Институализация и особенности функционирования информационных процессов в российском обществе 22. 00. 04 Социальная структура, социальные институты и процессы

Вид материала

Автореферат диссертации

Содержание Феноменологическая социология 3.2. «Основные характеристики потребления информации в российском социальном пространстве» 3.3. «Массовое» и «Информационное общество»: основы взаимодействия» 3.4. «Взаимосвязь информационного общества и процессов формирования социокультурной «открытости» В параграфе 4.1. «Социальные проблемы роста информационного производства и потребления» 4.2. «Проблемы структурной и региональной информационной бедности» 4.3. «Значение государственных институтов в становлении информационного общества» Основные положения диссертации отражены в следующих научных публикациях автора

Подобный материал:

• Особенности воспроизводства образовательного потенциала рабочих в современном российском, 892.18kb.
• Городская бедность как социальное явление в современном российском обществе 22. 00., 371.62kb.
• Институционализация общественного мнения Втрансформирующемся российском обществе (региональный, 392.64kb.
• Программа кандидатского экзамена по специальности 22. 00. 04 «Социальная структура,, 270.86kb.
• Трансформация ценностных ориентаций семьи в современном российском обществе 22. 00., 352.96kb.
• Социальный хаос в российском обществе 22. 00. 04 социальная структура, социальные институты, 980.57kb.
• Программа экзамена кандидатского минимума по специальности 22. 00. 04 «Социальная структура,, 218.19kb.
• Карьерные стратегии студенческой молодежи в современном российском обществе 22. 00., 760.95kb.
• Институализация неформальных практик в сфере высшего образования 22. 00. 04 социальная, 694.76kb.
• Программа кандидатского экзамена по истории и философии науки Специальность 220004., 337.05kb.

«Информационная среда в социокультурном пространстве российского общества» говорится, что в понятие «социальный контекст» мы вводим следующие компоненты: статусы и роли индивидов, социальные структуры, социальные институты, способы их организации и взаимодействия. Социальный контекст любого общества представляет собой совокупность ценностей, норм, интересов, потребностей индивидов и социальных групп, различные культурные артефакты, жизненные стили. Следует добавить также введенные Э. Дюркгеймом в класс социальных фактов феномены «моральная атмосфера общества», «ценностные коллективные представления».

В параграфе 3.1. «Особенности функционирования информации в социальном контексте: теоретико-методологический аспект» показано, что существуют различные методологические подходы к исследованию социального пространства. В рамках структура­листского анализа, доминирует идея струк­турного единства общества и культуры. Это единство выявляется, в первую очередь, посредс­твом семиотического анализа культурных текстов, в качестве которых выступают не только письменные источники, но и язык ритуала, культа, обряда. Различные культурные феномены есть варианты некоего инварианта, так называемого семиотического культурного кода. Коды возникают в ходе коммуникации для обеспечения воз­можности передачи тех или иных сообщений. Код – это осново­полагающее правило при формировании ряда конкретных сообще­ний. У. Эко анализирует особенности визуальных, риторических, архитектурных, антропологических, музыкальных, эстетических и идеологических кодов и приходит к выводу, что все коды могут быть сопоставлены между собой на базе общего кода, более простого и всеобъемлющего⁴⁷. Что же такое культурный код? Как показала М.С. Киселева, основной код культуры должен обладать следую­щими характеристиками: универсальностью (способностью рабо­тать в любом культурном типе и любом историческом времени), самодостаточностью для формирования и сохранения человечес­кой культуры, открытостью к изменениям⁴⁸.

В рамках современных неклассических подходов⁴⁹, социокультурное пространство – это реальность повседневной, обыденной жизни. Оно является синтезом, интегральной величиной от обыденного человеческого знания (хотя нельзя умалять также и значения теоретического знания, например, философии или физики), то есть субъективных значений и смыслов, формируемых в ходе человеческой деятельности, исторического периода и уже имеющихся, сложившихся ранее институтов. Человеческое мышление и поведение всегда контекстуально, именно взаимосвязь человеческого мышления и социального контекста формирует социокультурное пространство.

Категорию социального пространства мы трактуем в духе теории П. Бурдье, как систематизированное пересечение связей, объединяющих субъектов, обладающих общими признаками.

По П. Бурдье, восприятие социального мира возникает в результате двойного структурирования. На объективном уровне общество структурировано, поскольку характерные признаки, присущие субъектам или институтам, сочетаются между собой с разной степенью вероятности. На субъективном уровне восприятие социального мира структурировано, так как модели восприятия и оценки, особенно зафиксированные в языке, отражают строение связей символической власти. При помощи этих двух механизмов обыденное сознание создает целостный мир здравого смысла или, по меньшей мере, вырабатывает минимальный консенсус в отношении социального мира⁵⁰.

В рамках структурно-семиотических методов анализа куль­туры предпринимаются плодотворные попытки интерпретировать культуру как определенное структурно-упорядоченное, но исто­рически изменчивое apriori, как некое единство основополагающих кодов. Одним из интересных вариантов таких попыток яв­ляются работы М. Фуко, который, опираясь на структурные мето­ды, пытается обнаружить «основополагающие коды любой куль­туры, управляющие ее языком, ее схемами восприятия, ее отме­лями, ее формами выражения и воспроизведения, ее ценностями, иерархией ее практик, сразу же определяют для каждого чело­века эмпирические порядки, с которыми он будет иметь дело и в которых будет ориентироваться»⁵¹.

