Культурологическое прочтение Э. Т. А. Гофмана на рубеже ХХ-ХХI вв.: онтологизм фантастического

Вид материалаДокументы
Научная новизна и личный вклад исследователя
Положения, выносимые на защиту
Практическая значимость исследования.
Апробация работы.
Структура работы
Основное содержание работы
В первой главе «Гофман в контексте времени»
В первом параграфе «Эстетическая платформа Э.Т.А. Гофмана»
Во втором параграфе «Проповедь иррационального познания»
Подобный материал:
1   2   3   4

Научная новизна и личный вклад исследователя

Творчество Э.Т.А. Гофмана диссертант исследует как выходящее за рамки классической эстетики романтизма – опережая свое время, писатель предвидел мышление, характеризующее искусство и культуру рубежа XX-XXI вв., и репрезентировал это особым способом: через нереальные образы он выходил на проблемы искусства, социальные и нравственные проблемы реального бытия.

Фантастическое есть концепт гофмановского искусства, герменевтическая проблема, то есть зависит от семантики сознания субъекта, который видит реальное как иллюзию и иллюзии как реальное сообразно своим ценностям. Онтологизм его фантастического в современной действительности рассматривается посредством культурологических смыслов:
  • зеркальность его искусства открыла проблему познания многих «Я» внутри человека, проблему «эмпатического вживания в Других» (В. Дильтей) и преобразования человечества;
  • виртуальность как форма реальности, отражающая взаимоотношения романтика с миром вещей, критиковала бездуховность, механизацию и безумный характер жизни;
  • гофмановские персонажи, отвергающие общепринятые каноны, напоминают «шизоидов» Ж. Делёза и маргиналов М. Фуко;
  • головокружение как результат стремлений человека к идеальной «гиперреальности» (Ж. Бодрийяр), с одной стороны, и к низменным желаниям, порочности – с другой, есть один из принципов фантастического;
  • питие как трагедия творчества и одновременно провокация художественной деятельности, является «колесом вдохновения» Гофмана.

Диссертант использовала оригинальные источники на иностранных языках, отражающие проблемы гофмановедения в мировой культуре, и выстроила модель бамбергского хронотопа, основанную на культурологическом измерении жизни и творчества романтика.

На основе новых данных стало возможным выявление портрета Гофмана-художника, Гофмана-новатора, Гофмана, почувствовавшего приближение нового мышления.


Положения, выносимые на защиту

1. Философский источник творчества Гофмана – немецкая классическая философия и эстетика, немецкий романтизм. Заметную роль в его творчестве сыграли дуализм И. Канта, натурфилософия Ф. Шеллинга, труды Новалиса, А.,Ф. Шлегелей и других романтиков. Изучение работ, посвященных сомнительной сфере жуткого и явлению магнетизма (работы Г.Г. Шуберта, И.К. Рейля, псевдонаучные трактаты Ф. Месмера и др.), привело романтика к мистическому реализму, основанному на мистическом осмыслении реальности.

2. Новаторство Гофмана выражается в особой манере повествования – игре на границе реального и нереального. Эта граница между реальностью и вымыслом условна и дает возможность двоякого восприятия иллюзии и действительности – в зависимости от сознания реципиента. Будучи знатоком многих искусств, художник явно осознал опасность переноса одного медиума в другой, что объясняет его позицию «на границе». Несмотря на «спонтанность виртуала» (Н.А. Носов), диссертантом выделяются следующие виртуализаторские возможности художника: а) слушая музыку, Гофман мог грезить обо всем, что было близко его душе, что его мучило или приносило радость; б) литература, которой он начал заниматься в г. Бамберге; в) уход в нереальность с помощью своих рисунков; г) виртуальный сон, под которым мы понимаем «сон» в прямом и переносном значении; д) его страстное чувство к ученице Юлии Марк, оставившей самые неизгладимые впечатления на всю его оставшуюся жизнь.

3. Фантастическое Гофмана как концепт его эстетического мышления – это трансформированная реальность, которая представляет собой борьбу зла и добра в человеке, борьбу стремлений к возвышенному и порочности в самом себе на фоне всеобщего движения к безумию. Его фантастическое никогда не отрывается ни от реальной жизни, ни от людей и содержит их переживания, социальные проблемы, проблемы искусства. Фантастическое базируется на следующих технических принципах: а) «манера Ж. Калло» – ироническая гетерогенность, взаимоопределение части и целого; б) принцип Серапиона – определение внешнего мира внутренними картинами, переход реального в нереальное, а идеального в реальное; в) моделирование реального и нереального в контексте психофизиологической проблемы головокружения – познание рационального и иррационального в человеческом стремлении к возвышенному и к бездне зла; г) принцип «Углового окна» – расширение реальности за счет воображения, комизация реального бытия.

В фантастическом Гофмана субъект наблюдает реальное и превращает его черты средствами комического (юмор, гротеск, ирония, сарказм и сатира) в нереальность. Основная форма комического у Гофмана – ирония, отражающая различия между безумной повседневностью и идеальными представлениями. Она помогала Гофману разоблачать внешнее благополучие и животные потребности людей при переходе к буржуазным отношениям. Посредством гротеска художник воспроизводил комедию жизни людей, для которых пошлость является нормой жизни, осуществлял критику политиков, чиновников и др., которые занимают должности, не имея способностей и представлений об идеале.

4. Впервые головокружение, рассматривается как один из технических принципов гофмановского фантастического и находится в связи с полемикой о возвышенном: головокружение вызывает а) чувство неудовольствия, даже страха, по причине несоразмерности эстетической оценки величины предмета с действительной оценкой; б) чувство восхищения, самодовольства, которое приводит в состояние равновесия и блаженства, прибавляя созидательные силы. Познавая мир и себя, человек испытывает головокружение от стремления к возвышенному, жажде идеала, с одной стороны, и от собственной интенции к пороку, злу, ненависти, – с другой. Головокружение в гофмановских текстах («Принцесса Брамбилла», «Серапионовы братья» и др.) – симптом кризиса, и романтик стремился рационализировать сознание нарастающего в человеке безумия и жизненной тревоги.

5. Трагедией творчества является интенция художников уйти от действительности через вино. Но вино, добродетель и поэзия образуют «горючую смесь творчества» (Ш. Бодлер) как победы над эгоизмом и оглядкой на других. Сложность сюжетов и выразительных средств («Эликсиры сатаны» и др.) могут нести в себе следы авторских пристрастий и борений с самим собой: «Разве сам ты не знаешь, что на растерзанную дьявольскими когтями кровоточащую душу особенно сильно и благотворно действует каждая капля целительного бальзама?»6 Питие в творчестве Гофмана есть провокация новых фантасмагорий, создающая фантом высвобождения, иллюзию приближения к истине от жизненных невзгод и творческих неудач.

6. На рубеже веков необычайно раздвинулись классические границы искусства, все сложнее отличить «еще не искусство» от «уже не искусства» (Г.Г. Нейгауз), и даже технические изобретения стали причислять к искусству. Художник в ХХ в., как успешный предприниматель, творит, не имея ничего, кроме сознания своего таланта, знания экономической ситуации на рынке культуры и желания пробиться. Гофман выступал против всякого расчета в искусстве, провозглашая лишь «желание бороться против современного застоя в искусстве, проникнуться духом чужих произведений, зажечь в себе собственную искру вдохновения, способную создать новую эпоху в искусстве»7. Романтик был убежден, что в излишнем стремлении к самовыражению художник утрачивает переживание чувств множества людей и оказывается не способным создать подлинное художественное произведение.

7. Система образов зеркальности в творчестве Гофмана представляет собой форму рефлексии о множестве «Я» в каждом из нас и отсюда множественном и неточном способе отражения нами природы, общества, человека. В этих многих «Я», изображенных в его произведениях, человек познает себя в добре и зле, в рациональном и иррациональном, в конечном счете, в безумии. Проблема зеркальности рассматривается как граница искусства Гофмана, как «трансформация, происходящая с субъектом, когда он принимает на себя некий образ» (Ж. Лакан), как непрекращающаяся борьба с Другим, со своим двойником. Зеркальность Гофмана привела его мышление к антиципации, которая, синтезируя в себе творческую интуицию, силу воображения и обширный аналитический опыт, обрела форму предвидения, предугадывания событий. Благодаря этой способности Гофман, как нестандартный мыслитель XIX в., как бы предугадал зеркальность французского ученого.

8. Переосмысление жизненного и творческого континуума немецкого художника по аналогии с постмодернистскими структурами выявило следующие взаимопересечения: а) его персонажи так же непоняты обществом как «шизо» Ж. Делëза и «маргиналы» М. Фуко, бессознательно требующие удовлетворения в поисках истины; б) его самобытное мышление явственно воплощено в нарративной структуре, двусмысленности, фрагментарности и ироничности текстов; в) в основе его произведений часто находится миф или реальное событие, что может напомнить гено-текст постмодернистов; г) в поисках своей «гиперреальности» романтик смешивал реальное и выдуманное, симулируя реальность в виртуальности; д) растворение автора в интертекстах, гипертекстах (Р. Барт); е) развитие формы истины во множестве интерпретаций к имеющимся текстам (У. Эко).

Эти структуры творчества Гофмана отвечают принципу неизбыточности семиотических систем Э. Бенвениста, т. е. их качество не то, что в постмодернизме, т. к. они функционируют в иной телеологии: а) истины и поэтической правды, в которой частное определяет общее и это общее определяет частное, тогда как у постмодернистов нет общего, вообще и частное не определяет ни общего и ни частного в деконструкции; б) социальной совместимости людей, постигающих бесчисленное множество своих «Я» в добре и зле; с) эстетизируется не зло, порок, безобразное, а преодоление вытесненных комплексов; д) творческие идеи укоренены в переживаниях немецкого народа, человечества, уникальных личностей.

9. Немецкий мемориальный хронотоп представлен деятельностью Научно-исследовательского Гофман-центра. Данная организация транслирует новое «звучание» Гофмана в мировой культуре рубежа ХХ-ХХI вв., трансформирует пространственно-временные признаки прафеномена в современность, о чем свидетельствуют многочисленные памятники романтику и его героям, архив государственной библиотеки г. Бамберга, гофмановские персонажи, украшающие архитектурные сооружения города, модернизированный дом-музей им. Э.Т.А. Гофмана. Диссертант выстраивает модель мемориального хронотопа, основанную на культурологическом измерении жизни и творчества художника. Выделяются житейский, творческий, психоаналитический и сновидческий планы, которые плавно взаимопересекаются в личности Гофмана и атмосфере дома-музея. Создание «живого дома», в котором элементы реставрационного и реконструированного пространства времени знакомят обозревающего с двойственным мировосприятием и «многогранностью художественности» самобытного романтика, подчеркивает актуальность Гофмана в мировой культуре.

10. В российской культуре рубежа XX-XXI вв. неисчерпаемость художественного творчества Гофмана подтверждается новыми приближениями к его искуству – на его сюжеты ставятся спектакли: «Сказки Гофмана» А. Петрова, «P.S.» Г. Козлова, «Тайна двойников, или Загадка Гофмана» В. Розова; балеты: «Коппелия» А. Петрова и Б. Краснова, «Щелкунчик» М. Шемякина и даже цирковое представление «Кракатук» А. Могучего. Его жизнетворчество отражено в сценарии А. Тарковского «Гофманиана» (фильм так и не был снят) и анимационном проекте М. Шемякина «Гофманиада». О нем и его героях пишут стихами: «Золотой горшок» Н. Матвеевой и прозой: пьеса «Эрнст, Теодор, Амадей» О. Постнова. Проводятся выставки, связанные его именем («Город сказочника Гофмана» О. Мелехова, «Магический мир Э.Т.А. Гофмана» в Калининградском историко-художественном музее), модернизируются музеи имени Гофмана и создаются новые памятники (Калининград). Элементы гофмановских фантасмагорий в упрощенной форме прослеживаются и в массовом искусстве – «Ночной Дозор» и «Дневной Дозор» С. Лукьяненко – Т. Бекмамбетова и т.д. Этот список можно продолжить, поскольку неординарность современного искусства сродни неадекватному мышлению романтика.

С точки зрения диссертанта, Гофман – не постмодернист, но он своим творчеством преодолел двухсотлетний рубеж и вошел в ХХI в., предвидя главные опасности массовых, тоталитарных обществ, механизацию жизни, синдром подражания, безумный характер жизни. Символичность его персоны в современной культуре несомненна, поскольку в своем философствовании он слишком самобытен и дерзок для своего века. Фантастическое Гофмана есть желание создать «новую эпоху в искусстве», синтезирующую в себе новые технологии и эксперименты.


Практическая значимость исследования.

Материалы и результаты научного исследования могут служить методологическими ориентирами в разработке проблем прикладной культурологии. Актуальность темы исследования носит комплексный междисциплинарный характер и позволяет использовать материалы и выводы диссертации в общих и специальных курсах эстетики, культурологии, истории и теории культуры, зарубежной литературы, страноведения, а также в специальных семинарах, посвященных разнообразным проблемам современной философии, культуры, искусства.

Инструментальную значимость имеют дефиниции «фантастическое», «зеркальность», «виртуальность», «головокружение», «питие» и др. Практическую важность содержат выводы о технических принципах фантастического и символичности творчества Гофмана в современной культуре.

Исследование представляет собой опыт воссоздания целостного образа гофмановского фантастического в полной совокупности его концептуальных характеристик. Диссертант раскрывает значимость творческого и жизненного континуума Гофмана для отечественной и мировой культуры, сосредотачивает внимание на важности его концепции для будущего развития нашего искусства.


Апробация работы.

Основные положения диссертационного исследования были представлены в виде научных докладов на конференциях: международных (Самара, Абакан, Киров, Тамбов, 2006-2007), Всероссийских (Пермь, 2006) и региональных (Саранск, 1999-2007). Концептуальное развитие диссертационной темы отражено в двух монографиях, многочисленных статьях и тезисах.


Структура работы подчинена общей логике исследования и включает введение, четыре главы, заключение, общим объемом 303 стр., библиографический список из 407 наименований и приложение.


Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность исследования, раскрывается степень разработанности проблемы, формулируются цель и задачи исследования, определяются его методологические основания, новизна и научно-практическая значимость, дается общая характеристика структуры работы.

В первой главе «Гофман в контексте времени» характеризуются эстетическая концепция художника в контексте эпохи романтизма, философские основания его творчества и формы иррационального познания.

В первом параграфе «Эстетическая платформа Э.Т.А. Гофмана», опираясь на общетеоретические исследования эстетики романтизма Н.Я. Берковского, В.В. Ванслова, А.В. Карельского, Е.А. Маймина и др., диссертант определяет ситуацию, которая сложилась в Германии в романтическую эпоху в соответствии с тремя этапами его развития: а) йенского (1797-1806); б) гейдельбергского (1806-1816); в) берлинского (1815-1830/48) и рассматривает их влияние на Гофмана:

а) Йенская школа (В.Г. Ваккенродер, И.Х.Ф. Гельдерлин, Новалис, Л. Тик, А. и Ф. Шлегели, Ф.Э.Д. Шлейермахер) способствовала «очеловечиванию» культурных ценностей, доведению их до человека и его души, превращению их во внутренние ценности. Теоретики романтизма, защищая такое понимание художественного творчества, резко выступали против теорий классицистов, усматривавших в художественных произведениях лишь гармоническую форму, архитектоническую согласованность отдельных частей художественных произведений, которая сама своей гармонией должна была производить эстетическое впечатление на читателя или зрителя. А. и Ф. Шлегели дали первое систематизированное изложение эстетической концепции романтизма, обосновав идею универсализма и «высшую» роль художественного творчества.

Как и у йенцев, в основе большинства произведений Гофмана находится конфликт художника с обществом. Но в отличие от раннеромантической школы, превращающей поэта в «мага» (Новалис), гофмановский Энтузиаст (кавалер Глюк, Крейслер, Натанаэль, Бальтазар и др.) «держится реальной почвы».

б) Гейдельбергские романтики (К. Брентано, Л. фон Арним, Я. и В. Гримм) представляли собой «просветителей» народного духа немцев, которые повернули от «литературного космополитизма» (Р.М. Габитова), от их литературной универсальности к национальным литературным традициям, добавив элемент народности в свое творчество. Гофман, как глубоко народный писатель, часто подчеркивал в своих текстах немецкое понимание тех или иных понятий, явлений, заботясь о сохранении национальных традиций.

в) Великое достижение романтического искусства, романтической эстетики, романтической мысли состоит в том, что они сумели пробить путь «диалектическому пониманию связи общего и специфического в мире искусств» (М.С. Каган) и сумели в этом процессе, преодолевая собственную противоречивость, превратиться в нечто иное (критический реализм, мистический реализм). Последний период содержит в себе синтез романтизма и реализма (А. Шамиссо, ранний Г. Гейне, Э.Т.А. Гофман).

Рассматривая эстетическую концепцию Гофмана, автор делает следующие выводы:
  • Еще до появления этого художника в литературе эстетические вопросы были блестяще разработаны в трудах многих немецких мыслителей и художников. Начиная с Г.Э. Лессинга и И. Канта, вопросы теории искусства стояли в центре внимания писателей и критиков. Качественно новые концепции искусства появились как в художественной практике, так и в теоретических сочинениях романтиков, а также в работах философов-идеалистов. Их тонкие определения основных принципов искусства и отдельных вопросов творчества не потеряли своего значения и в настоящее время.
  • Важную роль в формировании мировоззрения немецкого писателя сыграли теории немецких классических философов, в частности дуалистическое учение И. Канта о «вещи в себе» и «вещи для себя», родственные гофмановскому двоемирию, а так же учение И. Фихте, которое являлось философской основой романтического индивидуализма, натурфилософия Ф. Шеллинга и его последователей.
  • Гофман, выступая против натуралистического метода изображения и исходя из эстетической необходимости придерживаться «внутренней правды» художественного образа, стремился обозначить определенные границы «Я» для субъективного произвола фантазии художника. Несовершенство рассудка, постоянное стремление классифицировать явления создают устойчивое представление о нем как о крупном романтике, во многом опережающем свое время.
  • Художественное содержание творчества Гофмана воплощается через основную тему – конфликт художника с действительностью с раскрытием «ночных сторон» внутреннего и внешнего мира – и основную идею – столкновение духовного мира с пустотой бездуховности, философское осмысление морально-этических и социальных проблем бытия и как следствие «теория перфекционизма и социальной совести» (А.А. Гагаев), воплощенная в художественных образах.
  • Обобщая результаты исследований гофмановской эстетики, диссертант заключает, что художник универсального дарования является а) одним из основателей немецкой музыкальной эстетики и критики ХIХ века; б) одним из основоположников жанра сказочной повести; в) родоначальником первой в мировой литературе детективной повести («Мадемуазель де Скюдери»); г) критиком и теоретиком литературы; д) одним из первых, кто исследовал темные стороны человеческой души и внешнего мира с целью их преобразования.
  • Подобно «Эстетике» Гегеля, писатель оказался на границе двух эпох и как бы завершил целый блестящий период в развитии немецкой эстетической мысли. Исходя из эстетики романтизма, стремясь наполнить ее реальным содержанием, он стихийно пришел к мистическому реализму – при всей карикатурности и фантастичности образы Гофмана имеют реальную жизненную основу (в отличие от ранних романтиков) и верно передают существенные черты людей разных социальных слоев, над которыми властвуют мистические силы.

Во втором параграфе «Проповедь иррационального познания» автор выявляет формы иррационального познания Гофмана, проводя параллель с философией жизни.

«Портреты и звуки гофмановского мира – многомерность художественности» (И.И. Гарин). Эта многомерность обрела экзистенцию благодаря условности границ между видами искусства, границ между реальностью и идеальностью. Через собственное «Я» пропускались все события его произведений: «Fiktion in der Ausdruckform des Dokumentarischen» (ирреальное в форме реального) или, наоборот, «Dokumentarisches in der Ausdruckform des Fiktiven»8 (реальность в вымышленной форме).

Романтик, как и философы жизни, стремился оградить свое творчество от рамок рационализма, поскольку лишь свобода мышления и свобода творчества, впрочем, как и свобода передвижения, могут стать настоящими помощниками в становлении особого индивидуального образа творения. К «неотъемлемым» человеческим достоинствам Гофман относил «всепроникающий ум, глубину чувств, пылкое воображение.., решительную неприязнь к условностям любого рода, в сочетании с подлинным даром преступать рамки этих условностей, что неизбежно и приводило к необыкновенности как его внешности, так и поступков. Поэтому Лисков (как и Гофман) беспощадно насмехался язвительно и … преследовал всё, что считал пошлой условностью»9.

