Проблема культурного развития в рамках понятия культурного цикла
| Вид материала | Документы |
| Действительность техники. Онтологическая идея Культурная практика Культурная единица Культурная норма Способ хранения в библиотеке культуры Образ человека |
- Л. С. Выготский Проблема культурного развития ребенка Л. С. Выготский. Проблема культурного, 263.11kb.
- Учебно-методический комплекс pr в сфере культурного наследия Факультет социологии,, 467.57kb.
- Концепция сохранения и развития нематериального культурного наследия новосибирской, 197.57kb.
- Стратегия социально-экономического развития Воронежской области на долгосрочную перспективу, 238.56kb.
- Процесс формирования компетентностей дошкольников в рамках культурного многообразия, 178.45kb.
- Техническое задание на научно-исследовательскую работу по теме: «Концепция Историко-культурного, 101.89kb.
- Приказ от 17 декабря 2008 г. N 267 об утверждении концепции сохранения и развития нематериального, 152.9kb.
- Название доклада, 43.66kb.
- Методические рекомендации по отнесению документов Национального архивного фонда Республики, 148.76kb.
- Культурного наследия региона самарская лука, 167.46kb.
Действительность техники.
Когда становится актуальной (не хронологически, а по принципу, в логике культурного развития) идея техники? Когда она начинает выступать в качестве очередного онтологического принципа?
Пройдя практику подражания образцу, практику осуществления деятельностного сдвига и практику построения картины природы, субъект развития задает себе вопрос о том, как же устроено то, что перед ним лежит? Это самый последний рефлексивный вопрос, который себе задает субъект развития. Отвечая на него, он и строит свое собственное здание действительности техники.
Идея Техники означает, разумеется, не совокупность неких технических средств. М. Хайдеггер писал, что техника - это то, благодаря чему нечто становится собой [338]. Это способ, каркас, на котором устроено нечто. Собственно, то, как мы, например, выстраиваем логику данного исследования, какова его структура, каркас, архитектоника, это и есть то, что можно назвать действительностью Техники. В этом смысле идея техники является сквозной на всех этапах культурного развития. Вопрос о технике задается всегда, только по-разному (техника мифа, техника деятельности, техника природы и собственно техника техники).
Техника в целом - это и есть тот способ, каким Единое, всякий раз возвращающееся к себе «на круги своя», выстраивает новую действительность через действия субъекта развития. Это рефлексия Единого на самое себя, способ самовыявления им своей полноты.
В разных действительностях техника присутствует в самих способах их обустройства. Только сами эти действительности как бы проходят мимо этой идеи (пока), обращая внимание на свое содержание. По мере развертывания культурного цикла культурные формы, накапливаемые в культурных практиках, отслаиваются от последних, от самого их автора, от субъекта развития, и оседают в виде технических устройств. Степень и масштаб отчуждения все более нарастают по мере разворачивания культурного цикла.
Живая личность в ритуале всего менее отчуждаема от автора ритуального действия. Она отрывается только с кровью, со смертью самого автора и повторяется в новом носителе.
При трансцендентальном сдвиге впервые деятельность субъекта отрывается от самого субъекта как энергия, как его онтологическая сила. Она может быть описана в акте рефлексии и положена как результат.
При построении идеальных объектов и картин мира культурные формы еще более объективируются и как бы ставятся перед самим субъектом, их построившим, как рисунок на экране-проекции.
В действительности техники сама техника оборачивается на самое себя и обустраивает собственно технически, «оспосабливает», приспосабливает субъекта как техническое устройство, как «организацию», т. е., «систему органов», инструментов, в единую, функциональную систему-машину, чтобы она, что называется, работала, как часы.
Отсюда, собственно, идут все представления механицистов о механистической картине мира, уподобление природы неким механизмам, тем же часам, и представление о самом механизме как об идеальной конструкции и воплощении идеи совершенства, идеи полноты воплощения божественного замысла, осуществленного человеком, инженером-конструктором космоса.
Таким образом, вопрос о технике - это не только вопрос о ней самой. Это вопрос о способе бытия любого сущего. И в итоге этот способ сам рефлектирует на самое себя - тогда вопрос ставится о технике техники.
В свое время М. Хайдеггер глубоко проанализировал существо понятия «техники» именно как онтологической идеи-принципа, организующей все остальное мышление [338].