В рамках культурологической концепции Ю.М. Лотмана символ трактуется, во-первых, как «простой синоним знаковости»; во-вторых, как знак некоторого искусственного языка, например, химические или математические символы; в-третьих, как выражение иррациональной незнаковой функции (глубинного сакрального смысла)⁵².

В рамках постструктурализма подчеркивается особая роль языка, письма, речи. Однако единый, все обобщающий и все объясняющий центр общественной системы отрицается; мы все находимся «внутри текста» и маргинальные элементы там также значимы, как и «основные», «центральные». Социокультурное пространство возникает не в виде системы, а как мозаика мыслей, знаков, символов, текстов. Текст понимается как «само воплощение принципа гетерономности, «разнозакония», отсутствия единого направляющего принципа: это образование, на теле которого видны следы множества «прививок», знаки «включенности» в этот текст текстов, не сводимых ни к какому синтезу»⁵³.

В социологии символический интеракционизм складывался (наравне с теорией К. Маркса) как основная альтернатива функционализму и теории систем. По Дж. Миду, общество – это обмен жестами, символами, его развитие – это развитие, прежде всего, коммуникативных форм. Социальная жизнь зависит от нашей способности представлять себя в других социальных ролях, а принятие роли других зависит, в свою очередь, от нашей способности к внутреннему диалогу с собой.

Феноменологическая социология А. Шюца, представляющая собой синтез феноменологической философии Э.Гуссерля и понимающей социологии М. Вебера, описывает структуры социального мира с точки зрения действующего индивида. Изучение смысла, который вкладывает индивид в свою деятельность, связывает науку с миром повседневного знания и опыта.

Социальное пространство интерпретируется в ряде работ социологов как социальная реальность и его характеристики тесно связаны с процессами создания «конструирования» этой социальной реальности. П. Бергер и Т. Лукман связывают создание социальной реальности с тем обыденным знанием, которое является основой человеческого сознания и человеческого мышления. «Знание» по Бергеру и Лукману – это не теоретические определения и концепции. «Теоретические определения реальности, будь они научными, философскими или даже мифологическими, не исчерпывают всего того, что является «реальным» для членов общества»⁵⁴. Именно обыденное, повседневное знание представляет собой «фабрику», генерирующую значения, смыслы, знаки, символы. К этому знанию причастен в обществе каждый. Социальное пространство создается через объективацию, в первую очередь, обыденных, повседневных смыслов.

В информационном обществе с его цифровыми технологиями и возможностями бесконечного технического копирования классические условия существования искусства, а возможно и науки, нарушены. Субъект уже не имеет дело с «чистым» материалом, последний всегда уже культурно (тем или иным образом) освоен. «Его «произведение» никогда не является первичным, существуя лишь как сеть аллюзий на другие произведения, а значит как совокупность цитат»⁵⁵. В культуре общества постепенно начинает доминировать не самобытное творчество, а компиляция, цитирование, игра, коллаж.

У постмодернизма есть и непримиримые критики (которые, тем не менее, способствуют его популярности), например, Ю. Хабермас. Эта критика во многом оправдана, ведь мировоззрение постмодерна выражает реалии современной нам эпохи, которая находится еще в стадии становления и постоянного изменения. Ее исследователи слишком включены в реалии жизни, чтобы беспристрастно их оценивать.⁵⁶. Некоторая одиозность понятия постмодерн приводит к тому, что ряд ученых предпочитает пользоваться понятиями «поздний» или «радикальный» модерн. Но при этом, сам постмодерн как возможное состояние общества не отрицается — однако данное состояние еще не достигнуто, оно еще только прогнозируется. Так например, Э. Гидденс вводит концепцию «радикального модерна», которая, по его мнению, характеризует общество конца XX столетия. Постмодерн, по его мнению, - это полный и окончательный выход за пределы институтов общества модерна, то есть то состояние к которому мы движемся⁵⁷.

Информационные технологии (вместе с другими факторами становления информационного общества) актуализируют и легитимируют, существовавшие ранее вне легитимного поля, «в подполье», культурные стили и формы, многие из которых являются «новыми» потому, что стали легитимными, публично репрезентируемыми.

Формирование социокультурного пространства всегда было немыслимо без пространственной (территориальной) и временной (темпоральной) приближенности или удаленности. По сравнению с реальностью повседневной жизни, теоретические или художественные реальности – конечные области значений, анклавы в рамках высшей реальности, то есть реальности обыденного. Например, переключение с мира обыденности на мир игры, на мир театра (этот переход символизируется тем, что поднимается или опускается занавес) – это переход в область конечных значений. Поставка сырья на предприятие, покупка оборудования, покупка и продажа самых разных товаров, поиск работы, обучение, общение с юристом, врачом, знакомство, общение, даже выбор супруга все чаще происходит не в ситуации лицом к лицу, а в виртуальном пространстве. Там тоже происходят процессы типизации, но уже по другим, более «сжатым» основаниям – например, потенциальный покупатель: посетитель сайта за номером таким-то, возможно, есть данные об IP или ICQ, возможно есть данные об E-mail. Или: посетитель форума (или чата), Nickname такой-то, интересы в такой-то области, сообщения присылает преимущественно ночью (или утром, или вечером).

Таким образом, выбор информации в социокультурном пространстве воистину безграничен. В этой связи представляется необходимым проанализировать, какого рода информацию (в том числе и знание) предпочитает потреблять население современного российского общества.

