Другая повесть о полку Игореве

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• План работы Введение. «Слово о полку Игореве» как переводческая проблема: «Слово» слово,, 312.02kb.
• «Слово о полку Игореве», 251.57kb.
• А. С. Пушкин «Повести Белкина». Тема и идейный смысл одной из них, 45.65kb.
• А. С. Пушкин «Повести Белкина». Тема и идейный смысл одной из них, 44.67kb.
• Кто же автор поэмы «Слово о полку Игореве»?, 314.67kb.
• Кондратьева Елена Слово о полку Игореве, 62.29kb.
• «Слова о полку Игореве», 72.19kb.
• Слово о полку Игореве. Повесть временных лет, 55.11kb.
• Экзаменационные билеты по литературе 11Б кл. Билет №1 «Слово о полку Игореве», 44.11kb.
• Экзаменационные билеты по литературе 9 класс Билет №1 «Слово о полку Игореве», 28.3kb.

Поэтому Даждьбог, если считать его внука олицетворением народа, а это, на наш взгляд, неверно, мог оказаться покровителем как русских, так и половцев. Последних с еще большим основанием, поскольку слово "солнце" входит составной частью в их этнонимы. Ср. общетюркское "кун, хун, гюн, гун, кюн" - солнце, и название народа - гунн, хунн, кууман - от "кун ман" - солнечный человек (народная этимология). То же самое относится и к имени эпических богатырей-нартов: "нар" - во многих тюрко-монгольских языках также означает "солнце" или "огонь"... "нартты, нарлы" - букв. "солнечный" (ср. карачаево-балкарский праздник в честь бога Голлу, приуроченный к дню весеннего равноденствия, ночь перед которым называлась "нарт къопхан" - воскресение нартов; но это лишь следствие народной этимологии - на самом деле, "воскресение солнца, нара". Аналогичный праздник у волжских татар называется "нардуган" - рождение солнца. Добавим, в завершение просветительского отступления от темы, что и название лебедя в тюркских языках совпадало с названием солнца - кун, кунг, в современных чаще "куу", в карачаево-балкарском еще и "къанказ" (о значении слов "кум, кун, кунг, канг, кам" - река, см. выше).

Но выскажем одну версию. Если "Слово" не заканчивалось на рассказе о возвращении Игоря из плена, а повествовало и о каких-то дальнейших событиях (что совершенно не исключено), она имеет право на существование.

Как уже говорилось, Святослав Всеволодич имел соправителя - Рюрика Ростиславича. Отношения между ними были прохладными, но до открытой вражды дело не доходило. Киевский князь по ложному доносу захватил знаменитого предводителя тюрков-наемников (Черных Клобуков) Кунтувдея. Рюрик уговорил отпустить его, но оскорбленный хан ушел к половцам и "поча их водити, подътыча на воевание" против Руси. "В 1192 году,- пишет Б. А. Рыбаков,- Черные Клобуки, "поганые толковины", отказались повиноваться Святославу и под тем предлогом, что среди половцев много их сватов, "не восхотеша ехати за Днепр". Рюрик пригласил опального Кунтувдея и дал ему город на реке Роси, чем сразу успокоил и торков и половцев" (Злато слово, с. 354).

Кунтувдей, Кунтувдый, Кунтугдый (так в летописях) - слегка искаженное Кунтугду, Кунтувду, Кунтууду, что можно перевести как "взошедшее солнце", и как "солнце родилось". В карачаево-балкарском именнике целый ряд аналогичных имен - Жантууду ("душа родилась"), Эртууду ("герой родился") и т. д. Но в древности слоги были закрытыми, поэтому имя хана могло звучать и как Кунтувдук, что означает "внук солнца". И могло случиться так, что фальсификатор, кромсая поэму, заодно и перевел имя тюркского хана на русский, откуда и появился "Дажьбожий внук". Не обида ли Кунтувдыя восплескала лебедиными крыльями на Дону, т. е. у половцев, к которым он ушел после освобождения, и не его ли жизнь погибла в каких-то княжих крамолах - таковы возникающие вопросы. Что-либо утверждать уверенно в этом случае нельзя - нет опоры.