М. Хайдеггер пишет, что привычно понимать технику как некое средство для достижения целей и как известного рода человеческую деятельность. В сущности, это почти одно и то же. Первая есть часть второго. То есть это некая совокупность орудий, инструментов. Это инструментальное, орудийное определение техники прежде всего и бросается в глаза.
Эта совокупность орудий и инструментов составляет собой целую техносферу, которая отделяется от своего создателя и превращается в некую мистическую силу. И вот уже кажется, что машина сама собою управляет. Здесь рождаются все фантазии писателей о войне миров, о бунте машин, о цивилизации роботов и т. д. На этом рассуждении и застрял К. Ясперс, понимающий технику прежде всего как средство порабощения человеком природы, а значит, и собственного самоуничтожения [404].
Но ведь важно другое. Весь пафос нашей работы исходит в том числе из идей Л.С. Выготского, из его инструментального метода, на котором и строится идея культурного тела-органона. Вся концепция строительства последнего фактически зиждется на идее техники, поскольку человек овладевает новой культурной практикой с помощью культурного орудия и из построенной в процессе этого овладения культурной формы лепит свое новое тело, «овнутряя» в него очередную форму. В этом, конечно, есть какой-то душок излишней искусственности, роботизации. Субъект развития превращается в некоего Киборга, искусственного монстра из фантастических фильмов. Но это все фантазмы. В сущности, в этом кажущемся излишестве идеи техники и заложено само существо проблемы - в том, что человек оспосабливает себя, онтологически укореняет, ищет способ, который не выбрасывает его из бытия, из действительности, не отлучает его от Единого Бытия (ведь с этого отлучения все и началось - см. выше историю об Адаме), а возвращает его к нему. Такое «оспосабливание» и есть, фактически, установление идеи техники как последней рамочной идеи культурного цикла. Напомню, что эта идея возникает в рамках каждой действительности. Без техники мифа, например, последний разваливается. Если миф не построен, то субъект в нем не живет. То есть сама действительность мифа тем самым не достроена.
И в целом если цикл не достроен, если все предыдущие культурные практики не доведены до функциональной организации, весь цикл рушится, и нужен новый образец, чтобы начать все сначала, с нового мифа.
Исторически, как это и было со всеми онтологическими идеями, первый прецедент рефлексии о технике как о «технэ» (έ), продемонстрировали древние греки. В данном случае речь идет о трактовке Аристотеля. М. Хайдеггер выходит на онтологическую идею техники через учение Аристотеля о четырех причинах всего сущего. Что является причиной всех вещей, спрашивает Аристотель? И называет четыре причины.
Материальная причина (если использовать поздний латинский вариант - causa materialis). В качестве первой причины выступает сам материал - то, из чего сделана вещь, вещество, из которого изготовлена вещь. Он сам собой говорит о причине (например, глина, серебро, камень, стекло и проч.)
Формальная причина (лат. causa formalis). Это форма, которую принимает материал и воплощается тем самым в вещи. Форма указывает на то, для чего вещь изготавливается, для чего она более всего пригодна (форма чаши, форма кинжала). Сама же форма определяется тем, для какого действия предназначена вещь, в какой функции она должна быть употреблена. Из чаши пьют, кинжалом режут.
Отсюда третья - действующая причина (лат. causa efficiens). Для какого действия сделана вещь, каково предназначение вещи. Эта причина сама определена последней целевой причиной.
Четвертая причина - конечная, целевая (лат. causa finalis). Причина, указывающая на то, ради чего в конечном итоге она сделана, ради какой цели. Это то конечное, что предопределяет и действие, и форму, и выбор материала.
М. Хайдеггер отмечает, что инструментальное существо понятия техники может быть сведено к этим четырем причинам. Но есть еще одна причина, которая здесь не указана. Она выделяется у Аристотеля отдельно – через понятие энтелехии, единства всех четырех причин, не сводимого ни к одной из них, ни к их сумме. То есть представление о совершенстве и совершенности, о совершении замысла в вещи.
М. Хайдеггер же отмечает, что мастер сам собирает вещь в одно целое. И здесь уместно задать вопрос что объединяет все эти причины, каким образом формуется их сплав? Их объединяет одно, отвечает М. Хайдеггер, - произведение, «пойэма» (ί). Все причины играют свои взаимосвязанные роли в единстве целого - внутри события произведения. И это есть существо понятия техники!