В параграфе 3.2. «Основные характеристики потребления информации в российском социальном пространстве» показано, что Потребление информации как духовного продукта представляется важным фактором созидания социальности людьми в процессе своей жизнедеятельности. А.В. Чистяков замечает: «Социальное пространство – это не только система мест и местоположений, в которых разворачивается жизнедеятельность людей, но и система значений, в пределах которой реализуются акты коммуникации между людьми».⁵⁸ Отметим также, что сфера духовного потребления, несмотря на кардинальные изменения в связи с возникновением и развитием новых коммуникативных технологий, как все феномены культуры, обладает определенной инерцией и взаимосвязаны с различными явлениями социокультурного пространства. Поэтому, прежде чем приступить к рассмотрению потребления собственно информации населением, отметим некоторые особенности социокультурного пространства современного российского общества, задающие особенности его моральной атмосферы, потребностей и потребления.


Если же рассматривать массмедиа как саморазвивающуюся систему, то они (массмедиа) являются как бы «зеркалом» социальной системы вообще. Если бы это было не так, то общество в целом и массмедиа не смогли бы постоянно воспроизводиться. Н. Луман пишет, что функция массмедиа состоит в управлении самонаблюдением общественной системы, а «это означает и то, что импульс для дальнейшей коммуникации воспроизводится в самой системе и не должен объясняться антропологически, скажем как жажда познания. … Массмедийное предпочтение информации … отчетливо показывает, что функция массмедиа состоит в непрерывном порождении и переработке раздражений, - а не в умножении познания, социализации или прививания нормативного консерватизма».⁵⁹ И далее: «Поэтому результат воздействия массмедиа, а может быть, и их функция, видимо состоит в воспроизводстве непрозрачности на основе прозрачности, в воспроизводстве непрозрачности воздействия на основе прозрачности знания. Другими словами, это означает: в воспроизводстве будущего»⁶⁰.

С приведенными здесь идеями Никласа Лумана перекликаются концепты постмодернистов, которые понимают массмедийную среду как систему симулякров. Например, Ж. Делез обосновывает, что само понятие подлинности, соответствия модели утрачивает смысл, так как в головокружительной бездне симулякров теряется любая модель. С точки зрения нерепрезентативного подхода к симуляции, последняя представляется имманентной реальности, так как возможность симулякра уже изначально присутствует в структуре бытия. Достаточно резко выражена его идея о симулякре как фантасмагорическом образ, лишенном подобия. Проблема симулякра у него является изначально гносеологической – это «ответ действительности» на вмешательство исследователя, это «месть» реальности ученому. По Ж. Делезу, подобие симулякра представляет лишь внешний эффект, иллюзию, на самом же деле подлинная его сущность в расхождении, становлении, вечном изменении и различии в самом себе.

Информационное и виртуальное пространство вполне реальны по своим социальным и культурным последствиям. Информационные и коммуникационные технологии в первую очередь служат системе власти и могут быть использованы для манипуляции отдельными людьми и широкими массами.

Достаточно унифицированное, однообразное пространство чтения россиян, особенности их медиапотребления, недостатки образования и социализационных процессов (о чем упоминалось в предыдущей главе) свидетельствуют о наличии если не взаимнооднозначного, то все-таки достаточно полного соответствия между уровнем духовного, интеллектуального развития людей и особенностями их мотиваций в потреблении Интернет-продукции. А это неразрывно связано с духовной атмосферой общества в целом, и человеку свойственно «приводить себя в состояние гармонии с окружающим его обществом и с этою целью усваивать тот образ мыслей и действий, который в этом обществе является общепризнанным».⁶¹

Широкая массовизация, начавшаяся в экономике, распространилась на все остальные сферы жизни общества, в том числе духовное производство и потребление. Проведенный здесь анализ показал, что при всем многообразии и богатстве предоставляемых информационных ресурсов, их потребление не отличается глубиной и разнообразием, оно слабо дифференцировано, даже унифицировано, что характерно для массы. Разные исследователи Запада по-разному трактуют понятие массы. Так, например, американский политолог Д. Белл, давший одним из первых определение массы, указывал⁶², что различные теории массового общества являются недостаточно четкими именно потому, что в понимании массы, которая является организующим началом таких теорий, нет ясности. Д.Белл выделил пять признаков, среди которых нужно назвать следующие:

- массы как недифференцированное множество. Массы конформны, имеют стереотипное мышление, несамостоятельность суждений.

- массы понимаются как синоним невежества. Д.Белл, развивая взгляды на массы, изложенные Х.Ортега-и-Гассетом в работе "Восстание масс" указывал, что современная культура не может стать моделью или стандартом для массового человека. Широкие массы людей не могут стать образованными и овладеть культурными ценностями.

- массы как механизированное общество, которое накладывает на людей свой отпечаток, делает их жизнь математически точной, воплощая дегуманизацию личности в постиндустриальном обществе.

Мы полагаем, что исследование взаимосвязи «массового» и «информационного общества» диктуется логикой нашего исследования.

В параграфе 3.3. «Массовое» и «Информационное общество»: основы взаимодействия» говорится, что общества, возникающие в результате модернизации из традиционных социумов, могут быть описаны как «массовые общества». Возникновение и развитие теорий массового общества в какой-то мере подготовило исследователей к новому феномену – информационному обществу. Несмотря на критический контекст основных теорий массового общества, они, на наш взгляд, несут достаточно большой методологический потенциал, так как во многом отражают социальные и социокультурные детерминанты индустриализма. Поэтому закономерным является вопрос, что происходит с массовым обществом при переходе к постиндустриализму, то есть к информационному обществу? Какие характеристики массового общества трансформируются, в каком направлении, что служит причиной такой трансформации? Исчезло ли в настоящее время массовое общество?

Разработка понятия массового общества связано, прежде всего, с трудами таких философов, как Ф. Ницше, О. Шпенглер, Х. Ортега-и-Гассет, рассматривающих возникновение массового общества как результат краха «высшей» культуры при столкновении с массой, толпой. Х. Ортега-и-Гассет пишет: «Меньшинство – это совокупность лиц, выделенных особыми качествами; масса – не выделенных ничем. …Масса – всякий и каждый, кто ни в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает таким же «как все», и не только не удручен, но доволен собственной неотличимостью»⁶³.

Процесс формирования «масс» рассматривался преимущественно как негативный, как патология общества. «Массовой» стали именовать структуру, в которой человек нивелируется, становится безликим элементом социальной машины, ощущает себя жертвой безликих промышленных технологий и безликого социального процесса. Процесс «массификации», начавшийся на западе в XIX веке, означал смешение социальных групп и стирание социальных граней.

В основе формирования массового общества лежала модернизация промышленных технологий, социальных институтов, коммуникативных отношений. Причем именно развитие массовых коммуникаций внесло решающий вклад в формирование массового общества. В соответствии с теорией Г. Тарда, именно доминирующий характер передачи информации определяет способ социального устройства: каждому типу коммуникации соответствует определенный тип общества.

Развитие коммуникативных технологий привело к расширению аудиторий, взаимному превращению аудиторий в массовое общество и наоборот. В середине 60-х гг. теории массового общества, благодаря трудам Д. Белла и Э. Шилза, перестают носить критическо-негативный характер. Массовое общество рассматривается как имманентно присущее индустриализму. Системы массовых коммуникаций, развитие правовых и гражданских институтов приводит к новой динамической, высокоадаптивной и либеральной структуре общества. Массовое общество представляется имманентно связанным с индустриальным развитием. Оно возникает с экономическим и индустриальным ростом, научно-техническими революциями, появлением кинематографа, радио, телевидения. По мнению Э. Шилза, индустриализация обеспечивает интенсивное развитие средств массовой информации, которые, в свою очередь, способствуют объединению людей в социальное и культурное целое – массовое общество⁶⁴.

По мнению О. Карпухина и Э. Макаревича, «массовая культура – это культура больших аудиторий, культура, распространяемая с помощью массовых коммуникаций на миллионы людей, это культура экспансионистская, агрессивная, это культура, чья продукция, находя отзвук в сознании и душах миллионов, не требует для своего восприятии напряжения ума и чувств, но в то же время, способна создавать положительные и отрицательные эмоции, вызывать сопереживание, наслаждение. В такой эмоциональной оболочке она способна оказывать проникновенное влияние на миллионы»⁶⁵.

Недостаточная проработанность понятий «массовое общество» и «массовая культура» препятствует научному анализу и интерпретации современной российской действительности. По мнению А. Захарова, понятие «массовая культура» «не должно рассматриваться как оценочная, эстетическая категория. Это – не просто упрощенное или ухудшенное издание так называемой высокой культуры, а явление совершенно иного порядка»⁶⁶. В массовой культуре можно выделить образцы как «высокого», так и «низкого» стилей, но наиболее характерно для нее «смешение» стилей, отрицание подобных противопоставлений. В основе отнесения того или иного явления к массовой культуре лежат не его художественные достоинства и даже не интеллектуально-образовательный уровень аудитории, для которой оно предназначено, а «тот общественный способ, каким она создается, распространяется и используется»⁶⁷.

Трансформация массового общества, таким образом, охватывает множество общественных сфер и приводит к изменениям социальной структуры. Наиболее ярко проявляются данные изменения в массовых коммуникациях, экономике и финансах, развитии «глобальных» культурных форм – имиджей, брендов, технологий пиар. Однако явления глобализации в культурной сфере более противоречивы, нежели в экономико-финансовой среде. Глобализация затрагивает лишь «поверхностные» уровни культуры обществ, те уровни, которые формируются СМИ или непосредственно затрагивают глобализованные элементы экономической культуры. Однако в социокультурных основаниях обществ идут скорее противоположные процессы – направленные на локализацию духовных и нравственных ценностей.

Таким образом, необходимо отметить, что социальные процессы становления информационного общества неразрывно связаны с технологическими и культурными процессами — ростом информационно-коммуникационных технологий и формированием культуры и системы мотивации использования инновационных технических средств. Основные факторы и условия возникновения информационного общества закладываются в массовом обществе и проходят в виде его дальнейшей дифференциации. Становление информационного общества во многом обусловлено еще большим ростом ценности личности, индивидуума, чем в массовом обществе. Начинают формироваться новые горизонтальные социальные связи, новые механизмы социального контроля, которые уже в гораздо меньшей степени связаны (или, порою, не связаны совсем) с традиционными механизмами, основанными на социальных нормах, обычаях и традициях. Формируются виртуальные социальные группы, общающихся в пространстве «всемирной паутины», развивается новая субкультура, постепенно перерастающая в новую культуру, носящую глобальный характер. Возникают новые механизмы для воспроизводства и трансляции культурных норм и ценностей, знаний идей и представлений, символов и образцов поведения. Возникают новые проблемы, связанные с необходимостью широкой социально-духовной толерантности к чуждым взглядам и социально-культурным нормам. Коммуникации пронизывают все слои общества, системы сетевого общения имеют «особое сродство» маргинальным слоям общества, которые наименее структурированы и не имеют потребности и тенденции к определенной социальной структуре. Спонтанность, низкая контролируемость процессов информатизации в себе новые угрозы и риски для общества и актуализирует научные исследования данных проблем.