В нашей реконструкции лебедиными крыльями восплескала тьма, которая "на реце на Каяле свет покрыла". Почему? Автор поэмы использовал один из половецких этнонимов - куманы, кууманы, что можно перевести и как "лебединые люди" - "куу ман". Так как часть Половецкой земли называлась Черная Кумания (Къара Куман - правильный перевод - Большая Кумания, Гунния, отсюда и страна Лебедия исторических источников; ср. также страну на юго-востоке от нее - Черная (Большая) Булгария и название Черекского общества Балкарии - Уллу Малкъар, Къара Малкъар или Шах Малкъар - Большая Балкария, "Черная" Балкария, "Черная" Балкария), то буквальный перевод этнонима "къара куу(ман)" - "черные лебеди". Тьма плещет на Дону черными лебедиными крылами, но не белыми.

Конечно, никакой девы в протографе не было. Всему виной, как и полагал О. О. Сулейменов, неправильная разбивка строки. Я сразу принял его толкование, но помещал обе строки в том месте, где находится описание горящего дыфа (костра на дереве):

Игорь къ Дону вои ведетъ!
Въстала обида въ силахъ Дажьбожа внука:
"Вступилъ, де, вою на землю Трояню..."

Дальнейшее рассмотрение привело к выводу, что это ошибочный путь. Мешало присутствие Дажьбожья внука и Трояновой земли. И пылающий дыф вряд ли мог сообщить половцам, кто именно вступил на их землю. (О прочих соображениях мы уже сказали). Поэтому я нашел другую разбивку. Она имеет тот недостаток, что приходится заменить одну букву:

Вступи ладе вою на землю Трояню:

(Я считал ее строкой из плача жены Святослава Игоревича; подробнее об этом - ниже).

"Убуди жирня времена" - переведено как "прогнала времена обилия", с заменой буквы в первом слове. Какого обилия? Ни о чем подобном в поэме нет ни слова. Все дело опять-таки в неправильной разбивке, и не только в ней. Что такое "жирня времена"? Решение этого вопроса прольет свет и на другое темное место в поэме.

Разгадку помог найти А. Л. Байзуллаев, вычленивший в слове тюркский корень "жир, жыр" - песня. Он пишет: "В этом случае "убуди жирня времена" переводится: "проснулись песенные времена", т. е. настали времена, которые останутся в песнях"; "в данном контексте "Слова" - пришли времена войны, лишения и горя". Толкование неверное. Двумя страницами ниже автор разъяснил смысл этого слова, совершенно точно (но слишком кратко) толкуя строку "...кають князя Игоря, иже погрузи жиръ въ дне Каялы...": "Жыр, жир (песня) - это слава", и давая перевод: "...ибо утопил (или "погрузил") он свою песню (добрую славу) на дне Каялы..." (Байзуллаев, с. 118, 122).

В карачаево-балкарском языке термин "песня" - жыр. Песня лирическая - ийнар, песня-плач - кюй, кюу (отсюда выражение "лебединая песня", калька с тюркского: "куу, кюу" - и "лебедь", и "песня-плач", по покойнику). Произведения лирические можно называть песнями (жыр), но эпические именовать "ийнар" нельзя. Поэтому мы полагаем, что первый термин в прошлом применялся только для обозначения песен эпических. Именно так, с указанием имени героя, и называются они - "Ачейни жыры" - "Песнь об Ачее", "Дебетни жыры" - "Песнь о Дебете" и т. д.

В героическом эпосе о нартах каждый цикл песен, посвященных подвигам того или иного героя, открывался своеобразной "увертюрой" - песней-славой, также именуемой "жыр" (несколько таких слав сохранилось). Из этого мы, вслед за А. Л. Байзуллаевым, делаем вывод, что в половецком (аланском) языке, предке карачаево-балкарского, данный термин означал не только "песня", но и "слава". Чем еще могла быть слава, как не песней? Да ведь и в "Слове" то же самое: "Поют славу Святославу...". Неслучайно о человеке, который допустил промах, совершил нечто предосудительное, говорят: "Жырлыкъ болду" - "стал достоин песни", конечно, в ироническом смысле. Сравните с этим русское "ославился" - то же самое. Небезынтересно для языковедов и другое сопоставление. В карачаево-балкарском слово "салауат" (от "салават", восходящему к "салав" и еще более древнему "салах"; -ат - это аффикс) имеет значение "религиозный гимн", "прославление (Бога)"... салав - слава (возможно, это арабизм).