То есть именно через технику все многообразие культурных форм объединено в произведении. Последняя рефлексия по поводу пойэмы есть в сущности «автопоэзис», понимаемый как практика закрепления цельности органона в едином произведении, в единой «пойэзис».
Нам кажется, кстати, что у Аристотеля не так явно были прописаны все четыре причины. Точнее, латинская калька причинности не совсем адекватна Аристотелю. Во всяком случае, в разных его работах она разная. То, на что, например, сослался в работе о технике М. Хайдеггер, - это кусочек из «Физики».
Что же касается «Метафизики», то там вопрос обсуждается несколько иначе. Эта инаковость нам очень важна. В этой работе Аристотель пишет, что «одной такой причиной мы считаем сущность или суть бытия вещи; другой причиной мы считаем материю или субстрат (греч. ύóέ- подлежащее, фундамент, нечто, заложенное в основание, так в оригинале - С.С.); третьей - то, откуда начало движения; четвертой - ... то, ради чего, или благо (ибо благо есть цель всякого возникновения и движения)» [5, т. 1, кн. 1, 3, 983а, 27-34].
Что получается? Первой причиной вещи является сущность вещи, ее бытие. Это не материальная причина, не материал, не то, из чего сделан предмет. То есть это сама «фюзис» вещи, ее онтологическая природа, ее корень, источник. Это то, без чего никакая вещь не появляется на свет и не становится самой собой.
Вторая причина дана в переводе как «субстрат», а в оригинале как «подлежащее», т.е. то, что позднее стало «субъектом». Это собственно субъектность вещи, ее авторство. Аристотель указывает на мастера, автора, который эту вещь ваяет.
Третьей причиной он называет источник движения, то, откуда исходит начало движения. Это та самая энергейа, умная сила бытия, делающая возможным становление чтойности.
Четвертой причиной названо благо вещи. Благо есть аналог Единого Бытия, цельного и нераздельного. Оно, собственно, и задает финальность бытия вещи. Это то, к чему вещь стремится. Это целевая причина, но под целью имеется в виду то самое стремление к себе как к целому.
Итак, получается иная версия причинностей, а стало быть, и дополнительный контекст к сказанному М. Хайдеггером о технике как о произведении, идее техники. Всякое нечто, сущее, в том числе и субъект развития с его мирами культуры, прежде всего задан своей фюзис, исходной природой. Она в данном случае есть его природа культурного развития. Второй смысл заключается в авторстве этой природы, в субъектности культурного развития. Третий аспект сводится к энергии, т. е., к идее постоянного развертывания сущего, в данном случае - к идее развития. И четвертый аспект состоит в том, ради чего все и затевается - ради стремления к единому, целому, понимаемому как цель. Тело культуры есть стремление ее к себе как целому, поставленному как цель. Здесь мы имеем явную стяжку в рамках культурного этимона таких понятий, как цель и целое. Цель – то, что задает субъекту развития цельность и к чему он стремится как к более целому, цельному.
Собственно, это стремление к целому и становится формальной причиной. Она же и становится главной, ведущей. Это идея, которая оформляет готовый материал. Иначе - есть некий сырой материал, который оформляется идеей. Получается вещь с неким содержанием. Форма у Аристотеля онтологически укоренена: это «основание, почему вещь такова, как она есть, восходит к понятию вещи, а то основание, благодаря чему вещь именно такова, есть причина и начало» [5, т. 1, 3, 983а]. Таким образом, форма - это причина, основание, начало вещи. Это то, благодаря чему вещь становится самой собой.
Тем самым фактически формула появления вещи у Аристотеля (как оформление идеей материала) воплощает все существо нашего подхода к объяснению проблемы становления субъекта культурного развития. Последнее, по сути, означает оформление субъектом материала и через это - формирование собственной субъективности.
Итак, повторим вслед за М. Хайдеггером: единство всех причин заключается в событии произведения. Вся совокупность действительностей культурного развития воплощается в органоне, в теле личности, которая совершается как событие акта и формы произведения. Последнее же закрепляется в организации, т.е., в функциональной системе органов, идеально подлаженных друг под друга.