В параграфе 3.4. «Взаимосвязь информационного общества и процессов формирования социокультурной «открытости» говорится, что информационное общество «вырастает» из «массового» как дальнейшая его дифференциация. (Точно так же можно сказать, что в рамках экономической парадигмы, постиндустриальное общество «вырастает» из индустриального). Однако существенной его особенностью является фактическое отсутствие границ, социокультурная открытость, глобальный характер. Информационное общество складывается как общество сетей, «открытых» абсолютно. Оно имеет свойство проникать в чуждые культуры, находящиеся на разных стадиях развития, в том числе, не до конца прошедших индустриальную стадию, имеющих серьезный традиционный пласт, и формироваться как значимая субкультура, оказывающая серьезное влияние на социальные, экономические, политические и социокультурные процессы. Социетальная трансформация, сопровождающая формирование информационного общества, имеет вектор повышения открытости социума к инновациям, культурным заимствованиям, а также сопровождается ростом толерантности и «интереса» ко всему социально и культурно новому.

Становление информационного общества в России имеет во многом характер подобного рода экспансии, когда на страну, в короткий промежуток времени, буквально «хлынули» западные технологические инновации, элементы западной информационной культуры. Особенности ассимиляции новых культурных форм и выработки адекватного национального ответа на эти «вызовы» обусловлены спецификой российского «массового общества» и особенностями развития российских форм производства и потребления информации.

Особенности современного российского массового общества генетически связаны со спецификой общества «трудящихся масс», сформированного за годы советского режима. По мнению А. Кара-Мурзы, формирование массового общества при отсутствии институтов «гражданского общества» (то есть исторически ранее, чем указанные институты) приводит к существенному понижению «среднего» уровня культуры⁶⁸.

Таким образом, анализ современного российского массового общества и его культуры неотделим от исследований процесса становления в России гражданского общества. Гражданское общество – это особым образом структурированное общество, где свободно и равноправно функционируют три составляющие его системы: 1) преимущественно рыночная экономика, 2) политика, признающая и защищающая права человека на жизнь и свободу, хозяйственную самостоятельность, 3) система общественных институтов, обеспечивающая равные для всех людей права и свободы. Гражданское общество подразумевает не только политические управленческие технологии, основанные на принципе разделения трех ветвей власти, но и разделение экономической и политической или властной сфер⁶⁹. Гражданское общество можно также рассматривать как открытое общество – общество, в котором существуют институты, способствующие ассимиляции технологических инноваций, новых культурных и социальных форм; общество, в котором сложились институты равноправного диалога личности, общества и государства.

Если становление массового общества в России столкнулось с отсутствием необходимых институтов гражданского общества, обеспечивающих безболезненную дифференциацию и вертикальную мобильность, то основная проблема становления информационного общества – это полная закрытость советского социума и относительная закрытость современной России.

Понятие «открытое общество» сегодня прочно вошло в терминологический словарь социологии, философии, политологии, культурологи. Оно акцентирует проблематику плюрализма не только политического, но и культурных форм и духовной жизни. Говоря о двух возможных трактовках «открытого общества» – элитарной А. Бергсона и эгалитарной К. Поппера, – необходимо отметить проблему генетического происхождения «открытости». Зависит ли открытость общества только от применяемых политических технологий и использования экономических схем обмена (рыночного или планового)? Или «открытое общество» продуцируется духовной жизнью социума, складывается изначально как значимая ценность, принятие инноваций, толерантность к иному мнению у большинства его членов?

Можно отметить, что в России сегодня формируется информационное общество, что оказывает существенное трансформирующее влияние на социальные институты, на экономические и политические процессы. Однако сам процесс формирования информационного общества в России отличается от аналогичных социальных процессов в западных станах. В основном эти отличия отражают особенности российского массового общества, которое было сформировано под влиянием идеологии, ориентированной на ценности «низшего класса», в отсутствие вертикальной социальной мобильности; важной особенностью является также низкая социальная и культурная «открытость», слабое развитие институтов гражданского общества.

Предварительно можно выделить следующие основные социокультурные особенности формирующегося в России информационного общества:

1. Глубокое недоверие россиян к государственным и общественным институтам, к средствам массовой информации, к любым организованным и структурированным потокам информации.
   
2. Невысокий социально-инновационный потенциал общества, «усталость» от реформ, стремление к стабилизации, устойчивости любых социальных отношений.
   
3. Снижение ценности интеллигентности, духовности, нравственности. Рост интереса к образованию сегодня свидетельствует более об утилитарном стремлении к профессионализму как узкоориентированному знанию в локальных областях.
   
4. Преобладание волнового телевизионного вещания над цифровыми СМИ, несущими потенциал сетевых отношений.
   
5. Нарастающее информационное неравенство внутри социума.
   
6. Рост информационных технологий происходит на фоне сокращения материального производства и снижения уровня материального обеспечения большинства граждан.
   

Таковы предварительные выводы об особенностях формирующегося в России информационного общества. В ходе дальнейшего исследования будут более подробно рассмотрены особенности роста информационного производства и потребления, проблемы и социальные последствия информационного неравенства, роль государства и социальных институтов в становлении российского информационного общества.

В главе четвертой. «Процессы социокультурной дифференциации в условиях информационного общества России» говорится, что исследования исторического и современного развития российского общества акцентируют внимание исследователей на проблемах социальной стратификации – социального неравенства и бедности. Исчезают ли эти проблемы с переходом к информационному обществу? Или же возможно их обострение? Дать долгосрочный прогноз в настоящее время затруднительно. Однако исследования в данной сфере имеют высокую актуальность, особенно для современного российского общества – общества поляризованного и, в какой-то мере, даже расколотого. Анализ проблем социальной и социокультурной дифференциации имеет важнейшее прикладное значение — для более успешного формирования управленческих механизмов, как в рамках государственного и муниципального управления, так и в аспекте содействия формированию современных высокоэффективных управленческих практик на уровне каждой организации. В целом, необходимо отметить высокое значение государственных институтов для формирования в России информационного общества, высокую роль целенаправленного управленческого повздействия для предотврощения негативных последствий высокой социальной дифференциации и связанных с ней рисков формирования информационной бедности, а также других рисков и угроз.

В параграфе 4.1. «Социальные проблемы роста информационного производства и потребления» подчеркивается, что социальные проблемы роста информационного производства также «родом» из недавнего прошлого нашей страны. М. Кастельс и Э. Кисилева полагают : «Для крупного промышленного производителя, каким являлась советская Россия, наиболее прямой дорогой к информационной эпохе было бы улучшение ее информационно-технологических отраслей и развитие отечественных производителей полупроводников, компьютеров, телекоммуникационного оборудования и потребительской электроники. Однако российская электронная промышленность сильно отставала от технологического уровня электронной промышленности США, Европы и Восточной Азии в 1980-х гг., и в первой половине 1990-х годов она потерпела крах»⁷⁰. Они видят причины запаздывания в развитии информационных технологий глубоко укорененными в структуре советской системы. Это – полное доминирование в промышленности военных потребностей; связанная с этим изолированность советской промышленности от технологических ресурсов и от обмена с остальным миром; ограничения на распространение технологических знаний и информации в гражданской промышленности и в обществе.

Особенности развития отечественной информатики и кибернетики являлись одним из существенных факторов, влияющих на становление информационной культуры общества, в частности, культуры информационного производства и потребления. В информационном обществе именно социальная потребность в постоянном и нарастающем потреблении информации определяет его развитие.

Системы по производству информации вычленяются из данного цикла только условно. К ним можно отнести системы массовых коммуникаций, средств массовой информации, образования, в том числе, дистанционного образования, а также все системы, связанные с социальным сервисом и технологиями. К культуре информационного производства можно отнести духовные, нравственные, социокультурные основания развития таких систем.

Вместе с трансформацией российского общества происходила трансформация информационной среды, что, однако, принесло с собой новые проблемы.

Жестко иерархическая структура социума в сочетании с достаточно высоким техническим развитием средств массовых коммуникаций приводила к формированию пропагандистских форм в сфере СМИ. По сути дела, основным предметом пропаганды являлось внедрение моностилистического культурного стиля, препятствие культурной и социальной дифференциации. Советская пропаганда с помощью телевидения была началом формирования не только мифов, но и симулякров, началом формирования виртуальной реальности.

Производство информации сталкивалось в российском обществе с особенностями ценностей, менталитета, культуры. Отсутствие свободы слова и печати приводило к низкому развитию критического направления в культуре, критиковать можно было лишь то, на что указывало начальство (партия). Эти запреты приводили к тому, что в культуре формировались латентные и девиантные формы критического направления, например, такие, как анекдот.

Социально-экономические, культурные и духовные процессы в области массовых коммуникаций в современной России существенным образом изменились. Данные трансформации имеют особое значение, так как именно в данном контексте наиболее зримо проявляется российская глобализация. «Не только и столько экономика (и уж тем более не узко трактуемые финансовые рынки) в полной мере представляют глобализацию. Она раскрывает себя в совершенно новой системе коммуникаций. Причем речь идет не только и столько о коммуникациях в формате СМИ, но, в основном, о коммуникациях в виде новых связей, зависимостей, взаимообусловленностей»⁷¹.

Влияние новых информационных технологий направлено не только на человека, но и на социальные структуры, организации, институты, механизмы управления социумом и экономикой. Новые вызовы и новые риски определяют необходимость применения принципиально новых моделей к хозяйственному управлению. В современных российских условиях это сопряжено с большими проблемами. Если в современных западных странах в конце ХХ века сложились институты стратегического и инновационного менеджмента, позволяющие управлять фирмами в условиях высокой неопределенности и подвижности внешней среды, то в России сегодня идет становление еще только самых базовых, «традиционных» рыночных механизмов управления.

Институт «рыночного» рационального, капиталистического управления, еще не до конца сложившийся в России за годы реформ, вынужден сегодня, в информационном обществе, трансформироваться в управление «посткапиталистическое». В его основе лежит стратегический и инновационный менеджмент как система управления в условиях непрерывного, социально, экономически и культурно значимого потока новшеств.

Таким образом, основными проблемами, с которыми столкнулась Россия на пути формирования институтов, ассимилирующих новшества и превращающих их в социально и экономически эффективные инновации, являются проблемы недостаточного развития социокультурных форм в сфере хозяйства, управления, денежного обращения, а также проблемы формирования адекватных социальных норм, правил, институтов. Социальные структуры и институты в России подверглись серьезной трансформации в ходе реформ. Но, одновременно (хотя и не так заметно), они изменялись под воздействием глобальных, постиндустриальных факторов. Россия в настоящее время уже является частью глобального информационного общества. Вхождение в него связано со специфическими проблемами:

1. Рост информационного потребления и объема информационных ресурсов в обществе сопряжен со значительным спадом промышленного производства и ухудшением качества жизни большинства россиян.
   
2. Изменения, произошедшие под воздействием ИКТ и глобальных социально-экономических процессов, «наложились» на социетальную трансформацию в ходе реформ.
   
3. Традиции, опыт и социокультурные нормы управления в России (такие, как патернализм, тесная связь экономических и политических структур) препятствуют полной институционализации стратегического управления как менеджмента в условиях непрерывного потока инноваций.
   

В параграфе 4.2. «Проблемы структурной и региональной информационной бедности» обосновано, что экономическая парадигма, в рамках которой начато формирование социальной модели информационного общества, придает ведущее значение уровню материального благосостояния общества, исчерпанности индустриальных возможностей развития. Но особенность революционной информатизации общества заключается в том, что она чрезвычайно быстро вызывает фундаментальные социокультурные сдвиги, направление которых до конца еще не изучено. С другой стороны, исследования исторического развития стран и народов в рамках социокультурной парадигмы, акцентируют внимание исследователей на проблемах социальной стратификации – социального неравенства и бедности.

Понятие социального неравенства методологически взаимосвязано с понятием социальной структуры общества. Оно выявляется при интерпретации социума как сложной системы структур и явлений и акцентировании существующих между ними отношений и зависимостей.

Социальная структура, в широком смысле слова, – это совокупность отношений между различными социальными группами (классами, общностями, организациями) и социальными институтами, обеспечивающими определенный и стабильный социальный порядок.

Экономисты, философы и социологи констатируют сегодня качественное видоизменение социума и появление «информационного общества», связывая эти процессы с развитием ИКТ. Одним из важнейших параметров трансформации является глобальный, всеохватывающий характер. Действительно, в мире сегодня 1,5 млрд. телевизионных приемников и 2,5 млрд. радиоприемников, телевизионное вещание направлено на 75% населения Земли. Однако необходимо отметить также и следующие цифры: персональный компьютер имеют только 5% населения земного шара и только 2% подключено к Интернету⁷².

Информационное неравенство – новый тип социального неравенства и эта проблема сегодня очень актуальна в России, где охват телевизионным вещанием достигает 98-99%, в то время как возможности россиян в сфере использования Интернета и других цифровых систем гораздо скромнее.

Существенной проблемой российского общества является то, что категории пользователей распределены очень неравномерно. Так доля пользователей в Москве составляет 58%, а в Сибирском регионе около 23%. При этом «недельная аудитория», то есть активные пользователи составляют среди всех пользователей 92% в Москве и 64% в Сибирском регионе. «Суточная аудитория» по Москве 76%, по Сибири 36%⁷³.

Проблема бедности в России и в XXI веке продолжает оставаться чрезвычайно актуальной. Проблемы бедности и информационной бедности взаимосвязаны. Экономики благосостояния для всех, то есть той главной цели реформ, которая провозглашалась политиками в конце 80-х годов, Россия так и не обрела. «Проводимая политика реформ привела нашу страну в группу государств с наиболее высоким уровнем экономического неравенства. Крайности нищеты и богатства проявляются ныне наиболее контрастно», – пишет В. Бобков⁷⁴. Анализ проблем экономического неравенства, проведенный специалистами Всероссийского центра уровня жизни, выявил значительные различия регионов по уровню концентрации денежных доходов. По состоянию на 2002 год межрегиональные значения коэффициентов Джинни⁷⁵ различались примерно в 2,2 раза⁷⁶.

В целом можно отметить, что использование ПК представлено, в основном, на работе и используется в трудовых целях – это основной фактор, обуславливающий структуру выбираемых программ и сайтов. Подавляющее большинство опрошенных отмечают важность использования ПК в трудовых целях, 97% из них стали «успешнее работать». При этом только 14% респондентов отметили, что, благодаря ПК они «успешнее адаптируются к жизни». Респонденты, по-видимому, реально оценивают потенциальные возможности ИКТ: 85% опрошенных отметили, что они хотели бы, чтобы их дети были активными пользователями компьютера и Интернета. 78% считает, что в нашей стране актуально понятие «информационная бедность».

Многочисленные эмпирические исследования, а также проведенный автором социологический опрос показывают относительно высокую востребованность новых ИКТ в регионах, особенно в профессиональной деятельности людей. Вместе с тем, существует реальная угроза формирования социальных слоев населения, охваченных информационной бедностью — то есть не имеющих возможности (а также должной мотивации и информационной культуры) интегрироваться в информационное пространство, использовать информационные технологии для профессиональной деятельности, в быту, для провышения уровня образования, мобильности, для улучшения качества жизни.

Как показало социологическое исследование, проведенное автором, компьютеры, цифровые технологии и связанные с ними услуги еще мало вошли в обыденную жизнь жителей Краснодара. Компьютер почти не используется в «бытовых», обыденных целях. Ни один из респондентов не отметил, что использует Интернет для приобретения туристических путевок, оплаты услуг, взаимодействия с банковскими учреждениями; очень мало используются возможности Интернета для получения консультаций, поиска работы, покупок товаров. Практикуется самое простое, «примитивное» использование компьютера, как средства для работы с документами и цифровыми базами данных. Интернет, в большинстве случаев, просто подменяет другие СМИ и используется для игр, получения новостей или информации о погоде. В результате, использование компьютера оказывает очень небольшое влияние на культуру и духовную жизнь респондентов. В основном оно связано с повышением ценности времени, но затрагивает только тех людей, которые самостоятельно оплачивают трафик. Практически, пользователи компьютера и Интернета не отмечают снижения интереса к книгам, театральным постановкам, контактам с друзьями, не отмечают изменений в своей повседневной жизни. В то же время использование компьютера явно интенсифицирует трудовые процессы, делает более эффективной профессиональную жизнь и, в целом, по отношению к ИКТ люди настроены позитивно.

В параграфе 4.3. «Значение государственных институтов в становлении информационного общества» обосновано, что сложные и многогранные социальные, экономические и технологические процессы, приводящие к формированию информационного общества, осмысляются сегодня в политической сфере и на государственном уровне. Развивающееся информационное общество – это «новое общество», оно требует новых методов управления, прогнозирования, планирования.

Впервые проблемы становления информационного общества на государственном уровне стали обсуждаться в США в конце 60-х годов, то есть практически сразу после того, как были проведены исследования, выявившие значительный рост объемов информационных секторов в экономике. В 1993 г. вице-президент США А. Гор использовал понятие «информационная супермагистраль». На проходившей вскоре конференции Международного союза телекоммуникаций он говорил о создании глобальной информационной инфраструктуры. Именно в США была разработана первая государственная концепция развития информационного общества. Вслед за США в ее разработку активно включился Европейский Союз⁷⁷.

Гораздо большее значение для формирования информационного общества как социума, качественно отличного от «традиционного» капитализма, имеет глобализация. Уэбстер пишет: «Этим термином обозначается не просто рост интернационализации, предполагающей возросшее взаимодействие суверенных национальных государств. Глобализация – это нечто значительно большее: она означает рост взаимозависимости и взаимопроникновения человеческих отношений, наряду с ростом интеграции социоэкономической жизни»⁷⁸.

Глобализация – это объективно существующий социально-экономический и политический процесс, который должен в полной мере быть подвергнут научной и духовной рефлексии. Но, нельзя забывать, что он сопровождается явлением, которое получило название глобализма – идеологией, которая весьма неоднозначно расценивается сегодня многими учеными, политиками и общественными деятелями. Данная идеология «потакает привилегированному меньшинству сильных, начавшему открыто тяготиться наследием демократической эпохи, – считает А. Панарин, – идеология глобального открытого общества в нынешней социал-дарвинистской версии откровенно противостоит общечеловеческим ценностям морали и культуры, связанным с гуманизмом, с христианской сострадательностью и демократической солидарностью с теми, кто страдает от угнетения со стороны сильных и наглых». Далее Панарин пишет: «Сегодня довлеет неолиберальный проект глобального информационного пространства, в котором снимаются какие бы то ни было ограничения для информационного обмена и мировых стихийных потоков информации. Однако ближе присмотревшись к этой информационной стихии современного мира, мы убеждаемся в том, что она имеет свой уровень организации, свой вектор и заранее заданный баланс сил и влияний»⁷⁹.

На протяжении столетий в России неоднократно менялась власть, принципы и методы управления государством, решались жизненно важные проблемы, при этом эволюционировали и формы насилия. Теперь преступность и экстремизм приобрели качества, обусловленные факторами исторического, социально-экономического, правового, психологического и технологического характера⁸⁰: вооруженность, криминальный профессионализм, организованность. По мнению В. Ярской, процессы глобализации, в частности рост миграции населения, часто сопровождаются этнизацией феномена миграции, но одновременно этнизируется и социальная реальность в целом⁸¹. Процессы социальной идентификации и конструирование конфликтов одновременно реализуют властный хабитус и тоталитарный этос, вовсе не предусматривающие социальную ответственность и толерантные ценности как принципы социальных практик. «Глобализация культуры, - пишет В. Ярская, - дополняется усилением международного терроризма, влияния локальных культурных течений, этнизацией социальных конфликтов. Мы наблюдаем активно внедряемую в массовое сознание новую порцию оптимистических мифов, коррелирующую с новой глобализационной волной, и здесь стоит разделять словесно-интеллектуальные операции прикрытия, дымовые завесы вокруг глобализации и реальную логику действий субъектов в борьбе за ограниченные ресурсы планеты»⁸².

Социальные проблемы формирования информационного общества сегодня в России заключаются во многом в недостаточно высоком инновационном потенциале людей, их «усталости» от реформ, от социальных инноваций; в недостаточной сформированности социальных институтов общества модерна, которые, не успев до конца сложиться, вынуждены были распадаться под воздействием (в том числе) глобальных постиндустриальных и информационных процессов.

Государственные задачи по содействию формирования информационного общества лежат не только в поддержке распространения ИКТ, но и в сфере формирования новой информационной культуры, а также культуры труда, управления, в содействии рационализации социально-экономической деятельности; в сфере недопущения обеднения и маргинализации широких социальных слоев и формирования цифровой бедности населения. На основе новой информационной культуры необходимо стимулировать социальные процессы, ведущие к увеличению открытости общества инновациям, распространению более гибких и инновационных управленческих и социальных технологий. Этому должна способствовать гибкая и подвижная социальная структура общества, высокая дифференцияция отношений, высокая подвижность социальных слоев.

Важнейшей задачей государственного управления сегодня является создание так называемого «электронного правительства», что будет способствовать повышению прозрачности государственной службы, росту ее гибкости, открытости и эффективности. Обучение, производство адекватного программного обеспечения, развитие науки и культуры в России не должны отставать от мирового уровня, в противном случае, использование современных ИКТ может только многократно увеличивать ошибки управления, «сбои» в постановке и решении государственных задач.

В Заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы и обобщения, обозначаются возможные перспективы дальнейшего исследования.

Основные положения диссертации отражены в следующих научных публикациях автора: