифологизированный образ «Зеленой Англии» - Хоббитании. Сюжетно трилогия Толкина играет роль мифологической основы новой национальной концепции: здесь сконструировано мифологизированное прошлое, одновременно конституирующее культурообразующую роль как кельтской, так и германской составляющих британской культуры, создается миф о национальной катастрофе и эсхатологический миф, представляющий параллель событиям Второй мировой войны и концепции Третьей мировой войны. Здесь же сформулирована новая культурно-идеологическая миссия Англии как носительницы ценностей Северо-Запада в противовес агрессии и непросвещенности Юго-Востока. В трилогии Толкина прорабатывается новая концепция национального героя с учетом мессианской роли нации, которая теперь делегируется ее отдельному представителю, выполняющему миссию спасителя мира. Данная концепция оказывается настолько продуктивной, что реализуется в большинстве произведений, определяющих новую систему взаимоотношения Англии с миром (Э. Берджесс, Дж. Роулинг). Все это позволяет определять трилогию Толкина и созданные в рамках этой традиции произведения как литературный национальный миф, функционирующий в дальнейшем в рамках заданной концепции (или как ее уточнение) в различных типах нарратива.
В литературе второй половины ХХ века функционирование национального мифа происходит в двух основных направлениях. Во-первых, в направлении дальнейшего национального самопознания, значение которого обусловлено идеей моделирующей роли английской культуры в мировой, что проявляется в дальнейшей концептуализации компонентов национального мифа; во-вторых, в широком переосмыслении мировой миссии страны через миссию национального героя, реализующего культуртрегерскую функцию, проявляющуюся в описании «других» национальных миров и создании национального мифа «другого», основанного на уже существующих в собственной культуре моделях, осознаваемых как универсальные (часто такой герой является интеллектуальным «двойником» автора).
Первая тенденция реализуется в английской литературе второй половины ХХ века на основе отрефлексированного представления об английскости и представляет собой разнообразие индивидуальных литературных вариантов дальнейшей проработки существующих элементов национального мифа – национального пространства (Лондон в творчестве П.Акройда), национальной истории и образа жизни (П. Акройд, Г.Свифт), национальной символики (Дж. Барнс) и пр. В этих произведениях, по меткому выражению Р. Ингельбейна, «воображаемые сообщества» последовательно превращаются в «воображаемые одиночества», так как их авторы не только настаивают на своем праве создания индивидуального образа национального существования, но и утверждают то же право за своими героями, т. е. декларация многообразия национальных мифов становится доминирующей тенденцией литературы второй половины ХХ века.
Вторая тенденция - растущая значимость образа национального «другого» в национальной картине мира и определение роли другого в национальном мифе. Эта тенденция реализуется через переосмысление отношений с референтными нациями и определение концепции общекультурного единства европейских народов и народов, наследующих европейскую культуру. Вследствие этого после Второй мировой войны в английской литературе оформляется концепция Германии как национального «другого Я» и США как культуры-«наследника», в рамках последней продолжается проработка эсхатологической мифологической модели. В целом, относительно партнера по западному миру, осмысливаемого как «другое Я», его мифологизации в качестве национального другого не происходит.
Трансформация колониального дискурса в постколониальный период происходит на основе акцентирования культурной миссии колонизатора на фоне его утрачивающегося политического влияния. Литературное исследование различных форм гибридизации не приводит к значимому изменению аксиологической системы английской литературы, во всяком случае, в произведениях авторов-англичан. Способом преодоления колонизаторской концепции и порожденной ею системы стереотипов в художественной литературе становится репрезентация процесса осознанной национальной самоидентификации героя, результатом которой является появление индивидуальной модели коллективной идентичности.
Показателем того, что национальный миф в английской литературе второй половины ХХ века в наибольшей степени связан с процессом самоидентификации относительно «мира» в целом, является то, что процесс создания национального мифа становится возможным относительно не только «своей», но и «чужой» нации. Во второй половине ХХ века происходит глубокое осмысление «русской» темы в английской литературе, которое было бы невозможно, если бы не решало определенных задач в рамках самой английской культуры. Эти задачи очень точно сформулированы К. Хьюитт в ее работе «О русской художественной литературе XIX века и современных британских читателях»: «Реорганизация мира наших понятий — вот что как раз и призвана делать хорошая литература»1. В течение всего ХХ века английская культура, выходя за рамки собственного национального мира, освоенного литературой еще в викторианскую эпоху, осмысливает феномен «другого», расширяя тем самым границы национальной культуры, осваивая новые типы ментальности, определяя место Англии в мировой культуре. Общеизвестно, что значение английской литературы определяется во многом ее способностью описать новые жизненные реалии, а глубокое понимание иной национальной ментальности – одно из проявлений английской любознательности и чувства справедливости, которые и создают почву для изучения и принятия «другого». Содержанием всей литературы о России становится диалог английского автора (иногда его позиция транслируется персонажу) и российской действительности, ментальности, образа жизни, истории. Если в начале рассматриваемого периода в произведениях с доминированием цивилизаторского и политического дискурсов преобладает акцентирование различий, то в литературе путешествия эта дистанция осмысливается как преодолимая в некоторых аспектах, а в рамках дискурса культуры становится возможным обозначение культурной общности, преодолевающей данную дистанцию.
Миф России в английской литературе конструируется через процессы демифологизации и ремифологизации, которые постоянно протекают в культуре и литературе, при этом некоторые компоненты мифа сохраняют определенную статичность (например, природные особенности России), но форма их воплощения, цель изображения полностью меняется. Так, в постмодернистском тексте (А. Картер. М. Брэдбери) образ России может стать главным и в то же время функциональным, например, играть роль абстрактного «другого», одновременно он может продолжать поддерживать политические и цивилизаторские установки в массовой литературе. Очевидно, что динамика развития мифа России создает основу для формирования собственной «воображаемой» России, в конечном счете, для каждого английского автора.
В целом, национальный миф в рассматриваемый период функционирует как динамичная система благодаря постоянному надстраиванию и наслоению новых смыслов и реорганизации основных компонентов, трансформации исторической, пространственной модели, переосмыслению образной системы, сложному сочетанию процессов демифологизации и ремифологизации.
Перспективы исследования. Проведенное исследование показало, что в национальный миф часто встроена определенная система гендерных взаимоотношений и национальный стереотип часто соединен с гендерным, при этом не очевидно, что разрушение гендерного стереотипа (в романах Д. дю Морье, С. Таунсенд, А. Картер) также влечет за собой разрушение или даже пересоздание национального, вследствие этого гендерный аспект не выделен нами как отдельная проблема; выявление механизма взаимодействия национального мифа и гендерного моделирования в художественной литературе является значимой перспективой исследования. Другой сложной проблемой становится функционирование компонентов национального мифа в творчестве писателей-неангличан. Предметом специального исследования в аспекте национального мифа может быть исторический нарратив английской литературы, утопический нарратив, а также определенные пласты массовой литературы.