Ты солнца луч, тобой согрета грудь
| Вид материала | Документы |
- План мероприятий окружных государственных учреждений культуры на август 2010 года огу, 148.82kb.
- Урок творческая мастерская «… вся красота только луч того солнца, чьё имя Россия», 389.61kb.
- Унылая пора! Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса — Люблю я пышное природы, 172.76kb.
- Моя Родина – моя крепость, 35.36kb.
- О стихотворении Н. Заболоцкого "зелёный луч" (1958), 198.3kb.
- Если тебе повезло и ты был в Париже, то, где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих, 33.23kb.
- Сергей Диев луч в хаосе, 691.03kb.
- «Фиточай с красной щеткой» Женская грудь, прикрытая античной туникой, спрятанная средневековым, 751.56kb.
- Ни суточного вращения Земли, ни ее обращения вокруг Солнца? В то же время все «собственными, 591.21kb.
- Додаток №7. Відеокаталог 3-го тф «відкрий україну!» (2008), 203.85kb.
— Да, так хорошо! — опять воскликнула Лариса.
— А король отвечает:
Что делать мне?
Горю, как в огне!
Ах, где ж мой чубук?
Ведь я — как без рук!
О, сжальтесь, простите,
Меня отпустите!
Я дочь вам отдам,
Венчаю вас сам!
Жених и невеста опускаются на колени; первая поет:
Отец, оживаю!
Второй:
Я вас отпускаю!
Господин король благословляет их, а все придворные поют хором:
То-то любящий отец!
Он повел их под венец!
- Нужно сказать, что вчера вечером я побывал в немецком театре, в одном провинциальном городке! — сказал ворон — Театром служила конюшня: стойла были переделаны в ложи, деревянные перегородки обиты разноцветной бумагою. С низкого потолка спускалась небольшая железная люстра; как раз над нею в потолок вделали опрокинутый вверх дном бочонок, чтобы люстру можно было поднимать кверху, как это делается в больших театрах.
- Вы еще не видели наш актовый зал, - заметила Лариса.
- «Динь-динь!» — зазвонил суфлер, - и люстра — прыг в бочонок; теперь уж все знали, что представление сейчас начнется! На представлении присутствовала проезжая княжеская чета; театр поэтому был набит битком, только под самой люстрой образовалось что-то вроде маленького кратера. Тут не сидело ни души, — свечи оплывали, и сало то и дело капало на пол: «кап-кап!» Я видел все это, — в театре стояла такая жара, что пришлось открыть люки, заменявшие окна. С улицы в них заглядывали мальчишки и девчонки, даром что в театре сидела полиция и грозила им палкой. Перед самым оркестром восседала на двух старых креслах княжеская чета. Обыкновенно эти места занимали бургомистр и его супруга, но сегодня им пришлось сесть на простые скамьи наряду с прочими горожанами. «То-то! И над нашими господами, знать, есть господа», — шушукались между собою кумушки, и все кругом приобретало в их глазах еще более праздничный вид.
Люстра ушла в потолок, уличным зевакам попало по рукам палкой, а мне... мне тоже удалось посмотреть комедию!
- Но как нам найти принца? – спросила Лариса.
- Сейчас я позову премьер-министра, - сказал король. Он позвонил в колокольчик. Через минуту от королевского дворца прибежал запыхавшийся слуга.
- Так. А где премьер-министр? - спросил король слугу.
- Он на даче, - ответил слуга.
- Ах, у него есть дача! - воскликнул король.
- Он на даче показаний, - уточнил слуга.
- Хорошо. В таком случае поручаю тебе найти принца, - сказал король.
- Не надо меня искать, я здесь, - раздался голос принца. И в самом деле принц был здесь, прекрасный, воспитанный и восхитительный.
- Вы подслушали наш разговор? – спросил его король.
- Как можно, ваше величество!
- Ну и молодежь у нас, - хмыкнул король, - все им надо повторять по два раза. Лариса, дайте принцу чайник со свистком.
- Зачем мне чайник? – удивился принц, - сейчас мне не до того. Готовлюсь к венчанию с вашей дочерью.
- Олух! – воскликнул король, - ты должен поцеловать другую.
- Как так? – не понял принц.
- Все понятно. Его заколдовала Ванесса, - резюмировал король, - теперь принц влюблен без памяти в младшую принцессу.
- Подержите-ка этот чайник, - сказала Лариса принцу.
- Не могу вам отказать, - ответил принц галантно, взял чайник и для вида понюхал цветок.
И тут произошло чудо. Принц схватился за голову.
- О, как я ошибался! – воскликнул он, - о, нотр повр королевство!
- Прекрасно, чары развеялись, - сказал король обрадованно.
- Быстрее проводите меня к старшей принцессе, - принц стал топтаться в нетерпении на месте.
- С удовольствием, - согласился король.
Они вместе пошли ко дворцу. На ходу принц что-то взволнованно говорил королю.
- Ну вот, я так и знала, - заметила младшая принцесса, завидев принца и короля, - все мои старания пошли коту под хвост.
В самом деле, спустя минуту чудные лучи осветили королевский дворец, все вокруг зацвело.
Лариса видела, как в окне показались радостные принц и принцесса, пробужденная от долгого сна.
- Как чудно, - сказал чайник, опять доставшийся Ларисе, - ты не зря совершила этот путь.
В этот момент из дворца прилетел наряженный ворон.
- Король приглашает вас сегодня к себе на холм на праздник, - сказал ворон Ларисе. - Приходите, пожалуйста, то есть прилетайте. Но сначала король попросил меня оказать большую услугу: потратить часок-другой и передать приглашения остальным гостям. Надо же приносить хоть какую-нибудь пользу, тем более что своего хозяйства у меня нет и делать мне решительно нечего. Мы ждем, - добавил он шепотом, - очень знатных чужеземцев, норвежских троллей, или, как они называются у себя на родине, трольдов. И наш король не хочет ударить лицом в грязь.
- Кого же вы будете приглашать? - спросила Лариса.
- На бал при лунном свете могут явиться все, даже и люди, если только они говорят и ходят во сне и вообще отличаются какими-нибудь причудами в нашем вкусе. А вот званый обед - другое дело. Тут уж надо думать да думать. Общество должно быть самое избранное. Я спорил с королем даже насчет призраков и привидений, - по-моему, их не следует приглашать: уж очень пустой народ... Прежде всего надо, конечно, позвать морского царя с дочками. Правда, они не очень-то любят выходить на сушу, ну, да ничего, мы посадим их на мокрый камень или еще что-нибудь придумаем. Авось не откажутся! Потом надо позвать всех старых троллей первого разряда с хвостами и рожками, затем водяных, домовых, болотных, и, конечно, нельзя обойти приглашением лошадь и церковного карлика, как-никак они в родстве с нами и очень обидятся, если мы их не позовем.
- Карр!.. - крикнул ворон и полетел приглашать гостей.
Вечером весь город был иллюминирован, солдаты палили из пушек, мальчишки — из хлопушек, а во дворце ели, пили, чокались и плясали. Знатные кавалеры и красивые девицы танцевали друг с другом и пели так громко, что на улице было слышно:
Много тут девиц прекрасных,
Любо им плясать и петь!
Так играйте ж плясовую,
Полно девицам сидеть!
Эй, девица, веселей,
Башмачков не пожалей!
Даже дни недели решили на этом празднике плотно поесть, здорово выпить, говорить речи и без церемонии высказывать друг другу приятные истины, как оно и подобает в дружеском кружке. Герои нашей сказки перебрасывались за столом обглоданными костями, а дни недели готовились перебрасываться каламбурами да разными ехидными остротами.
Господин Воскресенье, глава дней недели, явился в шелковом плаще. Благочестивые люди подумали бы, что он надел пасторское облачение и собирается в церковь, дети же мирской суеты увидели бы, что он просто-напросто собирается веселиться. Понедельник, молодой человек, близкий родственник Воскресенья, большой любитель удовольствий, следовал за первым. Он бросал — как рассказывал сам — мастерскую всякий раз, как у дворца происходила смена караула, сопровождающаяся музыкой.
"Я люблю освежиться, послушать музыку — особенно оффенбаховскую! Она не отягощает мозга, не затрагивает сердца, а только слегка щекочет под коленками — так и подмывает пуститься в пляс, кутнуть и осветить себе дорогу домой фонарем под глазом, а потом всхрапнуть хорошенько! Вот на другой день — с Богом и за работу, пожалуй, я же первенец недели!"
- Я ретивый работник, - произнес вторник, - осматриваю, хорошо ли смазаны и вертятся ли как следует колеса на фабриках, слежу за тем, чтобы портной сидел на верстаке, а каменщик на мостовой, чтобы каждый занимался своим делом! Я смотрю за порядком, вот почему я в полицейском мундире! Коли это неостроумно придумано, так попробуйте вы придумать что-нибудь поострее!
— А вот и я! — сказала Среда. — Я стою в середине недели, меня так и зовут: серединою. Я, как приказчик среди магазина, как цветок в середине букета, стою, окруженная другими почтенными днями недели. Если мы идем все в ряд, друг за другом, то у меня три дня в авангарде и три в арьергарде. Смею думать, что я самая первая персона в неделе!
— Я самого знатного происхождения! — сказал четверг. — Я из божественного рода! В южных странах меня посвятили Юпитеру, а он мастера греметь и сверкать молнией. Это уж наша фамильная черта!
И он ударил молотом по котлу, чтобы доказать свое высокое происхождение.
Пятница была одета, как и подобает молодой девушке. Она, по ее собственным словам, отличалась тихим, мягким нравом и только сегодня развернулась.
Суббота явилась старой ключницей, с метлой и прочими атрибутами чистки. Любимым блюдом ее был черствый хлеб, сваренный в пиве, но она все-таки не требовала, чтобы это блюдо было подано при сем торжественном случае всем: она готова была съесть его одна и съела.
И, разумеется, явились и месяцы. Первый был парень здоровый, в медвежьей шубе и меховых сапогах.
"Я тот самый, на кого уповают столько людей, - заявил он. - Приди ко мне утром, я дам тебе на чай! Я так и швыряю деньгами, дарю подарки, задаю балы! Тридцать один бал! Больше ночей я тратить не могу. Корабли мои, правда, замерзли, но в конторе у меня тепло. Я — коммерсант, зовут меня Январь. У меня с собою только счета."
Затем полез второй — «увеселительных дел мастер», театральный директор, распорядитель маскарадов и других веселых затей. В багаже у него была огромная бочка.
"Из нее мы на масленице выколотим кое-что получше кошки!" (Старый обычай, долго державшийся в Дании: в бочку сажают кошку и начинают изо всех сил колотить по бочке, пока, наконец, не вышибут из нее дно, и кошка, как угорелая, не выскочит оттуда ). Я люблю повеселить других, да и себя самого, кстати! Мне ведь уделен самый короткий срок! Мне дано всего двадцать восемь дней; разве иногда прикинут лишний денек! Но все равно! Ура, как говорила Т.Тарасова".
Вышел и третий; вид у него был самый постный, но голову он задирал высоко: он ведь был в родстве с сорока мучениками и числился пророком погоды. Ну да это должность не из сытных, вот он и восхвалял воздержание. В петлице у него красовался букет фиалок, только крошечных-прекрошечных!
"Март, марш! — закричал четвертый и толкнул третьего. — Март, марш! Марш в караулку, там пунш пьют! Я чую". Однако это была неправда: Апрелю все бы только дурачиться — он с этого и начал. Смотрелся он парнем разудалым, делами много не занимался, а все больше праздновал. "В чемодане у меня есть летнее платье, - сказал он, - но надеть его даже по такому случаю было бы глупо! Да, вот я!"
Затем из дилижанса вышла барыня.
"Девица Май!" — отрекомендовалась она. На ней было легкое летнее платье и калоши; платье шелковое, буково-зеленое, в волосах анемоны; от нее так пахло диким ясминником, что часовой не выдержал, чихнул.
"Будьте здоровы!" — сказала она в виде приветствия. Как она была мила! И какая певица! Не театральная, а вольная, лесная; да и не из тех, что поют в увеселительных палатках; нет, она бродила себе по свежему зеленому лесу и пела для собственного удовольствия. В ридикюле у нее лежали «Гравюры на дереве» Христиана Винтера.
"Теперь идет молодая дама!" — закричали из дилижанса. И дама вышла. Молодая, изящная, гордая, прелестная! Она задавала пир в самый длинный день года, чтобы гостям хватило времени покончить с многочисленными блюдами. Средства позволяли ей ездить и в собственной карете, но она приехала в дилижансе вместе со всеми, желая показать, что совсем неспесива. Но, конечно, она ехала не одна: ее сопровождал младший брат Июль.
Июль — толстяк; одет по-летнему, в шляпе «панама». У него был с собою очень небольшой запас дорожной одежды: в такую жару да возиться еще! Он и взял с собою на королевский праздник только купальные панталоны да шапочку.
За ним вылезла матушка Август, оптовая торговка фруктами, владетельница многочисленных садков, земледелец в кринолине. Толстая она и горячая, до всего сама доходит, даже сама обносит пивом рабочих в поле. «В поте лица своего ешь хлеб свой, — приговаривала она. — Так сказано в Библии! А вот осенью — милости просим! Устроим вечеринку на открытом воздухе, пирушку!» Она была молодец баба, хозяйка хоть куда.
За нею следовал живописец по профессии. Он собирался показать лесам, что листья могут и переменить цвета, да еще на какие чудесные, если ему вздумается! Стоит ему взяться за дело, и леса запестреют красными, желтыми и бурыми листьями. Весь его багаж заключался в палитре с красками.
Вылез и десятый пассажир, помещик. У него только и дум было, что о пашне, о посевах, о жатве, да еще об охотничьих забавах. Он был с ружьем и собакою, а в сумке у него гремели орехи. Щелк! Щелк! Но его почти и не слышно было из-за кашля и отдувания следующего пассажира — Ноября.
Что за насморк у него был, ужасный насморк! Пришлось вместо носового платка запастись целой простыней! А ему, по его словам, приходилось еще сопровождать служанок, поступающих на места!
Вышел и последний пассажир — бабушка Декабрь с грелкою в руках. Она дрожала от холода, но глаза ее так и сияли, словно звезды. Она несла в цветочном горшочке маленькую елочку. «Я ее выхожу, выращу к сочельнику! Она будет большая — от полу до потолка, обрастет зажженными свечками, вызолоченными яблоками и разноцветными сеточками с гостинцами. Грелка согревает не хуже печки, я вытащу из кармана книжку со сказками и буду читать вслух. Все детки в комнате притихнут, зато куколки на елке оживут, восковой ангелочек на самой верхушке ее затрепещет золочеными крылышками, слетит и расцелует всех, кто в комнате, — и малюток, и взрослых, и даже бедных деток, что стоят за дверями и славят Христа и звезду Вифлеемскую"
- Такого, признаться, я еще не видала, - заметила Лариса, - поистине сказочный пир.
Все сливалось, все тонуло в чудном сиянии красок. Лес и море пели. Все королевство было одним обширным чудным храмом; деревья и медлительные облака - стройными колоннами, цветы и трава - богатыми коврами, небо - огромным куполом. Яркие, блестящие краски потухали вместе с солнцем, зато вверху зажигались миллионы звезд, миллионы бриллиантовых огоньков, и обитатели королевства простерли руки к небу, морю и лесу...
Гете заканчивает историю своего Фауста словами: «Продолжение может последовать»; то же могу я сказать и о нашей сказке.