Иосиф Бродский. Стихотворения и поэмы (основное собрание)

Вид материалаДокументы
Телефонная песня
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   155

* * *




Мои слова, я думаю, умрут,

и время улыбнется, торжествуя,

сопроводив мой безотрадный труд

в соседнюю природу неживую.

В былом, в грядущем, в тайнах бытия,

в пространстве том, где рыщут астронавты,

в морях бескрайних -- в целом мире я

не вижу для себя уж лестной правды.

Поэта долг -- пытаться единить

края разрыва меж душой и телом.

Талант -- игла. И только голос -- нить.

И только смерть всему шитью -- пределом.


1963


--------

Окна




Дом на отшибе сдерживает грязь,

растущую в пространстве одиноком,

с которым он поддерживает связь

посредством дыма и посредством окон.

Глядят шкафы на хлюпающий сад,

от страха створки мысленно сужают.

Три лампы настороженно висят.

Но стекла ничего не выражают.

Хоть, может быть, и это вещество

способно на сочувствие к предметам,

они совсем не зеркало того,

что чудится шкафам и табуретам.

И только с наступленьем темноты

они в какой-то мере сообщают

армаде наступающей воды,

что комнаты борьбы не прекращают;

что ей торжествовать причины нет,

хотя бы все крыльцо заняли лужи;

что здесь, в дому, еще сверкает свет,

хотя темно, совсем темно снаружи...

-- но не тогда, когда молчун, старик,

во сне он видит при погасшем свете

окрестный мир, который в этот миг

плывет в его опущенные веки.


1963


--------

* * *




Покинул во тьме постель

и в темной прихожей встал.

Рассвет озарил гостей,

которых, признаться, ждал.

Часто видел вдали.

Чаще в местах пустых.

Теперь вот они пришли,

взяв с собой понятых.


Тихо. В двух зеркалах

три голубых окна.

Тихо во всех углах

реют остатки сна.

Пол с потолком связав,

будто бы пряжу ткут.

В рамку тем самым взяв

все, что творится тут.


Тишь. Понятой прикрыл

дверь поплотнее, спит.

Слышен лишь шелест крыл

редкий и стук копыт.

В двух шагах от сего

снег заметает двор,

Двое ищут того,

кто для обоих вор.


Пусть хоть в каждой груди

что-то чужое есть,

жизнь не могла пройти,

не намекнув на месть.

Тихо, совсем один

роюсь в горсти монет.

Глядит на меня блондин,

а рядом стоит брюнет.


Вот и проходит ночь.

Я поднимаю взор.

Оба уходят прочь.

Снова смотрит во двор,

как там витает снег,

тот, кого не найдут,

пусть хоть ищут весь век

ангел и дьявол тут.


1963


--------

* * *




Стог сена и загон овечий

и дальше -- дом полупустой --

как будто движутся навстречу

тому, что скрыто темнотой.


Всего сто метров до оврага,

который ткань свою прядет

и вскоре стены и ограду

поглотит -- года не пройдет.


Хозяин-ветер неопрятен,

безмолвно движется в тиши,

и рябь холодных перекладин

граничит с пустотой в глуши.


Ушел и не спешит обратно.

Все шарит меж чужих досок.

А овцы трутся об ограду

и осыпается песок.


1963


--------

Телефонная песня




Вослед за тем последует другой.

Хоть, кажется, все меры вплоть до лести

уж приняты, чтоб больше той рукой

нельзя было писать на этом месте.

Как в школьные года -- стирал до дыр.

Но ежедневно -- слышишь голос строгий;

уже на свете есть какой-то мир,

который не боится тавтологий.

Теперь и я прижал лицо к окну.

О страхе том, что гнал меня из комнат,

недостает величия припомнить:

продернутая нить сквозь тишину.

Звонки, звонки. Один другому вслед.

Под окнами толпа, огней смешенье...

Все так же смутно там, как ощущенье,

что жизнь короче на один запрет.


1963


--------

* * *




Шум ливня воскрешает по углам

салют мимозы, гаснущей в пыли.

И вечер делит сутки пополам,

как ножницы восьмерку на нули,

и в талии сужает циферблат,

с гитарой его сходство озарив.

У задержавшей на гитаре взгляд

пучок волос напоминает гриф.


Ее ладонь разглаживает шаль.

Волос ее коснуться или плеч --

и зазвучит окрепшая печаль;

другого ничего мне не извлечь.

Мы здесь одни. И, кроме наших глаз,

прикованных друг к другу в полутьме,

ничто уже не связывает нас

в заре'шеченной наискось тюрьме.


1963


--------