Строку поэтому надо разбивать и переводить по-другому:

...убуди жир на времена - ...пробудил славу на время.

Но к кому относятся эти слова? На наш взгляд - к Святославу Всеволодичу, одержавшему ряд побед над половцами, а говорит их Автор, который в поэме пользуется то тюркским словом "жыр", то русским - "слава".

Но в тексте снова возникает тема княжеских раздоров:

Усобица Княземъ на поганыя погыбе, рекоста бо брат брату: се мое, а то моеже; и начяша Князи про малое, се великое млъвити, а сами на себе крамолу ковати: а погании съ всех странъ прихождаху съ победами на землю Русскую.

Борьба князей против поганых прекратилась, ибо сказал брат брату: "Это мое, и то мое же". И стали князья про малое "это великое" говорить и сами на себя крамолу ковать, а поганые со всех сторон приходили с победами на землю Русскую.

Перестали, значит, князья воевать с язычниками, потому что занялись присвоением всего, что плохо лежит, а те, конечно, воспользовались этим, и говоря словами А. К. Толстого, "надели шаровары, приехали на Русь". Даже моих малых познаний в древнерусском достаточно, чтобы увидеть безграмотность первой строки ("Битва князей на поганых погибла"), не говоря уже о том, что усобицы начались вовсе не после поражения Игоря и не вследствие его, а гораздо раньше.

По Суздальской летописи, воины Игоря, пируя после первого боя, говорили, похваляясь, что дружинники Святослава Всеволодича бились с половцами, глядя на стены Переяславля, а в землю Половецкую идти не смели, поганые сами к ним "прихождаху". Из этой речи и взяты два слова. "Погыбе" - это об Изяславе Васильковиче, павшем в битве с литовцами. Отрывок об усобицах - из описания "лет Ярославля", когда и начались распри. Но мы не находим в истории Руси ни одного периода, когда князья воевали только со своими, не обращая внимания на иноземцев. Нет, вероятно, таких периодов и в истории других стран в эпоху феодализма. Война с кем угодно и против кого угодно. Разумеется, воевали те, кому это было положено - князья и дружинники, а прочие занимались своим повседневным делом - сеяли, пахали, мастерили, торговали. Конечно, доставалось и народу - могли угнать в рабство, обобрать до нитки, убить. Но вряд ли это происходило чуть ли не каждый день и год, и повсеместно. Просто в летописях описаны события, а если царил мир, то и "не бе ничего". Кто-то же и когда-то же построил все ныне существующие или уничтоженные ранее памятники архитектуры - не говоря о прочем. Взять хотя бы нынешнее время - разве весь народ участвует в криминальных "разборках", когда мафиозные кланы делят сферы влияния?

О! далече зайде соколъ, птиць бья къ морю: а Игорева храбраго плъку не кресити. За нимъ кликну Карна и Жля, поскочи по Русской земли, смагу (людемъ) мычючи въ пламяне розе. Жены Руския въсплакашась аркучи: уже намъ своихъ милыхъ ладъ ни мыслию смыслити, и думою сдумати, ни очима съглядати, а злата и сребра ни мало того потрепати.

О, далеко залетел сокол, птиц избивая,- к морю! Игорева храброго полка не воскресить! По нем кликнула Карна, и Желя поскакала по Русской земле, огонь мыкая в пламенном роге. Жены русские восплакались, приговаривая: "Уже нам своих милых лад ни мыслию не смыслить, ни думою не сдумать, ни глазами не повидать, а золота и серебра совсем не потрогать".

(Слово "людемъ", отсутствующее в мусин-пушкинском тексте, вставлено из екатерининской копии).

Очередной поворот, как всегда неожиданный - от княжеских междоусобиц - к Игорю, который вроде бы уже и сражение проиграл, и в плен попал, так что сожалеть о том, что он слишком далеко залетел, вроде и поздно. Поэтому, в поисках утраченного смысла, вновь обратимся к Д. С. Лихачеву. Об. пер.:

"О! (увы!) далеко залетел сокол (Игорь), птиц (половцев) избивая,- к морю! Игорева храброго полка не воскресить (случившегося не воротишь). По нем (по погибшему полку Игоря) кликнула (заплакала) Карна, и Желя (погребальные боги) поскакали по Русской земле, размыкивая огонь в пламенном роге" (Злато слово, с. 402).

Примерно так понимает эти строки и большинство исследователей и комментаторов (может быть, и все).

Ясное дело, под соколом подразумевается Игорь, но почему птицы - это половцы? И так ли уж легко было мчаться князю на юг, противники его ведь тоже были не лыком шиты? Да и встретился он с половцами только два раза, и побили-то как раз его самого. Дело в том, что здесь говорится о настоящих, реальных птицах - гусях и лебедях, которых он избивал, двигаясь вглубь степи, "к завтраку, обеду и ужину" - действительно шел в поход, как на прогулку, уверенный, что легко справится с половцами, которых незадолго до этого уже разбил Святослав.

В переводе снят противительный союз в восклицании: "А Игорева храбраго плъку...", иначе получится нелепость - сокол залетел слишком далеко, поэтому его войско уже не воскресить. Но это восклицание (встречается в тексте дважды) - не отсюда, оно из толкования сна Святослава, во второй раз - из вступления Автора к повести о походе Игоря или же завершает все повествование о походе Игоря. Менее вероятно, но не исключено - из первой, утраченной части поэмы. Когда древляне пришли к Ольге, жене убитого ими Игоря Старого, с предложением выйти замуж за их князя Мала, княгиня начинает ответную речь словами: "Любезна мне речь ваша,- мужа моего мне уже не воскресить...". Поэт мог, конечно, дать и другой вариант ее ответа, в котором говорилось и о дружине ее мужа - моей дружиной, мол, станете вы.

Ярослав Мудрый, собираясь отомстить новгородцам за гибель его варяжской дружины, зовет их к себе, говоря: "Мне уже тех не воскресить". Фальсификатор действовал безжалостно. Он мог вставить имя Игоря туда, где его не было. Все же, более вероятно, что речь идет о его дружине, но строка оказалась не там, куда ее поместил Автор.

Отметим несоответствия в переводах - в нейтральном Карна кличет (помнится, о диве тоже сказано, что он кличет - неужели плакал?), а скачет одна Желя, она же "мыкает" при этом огонь, в объяснительном же кличет одна Карна, но по Русской земле скачут обе, и обе "размыкивают" пламя. Что это означает, мы сказать не можем. Поэтому заглянем в комментарии:

"По-видимому, Карна - олицетворение кары и скорби (от древнерусского слова "кара", "карание", "карьба"). Жля - то же, что и "желя", плач по убитым. "Желя" неоднократно упоминается в летописях; между прочим, как раз в описании поражения Игоря: "И тако, во день святого воскресения наведе на ны плачь и во веселия место желю, на реце Каялы" (Ипатьевская летопись). Смага - огонь, пламя, сухость, жар. Здесь, возможно, имеется в виду какой-либо погребальный обряд" (Злато слово, с. 426-427).

В 1983 году вышла интересная, неординарная работа Г. В. Сумарукова "Кто есть кто в "Слове о полку Игореве". Автор, рассматривая странное поведение животных и птиц в "Слове", явно не соответствующее их поведению в природе, пришел к выводу, что речь идет о половецких тотемах. Опираясь на эту книгу, А. Л. Байзуллаев выдвинул предположение, что Карна и Жля - это также тотемы половецких родов Вороны ("къаргъа") и Змеи ("жилян"). К сожалению, ни гипотеза Сумарукова, ни предположение Байзуллаева никакой почвы под собой не имеют. В конце 12-го века тотемизм был для половцев, судя по всему, далеко в прошлом, сменившись господством национальной религии тюрков - тенгрианством; шло активное распространение - по всей Восточной Европе - христианства, не могли остаться в стороне от этого процесса и тюрки.

Возникает целый ворох вопросов. Что Карна и Жля это погребальные боги - не более чем предположение, как и странный обряд, в котором эти боги (почему не богини?) на скаку "размыкивают" огонь из пламенного рога. И отчего это русские языческие божества кары и плача, вместо того, чтобы наказать как следует, "безбожных моавитян", вдруг "поскочи" по христианской Русской земле, судя по интонации, явно с агрессивными намерениями? И разве "кликать" означает "плакать"?