Далее М. Хайдеггер спрашивает - что есть произведение? Как происходит событие произведения? Оно происходит потому, что потаенное, то есть фюзис бытия переходит в непотаенное. То есть бытие раскрывается в своем существе. На раскрытии всякого потаенного и стоит произведение. Тем самым техника - это вид раскрытия потаенного, это способ развертывания бытия в пойэме, то есть способ представления и обустройства действительности культуры в техническом изделии [338, с. 225]. Здесь последним является органон человека, то есть его личность.
Мастер, субъект развития, должен вскрыть потаенность и явить ее в пойэме. Иначе говоря, он должен построить свое тело как цельное произведение, сохранив и удержав энергию Единого, установив и проведя структурирование всех накопленных, наработанных культурных форм. Это он делает с помощью «технэ-постава», как выражается М. Хайдеггер. Получается, что техника отвечает именно за цельность и законченность пойэмы, произведения личности. Это не просто некая техническая конструкция. Это не робот, не набор машинок, не ящик с инструментами, не орудие труда. Последние являются одеждами, тряпками на теле культуры.
И наоборот, робот - это как раз не техника, а отрыв существа техники от своего автора, убегание инструмента от своего мастера. Феномен убегания происходит при отсутствии заботы субъекта о самом себе. В таком случае орудия начинают бунтовать, жить собственной жизнью. Здесь рождаются мистерии Н.В. Гоголя об убежавшем носе. Взбунтовавший робот это все равно что рот, захотевший жевать самостоятельно и много.
Убегающий от хозяина нос - это метафора бунта какой-то части одного целого, если это целое никак не обустраивается. И бунт происходит потому, что эту часть не лелеяли и не любили. Ею пользовались как отверткой и не более того. Эту часть брали и имели, эксплуатировали. Эта часть была действительно только частью, отделенной от целого. В этом смысле она была не-с-частной.
Идем дальше. М. Хайдеггер спрашивает: кто осуществляет этот перевод из потаенного в непотаенное? И отвечает - человек. Но самой потаенностью он не распоряжается. Он раскрывает то, что раскрывается само собой [338, с. 228].
Отметим это в качестве дополнения. Все многообразие культурных практик и культурных форм в конце концов, - это то, из чего и состоит бытие субъекта развития. Но он это бытие обустраивает, исходя из своего понимания Единого, исходного истока его бытия. В этом смысле он приставлен к этому онтологическому процессу. Он – «пастух бытия», его пристав, его охранник и блюститель (см. также у Ю. Хабермаса: «философия как места блюститель и интерпретатор» [337]). И только будучи этим приставом, человек сможет стать самим собой. Собственно, в качестве такового он и был поставлен Богом - чтобы «возделывать и хранить» рай (см. историю Адама).
При этом человек выступает как собиратель, сборщик всех культурных форм. Он собирает букет цветов на поле жизни своей, собирает в единое произведение. М. Хайдеггер также постоянно пишет о собирающем начале. Это единое собирающее начало, которое сосредоточивает человек на открытии потаенного - оно и есть постав [338, с. 229].
Тем самым мы окончательно вернулись к идее Единого, объединив все культурные практики становления и развертывания действительности культурного развития в единый органон, объединив его в поставе, т. е., поставив, укрепив стан тела всего органона, всей архитектоники личности.
Постав, отмечает М. Хайдеггер, это «способ, каким действительное выходит из потаенности, становясь состоящим в наличии» [338, с. 231].
Что мы тем самым утверждаем? Техника как постав ставится в корневое положение всего сущего. Выявление потаенного - это вообще то, чем живет бытие. Оно так устроено. И человек поставлен служить этому делу как пристав. То есть развертывание культурного развития вокруг онтологического креста, поставленного на точке Единого, есть онтологическое качество человека, а не каприз тщеславных натур. Тщеславие тут ничего не сделает, поскольку не выдержит уже первого испытания - нулевой ситуации, того самого онтологического самоопределения (см. историю Адама). Так что это, как говорит М. Хайдеггер, зов бытия, его вызов, оно так устроено. И постав является его корнем, становым хребтом ствола бытия. А человек на себе своим культурным органоном устанавливает этот ствол культуры (см. идею «столпа» у о.П.А. Флоренского [323]).
В этом заключается культурное предназначение человека, его достоинство. Достоинство человека, говорит М. Хайдеггер, в том, чтобы беречь потаенность, тайну всякого существа. И в этом состоит его, человека, спасение [338, с. 236].
Человек является хранителем, блюстителем тайны бытия. И это его предназначение наиболее всего проявляется в технике. И в ней же наиболее всего обнажается его заброшенность, в его машинерии и роботизации, точнее, в превращенных формах техники, в превращении среды, земли в объект эксплуатации с помощью этой машинерии, механизмов и орудий. Но тем самым человек уходит от существа технэ, забывая и свое собственное предназначение.
И главное - именно храня тайну бытия, человек строит себя. В этом заключается его кажущаяся пассивность. Кажется, что он только раскрывает онтологический исток. Но его излишняя суетность, активность как раз застит глаза, закрывает исток.
Ведь быть спасенным - и значит сохранить и помнить. Пастух и пастырь - одного культурного этимона фигуры. Тот, кто пасет, охраняет, тот и спасает. Быть пастухом мира - значит быть его спасителем и тем самым быть спасителем самого себя.
Итак, по логике развития получается следующее. Техника - это наиболее поздняя в культурном развитии субъекта онтологическая идея. Она венчает собой прохождение субъектом цикла культурного развития и фиксирует отношение его к собственному пути развития и собственному творению-произведению, т.е., органону. Эта фиксация заключается в том, что субъект обозначает создание, искусственное конструирование некоей особой культурной сферы, которой нет в качестве готовой в мире. И ею он отмечает себя как готового, сделанного. Это первое.
И второе. Этот субъект развития фиксирует задним числом способ, каковым обустраивался его путь, как он проходился (техника мифа, техника природы).
Для неофита, нового «культурного ребенка» этот пройденный цикл-путь будет выступать как миф. Та же техника действия для него также выступает как миф, как образец для подражания. Как, например, методолог Г.П. Щедровицкий является харизматическим учителем для неофитов-игротехников. Он стал символом для них, особенно для тех, кто его ни разу не видел живым.
Парадоксально, но удивительно точным доказательством, точнее, показом всего нами сказанного является идея «органопроекции», предложенная в свое время основоположником «философии техники» Э. Каппом и которая была у него взята и развита о.П.А. Флоренским [322].
Идея была сформулирована следующим образом: человек в своих орудиях воспроизводит свое тело, точнее формы своих органов. Форма орудия исходит из формы органа. Если убрать излишнюю буквальность данной трактовки этого принципа, то органопроекция фактически заключается в следующем.
О. П.А. Флоренский писал, что «техника есть осколок с живого тела или, точнее, с жизненного телообразующего начала; живое тело ... есть первообраз всякой техники» [322, с. 153].
Идея техники - суть осмысление живого органа, живого организма и осуществление вытяжки из него, превращение его предназначения в идею и доведение ее до технической конструкции. Так, например, идея глаза оформляется в телескопе и микроскопе. Данные изобретения выступают как удлиненные органы зрения. Робот есть механический дубликат органов человеческого тела. Свои жилища человек обустраивал как вместилища своего тела с точки зрения их функциональной заданности, под свое тело, чтобы ему, телу, было в них удобно, как бывает удобно в одежде. Последняя, естественно, повторяет человеческое тело.
В любом случае для техники, чтобы она стала онтологической идеей-принципом, необходимо готовое, оформленное тело, т. е., сущее в своем ставшем состоянии. Тогда создается естественное (!) условие, создается ситуация вытягивания из этого ставшего тела идеи, т. е., собственно техники, способа - каким образом это тело стало собой. И уже потом этот способ воплощается в техническое изделие. Прежде, чем изобрести микроскоп, необходимо понять существо зрения у человека, у животных. Чтобы строить свои жилища, человек изучал то, как оно устроено у зверей и птиц. Чтобы изобрести летательный аппарат, человек изучал полет птиц.
В свое время русский «философ техники» П.К. Энгельмайер критиковал принцип органопроекции [184]. Он утверждал, что колесо, стрела, и тем более паровая машина не дают ответа на вопрос: проекцией какого органа они являются. Но проблема ведь состоит в другом.
Органопроекция фактически воплощает принцип единства микро- и макрокосма. Тело мира повторяется в теле человека - это старое правило в действительности мифа.
Если выйти за рамки мифа, то скажем по-другому. Речь ведь идет о символическом, культурном теле человека. Например, церковь есть тело Христово. И тайна причастия суть причастие к символическому телу Христа.
