Geum.ru

Валерий Демин. Тайны русского народа

Вид материалаДокументы
Дмитрия Константиновича
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   38
"горгонион" (рис.22).

Лик Медусы украшал также эгиду (доспех или же плащ-накидку),

которую носили Зевс, Аполлон и все та же Афина (рис. 23).

Безудержная жестокость Олимпийских Богов была на редкость

изощренной, хотя, должно быть, отражала самые обычные нормы

поведения той далекой эпохи. После канонизации Олимпийцев в

памяти последующих поколений элементы кровожадности как бы

стерлись. Сладкозвучным и опоэтизированным считается прозвище

Афины -- Паллада. И мало кто вспоминает, что получено оно было

на поле битвы, где беспощадная Дева-воительница живьем содрала

кожу с гиганта Палласа (Палланта), за что и была присвоена

Афине кажущаяся столь поэтичной эпиклеса (прозвище) -- Паллада.

К живодерным упражнениям прибегали и другие Олимпийцы.

Общеизвестно наказание, которому подверг Аполлон фригийца

Марсия, вздумавшего состязаться с Солнцебогом в игре на флейте:

с соперника также была живьем содрана кожа. Символ поверженной

Медусы и в последующие века продолжал играть для эллинов

магическую роль. Ее изображения очень часто помещались на

фронтонах и резных каменных плитах в храмах (рис. 24).

С точки зрения археологии смысла интерес представляет и

корневая основа имени Медуса. Слово "мед" в смысле сладкого

яства, вырабатываемого пчелами из нектара, одинаково звучит во

многих индоевропейских языках. Более того, близкие в звуковом

отношении слова, означающие "мед", обнаруживаются в

финно-угорских, китайском и японском языках. Возможно,

допустимо говорить о тотемическом значении "меда" или "пчелы"

для какой-либо доиндоевропейской этнической общности. (Что

касается названий "металл", "медь", всего спектра понятий,

связанных со словами "медицина", "медиум", "медитация",

"метеорология", "метод" и т.п., имен Медея и Мидас, народа

мидян и страны Мидии, а также Митании, то все они взаимосвязаны

с общей древней корневой основой "мед".) Таким образом, в

словосочетании Горгона Медуса проступают четыре русских корня:

"гор", "гон", "мед", "ус" ("уз"). Два из них наводят на

воспоминания о Хозяйке Медной горы, а горная сущность горгоны

приводит к возможному прочтению (или интерпретации): Горыня,

Горынишна, хотя индоевропейская семантика корневой основы "гор"

("гар") многозначна, да и в русском языке образуется целый

букет смыслов: "гореть", "горе", "горький", "гордый", "горло",

"город", "горб" и т.д.

Память о Горгоне Медусе у народов, во все времена

населявших территорию России, не прерывалась никогда. Змееногая

Богиня-Дева, которая вместе с Гераклом считалась греками

прародительницей скифского племени, не что иное, как

трансформированный образ Медусы. Лучшее доказательство тому не

вольное переложение мифов в Геродотовой "Истории", а подлинные

изображения, найденные при раскопках курганов (рис. 25).

Похожие лики змееногих дев в виде традиционных русских Сиринов

встречались до недавнего времени также на фронтонах и

наличниках северных крестьянских изб. Одно из таких резных

изображений украшает отдел народного искусства Государственного

Русского музея (Санкт-Петербург).

В русской культуре сохранилось и другое изображение

Медусы: в лубковой живопи-си XVIII века она предстает как

Мелуза (Мелузина) -- дословно "мелкая" (см. Словарь В. Даля):

вокализация слова с заменой согласных звуков произведена по

типу народного переосмысления иноязычного слова "микроскоп" и

превращения его в русских говорах в "мелкоскоп". Однозначно

связанная в народном миросозерцании с морем, русская

Медуса-Мелуза обратилась в сказочную рыбу, не потеряв, однако,

ни человеческих, ни чудовищных черт: на лубочных картинках она

изображалась в виде царственной девы с короной на голове, а

вместо змеевидных волос у нее ноги и хвост, обращенные в змей

(рис. 26). Ничего рыбьего в самом образе русской Мелузы-Медусы

практически нет -- рыбы ее просто окружают, свидетельствуя о

морской среде. Похоже, что русская изобразительная версия

гораздо ближе к тому исходному доэллинскому архетипу прекрасной

Морской царевны, которая в процессе Олимпийского религиозного

переворота была превращена в чудо-юдо. Память о древней

эллинско-славянской Медусе сохранилась и в средневековых

легендах о Деве Горгонии. Согласно славянским преданиям, она

знала язык всех животных. В дальнейшем в апокрифических

рукописях женский образ Горгоны превратился в "зверя Горгония":

его функции во многом остались прежними: он охраняет вход в рай

(то есть, другими словами, является стражем прохода к Островам

Блаженных).

В несколько другом обличии и с иными функциями предстает

Медуса в знаменитых древнерусских амулетах-"змеевиках".

Магический характер головы Медусы, изображенной в расходящихся

от нее во все стороны змеях, не вызывает никакого сомнения, его

защитительно-оберегательное предназначение такое же, как и на

щите Афины-Паллады или эгиде Зевса. (Сохранившаяся по сей день

культурологическая идиома "под эгидой" по существу своего

изначального смысла означает "под защитой Горгоны Медусы".)

Знаменательно и то, что тайный эзотерический смысл доэллинских

и гиперборейских верований дожил на русских амулетах чуть не до

наших дней: точная датировка даже позднейших находок является

крайне затруднительной. В христианскую эпоху неискоренимая вера

в магическую силу и действенность лика Медусы компенсировалась

тем, что на обратной стороне медальона с ее изображением

помещались рельефы христианских святых -- Богоматери,

Михаила-Архангела, Козьмы и Демьяна и др. (рис.27).

До сих пор не дано сколь-нибудь удовлетворительного

объяснения происхождению и назначению русских "змеевиков".

Современному читателю о них практически ничего не известно: в

последние полвека -- за малым исключением -- публикуется

репродукция одного и того же медальона, правда, самого

известного -- принадлежавшего когда-то Великому князю Владимиру

Мономаху, потерянного им на охоте и найденного случайно лишь в

прошлом веке (рис. 27-а). На самом деле "змеевиков" (в том

числе и византийского происхождения) известно, описано и

опубликовано множество44. И с каждого из них на нас смотрит

магический взгляд Девы-охранительницы Горгоны Медусы,

представляющей собой табуированный тотем.


Образ Лебединой девы Горгоны Медусы раскрывает наиболее

типичные черты тотемной символики -- наследия почти что

недосягаемых глубин человеческой предыстории, сохранившегося по

сей день в соответствии с неписаными законами передачи традиций

и верований от поколения к поколению. Безвозвратно ушли в

прошлое гиперборейские времена -- живы, однако, рожденные ими

символы. Среди них -- лебедь -- одна из наиболее почитаемых

русским народом птиц. Вместе с соколом он стал почти что

олицетворением Руси. И не только олицетворением. По

свидетельству византийского историка Х века императора

Константина Багрянородного, сама территория, где жили древние

руссы, именовалась Лебедией. Впоследствии это дало право

Велимиру Хлебникову назвать новую Россию "Лебедией будущего".

Точно так же и славяно-скифы, описанные Геродотом, именовались

"сколотами", то есть "с[о]колотами" -- от русского слова

"сокол". В передаче арабских географов, описавших наших предков

задолго до введения христианства, их самоназвание звучало

практически по-геродотовски: "сакалиба" ("соколы"). Отсюда и

знаменитые "саки" -- одно из названий славяно-скифов --

"скитальцев"-кочевников.

Почему же именно лебедь и почему сокол -- две столь разные

птицы, друг с другом пребывающие в беспрестанной борьбе? Сокол

нападает, преследует; лебедь спасается, защищается. Но всегда

ли так? Ничуть! У Пушкина в "Сказке о царе Салтане", целиком

построенной на образах и сюжетах русского фольклора,

Лебедь-птица добивает и топит злодея-коршуна. В народной

символике коршун -- ипостась сокола, а все хищные птицы едины

суть. В "Задонщине" -- Слове Софония-рязанца соколы, кречеты,

ястребы совокупно олицетворяют ратников Дмитрия Донского и

перечисляются через запятую: "Ужо бо те соколе и кречеты,

белозерскыя ястребы борзо за Дон перелетели и ударилися о

многие стада гусиные и лебединые" (а чуть раньше были еще и

орлы). Потом это повторит Александр Блок: "Над вражьим станом,

как бывало, // И плеск и трубы лебедей". Лебедь также во многом

собирательный символ. В русском фольклоре вообще считается

нормой нерасчлененный образ "гуси-лебеди". В "Задонщине" они

оказались наложенными на Мамаеву орду (рис. 28). Исторически

это вполне объяснимо: сходная птицезвериная символика

распространена у разных народов.

Откуда же она взялась? Как и другие "вечные образы",

русский лебедь и русский сокол -- наследие тех древнейших

верований и обычаев человеческой предыстории, когда само

человечество, его праязык и пракультура были нерасчленены, а

вместо современной палитры народов царил мир тотемов, тотемного

мышления и тотемных привязанностей. В те далекие времена люди

не отделяли себя от природы, видели в животных и растениях себе

подобных -- защитников и союзников.

Тотем -- слово экзотического происхождения, взято из языка

североамериканских индейцев, в научный оборот введено в прошлом

веке. А родилось оно в той самой поэтической стране оджибуэев,

с упоминания которой (среди прочих) начинается "Песнь о

Гайавате" Генри Лонгфелло. Переводится "тотем" как "его род" и

означает родовую принадлежность, но не по семейным узам, а по

объединению себя и своего рода-племени с каким-либо животным,

растением, стихией (например, водой, ветром, молнией) или

предметом (например, камнем). Несмотря на кажущуюся нерусскость

понятия "тотем", оно созвучно самым что ни на есть русским

словам "отец", "отчество", "отчим" и т.п. В собственно

индейской вокализации слово "ототем" ("тотем") произносилось

как "оте-отем", где "оте" означает "род", а "отем" --

местоимение "его" (по совокупности получается "его род"), а

индейский корень "оте" полностью совпадает с русским

наименованием отцовской принадлежности. Аналогичные параллели

нетрудно отыскать и в других индоевропейских и

неиндоевропейских (например, тюркских) языках, ввиду былой

общности языков, верований, обычаев и, соответственно, тотемов.

Для чего нужны тотемы и почему они появились? Каждому

человеку необходимо отличать себя от других. На персональном

или семейном уровне никаких проблем не возникает. Но как

подчеркнуть свою уникальность и неповторимость на уровне рода,

племени, этноса? Вот здесь-то и выработалась традиция

различаться по тотемам, связав себя неразрывными узами с миром

живой и неживой природы. В прошлом и по существу тотемизм

предполагал полную идентификацию с конкретным животным

(растением, предметом), включение их в систему "человек-тотем",

где они полностью растворялись друг в друге. В этой

взаимосвязанной системе тотему отводилась роль оберега: он

охранял, защищал человека, помогал ему в трудных ситуациях

(отсюда все сказочные животные -- помощники). В свою очередь,

все тотемические животные и растения табуированы: то, что

считалось тотемом, нельзя было убивать, обижать, употреблять в

пищу. Тотему поклонялись, ему приносились жертвы, он

прославлялся и изображался всеми доступными способами.

Тотемы бывают родоплеменными, половозрастными, семейными и

индивидуальными. Наиболее устойчивыми, сохраняющими свои

регулятивные функции на протяжении веков и тысячелетий,

оказываются клановые и племенные тотемы, их охранительная и

объединительная семантика передается от поколения к поколению и

на определенных стадиях общественного развития может

закрепляться в форме геральдической символики: именно таково

происхождение многочисленных львов, орлов и иных животных на

государственных и дворянских гербах. До нынешних времен,

однако, -- если брать историю индоевропейской культурной

традиции -- сохранилась лишь малая часть тотемической символики

прошлого, да и то преимущественно в виде культурных памятников

или исторических, беллетристических и фольклорных текстов.

Только в памяти, материализованной в рисунках, рельефах,

скульптурах или зафиксированных преданиях, сохранились данные о

тотемических верованиях древних народов.

Множество пережитков тотемизма отмечено в религии Древнего

Египта: десятки зверей, птиц, пресмыкающихся, рыб, насекомых,

среди которых быки и коровы, козлы и бараны, кошки и собаки,

обезьяны и свиньи, львы и гиппопотамы, соколы и ибисы, змеи и

крокодилы, скарабеи и скорпионы и т.д. и т.п. На Крите

почитался бык и обоюдосторонний топор-секира. Фетишизация

топора как боевого оружия и многофункционального орудия труда

была повсеместно распространена среди древнего населения

Старого и Нового Света, уходя своими корнями в эпоху Каменного,

Бронзового и Железного веков. Славяно-русская культура

изобилует не только разнообразными натуральными топорами,

возведенными, к примеру, у карпатских славян в особый культ, но

также разного рода имитациями в виде украшений-подвесок,

амулетов-оберегов (в том числе и солярными знаками) и даже

детскими игрушками -- все это было широко распространено на

Руси вплоть до татаро-монгольского нашествия.

В Древнем Риме наиболее экзотическим тотемом был дятел, а

наиболее известным -- волк (Капитолийская волчица, выкормившая

Ромула и Рема). У галлов название племен давалось по именам

тотемов -- быки, кабаны, вороны. Такой же обычай существовал и

у других нецивилизованных народов. Многообразные рудименты

тотемизма обнаруживаются в традициях и верованиях Древней

Греции. Общим для всех эллинов считалось их происхождение от

рыб. Особые тотемы имели отдельные племена и народы: считалось,

что мирмодоняне произошли от муравьев, фракийцы и аркадцы -- от

медведей, ликийцы -- от собаки, фивяне -- от ласки. Несомненные

отпечатки тотемизма носят и предания об оборотничестве,

распространенные во всех древних культурах. Животное или

растение, в которое обращается мифологический или сказочный

персонаж, в конечном счете и может представлять тотем

какого-либо конкретного племени, клана, семьи, округи, города

или святилища.

Греческая мифология особенно богата превращениями Богов и

героев в животных, растения и некоторые неодушевленные объекты

(камни, скалы, звезды). В мифах и их поэтических переложениях

(Овидий написал на эту тему 15 книг, объединенных в знаменитые

"Метаморфозы") зафиксированы оборотничества: Зевса -- в быка;

Гелиоса -- во льва, вепря, пантеру; Афины -- в оленя, спутников

Одиссея -- в свиней и т.д. Тотемическое происхождение имеют и

атрибуты-символы Олимпийских Богов: орел Зевса, сова Афины,

лебедь, сокол, дельфин Аполлона, голубь Афродиты, конь

Посейдона. Зафиксировано также почитание Геры в виде коровы, а

Артемиды -- с лошадиной головой (в Фигалии). Тотемическая

история эллинов нашла опоэтизированное отображение во многих

мифологических сюжетах. Без учета тотемного прошлого трудно, к

примеру, понять, почему в Древней Греции был столь популярен

миф о Калидонской охоте (в ней приняли участие многие из

знаменитых героев Эллады). С точки зрения современного читателя

охота на кабана -- пусть даже очень большого -- достаточно

заурядное событие. Но если взглянуть на него сквозь

тотемическую призму, все предстает в ином обличии: Калидонская

охота символизирует победу над тотемом вепря (кабана) в период

разложения протоэтносов. Хорошо известно, что в древней Европе

тотем вепря в наибольшей степени был распространен среди

кельтов. Потому-то и в мифе об охоте на вепря за позднейшими

наслоениями и дополнениями недвусмысленно просматривается былое

противоборство между эллинскими и кельтскими племенами и

поражение кельтов (тотема вепря) в этой, должно быть, весьма

долгой и нелегкой борьбе.

Русская и славянская культура знает тотемизм в основном в

форме пережитков, рудиментов, запретов. Данный вопрос был

глубоко исследован в ряде фундаментальных работ замечательного

русского этнографа и фольклориста Дмитрия Константиновича

Зеленина (1878 -- 1954): "Тотемический культ деревьев у

русских и белорусов" (1933 г.), "Идеологическое перенесение на

диких животных социально-родовой организации людей" (1935 г.),

"Тотемы-деревья в сказаниях и обрядах европейских народов"

(1937 г.) и др. У русских отголоски тотемизма сохранились

главным образом в обрядовом фольклоре, связанном с почитанием и

величанием деревьев, птиц, зверей, в сказках -- особенно о

животных. Многие традиционные русские образы-символы зверей и

птиц несут на себе следы тотемов. Об этом явственно

свидетельствуют положительные человеческие черты, которыми

народ наделил сказочных животных, а также оберегательные

функции, которые они выполняют (первейшее предназначение тотема

-- оказывать помощь всем, кто находится с ним в

социально-родственных отношениях). Среди наиболее популярных

персонажей русских сказок -- звери (лиса, заяц, волк, медведь,

козел, баран, корова, бык и др.), птицы (гусь, утка, петух,

курица, ворон, сокол, лебедь и др.).

Древнее тотемическое мышление обнаруживается во множестве

популярных русских сказок: "Теремок", "Лиса и заяц", "Кот,

петух и лиса", "Котофей Иванович", "Звери в яме" и т.д. и т.п.

Содержащиеся в них тотемические реминисценции поддаются

восстановлению и истолкованию, хотя и приблизительному, но все

же достаточно близкому к первоначальному смыслу. Так, сказка

"Зимовье зверей" запечатлела закодированную в образах животных

информацию об объединении миролюбивых оседлых тотемов-кланов

ради выживания в условиях наступившей зимы (а, возможно, и

неожиданного катаклитического похолодания) и отражения

нападения со стороны враждебно-грабительского тотема волков.

Перечень зверей в разных вариантах сказки колеблется. Так, в

сборнике Афанасьева (No64) зимующим тотемам быка, барана,

свиньи, гуся и петуха противостоят нападающие на них тотемы

лисы, волка и медведя. В бесхитростной сказке "Колобок"

закодирована информация о соперничестве тотемов зайца, волка,

медведя и лисицы-победительницы за право быть хранителем

традиций культа Солнца-Коло, олицетворяемого Колобком,

тождественным дневному светилу и по имени и по обрядовым

функциям (его съедают, как на Масленицу поедают блины,

символизирующие Солнце). Народное творчество -- бездонное

хранилище неизбывной памяти о русских тотемах -- не только в

устном (фольклорном), но и в овеществленном виде. Коньки на

крышах, петушки на маковках, утицы-солонки, олешки на

полотенцах и рубашках -- все это отголоски тотемного прошлого,

запечатленного в орнаменте, узорах, вышивках, резьбе, росписи.

В волшебных сказках всех времен и народов также

аккумулированы остатки древнейшего мировоззрения. Например, уже

упомянутый и широко распространенный мотив оборотничества

(превращения человека в животное и обратно), -- кроме

тотемического оттенка, содержит также отголосок народных

верований в переселение душ, получивших в дальнейшем развитие в

религиозно-идеологических и философских системах --

древнеиндийской, древнеегипетской, древнегреческой,

древнекельтской и др.

Помимо тотемов-животных, в памяти поколений сохранились

образы и тотемов-растений. Наиболее типичными для славянских и

других индоевропейских культур являются деревья -- дуб и

береза. Известна обширная древнекельтская (уэльсская) эпическая

поэма "Битва деревьев", воссоздающая столкновение

кланов-тотемов, где фигурируют свыше 20 древесных символов: