Ты солнца луч, тобой согрета грудь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
Глава 2. Добрая фея Стелла.


На солнечной стороне леса, за ветром, возле облитой солнцем стены домика, где пышно расцветали под ласками солнечных лучей роскошные розы и росли вишневые деревья, осыпанные сочными, черными, горячими ягодами, сидела прекрасная Стелла, Добрая фея. Она смотрела на темные облака, громоздившиеся друг на друга высокими черно-синими, угрюмыми горами; они надвигались с трех сторон и наконец нависли над лесом, как окаменелое, опрокинутое вверх дном море. В лесу все затихло, словно по мановению волшебного жезла; прилегли ветерки, замолкли пташки, вся природа замерла в торжественном ожидании. Вдруг блеснул ослепительный луч света, словно солнце на миг прорвало тучи, затем прокатился глухой раскат грома. Вода хлынула с неба потоками. Тьма и свет, тишина и громовые раскаты сменяли друг друга.

По молодому тростнику, с коричневыми султанами на головках, так и ходили от ветра волны за волнами; ветви деревьев совсем скрылись за частою дождевою сеткою; тишина и громовые удары чередовались ежеминутно. Трава и колосья лежали пластам; казалось, они уже никогда не в силах будут подняться. Но вот ливень перешел в крупный, редкий дождь, выглянуло солнышко, и на былинках и листьях засверкали крупные перлы; запели птички, заплескались в воде рыбки, заплясали комары. У домика все так же сидела и грелась на солнышке Добрая фея. С кудрей ее стекали целые потоки воды. Помолодела, освежилась и вся природа, все вокруг цвело с небывалою пышностью, силой и красотой!

От густо взошедшего на поле клевера струился сладкий аромат, и пчелы жужжали над местом древних собраний. Какой-то камень, омытый дождем, ярко блестел на солнце; цепкие побеги ежевики одели его густою бахромой. К нему подлетела царица пчел со своим роем; они возложили на него плоды от трудов своих – воск и мед. Никто не видал жертвоприношения, кроме самого Ларисы и Доброй феи.

- Здравствуй, девочка. - произнесла Добрая фея, - будем знакомы. Как тебя зовут, дитя мое?

- Лариса, - ответила Лариса. - и я - вовсе не дитя. Я принесла вам калоши счастья.

- О, калоши можешь оставить себе. Пользуйся моей щедростью, - сказала Стелла, и показала рукой на поля, - Только взгляни, что за роскошь! Что за благодать, куда ни поглядишь! Как хорошо, как уютно на земле, и все-таки – сама не знаю почему – я жажду... покоя, отдыха... Других слов подобрать не могу! А люди уж снова вспахивают поля! Они вечно стремятся добыть себе больше и больше!. Я же довольствуюсь лишь своей теплицей. Сейчас мы ее и посмотрим.

Лариса вошла в огромную теплицу, где росли вперемежку цветы и деревья; здесь цвели под стеклянными колпаками нежные гиацинты, там росли большие, пышные пионы, тут - водяные растения, одни свежие и здоровые, другие - полузачахшие, обвитые водяными змеями, стиснутые клешнями черных раков. Были здесь и великолепные пальмы, и дубы, и платаны; росли и петрушка и душистый тмин. У каждого дерева, у каждого цветка было свое имя; каждый цветок, каждое деревцо было человеческою жизнью, а сами-то люди были разбросаны по всему свету: кто жил в Китае, кто в Гренландии, кто где.

Попадались тут и большие деревья, росшие в маленьких горшках; им было страшно тесно, и горшки чуть-чуть не лопались; зато было много и маленьких, жалких цветочков, росших в черноземе и обложенных мхом, за ними, как видно, заботливо ухаживали, лелеяли их. Это была теплица Доброй феи.

- Лариса! У нас в королевстве появился прекрасный принц, и он должен поцеловать спящую красавицу – принцессу, - сказала фея.

- Эта ситуация мне почему-то знакома, - заметила Лариса.

- В таком случае спрошу у тебя следующее. Скажи мне, девочка, что ты сделаешь, если после того, как принцесса проснется, во дворец прилетят сто добрых фей?

- Пожалуй, накормлю их супом, - не смутилась Лариса.

- Хорошо, а если к нам прилетят триста добрых фей? - не унималась Стелла.

- Накормлю их супом, - ответила Лариса.

- А где ты возьмешь столько супа? - спросила Стелла, и описала в воздухе волшебной палочкой похожий на луну полукруг, символизирующий знак вопроса.

- Там же, где вы взяли столько добрых фей, - дерзко ответила Лариса.

- Хорошо.. Можешь считать, что вступительный экзамен ты сдала. Будем знакомы, добрая фея Стелла.

- Вы в самом деле добрая фея? - ахнула Лариса.

- Да. Сегодня у меня, например, был день добрых дел. В девять часов я разогнала облака, в десять полила цветы, в одиннадцать перевела котенка через дорогу и напоила старушку молоком.

- Добрая фея, да вы же все перепутали! - заметила Лариса.

Стелла взглянула на Ларису пристально и задумчиво произнесла:

- Это когда я Золушку превратила в царевну-лягушку, вот это я перепутала. Теперь буду осторожнее.

- А принцу или принцессе вы хотя бы помогли? - спросила Лариса и выразительно посмотрела на Добрую фею.

- Как же, - важно сказала та, - одному принцу я подарила волшебный горшочек. Когда в нем что-нибудь варится, бубенцы вызванивают старинную песенку: Ах, мой милый Августин, Все прошло, прошло, прошло!

Но только самое занятное в горшочке то, что если подержать над ним в пару палец - сейчас можно узнать, что у кого готовится в городе. А принц как раз в это время работал свинопасом у одного короля.

- Что вы говорите.. Неужели свинопасом? - изумилась Лариса.

- Да, странная работа с его-то образованием, - согласилась Стелла, - И вот раз прогуливается принцесса со всеми фрейлинами и вдруг слышит мелодию, что вызванивали бубенцы. Стала она на месте, а сама так вся и сияет, потому что она тоже умела наигрывать "Ах, мой милый Августин", - только эту мелодию и только одним пальцем.

"Ах, ведь и я это могу! - сказала она. - Свинопас-то у нас, должно быть, образованный". Принцесса тут же велела спросить у свинопаса, сколько стоит этот изумительный горшочек. И вот одной из фрейлин пришлось пройти к свинопасу, только она надела для этого деревянные башмаки.

"Что возьмешь за горшочек?" - спросила она. "Сто поцелуев принцессы!" - отвечал свинопас. "Да он, верно, сумасшедший!" - сказала принцесса и пошла дальше, но, сделав два шага, остановилась. "Искусство надо поощрять!" - произнесла она

"Становитесь вокруг!" - распорядилась принцесса, и фрейлины обступили ее, а свинопас принялся целовать. "Это что еще за сборище у свинарника? - спросил император, выйдя на балкон. Он протер глаза и надел очки. - Не иначе как фрейлины опять что-то затеяли! Надо пойти посмотреть"

И он расправил задники своих туфель - туфлями-то ему служили стоптанные башмаки. И-эх, как быстро он зашагал!

Спустился император во двор, подкрадывается потихоньку к фрейлинам, а те только тем и заняты, что поцелуи считают: ведь надо же, чтобы дело сладилось честь по чести и свинопас получил ровно столько, сколько положено, - ни больше, ни меньше. Вот почему никто и не заметил императора, а он привстал на цыпочки и глянул.

"Это еще что такое?" - сказал он, разобрав, что принцесса целует свинопаса, да как хватит их туфлей по голове!

Случилось это в ту минуту, когда свинопас получал свой восемьдесят шестой поцелуй. "Вон!" - в гневе сказал император и вытолкал принцессу со свинопасом из пределов своего государства.

- Какая печальная сказка, - сказала Лариса.

- О, это еще не печальная сказка, - вздохнула Стелла, - послушай мою историю.. когда-то я жила среди людей. Я служила у советника и советницы, родителей судьи, и вот, случись, что самый младший из сыновей приехал на побывку домой; студент он был. Я в ту пору была еще молоденькою, шустрою, но честною девушкой, - вот как перед Богом говорю! И студент-то был такой веселый, славный, а уж честнее, благороднее его не нашлось бы человека во всем свете!

Он был хозяйский сын, а я простая служанка, но мы все-таки полюбили друг друга... честно и благородно! Поцеловаться разок-другой, если любишь друг друга всем сердцем. Он во всем признался матери; он так уважал и почитал ее, чуть не молился на нее! И она была такая умная, ласковая, добрая. Он уехал, но перед отъездом надел мне на палец золотое кольцо. Как уехал он, меня и призывает сама госпожа и начинает говорить со мною так серьезно и вместе с тем так ласково, как ангел небесный. Она объяснила мне, какое между мною и им расстояние по уму и образованию.

"Теперь он глядит лишь на твое личико, но красота ведь пройдет, а ты не так воспитана, не так образована, как он. Неровня вы - вот в чем вся беда! Я уважаю бедных, и в Царствии Небесном они, может быть, займут первые места, но тут-то, на земле, нельзя заезжать в чужую колею, если хочешь ехать вперед - и экипаж сломается, и вы оба вывалитесь! Я знаю, что за тебя сватался один честный, хороший работник, Эрик-перчаточник. Он бездетный вдовец, человек дельный и не бедный, - подумай же хорошенько!" Каждое ее слово резало меня, как ножом.. Я поцеловала у нее руку и заплакала... Еще горше плакала я в своей каморке, лежа на постели...

Один Бог знает, что за ночку я провела, как я страдала и боролась с собою! Утром - это было в воскресенье - я отправилась к причастию в надежде, что бог просветит мой ум. И вот он точно послал мне свое знамение: иду из церкви, а навстречу мне Эрик. Тут уж я перестала и волноваться - и впрямь, ведь мы были парой, хоть он и был человеком зажиточным. Вот я и подошла к нему, взяла его за руку и сказала:

"Ты все еще любишь меня по-прежнему?" "Люблю и буду любить вечно!" - отвечал он. "А хочешь ли ты взять за себя девушку, которая уважает тебя, но не любит, хотя, может быть, и полюбит со временем?"

"Полюбит непременно!" - сказал он, и мы подали друг другу руки. Я вернулась домой к госпоже. Золотое кольцо, что дал мне студент, я носила на груди, - я не смела надевать его на палец днем и надевала только по вечерам, когда ложилась спать

- Вот это да, - произнесла Лариса, - что с людьми делает любовь..

- Да уж. Известен случай, когда блоха и профессор вступили друг с другом в крепкий, хотя и молчаливый союз, дали друг другу обет никогда не разлучаться, никогда не жениться. Блоха решила остаться в девицах, профессор — вдовцом. Одно стоило другого. Кроме того, я знаю одного пульчинеля, влюбившегося в коломбину. Публика ликовала, едва завидит его на сцене. Каждое его движение дышало таким комизмом, что все надрывались от смеха, а ведь он и не думал ломаться — он природный комик. Роль пульчинеля навязана ему с детства самою природой. Зато она одарила его и необыкновенно чувствительной, восприимчивой душой! Сцена была его заветной мечтой. Душу его волновали самые высокие чувства, самые благородные порывы.

И с такою-то душой он был обречен оставаться шутом! Самая тоска, самая печаль, которые он носил в душе, только делали его еще смешнее; эта резко очерченная, вытянутая, печальная физиономия заставляла публику покатываться со смеху, восторженно рукоплескать своему любимцу. Прелестная Коломбина обходилась с ним очень ласково, но замуж выйти предпочла за Арлекина. В самом деле, было бы уж чересчур комично, если бы «красота» сочеталась с «безобразием». Когда на пульчинеля находили минуты тоски, одна Коломбина могла заставить его улыбнуться и даже хохотать. У нее была своя манера: сначала она как будто тоже настраивалась на грустный лад, затем успокаивалась и, наконец, начинала шалить напропалую. «Знаю, знаю, чего вам недостает, — говорила она ему. — Вы жаждете взаимной любви!» Тут-то он и принимался хохотать. «Я и взаимная любовь! — восклицал он. — То-то бы вышла картинка! Похлопала бы публика!» — «Да, да, вы жаждете взаимности! — продолжала Коломбина и прибавляла с комическим пафосом: — И любите вы меня».

Отчего же и не пошутить, раз знаешь, что о любви тут не может быть и речи? И пульчинель в припадке смеха подпрыгивал кверху на целый аршин; тоску его как будто рукой снимало. И все же Коломбина говорила правду. Он любил ее, боготворил не меньше, чем самое искусство. В день ее свадьбы он был веселее всех, ночью же неутешно плакал. Вот бы увидела публика это искаженное горем лицо! Как бы она зааплодировала!

- Да, дороги любви у нас нелегки, - сказала Добрая фея, - в нашем королевстве младшая принцесса ни за что не хочет, чтобы принц целовал спящую красавицу. «Придет другой принц и поцелует ее, - говорит она – а мне счастье упускать не хочется».

- Какая она .. эгоистичная, - сказала Лариса.

- Да, бывают такие чудные принцессы. Говорят, у одного царя было несколько дочерей, причем младшая из них была так тонка и прозрачна, что сквозь нее был виден лунный свет.. она считалась самой нежной и хрупкой в семье.

Однажды на балу она выступила вперед, взяла в рот какой-то белый прутик и вдруг исчезла, словно растаяла. В этом и было все ее искусство.

Но принц, приехавший к ним, сказал, что для примерной жены такое искусство совсем не подходит. Вторая из дочерей умела ходить справа и слева от себя самой, так что можно было подумать, что у нее есть тень.

Третья сестра была совсем в другом роде. Она не умела исчезать и наводить тень. Зато она обучалась варить пиво у самой бабы-болотницы и отлично шпиговала светлячками моховые кочки.

"Из нее выйдет славная хозяйка!" - сказал гостивший принц королю и чокнулся с ним взглядом: он не хотел больше пить.

Четвертая дочь короля вышла с золотой арфой в руках. Она ударила по одной струне, и каждый из присутствующих невольно поднял ногу, левую.

Она ударила по другой струне - и все пустились в пляс.

"Опасная особа! - сказал принц. - Ну, а следующая что умеет?" "Любить все норвежское! - сказала пятая. - Если я выйду замуж, так только за норвежца"

"Это мило", - сказал принц, который сам был из Норвегии. Но самая младшая сестрица в это время шепнула ему на ухо: "Она слышала одну норвежскую песню... Знаете, там еще говорится, что когда все на земле разрушится, то устоят одни норвежские скалы. Вот ей и хочется попасть в Норвегию - она страсть боится погибнуть"

"Эге! - сказал принц. - Вот оно что!.. Ну, а седьмая, последняя, что умеет?"

"Перед седьмой есть еще шестая!" - сказал ему король. Он, видимо, хорошо умел считать.

Но шестая даже не хотела показаться гостям. "Я умею говорить только правду в глаза, - сказала она. - Поэтому я никому не нужна"

- Но была еще и седьмая принцесса? - уточнила Лариса.

- Ну дошла очередь и до седьмой. Что же она умела делать? Рассказывать сказки, когда угодно, о чем угодно и сколько угодно.

"Вот тебе мои пять пальцев! - сказал принц. - Расскажи мне сказку о каждом из них"

Она взяла его руку и принялась рассказывать, а он слушал и смеялся до упаду. Ему и в голову не приходило прежде, что о каждом пальце можно рассказать целую историю, да еще такую забавную и поучительную. Когда же она дошла до безымянного пальца, который называется иногда "златоперстом", потому что на нем носят золотое обручальное кольцо, принц сказал:

"Стой! Держи этот палец покрепче. Он твой, да и вся рука твоя. На тебе женюсь я сам". Хотя некоторые говорят, что способности принцессы не имеют никакого отношения к делу, - принц польстился на богатое приданое - полкоролевства.

- Наверное, это свойство всех принцесс, - заметила Лариса.

- Послушай, бывают же принцессы не столь богатые! Знавала я одну совершенно бедную принцессу. У бедняжки не было ни замка. ни свиты. Была одна комната. и та маленькая. Но бедная принцесса была очень прилежная и аккуратная. И свою единственную комнату мыла каждый день. И даже несколько раз на день.

Вместо зарядки, после легкого завтрака. На обед принцесса варила себе суп из пакетика и съедала целую тарелку, соблюдая хорошие манеры, как и все принцессы. До ужина она занималась тем, что промывала каждую трещину и щелку в полу. Так и жила эта принцесса - все только терла и чистила, мыла и убирала. И ей улыбнулось счастье.

Как-то, усердно помывши пол, принцесса заметила, что протерла в полу своей комнатки большую дыру. Принцесса туда заглянула и увидела большой котел с ассигнациями. И вот бедная принцесса в один миг стала богатой принцессой, которая живет в большом замке и моет много-много полов.

- Как интересно. Мне очень бы хотелось попасть туда, в это королевство, где живет принцесса, - сказала Лариса.

- Ах, ты рассуждаешь как принцесса Тудашенька! - воскликнула Стелла.

- Она тоже была бедной? - спросила Лариса.

- Нет. Но принцесса Тудашенька все время хотела куда-то т у д а. Поэтому ее так и звали. Принцесса натягивает утром кружевное платье и уже мается: "Хочу туда-а!" И ее срочно влекут в комнату игр. Принцесса хватает куклу за ногу и тут же - "Хочу туда, туда, туда!" И принцессу Тудашеньку везут в парк на прогулку.

- У нас была такая принцесса. Только ее звали Дашенька, - заметила Лариса, - и она хотела не туда, а сюда. Правда, ее всегда выручало то, что она была записная красавица.

- Да. Красота - страшная сила, - согласилась Стелла, - в соседнем королевстве жила, например, совсем безобразная принцесса. Принцесса росла и, подрастая, становилась все безобразнее. И вот во дворец призвали известную вам Завистливую фею, чтобы та доставила принцесса помощь и красоту. "Надо показывать принцессе самые красивые вещи", - дала Ванесса совет. И вот понесли в замок кроасивые вещи. Принцесса поглядела на них - и сделалась безобразнее в несколько крат.

Снова Ванессе велели явиться в замок и выказали ей большую немилость, потому что от ее колдовства произошел один вред. Ведьма винилась и кланялась. После чего пропарилась во всех трех колдовских котлах и принесла весть: "Безобразной принцессе надо показывать безобразные вещи". Раньше Ванесса ненароком ошиблась. Итак, в замок распорядились доставить такие безобразные вещи и таких безобразников, что неприлично о них и говорить. Но от всего этого безобразия безобразность принцессы только расцвела пышным цветом. И тогда король с королевой решили взять в замок принцессой красивую дочку Ванессы. А саму безобразную принцессу направили учиться к ведьме.

Думаю, со временем из нее выйдет достаточно безобразная и пароустойчивая колдунья.

- Вот что бывает, когда кто-то оказывается не на своем месте, - произнесла Лариса.

- Да, - снова поддакнула Стелла, - знаю я историю о том, как аиста посадили в птичник к курам, уткам и индейкам. Бедняга аист стоял и уныло озирался кругом.

"Ишь какой!" - сказали куры. А индейский петух надулся и спросил у аиста, кто он таков; утки же пятились, подталкивая друг друга крыльями, и крякали: "Дур-рак! Дур-рак!"

- А аист? - спросила Лариса

- Аист рассказал им про жаркую Африку, про пирамиды и страусов, которые носятся по пустыне с быстротой диких лошадей, но утки ничего не поняли и опять стали подталкивать одна другую: "Ну не дурак ли?"

"Конечно, дурак!" - сказал индейский петух и сердито забормотал. Аист замолчал и стал думать о своей Африке. "Какие у вас чудесные тонкие ноги! - сказал индейский петух. - Почем аршин?"

"Кряк! Кряк! Кряк!" - закрякали смешливые утки, но аист как будто и не слыхал. "Могли бы и вы посмеяться с нами! - сказал аисту индейский петух. - Очень забавно было сказано! Да куда там, то это слишком низменно! И вообще нельзя сказать, чтобы он отличался понятливостью. Что ж, будем забавлять себя сами!" И куры кудахтали, утки крякали, и это их ужасно забавляло.

- Не позавидуешь бедному аисту, - сказала Лариса, - вот что значит сила коллектива.

- Замечу. что заправляла всем у них утка Португалка, - продолжила Стелла, - так ее прозвали, потому что она приехала из Португалии. "Португалка мастерица поговорить! - говорили бывало утки - У нас нет таких громких слов в клюве. И если мы ничего не делаем, то не кричим об этом! По-нашему, так благороднее".

Однажды на утиный двор залетела маленькая певчая птичка. "У вас прелестный голос! - сказала ей одна из пожилых уток. - То-то, должно быть, приятно сознавать, что радуешь многих! Я, впрочем, мало смыслю в пении, оттого и держу язык в клюве! Это лучше, чем болтать глупости, какие вам столько приходится выслушивать!"

"Не надоедайте ей! - вмешалась Португалка. - Ей нужен отдых и уход. Хотите, я опять вас выкупаю, милая певунья?"

"Ах нет! Позвольте мне остаться сухой!" - попросила та.

"А мне только водяное леченье и помогает! - произнесла Португалка. - Развлечения тоже очень полезны! Вот скоро придут в гости соседки куры, в их числе две китаянки. Они ходят в панталончиках и очень образованны. Это подымает их в моих глазах"

Куры явились, явился и петух.

"Вы настоящая певчая птица! - сказал он пташке. - Вы делаете из своего крохотного голоска все, что только можно сделать из крохотного голоска. Только надо бы иметь свисток, как у паровоза, чтобы слышно было, что ты мужчина"

Обе китаянки пришли от пташки в полный восторг: после купанья она была вся взъерошенная и напомнила им китайского цыпленка.

"Как она мила!" - сказали они и вступили с нею в беседу. Говорили они шепотом, да еще и с придыханием, как и положено мандаринам, говорящим на изысканном китайском языке.

"Мы ведь вашей породы! А утки, даже сама Португалка, относятся к водяным птицам, как вы, вероятно, заметили. Вы нас еще не знаете, но многие ли нас здесь знают или дают себе труд узнать? Никто, даже и среди кур никто, хотя мы и рождены для более высокого нашеста, нежели большинство! Ну да пусть! Мы мирно идем своею дорогой, хотя у нас и другие принципы: мы смотрим только на одно хорошее, говорим только о хорошем, хотя и трудно найти его там, где ничего нет!

Кроме нас двух да петуха, во всем курятнике нет больше даровитых и вместе с тем честных натур. Об утином дворе и говорить нечего. Мы предостерегаем вас, милая певунья! Не верьте вон той короткохвостой утке - она коварная! А вон та, пестрая, с косым узором на крыльях, страшная спорщица, никому не дает себя переговорить, а сама всегда неправа! А вон та, жирная, обо всех отзывается дурно, а это противно нашей природе: уж лучше молчать, если нельзя сказать ничего хорошего! У одной только Португалки еще есть хоть какое-то образование"

Но вот явился селезень. Он принял певчую птичку за воробья. "Ну да я особенно не разбираю, для меня все едино! - сказал он. - Она из породы шарманок, есть они - ну и ладно"

"Пусть себе говорит, не обращайте внимания! - шепнула птахе Португалка. - Зато он весьма деловой селезень, а дело ведь главное!"

Прошел час, как вдруг на двор выплеснули кухонные отбросы. От всплеска вся спящая компания проснулась и забила крыльями. Проснулась и Португалка, перевалилась на бок и придавила певчую птичку.

"Пип! - пискнула та. - Вы наступили на меня, сударыня!"

"Не путайтесь под ногами, - ответила Португалка. - Да не будьте такой неженкой. У меня тоже есть нервы, но я никогда не пищу"

- Наверное, эта Португалка была самая известная особа в вашем курятнике. - заметила Лариса.

- Да, ей поклонялся даже выводок, в котором был Гадкий утенок, ставший впоследствии лебедем, - сказала Стелла, - как только этот выводок появляся на дворе, главная утка командовала - "Поклонитесь вон той старой утке! Она здесь знатнее всех! Она португальской породы и потому такая жирная. Видите, у нее на лапке красный лоскуток? Как красиво! Это знак высшего отличия, какого только может удостоиться утка. Люди дают этим понять, что не желают потерять ее; по этому лоскутку ее узнают и люди, и животные. Ну, живо! Да не держите лапки вместе! Благовоспитанный утенок должен держать лапки врозь и выворачивать их наружу, как папаша с мамашей! Вот так! Кланяйтесь теперь и крякайте!"

Выводок так и сделал, но другие утки оглядывали их и громко говорили: "Ну, вот еще целая орава! Точно нас мало было! А один-то какой безобразный! Его уж мы не потерпим!"

И сейчас же одна утка подскочила и клюнула его в шею. "Оставьте его! — сказала утка-мать. — Он вам ведь ничего не сделал!" "Положим, но он такой большой и странный! — отвечала забияка. — Ему и надо задать хорошенько!"

"Славные у тебя детки! — сказала утка Португалка — Все очень милы, кроме одного... Этот не удался! Хорошо бы его переделать!"

"Никак нельзя, ваша милость! — ответила утка-мать. — Он некрасив, но у него доброе сердце, и плавает он не хуже, смею даже сказать, лучше других. Я думаю, что он вырастет, похорошеет или станет со временем поменьше. Он залежался в яйце, оттого и не совсем удался. — И она провела носиком по перышкам большого утенка. — Кроме того, он селезень, а ему красота не так нужна. Я думаю, что он возмужает и пробьет себе дорогу!"

"Остальные утята очень-очень милы! — сказала Португалка. — Ну, будьте же как дома"

Вот они и стали вести себя, как дома. Только бедного утенка, который вылупился позже всех и был такой безобразный, клевали, толкали и осыпали насмешками решительно все — и утки, и куры.

"Он слишком велик!" — говорили все, а индюк, который родился со шпорами на ногах и потому воображал себя императором, надулся и, словно корабль на всех парусах, подлетел к утенку, поглядел на него и пресердито залопотал.

"Ты пребезобразный! — сказали утенку дикие утки ( они были еще более дикие, чем студенты 53 группы ) — Но нам до этого нет дела, только не вздумай породниться с нами!"

"Умеешь ты нести яйца?" — спросила курица коротконожка утенка. "Нет!" А кот спросил: "Умеешь ты выгибать спинку, мурлыкать и испускать искры?" "Нет!Вы меня не понимаете!" — сказал утенок.

"Если уж мы не понимаем, так кто тебя и поймет! Что ж, ты хочешь быть умнее кота?"

Но "гадкий утенок" ушел из своего гнезда прямо к лебедям. И превратился в прекрасного лебедя, ведь он вылупился из лебединого яйца и сам был лебедем.

- Знакомая история! - произнесла Лариса.

- Была еще одна, в которой участвовала белая коротконожка, курица во всех отношениях добропорядочная и почтенная, исправно несущая положенное число яиц Однажды, усевшись поудобнее, стала она перед сном чиститься и охорашиваться. И - вот одно маленькое перышко вылетело и упало на землю.

"Ишь полетело! - сказала курица. - Ну ничего, чем больше охорашиваешься, тем больше хорошеешь!"

Это было сказано так, в шутку, - курица вообще была веселого нрава, но это ничуть не мешало ей быть, как уже сказано, весьма и весьма почтенною курицей. С тем она и заснула.

В курятнике было темно. Куры сидели рядом, и та, что сидела бок о бок с нашей курицей, не спала еще: она не то чтобы нарочно подслушивала слова соседки, а так, слышала краем уха, - так ведь и следует, если хочешь жить в мире с ближними! И вот она не утерпела и шепнула другой своей соседке:

"Слышала? среди нас есть курица, которая готова выщипать себе все перья, чтобы только быть покрасивее".

Над курами сидела в гнезде сова с мужем и детками; у сов слух острый, и они не упустили ни одного слова соседки. "Тс-с! Не слушайте, детки! Впрочем, вы, конечно, уже слышали? Я тоже" И совиха полетела к соседке.

"У-гу, у-гу! - загукали обе совы прямо над соседней голубятней. - Вы слышали? Вы слышали? У-гу! Одна курица выщипала себе все перья из-за петуха! Она замерзнет! Если уже не замерзла!"

"Верим, верим! - сказали голуби и заворковали сидящим внизу курам: - Кур-кур! Одна курица, а иные говорят, даже две выщипали себе все перья, чтобы отличиться перед петухом!"

"Кукареку! - запел петух, взлетая на забор. - Проснитесь! - У самого глаза еще слипались ото сна, а он уже кричал: - Три курицы погибли от несчастной любви к петуху! Они выщипали себе все перья!"

И история разнеслась со двора во двор, из курятника в курятник и дошла наконец до того места, откуда пошла.

"Пять куриц, - рассказывалось тут, - выщипали себе все перья, чтобы показать, кто из них больше исхудал от любви к петуху! Потом они заклевали друг друга, в убыток своим хозяевам!"

- Ну а у Завистливой феи тоже, наверное, есть свой курятник? - спросила Лариса.

- Вовсе нет, - пожала плечами Стелла, - но у нее в колодце живут жабы. Это неудивительно. Была среди них одна особенно безобразная жаба. Когда младшие жабы говорили, - "чего бы нам хотелось, так это добраться когда-нибудь до края колодца и выглянуть на свет. То-то, должно быть, красота!" - она отвечала: "Хорошо там, где нас нет. Ты все тут знаешь, все тебе знакомо. Берегись ведра, оно может тебя раздавить. А уж если попадешь в него, так скорее выскакивай. Правда, не всем удается упасть так удачно, как мне, - и кожа и кости целы".

- Мне не очень-то хочется выслушивать историю про какую-то старую жабу, - призналась Лариса.

- Тогда я тебе расскажу про младшую. Однажды наутро, когда полное ведро проходило мимо камня, на котором сидела молодая жаба, все внутри у нее так и затрепетало. Она прыгнула в ведро и упала на его дно. Ведро вытянули наверх и тут же выплеснули.

"Ах ты.. - воскликнул работник Ванессы, увидев жабу. - Сроду не видывал такой гадины!" - И он так пнул ее носком деревянного башмака, что чуть не изувечил, но она все-таки успела забиться в высокую крапиву и стала озираться вокруг. Крапива была густая - стебель к стеблю, и вот жаба посмотрела наверх. Солнце просвечивало сквозь листья крапивы, и для нее эти заросли были все равно что для нас лесная чаща со сверкающим между листьями и ветвями солнцем.

"Тут гораздо красивее, чем в колодце! Право, я готова остаться тут на всю жизнь! - сказала жаба - Интересно, а что вокруг? Уж если я забралась так далеко, надо посмотреть и что дальше"

"Ква!" - сказала младшая жаба, а это все равно что "Ах!" по-нашему. Уж очень ей хотелось побывать наверху, поглядеть на белый свет, на зелень.

И она поползла что было сил и выползла к дороге. Солнце светило на жабу, пыль припудривала, а она знай себе ползла да ползла через дорогу.

"Вот где суша-то! - сказала она. - Пожалуй, тут даже слишком сухо. У меня першит в горле". Так добралась она до канавы. Здесь голубели незабудки, цвела таволга. Вдоль канавы тянулась живая изгородь из бузины и боярышника. Словно лианы, вился белый вьюнок. Залюбоваться можно было всей этой пестротой. А еще порхала здесь бабочка. Жаба решила, что это тоже цветок, только он оторвался от стебля и хочет полетать по свету - чего же тут непонятного!

"Вот бы и мне так полетать! - вздохнула жаба. - Ква! Ах, какая красота!"

Восемь дней и восемь ночей провела жаба в канаве, благо еды было вдоволь. А на девятый день сказала себе: "Вперед!"

Она перебралась через поле, допрыгала до большого пруда, окруженного тростником, и заглянула в заросли.

"Вам здесь не слишком сыро? - спросили ее лягушки. - А впрочем, милости просим. Вы кавалер или дама? Ну да это все равно. Добро пожаловать!" Как ты заметила, в нашей стране все ее обидатели отличаются необыкновенными гостеприимством.

Вечером ее пригласили на концерт - домашний концерт. Известное дело: много рвения, жидкие голоса. Угощенья никакого, зато питья - целый пруд.

"Теперь двинусь дальше!" - сказала молодая жаба. Она видела звезды, такие большие и ясные, видела серп молодой луны, видела, как солнце поднимается все выше и выше.

"Пожалуй, я все еще в колодце, только в большом. Надо подняться еще выше! Мне так неспокойно, такая тоска на душе! - А когда луна округлилась и стала полной, жаба подумала: - Не ведро ли это спускается? Не прыгнуть ли в него, чтобы забраться выше? А может, и солнце - ведро, только покрупнее?"

На крыше одного крестьянского дома сидел в гнезде аист и щелкал клювом. Рядом сидела аистиха и тоже щелкала.

В доме у крестьянина жили два молодых студента.

"Смотри-ка, жаба, да какой славный экземпляр! - воскликнул натуралист. - Так и просится в банку"

"Да у тебя уже две сидят, - возразил поэт. - Оставь эту в покое. Пусть себе радуется жизни"

"Уж больно она безобразна! Просто прелесть!" - сказал натуралист.

Больше жаба ничего не услышала, да все равно она и половины разговора не поняла. Студенты пошли своей дорогой.

На крыше дома опять защелкало. Это аист-отец читал лекцию своему семейству, а семейство косилось на двух студентов, расхаживавших по огороду.

"Нет на земле твари заносчивей человека! - говорил аист. - Слышите, как они тараторят? А по-настоящему-то у них все равно не получается. Они чванятся даром речи, своим человеческим языком. Хорош язык, нечего сказать. Чем дальше кто едет, тем меньше его понимают. А вот мы с нашим языком понимаем друг друга по всему свету, и в Дании, и в Египте. А они даже летать не умеют! Правда, они умеют ездить по "железной дороге" - так они назвали эту свою выдумку, - зато и шеи себе ломают частенько. Мороз по клюву подирает, как подумаешь"

Аист заметил жабу в траве, спустился и схватил ее не слишком деликатно. Клюв сжался, засвистел ветер. Неприятно это было, зато жаба летела ввысь, ввысь, в Египет! Глаза ее сияли, из них как будто вылетела искра.

"Ква-ах". Хорошо, что на подмогу бедной жабе подоспела я. Иначе быть бы ей предметом аистиного пиршества.

- Да, интересно, - произнесла Лариса, - вы, видно, любите помогать животным.

- Не только животным. Я хочу помочь спящей принцессе. Найди пряничный домик, Лариса. В нем еще в детстве играла принцесса. Там, говорят, расцвел великолепный цветок. От его запаха даже спящая принцесса может проснуться. Ну а с ее характером ничего не будет стоить урезонить собственную младшую сестру.

- Хорошо, - согласилась Лариса, - но как мне найти пряничный домик?

- Видишь ту мельницу на пригорке? Она укажет тебе путь.

Лариса поблагодарила Стеллу за содержательную беседу и отправилась прямо туда, куда она ей посоветовала.

На холме в самом деле возвышалась ветряная мельница. В нее и уткнулась носом Лариса.

- Ну и как ветряная мельница сможет мне подсказать правильный путь? - спросила Лариса в раздумьи.

- Следуй по лесной тропинке, - раздалось вверху. Лариса подняла голову. Кругом никого не было. Похоже, с ней разговаривала мельница.

— И вовсе я не так молчалива, чтобы удивляться! — промолвила та. — я очень просвещена и снаружи и внутри. Солнце и месяц к моим услугам и для внутреннего и для наружного употребления; кроме того, у меня есть в запасе стеариновые свечи, лампы с ворванью и сальные свечки.

- Вот уж не думала, что мельницы способны говорить! - сказала Лариса, все еще держа голову высоко.

- Не только говорить, заметь. Я — существо мыслящее и так хорошо устроена, что просто любо. В груди у меня отличный жернов, а на голове, прямо под шляпой, четыре крыла. У птиц же всего по два крыла, и они таскают их на спине!

- Вы, наверное, и в самом деле волшебная мельница? кто вас построил, хотела бы я знать?

- Я голландка родом — это видно по моей фигуре — «летучая голландка»! - отвечала мельница, - «Летучий голландец», я знаю, явление сверхъестественное, но во мне нет ничего неестественного! Вокруг живота у меня идет целая галерея, а в нижней части — жилое помещение. Там живут мои мысли. Главная, которая всем заправляет, зовется остальными мыслями хозяином. Он знает, чего хочет, стоит куда выше крупы и муки, но и у него есть ровня; зовут ее хозяйкою.

Она — душа всего дела; у нее губа - не дура, она тоже знает, чего хочет. Она моя чувствительная сторона, хозяин же — положительная; но оба они составляют, в сущности, одно и зовут друг друга своею половиной. Есть у них и малютки, маленькие мысли, которые могут со временем вырасти. Малыши эти поднимают порою такую возню! На днях, когда я умно и рассудительно позволила хозяину и его подручному расследовать в моей груди жернова и колеса, — я чувствовала, что там что-то не ладно, а ведь нужно же знать, что происходит в тебе самой! Так вот, малыши подняли тогда такую возню!

А это не кстати, если стоишь так высоко, как я! Надо же помнить, что стоишь на виду и в полном освещении; суд людской то же освещение!

Лариса еще никогда не встречала такой склонной к философствованию мельницы.

- Но маленькие мысли могут вырасти, я это испытала. - сказала мельница, - да и извне могут прийти мысли, и не совсем моей породы; я, как далеко ни смотрю кругом, нигде не вижу себе подобной, никого, кроме себя! Но и в безкрылых домах, где мелют без жерновов, одними языками, тоже водятся мысли.

- Это удивительно.

- Да, много есть на свете удивительного. Вот, например: со мной или во мне что-то совершилось; что-то как будто изменилось в механизме. Мельник как будто переменил свою «половину» на более нежную, молодую, благочестивую и сам стал оттого мягче душою; «половина» его как будто изменилась, а в сущности осталась той же самой, только смягчилась с годами. Я разрушусь, чтобы восстать вновь в еще лучшем виде; я все-таки буду продолжать существовать. Стану другой и в то же время останусь сама собой! Мне трудно понять это, как ни просвещена я солнцем, луной, стеарином, ворванью и салом! Но я твердо знаю, что мои старые бревна и кирпичи восстанут из мусора.

Надеюсь, что я сохраню и свои старые мысли: хозяина, хозяйку, всех больших и малых, всю семью, как я называю их, всю мыслящую компанию, — без них я не могу обойтись! Надеюсь тоже, что я останусь самой собой, такою, какова я есть, с жерновом в груди, крыльями на голове и галереею вокруг живота, а не то и я не узнаю самое себя, да и другие не узнают меня и не скажут больше: «Вот у нас на холме гордо возвышается мельница, но сама-то она вовсе не горда!» Что же касается твоего будущего, то оно находится прямо по этой тропинке. Пряничный домик найти нелегко, но с твоей наблюдательностью и незаурядным умом это вполне осуществимо, - добавила мельница, - думаю, тебя ждет успех.

«Ну и мельница, - думала Лариса, идя по тропинке, - она так склонна к разглагольствованию, будто молоть чушь ей так же легко как и муку».