Проблема культурного развития в рамках понятия культурного цикла
| Вид материала | Документы |
- Л. С. Выготский Проблема культурного развития ребенка Л. С. Выготский. Проблема культурного, 263.11kb.
- Учебно-методический комплекс pr в сфере культурного наследия Факультет социологии,, 467.57kb.
- Концепция сохранения и развития нематериального культурного наследия новосибирской, 197.57kb.
- Стратегия социально-экономического развития Воронежской области на долгосрочную перспективу, 238.56kb.
- Процесс формирования компетентностей дошкольников в рамках культурного многообразия, 178.45kb.
- Техническое задание на научно-исследовательскую работу по теме: «Концепция Историко-культурного, 101.89kb.
- Приказ от 17 декабря 2008 г. N 267 об утверждении концепции сохранения и развития нематериального, 152.9kb.
- Название доклада, 43.66kb.
- Методические рекомендации по отнесению документов Национального архивного фонда Республики, 148.76kb.
- Культурного наследия региона самарская лука, 167.46kb.
Тем не менее, следует уже сейчас задать себе вопрос, вернувшись к основной части нашего изложения: как возможно удержание человеком предельной рамки опыта? Как возможен тот опыт, о котором писал Ж. Батай: «Я называю опытом путешествие на край возможности человека»? [10, с. 23].
На нашем языке это называется так - как возможно выдерживание человеком ситуации Адама? Это вопрос об «опыте-пределе», на который мы неоднократно ссылались. Вопрос об опыте-пределе, пожалуй, красной нитью проходит сквозь всю мировую философию. А философия, в свою очередь, становится одной из культурных практик (наряду с религией и искусством) выделывания человеком своего культурного органона - тела личности из культурных форм. Собственно, выделывание этого тела есть, по сути, тот способ спасения, онтологически укорененный, который позволяет рождаться новой идее Человека, преодолевая лозунг смерти Бога и Человека.
Маятник культуры как постоянная «трансгрессия» человека, переход по трем пространствам культуры есть в таком случае механизм культурного взросления. Выше мы описали два цикла этого взросления в рамках срединного мира культуры. Так вот, опасность заключается не столько в том, что рано или поздно происходит смена онтологических идей внутри большого цикла, или переход от одного медиатора к другому (от понятия к символу), сколько в очередном попадании в экзистенциальную ситуацию. Это связано со сменой большого цикла, с поиском нового Мифа.
Этот поиск возможен как раз в жанре автопоэзиса. Выстраивание действительности последнего как культурной практики в неклассическую эпоху, становится в этом смысле задачей нашего будущего исследования.
Чем отличается современная ситуация вопрошания о человеке? Великие проекты о человеке и великие ответы на кантовский вопрос были одновременно последними ответами. Поскольку дальше спрашивать некого и отвечать некому. И дело не в экологии и демографии. Дело в той предельности и конечности проекта человека, который в итоге победил все остальные проекты. В настоящее время победил человек желания. Победил проект человека, побеждающего самого себя и завоевывающего все пространство обитания. Победило существо потребляющее и вожделеющее, уничтожающее собственный мир, в котором оно и родилось. Победило потому, что мы в ситуации «после». А в этой ситуации, как известно, вся культура – это дерьмо. И в этой ситуации, как писал В.Шаламов, писать как Лев Толстой – безнравственно. Ни писать, ни сочинять, ни выдумывать, ни вопрошать нельзя. Поскольку рано или поздно в качестве ответа побеждает Чужой, чудище пожирающее и уничтожающее, хотящее и вожделеющее.
В ситуации смерти бога и человека на арену истории приходят «волки» и скинхэды, как писал исследователь славянских неоязычников-«волков» В.Ю.Сукачев [300].
В этой ситуации долгое время рядом с тоталитарной ютилась по углам бытия и маргинальная антропология. То есть антропология человека на границах, без своего жилья, потерявшего и нашедшего свой угол, этакого онтологического бомжа, который обитает в подворотнях, подвалах, на чердаках и помойках и прячется от различных форм тоталитарности – от власти и террора языка, письма, коллективных форм бессознательного, от политических институтов, от собственной телесности, от «машин бессознательного» и прочих форм террора. И все структуралисты и постструктуралисты ринулись изучать и взламывать эти формы власти коллективного бессознательного, от К. Леви-Строса до Ж.-Ф. Лиотара, от Ж.Деррида до Ж.-Л. Нанси. В течение последних 30 лет антропологические штудии велись именно по поводу этого человека-маргинала. Тем самым великие ответы М. Хайдеггера и М.М. Бахтина остались гласом вопиющего. Поскольку по поводу маргинала могла возникнуть лишь маргинальная философия. Она таковой и оставалась долгое время. Ей отводилась факультативная роль. До сих пор доминирует в мировой философии разного рода формы позитивистской философии, аналитическая атлантическая философия языка, ведутся штудии по разного рода феноменологическим, герменевтическим и экзистенциальным направлениям. А сама антропология либо прячется внутри этих направлений, либо ей отводят место где-нибудь в одном из разделов мировой философии, на одной из секций мировых сборищ-конгрессов. Обилие слов про человека при этом не порождают действительного вопрошания о человеке. А кантовский вопрос так и остается открытым.
Но тем самым антропология загнала себя в тупик. Подтверждается правда слов великих вопрошателей – без мысли о бытии человек никчемен и беспочвенен. Но волкам и скинхэдам не нужна мысль о бытии. Как не нужна она и официальной, кафедральной философии. Нет и быть не может бытия в ситуации «после». Потому что все сожжено, все убито.
Каким же может быть новый ответ на кантовский вопрос? Или он в ситуации «после» сам стал бессмысленным? Или все же отвечать придется, но по-другому?
И в этой связи – какова судьба самой философской антропологии?
В целом мировая антропология может пониматься как определенный мировой тренд, поиск, движение антропологически ориентированных исследований и разработок. В основании данного тренда могут быть положены следующие идеи.
1. Человек есть онтологическая идея, равная таким онтологическим идеям, как Бытие, Благо, Бог, Природа, Развитие, История. Только в рамках предельной, рамочной онтологической идеи возможна философия человека. В этом смысле человек прежде всего не объект исследования, не предмет анализа, а онтологическая идея.
2. Обсуждать проблему человека можно и нужно не абстрактно, не как некую модную идею, а в рамках конкретных проектов развития человека с использованием гуманитарных технологий и практик.
3. Исторически с точки зрения человека история – это процесс «антропосинтеза» человека, собирания проектов человека, которых было много. В этом смысле говорить о единой природе человека, искать и вопрошать о некоей единой сущности человека – занятие тупиковое. За признанием идеи мира миров идет признание миров человеческих. Природ человека много, больше, чем одна. И нет одной идеи человека. Есть разные идеи и проекты человека.
4. В настоящее время мы попали в ситуацию, когда все до ныне выработанные проекты человека (включая и все пять идей человека М. Шелера) себя исчерпали. Человек встал на онтологический предел своего обитания. В этом плане человек действительно умер. Точнее умерли все используемые ранее антропологические проекты. Это и есть ситуация «после». Ситуация витальная и предельная. Ситуация завершения господства одного из проектов человека, признаваемого в качестве главного и единственного, проекта человека рационального, человека просвещения.
5. Проблематичность собственного бытия человек можно понять, лишь попав в такую витальную, предельную ситуацию и осознав ее. В ситуации полного благоденствия и процветания собственную проблематичность, конечность, предельность он понять не сможет.
6. Именно в этой ситуации и можно помыслить о собственных пределах. В этой ситуации рождается потребность в мышлении о собственных пределах, то есть, в собственно философии. В таком случае и рождается философия человека как его практика мышления о собственных онтологических пределах.
7. Разные идеи и проекты человека не заданы, не даются в качестве готовых. Человеческое не дано как природа, а делается как проект. Проекты человеческие лепятся, конструируются, созидаются. Они – рукотворны, создаются посредством культурных практик.
8. Нет смысла в таком случае заявлять об универсальной науке или учении, о философской антропологии. У философской антропологии вообще нет самостоятельного предмета. Она выступает как некий набор онтологических идей и принципов. Искать новые основания для некоей абстрактной философской антропологии – не вполне эффективное занятие. Более полным вариантом будет представление о человеке как об антропосфере в виде трех областей – антропологии, антропотехники и антропономики.
9. Философия человека в таком случае это сугубо конкретный прецедент рождения человеческого в человеке, прецедент собственного спасения. Это практика второго рождения. И каждый человек решает эту проблему второго рождения сам. Он отвечает на кантовский вопрос собой, своей жизнью. Поскольку за него и вместо него помыслить о своих пределах никто не может. Только он сам. В этом плане – не бытие бытийствует, не мышление мыслит, а человек пребывает в бытии, человек мыслит, но какой? И как? И в какой ситуации?
10. В таком случае философских антропологий столько, сколько феноменов и прецедентов такого второго рождения. Антропология не может быть универсальной. Она не может быть всеобщей. Ее нельзя тиражировать. Ее нельзя преподавать. Но ее можно показать. О ней можно свидетельствовать. Как свидетельствуют о встрече с Богом. Также необходимо свидетельствовать о встрече с человеком, который рождается в человеке. Таковы онтологические пределы философской антропологии. Без мысли о своих онтологических пределах философская антропология остается в лучшем случае метафорой, в худшем – новой мечтой о новом ГУЛАГЕ.
11. Антропология как совокупность знаний в свою очередь все более и более дробится на различные региональные направления (социальная, культурная, педагогическая, городская, экологическая антропологии др.). Это влечет за собой как плюсы, так и минусы.
Минус заключается в возможности потерять саму онтологическую идею человека, потерять бытийный горизонт. Это означает забвение бытия человека. Плюс заключается в том, что региональные антропологии разрабатывают конкретные средства и инструментарий для организации разных культурных практик личностного роста, практик самопознания и самоопределения, то есть действительно становятся гуманитарными и технологическими.
Итак, антропология не имеет своей территории, своего особого предмета наподобие предметов в науках, но имеет свою оптику, свои принцип, свой угол зрения, свою ориентацию. Она может быть экзистенциальной, феноменологической, христианской, марксистской. Сам проект человека строится в них в контексте более широких философских каркасов и контуров.
Но несмотря на осознание антропологического кризиса, обилие разговоров о человеке и увеличение корпуса работ по антропологической проблематике, идея человека не стала такой же идеей, равной другим онтологическим идеям – идеям Бога, Природы, Бытия, Истории.
В этом смысле остается актуальным не построение некоей универсальной науки, а прояснение самой онтологической идеи человека, самой антропологической проекции человека на мир. Как для теолога весь мир рассматривается на фоне идеи Бога, так и для антрополога и антропологически ориентированных исследований весь мир рассматривается на фоне идеи Человека.