Но нам важно и другое. Идея техники заканчивает цикл культурного развития и оформляется в знаке-символе, в культурном теле, новом органоне. Человек как демиург повторил цикл творения, создал божественное произведение, храм «нерукотворенный», храм души, равный макрокосму (см. о теле личности ниже в главе 3, раздел 4). Символическое тело личности изоморфно телу культуры в целом. Это ведь означает еще и то, что эмпирический индивид никогда таковым не станет. Таковым становится субъект развития, строящий личность. А он – всегда сообщество, это как минимум двое.
Тем самым полнота культурного органона завершается в технике - как в идее совершенного идеального устройства, идеального механизма, органической системы.
Таким образом, техника сама по себе не может быть плохой. Нет ничего разрушительного в механизме (о чем печалится К. Ясперс). Опасен механизм, превращенный в принцип порабощения мира, превращения последнего в объект эксплуатации. Опасно забвение своей пойэмы, прекрасного и совершенного творения, изделия, которое нужно возделывать и хранить.
Недаром у древних греков словом «технэ» назывались всякие искусства - ремесла, искусства ораторов, философов, поэтов. Все практики понимались как искусства, то есть как формы заботы по уходу, возделыванию, оформлению материала, лепке его в формы и бережному хранению. Ремесленник, поэт, философ выступали в одном лице. Они все - демиурги своей пойэмы.
В этом смысле спасение человека заключается в технике как в искусстве, т.е., в своей пойэме, в выделывании своего культурного тела. Поэтому все четыре действительности оканчиваются в технике, в своих культурных формах, своих пойэмах.
Возвращаясь к исходному онтологическому заданию («по-ять», то есть ухватить идею техники), скажем, что онтологическая идея техники есть идея завершения тела культуры. Она самая поздняя и самая трудная. В технике воплощается божественный замысел человеческих деяний. Техника – это материальное воплощение всего того, что человек сделал в его полноте и совершенстве. Поэтому техника есть последняя инстанция культурного развития человека.
Но как задание она была положена уже в самом начале, в архэ культурного развития в качестве цели, понимаемой как стремление к целому. Но осознается она как самая последняя, как завершающий сюжет в культурном цикле.
Но это первый смысл идеи техники. После всего сказанного необходимо добавить и иные смыслы.
Второй смысл заключается в том, что техника – это совокупность искусственных средств, орудий, функциональных машин, созданных для выполнения определенных задач.
Третий смысл: техника – это особый мир, отличный от мира природы, мира человека, языка, искусства. В этом смысле можно выделять в этом мире свой способ организации. Тогда мы говорим о мире техники.
Четвертый смысл. Техника как метод, методика, способ, искусственно построенный, как составная часть технологии. В этом смысле техника есть вплетенная в деятельность составная ее часть (техника письма, техника речи, техника живописи).
Подытожим сказанное. Как устроена действительность техники?
1. Культурной формой действительности техники является система функций. Точнее, все культурное тело, представленное как система функций.
2. Культурной практикой становится практика организации культурных тел как функциональных машин.
3. Культурной единицей в таком случае будет сама функциональная машина.
4. В качестве культурной нормы данной действительности выступает идеальный механизм, нечто вроде perpetuum mobile.
5. Способом, каким описываются культурные формы и закладываются в антропотеке, являются систематизация и функционализация.
6. Человек в данной действительности выступает в качестве демиурга, механика божественного изделия, конструктора вечного двигателя, создателя идеального механизма - культурного тела.
Итак, представим себе все многообразие миров культурного развития в итоговой таблице (таблица 2).
Таблица 2
| Онтологическая идея | Миф | Деятельность | Природа | Техника |
| Культурная форма | Ритуал Перехода | Субъектность | Субстанция | Система функций |
| Культурная практика | Подража-ние образцу | Трансцендирование | Построение и исследование идеального объекта в ходе мысленного эксперимента | Организация функциональ-ных машин |
| Культурная единица | Архетип-образец | Трансценденталь-ный сдвиг | Идеальный объект | Функциональная машина |
| Культурная норма | Личность посредника | Полнота трансценденталь-ного сдвига | Карта идеального объекта | Идеальный механизм |
| Способ хранения в библиотеке культуры | Алфавит | Описание результатов рефлексии | Классификация и типологизация | Систематиза-ция и функционали-зация |
| Образ человека | Подражатель ритуальному действию | Соработник, сотворец | Натуралист, исследователь, собиратель божественной коллекции | Механик, создатель идеального механизма |