Заметную роль в его творчестве сыграли труды ученика Ф. Шеллинга Г.Г. Шуберта («О темной стороне естественных наук»), И.К. Рейля («Рапсодии о применении психических лечебных методов при душевных расстройствах»), псевдонаучные трактаты Ф. Месмера, посвященные сомнительной сфере жуткого и сверхчувственного. Тесное общение с бамбергскими врачами-психиатрами А.Ф. Маркусом и Ф. Шпейером пробудило интерес Гофмана к магнетизму и сомнамбулизму, к теории сновидений и к аномалиям психики, которые открывают «таинственные и зловещие бездны» сознания. Он искал причину возникновения страшных и таинственных явлений в глубинах человеческой психики, в воздействии внешних обстоятельств, демонических сил, которые властвуют над человеком и роковым образом предопределяют судьбу («Вампиры», «Магнетизер», «Пустой дом», «Стихийный дух», «Эликсиры сатаны» и др.). Повести и рассказы, возникшие в результате влияния подобных сочинений, принесли художнику репутацию «призрачного Гофмана».

«Идиосинкразия, судорожно обвивающая всю жизнь человека около какой-нибудь мысли, сумасшествие, ниспровергающее полюсы умственной жизни; магнетизм, чародейная сила, подчиняющая человека воле другого, - писал А.И. Герцен, – открывает огромное поприще пламенной фантазии Гофмана. В эти-то недоступные области психических действий не побоялся спуститься Гофман и вышел… торжествующим»10.

Реальный и мистический элементы в их своеобразном сочетании очень часто подчеркивают в творчестве Ф.М. Достоевского. В гофмановском творчестве внешние обстоятельства владеют над человеком не меньше, чем таинственное мистическое начало, неизменно сопутствующее всякому проявлению человеческой личности, как бы предшествуя мистическому реализму Достоевского11.

Психологизм, как отображение внутреннего мира человека, часто встречается на страницах гофмановских произведений. При этом все явления и предметы подвергаются сначала дильтеевскому «пониманию», а затем только выражаются в слове, цвете или звуке. Познать человека, по мнению В. Дильтея, значит проникнуть в его мотивы, идеалы, представления, в его целостный духовный мир, и единственным средством такого проникновения может служить только «эмпатическое вживание», симпатизирующая идентификация с Другим, своеобразное перевоплощение, т.е. понимание, которое является делом не внешнего, а сугубо внутреннего опыта. Таким образом, автор соглашается с И.И. Гариным, Ф.К. Китлером и др.12, что глубинные познания человеческой души, выражение гофмановского психического мира переходят в творчество З. Фрейда.

Реалистичные описания темных, дьявольских сил в произведениях свидетельствуют о тщательной предварительной переработке этих явлений романтиком перед созданием и дальнейшей трансляцией художественного образа. Это подтверждают, к примеру, его многочисленные практические советы по изгнанию сатаны: «ежели существует темная сила ... то она должна принять наш собственный образ, стать нашим «Я»; ибо только в этом случае уверуем мы в нее и дадим ей место в нашей душе… Но ежели дух наш тверд и укреплен жизненной бодростью, то он способен отличить чуждое, враждебное ему воздействие… и спокойно следовать тем путем, куда влекут нас наши склонности и призвание, – тогда эта зловещая сила исчезнет в напрасном борении за свой образ, который должен стать отражением нашего «Я»»13. Автор полностью поддерживает утверждение14, что темные стороны жизни Гофмана и его героев, пропитанные «дьявольской атрибутикой», описанные так детально («Ночные рассказы») переходят в творчество Н.В. Гоголя («Вий», «Записки сумасшедшего», «Нос») и М.А. Булгакова («Мастер и Маргарита»).

Гофман обладал особым мирочувствованием, которое выразилось в оригинальных формах философствования: в проповеди иррационального познания, в поэзии кошмаров и ужасов, в обращении к миру фантастики, к смешению реального и ирреального, к виртуальности и созданию образов-двойников. Гофман-художник, Гофман-музыкант, Гофман-писатель – величины, не уступающие Гофману-новатору.