Опять все дело в неправильной разбивке, на этот раз не русского, а тюркского слова. Мы уже говорили о сигнальной системе защиты половцев, состоявшей из цепи костров на деревьях и курганах. В героическом эпосе балкарцев и карачаевцев о нартах упоминается инструмент "турбин" (другое название - "сур быргъы", букв. "суровая труба") - длинная труба с широким раструбом, с грубым и резким звуком. Нарты используют ее, чтобы сзывать воинов на битву. Вот что говорится о вожде нартов Ерюзмеке:

Ол къарады Минги таугъа айланыб, Турбин бла Минги таугъа къычырды: - Нарт адамла, къобугъуз! - деб чакъырды. (Нартла, 1995, с. 446)

Он глянул в сторону горы Эльбрус, Он протрубил в турбин в сторону Эльбруса, Он призвал: "Нартские люди, поднимайтесь! "

"У народов Востока известны музыкальные духовые инструменты с очень низким звучанием, низшие обертоны которых могут граничить с инфразвуком. Подобные трубы, например, есть у таджиков, узбеков, народов Ирана и др. Так, узбекская труба карнай имеет прямой ствол из латуни длиной более 3 метров с колоколообразным раструбом. Иногда длина труб, подобных карнаю, достигает 5-6 метров. Примечательно, что карнай в средние века применялся в Средней Азии и Иране как военный сигнальный инструмент. По-видимому, это связано с особенностью низкочастотных звуков распространяться в воздушном пространстве на очень большие расстояния" (Маттис, с. 16). Человек, который трубит в карнай, на всех тюркских языках будет именоваться карнайжи, карнайчи, во множественном числе - карнайжиля, карнайчыла. Наше объяснение следующее: вероятно, кроме цепи сигнальных костров, у половцев существовала и "звуковая сигнализация", и те же караульные, которые поджигали костры-дыфы, трубили затем и в карнаи. Теперь становится ясно, за кем вслед кликнули "карнайжиля" (в екатерининской копии, кстати, слово написано слитно - карнаижля) - сначала кличет див (дыф), а за ним - трубачи. Не скакали у Автора по Русской земле нелепые "погребальные боги" - это, вероятно, были половцы или иные враги - просто извратитель слепил фрагмент из разных строк, с корнем вырывая их из контекста.

Но кто же "размыкивал смагу"? Согласно ПВЛ, князь Игорь (Старый) в 941 году пошел на греков, к Царьграду, на десяти тысячах ладьях. Русы захватили большую территорию и совершили много бесчинств, избивая и мучая местное население, сжигая церкви и села. Высланное против них войско разбило русов. Те, кто избежал гибели, сели в ладьи и попытались уйти по морю. Но флотоводец византийцев Феофан "встретил их в ладьях с огнем и стал трубами пускать огонь на ладьи русских. И было видно страшное чудо. Русские же, увидев пламя, бросились в воду морскую, стремясь спастись" (ПВЛ). Вероятно, тогда многие дружинники "въ море погрузиста" - есть и такая строка в "Слове". Здесь же говорится о трубе (роге), из которого на ладьи русов извергался "греческий огонь", что-то вроде современного напалма; секрет изготовления этого огня был важнейшей военной тайной Византии. Неслучайно вернувшиеся домой воины говорили своим: "Будто молнию небесную имеют у себя греки и, пуская ее, пожгли нас". (Синие молнии, трепещущие в тучах, нам уже встречались).

О плаче русских жен мы уже говорили выше. Гадать о том, чьих воинов это были жены - Игоря Святославича, Игоря Старого, или Святослава Игоревича - дело безнадежное.

А въстона бо, братие, Киевъ тугою, а Черниговъ напастьми; тоска разлияся по Русской земли; печаль жирна тече средь земли Рускый; а Князи сами на себе крамолу коваху; а погании сами победами наришуще на Русскую землю, емляху дань по беле отъ двора.

И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от напастей. Тоска разлилась по Русской земле; печаль обильная потекла посреди земли Русской. А князи сами на себя крамолу ковали, а поганые, с победами нарыскивая на Русскую землю, сами брали дань по белке от двора.