Ты солнца луч, тобой согрета грудь

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
Глава 3. Пряничный домик.


Лариса продолжала свой путь, не останавливаясь, и углубилась в самую чащу. Сколько росло тут чудных цветов! Белые чашечки лилий с ярко-красными тычинками, небесно-голубые тюльпаны, колеблемые ветром, яблони, отягченные плодами, похожими на большие блестящие мыльные пузыри. И как все это блестело на солнце! Попалась тут и чудесная зеленая лужайка, окруженная великолепными дубами и буками. На лужайке резвились олени. Некоторые из деревьев были с трещинами, и из них росли трава и длинные, цепкие стебли вьющихся растений. Были рядом и тихие озера; по ним плавали, хлопая белыми крыльями, дикие лебеди.

Лариса часто останавливалась и прислушиваласть, - ей казалось порою, что колокольный звон раздается из глубины этих тихих озер.

Лариса так устала, что ей пришлось присесть и отдохнуть. На пеньке перед ней тут же запрыгал большой ворон. Он долго смотрел на Ларису и наконец сказал:

—Карр-карр! Добррый день!

Лучше ворон не умел говорить, но от всей души желал Ларисе добра и спросил ее, куда это она бредет по белу свету одна-одинешенька. Слово “одна” Лариса хорошо поняла.

- Скажи-ка, ворон, ведь недаром.. Нет, не то, в точности ли здесь находится пряничный домик? - спросила Лариса.

Ворон в раздумье покачал головой и прокаркал:

—Очень верроятно! Очень верроятно!

—Как? Правда? — воскликнула Лариса.

- Еще бы! - ответствовал ворон, - вот только мне трудно говорить на человечьем языке. Вот если бы ты понимала по-вороньи, я бы тебе куда лучше все рассказал!.

—Нет, этому я не научилась, — вздохнула Лариса.

- Ну ничего. Я расскажу, как сумею, - продолжал ворон, - как обстоят у нас здесь дела. Принцесса, которая уснула на сто лет, не все время была такой.. сонной. Когда-то, давным-давно, она была очень мила и резва как серна. Она прочла все газеты, какие только есть на свете, и тут же позабыла, что в них написано, — вот какая умница!

Как-то сидела она на троне — люди говорят — и вдруг начала напевать вот эту песенку: “Что бы мне бы не выйти замуж! Что бы мне бы не выйти замуж!”. “А почему бы и нет!” — подумала она, и ей захотелось выйти замуж. Но в мужья она хотела взять такого человека, который сумел бы ответить, если с ним заговорят, а не такого, который только и знает, что важничать, — ведь это так скучно.

Она приказала барабанщикам ударить в барабаны и созвать всех придворных дам; а когда придворные дамы собрались и узнали о намерениях принцессы, они очень обрадовались.

—Вот и хорошо! — говорили они. — Мы сами совсем недавно об этом думали . . .

—Верь, все, что я тебе говорю, истинная правда! — сказал ворон. - У меня при дворе есть невеста, она ручная, и ей можно разгуливать по замку. Вот она-то мне обо всем и рассказала.

( заметим, что невеста его была тоже ворона: ведь каждый ищет себе жену под стать ).

—На другой день все газеты вышли с каймой из сердечек и с вензелями принцессы. В них было объявлено, что каждый молодой человек приятной наружности может беспрепятственно явиться во дворец и побеседовать с принцессой; того, кто будет говорить непринужденно, словно дома, и окажется всех красноречивей, принцесса возьмет себе в мужья.

—Да, да! — повторил ворон. — Все это так же верно, как то, что здесь сижу. Народ повалил во дворец толпами — какая там была толкотня, давка! Но ни в первый, ни во второй день никому не улыбнулось счастье. Все женихи бойко разговаривали, пока были на улице, но стоило им перешагнуть дворцовый порог, увидеть гвардию в расшитых серебром мундирах, а на лестнице лакеев в золотых ливреях, залитые светом залы, как их брала оторопь.

А как встанут они перед троном, на котором сидит принцесса, так ни звука из себя выдавить не могут, только повторяют последние принцессины слова. А ей вовсе неинтересно было слушать все это снова. Можно было подумать, что всех их дурманом опоили! Но стоило им снова очутиться на улице, как языки у них развязывались. Длинный-предлинный хвост женихов тянулся от городских ворот до самого дворца. Я сам там был и все видел

Не будь я вороном, я бы сам на ней женился, хоть я и помолвлен!

- А что случилось потом? - спросила Лариса.

- А потом прилетела эта ненормальная Завистливая фея и прокляла принцессу.. Ну то есть как прокляла.. Пригрозила, что бедняжка в семнадцать лет уколет себе палец веретеном и заснет. Что тут произошло.. Все, кто был в королевстве, направились к принцессе - предупредить ее. Но жители королевства никак не могли решить, кто должен первым донести эту весть принцессе

"Могли бы, кажется, и меня взять в расчет!" - сказала ласточка. - "Быстрее меня на лету, смею думать, никого нет! Где только я не побывала! Везде, везде!"

"В том-то и беда, - придержал ее столб. - Уж больно много вы рыскаете! Вечно рветесь в чужие края, чуть у нас холодком повеет. Вы не патриотка, а потому и не в счет"

"А если бы я проспала всю зиму в болоте, тогда на меня обратили бы внимание?" - спросила ласточка. "Принесите справку от самой болотницы, что вы проспали на родине хоть полгода, тогда посмотрим!"

"Надо принимать во внимание не только быстроту, но и другие качества - например, груз, - заметил осел, - На этот раз я, впрочем, не хотел упирать на эти обстоятельства, равно как и на ум зайца или на ловкость, с какой он путает следы, спасаясь от погони. Но есть обстоятельство, на которое вообще-то принято обращать внимание и которое никоим образом нельзя упускать из виду - это красота. Я взглянул на чудесные, хорошо развитые уши зайца

- на них, право, залюбуешься, - и мне показалось, что я вижу самого себя в детском возрасте! Вот поэтому я голосую за зайца".

Все остальные участники кворума загалдели, обсуждая мнение осла.

"Ж-ж-жж! - зажужжала муха. - Я не собираюсь держать речь, хочу только сказать несколько слов. Уж я-то попроворнее всякого зайца, это я знаю точно! Недавно я даже подбила одному зайчишке заднюю ногу.

Я сидела на паровозе, я это часто делаю - так лучше всего следить за собственной быстротой. Заяц долго бежал впереди поезда; он и не подозревал о моем присутствии. Наконец ему пришлось свернуть в сторону, и тут-то паровоз и толкнул его в заднюю ногу, а я сидела на паровозе. Заяц остался на месте, а я помчалась дальше. Кто же победил? Полагаю - я!"

"Ну что ж, Бежать к принцессе должен заяц, - сказал осел, - и я, как мыслящий и деятельный член судейской комиссии, обратил надлежащее внимание на потребности и нужды зайца. Теперь он обеспечен. А улитке мы предоставим право сидеть на придорожном камне, греться на солнце и лакомиться мхом. Кроме того, она избрана одним из главных судей в соревнованиях по бегу. Хорошо ведь иметь специалиста в комиссии, как это называется у людей"

Пока они решали этот животрепещущий вопрос, принцесса уколола палец о веретено и, как и нужно было ожидать, заснула. Ну и времена настали.. И это называется Новый год! Да он хуже старого! Не стоило и менять! Нет, мы с невестой недовольны, и не без причины!

- А люди, люди что шуму наделали, встречая Новый год! – сказала Лариса – И стреляли, и глиняные горшки о двери разбивали, ну, словом, себя не помнили от радости – и все оттого, что старому паду пришел конец! Я было тоже обрадовалась, думала, что вот теперь наступит тепло; не тут-то было! Морозит еще пуще прежнего! А ведь мы в Пушкинке всю зиму сидели и особенно - ноябрь. Люди, видно, сбились с толку и перепутали времена года!

- И впрямь! – подхватил ворон. – У них ведь имеется такая штука – собственного их изобретения – календарь, как они зовут ее, и вот они воображают, что все на свете должно идти по этому календарю! Как бы не так! Вот придет весна, тогда и наступит Новый год, а никак не раньше, так уж раз навсегда заведено в природе, и я придерживаюсь этого счисления.

- А когда же придет весна? – спросила Лариса.

- Когда принцесса проснется, - отвечал ворон, - теперь то она, бедняжка, заколдована и спит. Ей наверняка нужен принц, вот что я скажу. У меня есть на примете один. Это студент, самый обыкновенный студент. Он ютится на чердаке и не имеет ни гроша в кармане. Под ним живет лавочник, самый обыкновенный лавочник, он занимет первый этаж, и весь дом принадлежит ему. А в доме прижился я.

- Он очень образован! - продолжил ворон, - Однажды я видел, как вечером студент зашел с черного хода купить себе свечей и сыра. Послать за покупками ему было некого, он и спустился в лавку сам. Он получил то, что хотел, расплатился, лавочник кивнул ему на прощание, и хозяйка кивнула, а она редко когда кивала, больше любила поговорить! Студент тоже попрощался, но замешкался и не уходил: он начал читать лист бумаги, в который ему завернули сыр. Этот лист был вырван из старинной книги с прекрасными стихами.

"Да у меня этих листов целая куча, — сказал лавочник. — Эту книжонку я получил от одной старухи за пригоршню кофейных зерен. Заплатите мне восемь скиллингов и забирайте все остальные"

"Спасибо, — ответил студент, — дайте мне эту книгу вместо сыра! Я обойдусь и хлебом с маслом Нельзя допустить, чтобы такую книгу разорвали по листочкам. Вы прекрасный человек и практичный к тому же, но в поэзии разбираетесь не лучше своей бочки!"

Сказано это было невежливо, в особенности по отношению к бочке, но лавочник посмеялся, посмеялся и студент — надо же понимать шутки! Потом я спросил у бочки: "Неужели это правда, что вы ничего не смыслит в поэзии?"

"Да нет, в поэзии я разбираюсь. — ответила бочка. — Поэзия — это то, что помещают в газете внизу, а потом вырезают. Я думаю, во мне-то поэзии побольше, чем в студенте! А что я? Всего лишь жалкая бочка рядом с господином лавочником"

В каморке у студента горел свет. Я заглянул в окно и увидел, что студент сидит и читает рваную книгу из лавки. Но как светло было на чердаке! Из книги поднимался ослепительный луч и превращался в ствол могучего, высокого дерева. Оно широко раскинуло над студентом свои ветви. Каждый лист дышал свежестью, каждый цветок был прелестным девичьим лицом: блестели глаза, улыбались голубые и ясные. Вместо плодов на ветвях висели сияющие звезды, и воздух звенел и дрожал от удивительных напевов.

Что и говорить, такой красоты я никогда не видывал, да и вообразить себе не мог. Вот так чудеса! Я даже подумывал, не остаться ли мне у студента. Да, я рассказал ему о нашей принцессе, и нечего так на меня смотреть! Теперь этот малый направляется сюда, и ставлю сто волшебных талеров против одного, что он догадается, как поцеловать принцессу.

- Значит, чары Завистливой феи рассеются? - спросила Лариса.

- Непременно. Ты слышала историю об одиннадцати братьях Эльзы - прекрасных принцах? Завистливая фея превратила их в одиннадцать белых лебедей. Мне приходилось часто встречаться с ними, когда они были в виде птиц. "Мы, братья, — сказал мне самый старший, — летаем в виде диких лебедей весь день, от восхода до самого заката солнечного; когда же солнце заходит, мы опять принимаем человеческий образ. Поэтому ко времени захода солнца мы всегда должны иметь под ногами твердую землю: случись нам превратиться в людей во время нашего полета под облаками, мы тотчас же упали бы с такой страшной высоты.

Живем же мы не тут; далеко-далеко за морем лежит такая же чудная страна, как эта, но дорога туда длинна, приходится перелетать через все море, а по пути нет ни единого острова, где бы мы могли провести ночь. Только по самой середине моря торчит небольшой одинокий утес, на котором мы кое-как и можем отдохнуть, тесно прижавшись друг к другу. Если море бушует, брызги воды перелетают даже через наши головы, но мы благодарим Бога и за такое пристанище: не будь его, нам вовсе не удалось бы навестить нашей милой родины — и теперь-то для этого перелета нам приходится выбирать два самых длинных дня в году. Лишь раз в год позволено нам прилетать на родину; мы можем оставаться здесь одиннадцать дней и летать над этим большим лесом, откуда нам виден дворец, где мы родились и где живет наш отец, и колокольня церкви.

На родине даже кусты и деревья кажутся нам родными; тут по равнинам по-прежнему бегают дикие лошади, которых мы видели в дни нашего детства, а угольщики по-прежнему поют те песни, под которые мы плясали детьми. Тут наша родина, сюда тянет нас всем сердцем! Два дня еще можем мы пробыть здесь, а затем должны улететь за море, в чужую страну!" Добрая фея подсказала Эльзе, как ей спасти братьев. Она должна была сшить из крапивы одиннадцать рубашек с длинными рукавами и набросить их на братьев. Но с той минуты, как она начнет свою работу, и до тех пор, пока не окончит ее, хотя бы она длилась целые годы, она не должна говорить ни слова.

- Ну это уж слишком! - возмутилась Лариса, - рубашки еще можно сшить, но не говорить ни слова - это уже перебор!

- Своими нежными руками рвала она злую, жгучую крапиву, и руки ее покрывались крупными волдырями, но она с радостью переносила боль: только бы удалось ей спасти братьев! Но тут Элизу обнаружил местный король.

- Он в нее влюбился? - уточнила Лариса.

- Да! - подтвердил ворон, - он сам повел Элизу через благоухающие сады в великолепные покои, она же оставалась по-прежнему грустною и печальною. Так немая лесная красавица стала королевой.

Ей недоставало всего одной рубашки, когда король отвернулся от нее. Архиепископ нашептал ему нужные слова, и Элизу приговорили. Народ валом повалил за город посмотреть, как будут жечь ведьму. Жалкая кляча везла телегу, в которой сидела Элиза; на нее накинули плащ из грубой мешковины; ее чудные длинные волосы были распущены по плечам, губы тихо шевелились, шепча молитвы, а пальцы плели зеленую пряжу. Да, я сидел на плетне и видел все это собственными глазами.

- Что же было дальше? - спросила Лариса.

- Толпа глумилась над нею: "Посмотрите на ведьму! Ишь, бормочет! Небось не молитвенник у нее в руках — нет, все возится со своими колдовскими штуками! Вырвем-ка их у нее да разорвем в клочки" И они теснились вокруг нее, собираясь вырвать из ее рук работу, как вдруг прилетели одиннадцать белых лебедей, сели по краям телеги и шумно захлопали своими могучими крыльями. Испуганная толпа отступила.

"Это знамение небесное! Она невинна", — шептали многие, но не смели сказать этого вслух. Местный палач схватил Элизу за руку, но она поспешно набросила на лебедей одиннадцать рубашек, и... перед ней встали одиннадцать красавцев принцев, только у самого младшего не хватало одной руки, вместо нее было лебединое крыло: Элиза не успела докончить последней рубашки, и в ней недоставало одного рукава.

"Теперь я могу говорить! — сказала она. — Я невинна!" И народ, видевший все, что произошло, преклонился перед ней, как перед святой.

- А Александр Эммануилыч непременно сказал бы ей - "Ну что стоишь как невинная"! - заметила Лариса, - и еще бы спросил ее, ходила ли она в детский сад.

- А кто этот Эммануилыч? - поинтересовался ворон, - большой, должно быть, колдун и безобразник?

- Напротив, известный профессор, - ответила Лариса, - и любитель устраивать конференции ( см. поэму Алексея Липина ).

- Но Эльза была сама невинность.. Лучше нее я никого не встречал, - сказал ворон, - разве что назову девочку со спичками.

- О ней я кое-что слышала, - сказала Лариса, - в предновогодний день девочка торговала спичками. Но у нее никто их не купил.

- Я видел ее, бедняжку, - подтвердил ворон, - Голодная, иззябшая.. Снежные хлопья падали на ее прекрасные, вьющиеся белокурые волосы, но она и не думала об этой красоте. Во всех окнах светились огоньки, по улицам пахло жареными гусями: был канун Нового года — вот об этом она думала. Она уселась в уголке, за выступом одного дома, съежилась и поджала под себя ножки, чтобы хоть немножко согреться. Домой она вернуться не смела, ведь она не продала ни одной спички, не выручила ни гроша. Да и не теплее у них дома! Только что крыша над головой, а ветер так и гуляет по всему жилью, несмотря на то что все щели и дыры тщательно заткнуты соломой и тряпками.

И девочка чиркала спичками. Вот она чиркнула одною; спичка загорелась, пламя ее упало прямо на стену, и стена стала вдруг прозрачною, как кисейная. Девочка увидела всю комнату, накрытый белоснежною скатертью и уставленный дорогим фарфором стол, а на нем жареного гуся, начиненного черносливом и яблоками. Что за запах шел от него! Лучше же всего было то, что гусь вдруг спрыгнул со стола и, как был с вилкою и ножом в спине, так и побежал вперевалку прямо к девочке. Тут спичка погасла, и перед девочкой опять стояла одна толстая холодная стена.

- Понятно, голодные галлюцинации, - заметила Лариса, которой вдруг самой стало холодно от рассказа ворона.

- Она зажгла еще спичку и очутилась под великолепнейшею елкой, куда больше и наряднее, чем та, которую девочка видела в сочельник, заглянув в окошко дома одного богатого купца. Елка горела тысячами огоньков, а из зелени ветвей выглядывали на девочку пестрые картинки, какие она видывала раньше в окнах магазинов. Малютка протянула к елке обе ручонки, но спичка потухла, огоньки стали подниматься все выше и выше и превратились в ясные звездочки; одна из них покатилась по небу, оставляя за собою длинный огненный след.

- А Вы слышали о девочке Маше, которая наступила на хлеб, чтобы не запачкать башмачков? - спросила Лариса.

- В первый раз слышу! - удивился ворон.

- Странно, ведь об этом и написано, и напечатано, - сказала Лариса, - итак, она была бедная, но гордая и спесивая девочка. В ней, как говорится, были еще те задатки. И друзья были у нее ей под стать - впрочем, не будем здесь о них. С летами она становилась скорее хуже, чем лучше. Маша поступила на филологический факультет. Там обращались с нею, как со своей родной дочерью, и спесь ее все росла да росла. Однажды Маша нарядилась в самое лучшее платье, надела новые башмаки, приподняла платьице и направилась на практическое занятие по введению в языкознание, стараясь не запачкать башмачков, — ну, за это и упрекать ее нечего. Но вот тропинка, ведущая к ОмГУ, свернула на болотистую почву; приходилось пройти по грязной луже. Не долго думая, Маша бросила в лужу свой хлеб, чтобы наступить на него и перейти лужу, не замочив ног. Но едва она ступила на хлеб одною ногой, а другую приподняла, собираясь шагнуть на сухое место, хлеб начал погружаться с нею все глубже и глубже в землю — только черные пузыри пошли по луже!

- Вот так история! - сказал ворон, - куда же "попала" Маша?

- К болотнице в пивоварню. Болотница приходится теткой историкам и лесным девам; эти-то всем известны: про них и в книгах написано, и песни сложены, и на картинах их изображали не раз, о болотнице же известно очень мало; только когда летом над лугами подымается туман, люди говорят, что «болотница пиво варит!» Так вот, к ней-то в пивоварню и провалилась Маша. Клоака — светлый, роскошный покой в сравнении с пивоварней болотницы! От каждого чана разит так, что человека тошнит, а таких чанов тут видимо-невидимо, и стоят они плотно-плотно один возле другого; если же между некоторыми и отыщется где щелочка, то тут сейчас наткнешься на съежившихся в комок мокрых жаб и жирных лягушек.

Итак, болотница была дома; пивоварню посетили в этот день гости: Эрнст и его прабабушка, ядовитая старушка. Она никогда не бывает праздною, даже в гости берет с собою какое-нибудь рукоделье: вышивает сплетни или вяжет необдуманные слова, срывающиеся у людей с языка!

Она увидала Машу, поправила очки, посмотрела на нее еще и сказала: «Да она с задатками! Я попрошу вас уступить ее мне в память сегодняшнего посещения! Из нее выйдет отличный истукан для передней моего правнука!»

Болотница уступила ей. И Маша попала еще дальше - на истфак! Его коридор занимал, казалось, бесконечное пространство; поглядеть вперед — голова закружится, оглянуться назад — тоже. Вся приемная декана была запружена изнемогающими историками, ожидавшими, что вот-вот двери милосердия отворятся. Долгонько приходилось им ждать! Большущие, жирные, переваливающиеся с боку на бок пауки оплели их ноги тысячелетней паутиной; она сжимала их, точно клещами, сковывала крепче медных цепей. Кроме того, души историков терзались вечной мучительной тревогой.

Маше пришлось испытать положение.. ноги ее были словно привинчены к хлебу.

«Вот и будь опрятной! Мне не хотелось запачкать башмаков, и вот каково мне теперь! — говорила она самой себе. — Ишь, таращатся на меня!» Действительно, все историки глядели на нее; дурные страсти так и светились в их глазах.

Да, и она узнала чувство настоящего голода. Неужели ей нельзя нагнуться и отломить кусочек хлеба, на котором она стоит? Нет, спина не сгибалась, руки и ноги не двигались, она вся будто окаменела и могла только водить глазами во все стороны, кругом, даже выворачивать их из орбит и глядеть назад.

"В таком обществе, как здесь, лучше не станешь! Да я и не хочу! Ишь, таращатся на меня! — говорила она и ожесточалась . — Обрадовались, нашли теперь, о чем галдеть!"

Слышала она также, как историю ее рассказывали на филологическом факультете аспирантам и соискателям, и малютки называли ее безбожницей.

"Она такая гадкая! Пусть теперь помучается хорошенько!" — говорили соискатели.

Только одно дурное слышала о себе Маша из детских уст. Но вот раз слышит она опять свое имя и свою историю. Ее рассказывали одной невинной, маленькой девочке, и малютка вдруг залилась слезами о спесивой Маше.

"И неужели она никогда не вернется сюда, на филфак? — спросила малютка. — А если она попросит прощения, обещает никогда больше так не делать? Ах, как бы мне хотелось, чтобы она попросила прощения! — сказала девочка и долго не могла утешиться. — Я бы отдала свой пряничный домик, только бы ей позволили вернуться на землю! Бедная, бедная Маша."

- Я кое-что знаю о пряничном домике, - сказал ворон, - он расположен здесь, неподалеку. Это такая избушка. Вот, значит, для чего он предназначен. Я помогу тебе найти его.

Лариса продолжила свой путь, а ворон перелетал с ветки на ветку, указывая дорогу.

Вот они увидели прекрасный сад, а рядом с ним – домик. Он в самом деле был пряничным.

- Здесь, в саду, живет Картофельный эльф, - сообщил ворон, - поговори с ним.

Лариса осторожно подошла к Картофельному эльфу, сидевшему посреди сада и разглядывающего что-то в трубу.

- Вы здесь, в саду, главный? - спросила она.

- Вне сомнений! - воскликнул Картофельный эльф, - именно картофель по велению короля раздавали в ратушах всех городов и всем было объявлено о великом значении картофеля. Но, увы, этому мало кто верил. Подданные королевства не знали даже, как нас сажать. Одни рыли яму, чтобы бросить в нее целую груду картофеля, другие совали по одной картофелине

в землю то тут то там - и ждали, пока из них не вырастет дерево. С него-то они и собирались стряхивать плоды картофеля. И, разумеется, никому в голову не приходило порыться в земле, чтобы поискать там настоящие картофелины..

- Вот это да! - только и сказала Лариса.

- А вот познакомься - терновник! - Картофельный эльф указал на живую изгородь сада, - далеко на западе, в неведомой стране, скрытой бурями и туманами, за синими льдами и снегами, нашли его норманны - на зеленых лугах росли кусты с темно-синими винными ягодами - терновник. Его ягоды созревали на морозе.

- Да? А мы всю зиму в Пушкинке просидели, особенно - ноябрь, - посетовала Лариса.

- А сейчас я тебя познакомлю с улиткой. Она всегда здесь, занимается краеведением, - сказал Картофельный эльф.

Они подошли к изгороди из терновника и обнаружили розовый куст, под которым сидела пожилая Улитка.

- Вот кто настоящая домоседка и знаток местных обычаев, - заметил Картофельный эльф. Познакомьтесь, Улитка, это Лариса.

- Очень приятно, Лариса, - откланялась Лариса.

- Лариса? Девочка? - рассматривая Ларису через очки промолвила Улитка, - У нас была недавно такая же - кажется, ее звали Герда.

- Так это же девочка из сказки "Снежная королева"! - догадалась Лариса.

- Весьма возможно, - согласилась Улитка, - хотя у нее тоже не было ничего за плечами.. никакого опыта..

Улитка наполовину выползла из раковины.

- А у нас в саду все как в прошлом году! Никакого прогресса. Розовый куст остается при своих розах - и ни шагу вперед! По правде сказать, он дал миру все, что мог. Но сделал ли он что-нибудь для своего внутреннего развития? ведь он цвел и цвел, и мало затруднял себя мышлением. Мне не по вкусу такая выставленная напоказ красота, а вам?

- Мне кажется, что розовый куст просто и не мог иначе, - возразила Лариса, - солнце было теплым, воздух освежающим он пил чистую росу и обильный дождь.

- Словом, жил - не тужил! - хмыкнула Улитка, и опять забралась поглубже в дарованное ей Богом укрытие.

Поняв, что разговор с Улиткой больше не принесет плодов, Лариса направилась прямо в пряничный домик.

- Будь осторожна, - посоветовал ей ворон, - и ничему не удивляйся. Там, в домике, есть много необыкновенного.

Лариса вошла в домик, причем ей пришлось пригнуть голову – притолока была невысока. Она увидела, что внутри домик заполнен обыкновенными ковриками, креслицами и принадлежностями для шитья. Как будто здесь совсем недавно распоряжалась принцесса.

«Все это как раз кстати, ведь мне нужно зашить туфлю», - подумала Лариса.

Она взяла штопальную иглу и принялась искать нитки.

- Будь аккуратней, голубушка, - раздался голос.

Лариса пригляделась и увидела, что это говорит.. штопальная игла.

- Посмотрите, кого вы держите! - с достоинством произнесла она, - Не урони меня, девочка. На полу я сразу затеряюсь среди мелких предметов. Я слишком тонкая натура, вот почему это может произойти!

Лариса огляделась по сторонам, ища другую штопальную иглу, но во всей комнаты таковых не было. Пришлось взять говорливую иголку покрепче.

- Держись же, милочка, сейчас я буду зашивать туфлю, - объявила ей Лариса.

- Фу, какая грубая работа! - Штопальная игла аж заблестела от возмущения, - осторожней! Ты уже знаешь сказку о принцессе, которая заснула на сто лет?

- Причем здесь какая-то принцесса? - спросила Лариса, явно не собираясь препираться с иглой.

- Она уколола палец о веретено и заснула, - разглагольствовала игла, - и будет спать до тех пор, пока не появится прекрасный принц и не поцелует ее. А до этого пройдет как раз около ста лет.

- Неужели прекрасный принц не может придти раньше? - спросила зантересованная Лариса.

- Принцы бывают в наших краях не часто, - сообщила Штопальная игла, - тем более - Прекрасные. Недавно был один Филипп Прекрасный, но он оказался хомяком.

- Будь любезна, помолчи, голубушка, - сказала ей Лариса, - и принялась зашивать туфлю.

Штопальная игла молчала-молчала, но через минуту не вытерпела.

- Хочешь открою тебе секрет? Расскажу все о твоих пальцах. Думаешь, ты хорошо их знаешь?

- Я знаю их как.. свои пять пальцев, - ответила Лариса.

- Поверь мне, с моей стороны мне виднее. Крайний - Толстяк - этакий толстый коротышка, и спина у него гнется в одном месте так что он может кланяться только раз. Второй твой палец - Лакомка - тычет нос всюду - в сладкое и в кислое, и даже в солнце и луну, нажимает перо, когда надо писать. Следующий - Долговязый - смотрит на всех свысока, настоящая каланча и зазнайка! Четвертый - Златоперст - предназначен для того, чтобы носить золотое кольцо и пятый - Мизинец - музыкант - ничего не делает, но очень этим гордится.

- Откуда ты узнала так хорошо мои пальцы? - спросила Лариса с недоумением.

- Поживи с мое, сударыня, то ли увидишь!

- Не думаю, что обыкновенная Штопальная игла может увидеть многое.

- Э, нет, тут-то ты и ошибаешься! - возразила игла, - Среди вещей тоже встречаются аристократы. Я тонка, я деликатна, я обладаю даром слышать многое, я разборчива как никто другой - недаром говорят - "Труднее верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому - в Царство Божие".

- Не "труднее", а "легче", - поправила ее Лариса.

- Да, верно. Ты, оказывается, - образованная барышня. К тому же ты очень мила и у тебя есть собственная головка.. Только какая-то маленькая. Постарайся ее отрастить!

- А цветок в вашем домике имеется?

- Разве что у чайника.. ты никогда не разговаривала с чайником? - спросила Штопальная игла.

- Нет. Хотя, признаться, я не разу не видела чайника без свистка, - сообщила Лариса ( при этом она забыла добавить, что чайника со свистком тоже никогда не видела ).

- Он стоит у окна один-одинешенек и грустит, - вздохнула Штопальная игла, - ты можешь взять его с собой в путь. Поверь, он с радостью согласится.

Лариса с осторожностью подошла к чайнику , стоявшему на буфете и увидела, что из чайника растет цветок.

- Какой у вас прелестный носик, - сказала она, не зная, как начать разговор.

- Эй, поосторожней с шуточками насчет носопырки, - пробурчал чайник.

- Вы одиноки? - спросила лариса, - хотите я стану вашим другом?

От удивления цветок в чайнике повернулся к Ларисе.

- Но вы же обо мне ничего не знаете, - сказал чайник.

- Расскажите - предложила Лариса.

- Ну что ж.. Когда-то я был очень гордым чайником, - начал ее собеседник, - я был горд, во-первых, своим фарфором, во-вторых, длинным носиком и изящной ручкой. Единственным моим недостатком было то, что крышка была разбита и склеена.

Но я вполне осознавал этот недостаток и смирял себя, в этом проявлялась моя скромность. Согласись, что недостатки и достоинства можно отыскать у каждого. Вот, скажем ты - довольно привлекательная и начитанная девица.. хм.. получается, у тебя нет недостатков? Уверен, если мы познакомимся поближе, у тебя все же отыщется пара-тройка не достатков.

Ларисе не очень хотелось, чтобы кто-то выискивал с лупой ее "недостатки", но она все еще терпеливо слушала.

- У чашек есть только ручка, у сахарницы - крышка, а у меня - и то, и другое и еще кое-что еще, чего у них никогда не будет - носик! Да, благодаря ему я - настоящий король чайного стола. Взять хотя бы сахарницу и сливочницу, им тоже дано услаждать человеческий вкус, но ведь только во мне вода перерабатывается в ароматный напиток.

Но вся эта отрада завершилась в один день - неловкое движение руки - и ты уже оправлен в чулан. Меня сунули куда-то в угол, а на другой день подарили женщине, просившей немного сала. Так я попал в эту бедную обстановку. И существовал, жил здесь без пользы, без цели. А когда нет просвета в жизни, теряешь счет времени!

Однако в один прекрасный момент меня заметила юная принцесса. Она зачем-то набила меня землею, а в землю посадила цветочную луковицу. Эта луковица долго лежала во мне, но вот зародилась жизнь, закипели силы, забился пульс. Луковица пустила ростки и появился чудесный цветок. Ах, я так бы хотел, чтобы его увидела принцесса.

- Принцесса спит уже сто лет, как мне известно, - сказала Лариса.

- Ах, тогда отнесите меня к ней, и мой цветок будет скрашивать ее сон.

- Не знаю, уютно ли ему будет во дворце, - молвила Лариса.

- Не сомневайся. - сказал чайник, - у Короля во дворце цветам самое раздолье. Там самые красивые розы восседают на троне как король и королева. Потом приходят все остальные цветы и начинается бал. Гиацинты и крокусы изображают маленьких морских кадетов и танцуют с барышнями - голубыми фиалками, а тюльпаны и большие желтые лилии - это пожилые дамы, они наблюдают за танцами и вообще за порядком.

- К тому же, - продолжил он, - некоторые цветы могут прилетать во дворец Короля когда захотят.

- Прилетать? - переспросила Лариса, - что-то не слышала об этом.

- Они превращаются в бабочек. Однажды профессор из Ботанического сада был очень удивлен, когда пришел туда и не обнаружил цветов на своих местах. А ведь он очень образован - даже понимает жесты цветов. Однажды он пришел утром в сад и видит, что большая крапива делает листочками знаки гвоздике, желая сказать - "Ты так мила, я очень тебя люблю". И, представь себе, раздраженному профессору это не понравилось, и он ударил крапиву по листьям -да обжегся. С тех пор и не смеет ее трогать.

- Вот это интересно, - заметила Лариса.

- Со мной же все по-другому, - сказал чайник, - с самого появления на свет меня постоянно чистили и ставили на огонь. Я забочусь вообще о существенном и, говоря по правде, занимаю здесь в доме первое место. Единственное мое баловство - это вот лежать после обеда чистеньким на полке и вести приятную беседу с товарищами. Все мы вообще большие домоседы, если не считать ведра, которое бывает иногда во дворе; новости же нам приносит корзинка для провизии; она часто ходит на рынок, но у нее уж чересчур резкий язык.

Послушать только, как она рассуждает о правительстве и о народе! На днях, слушая ее, свалился от страха с полки и разбился в черепки старый горшок! Да, немножко легкомысленна она - скажу я вам!

- Что-то ты очень уж разболтался, - раздался голос Глиняной миски, - позволь мне тоже сказать. Я начну и расскажу кое-что из жизни, что будет понятно Ларисе. На берегу родного моря, под тенью датских буков..

- Начало обещающее, - улыбнулась Лариса.

- Да, там в одной мирной семье, провела я свою молодость, - сказала Глиняная миска, - что могу отметить - вся ебель была полированная, пол чисто вымыт, а занавески на окнах менялись каждые две недели.

- Все это всем известно и никому не интересно, - высказал свое мнение чайник, - Лариса, ты бы послушала лучше, как наш самовар поет.

- Еще чего не хватало, - пробасил самовар, - известно, что я могу петь только в одном случае - когда внутри меня все бурлит.

- Да ты просто важничаешь! - воскликнул с досадой чайник и цветок его кивнул в знак согласия.

- Что ж, если самовар не хочет петь, так и не надо, - раздался баритон Гусиного пера, которое лежало на окне, - я вижу, за окном висит в клетке соловей - пусть он споет. Положим, он не из ученых, но об этом мы сегодня говорить не будем.

- По-моему, это в высшей степени неприлично - слушать какую-то пришлую птицу! - сказал чайник. - Разве это патриотично? Пусть рассудит корзинка для провизии!

- Я просто из себя выхожу! - сказала корзинка. - Вы не поверите, да чего я выхожу из себя! Разве так следует проводить вечера? Неужели нельзя поставить дом на надлежащую ногу? Каждый бы тогда знал свое место, и я руководила бы всеми! Тогда дело пошло совсем иначе!

- Давайте шуметь!! - закричали все.

- Постойте, постойте! - воскликнула Лариса, - берите пример с чернильницы. Послушайте, кто-то сказал однажды, глядя на немногословную чернильницу, стоявшую на письменном столе в кабинете поэта: «Удивительно, чего-чего только не выходит из этой чернильницы! А что-то выйдет из нее на этот раз?.. Да, поистине удивительно!»

– Именно! Я сама всегда это говорила! – обратилась чернильница к Ларисе и другим, которые могли ее слышать. – Замечательно, чего только не выходит из меня! Просто невероятно даже! Я и сама, право, не знаю, что выйдет, когда человек опять начнет черпать из меня! Одной моей капли достаточно, чтобы исписать полстраницы, и чего-чего только не уместится на ней! Да, я нечто замечательное! Из меня выходят всевозможные поэтические творения! Все эти живые люди, которых узнают читатели, эти искренние чувства, юмор, дивные описания природы!

Я и сама не возьму в толк – я ведь совсем не знаю природы, – как все это вмещается во мне? Однако же это так! Из меня вышли и выходят все эти воздушные, грациозные девичьи образы, отважные рыцари на фыркающих конях и кто там еще? Уверяю вас, все это получается совершенно бессознательно!

– Правильно! – сказало гусиное перо. – Если бы вы отнеслись к делу сознательно, вы бы поняли, что вы только сосуд с жидкостью. Вы смачиваете меня, чтобы я могло высказать и выложить на бумагу то, что ношу в себе! Пишет перо! В этом не сомневается ни единый человек, а полагаю, что большинство людей понимают в поэзии не меньше старой чернильницы!

– Вы слишком неопытны! – возразила чернильница. – Сколько вы служите? И недели-то нет, а уж почти совсем износились. Так вы воображаете, что это вы творите? Вы только слуга, и много вас у меня перебывало – и гусиных и английских стальных! Да, я отлично знакома и с гусиными перьями и со стальными! И много вас еще перебывает у меня в услужении, пока человек будет продолжать записывать то, что почерпнет из меня!

– Чернильная душа! – сказало перо.

– Гусь лапчатый! – ответила чернильница.

- Послушайте, вы мне все уши прожужжали! - воскликнула Лариса, - вот уж чего я не ожидала от таких милых обитателей пряничного домика. Думаю, я найду дорогу к принцессе и без ваших подсказок.

- В самом деле ты так уверена в своих силах? - спросила чернильница, - Удивительно, как хорошо разбираются во всем нынешние дети! Трудно сказать, чего только они не знают! Старую сказку о том, как аист нашел их в колодце или в мельничном пруду и принес папе с мамой, они и слушать не хотят, а между тем сказка эта – истинная правда.

- Неужели? - спросила Лариса не без интереса.

Старая чернильница показалась ей многоопытной собеседницей.

- Вот только вопрос – откуда дети берутся в колодцах или в мельничных прудах? - продолжила чернильница - Не всякий на это ответит, но кое-кому и это известно. Если ты внимательно глядела на небо в звездную ночь, то, конечно, видела множество падающих звезд. Кажется, будто звезды скатываются с неба и исчезают. Самые ученые люди не могут объяснить того, чего не понимают, но если знаешь, в чем дело, объяснить нетрудно. Звезды падают с неба, как маленькие елочные свечки, и гаснут; это искры Божьи, что летят вниз, на землю. Как только они попадают в наш густой, плотный воздух, сияние их меркнет, и наши глаза перестают различать их, потому что они нежнее и воздушнее самого воздуха.

Теперь это уже не звезда, не искра, а небесное дитя, маленький ангел без крыльев, которому предстоит превратиться в человека. Тихо скользит он по воздуху, ветер подхватывает его и опускает в чашечку цветка – то в ночную фиалку, то в одуванчик, то в розу, а то в гвоздику. Там дитя лежит и набирается сил. Оно такое легкое и воздушное, что муха может унести его на своих крыльях, а пчела и подавно. И те и другие так и вьются над цветком в поисках сладкого нектара. Если воздушное дитя им и мешает, то столкнуть его на землю они все равно не решаются, а переносят его на большие круглые листья кувшинок и оставляют лежать на солнышке.

Малыш потихоньку сползает с листа в воду, дремлет там и все растет, растет, пока не станет таким большим, что аист увидит его, выловит и принесет людям, в какую-нибудь семью, где уже давно мечтают иметь такого милого ребенка. Вот только будет он милым или нет, зависит от воды. Хорошо, если вода в колодце, где он лежал, была чистая, но бывает, что малютка наглотается тины и грязи, и тогда добра не жди, Аист ведь хватает первого, кто попадет на глаза, не разбирая. И разносит детей, куда придется: один может попасть в хорошую семью, к безупречным родителям, другой – к людям грубым и таким несчастным, что лучше бы аист вовсе не вытаскивал малыша из пруда.

Дети больше не помнят, как они дремали под листом кувшинки, как лягушки по вечерам пели им хором «Ква-ква-ква!», что по-нашему означает: «Спите крепко, пусть вам приснятся хорошие сны!» Не помнят дети и о цветке, в который упали с неба, не помнят даже его запаха, и все-таки, когда они становятся взрослыми, что-то заставляет их выбирать себе любимый цветок, как раз тот, где они лежали, прилетев на землю.

Аист живет до глубокой старости, но не забывает о малышах, которых приносил людям, он следит за ними, узнает, как им живется. Правда, изменить их жизнь не в его власти, да и помочь им он ничем не может – у него и со своими детьми забот хватает. Но из головы его эти малыши не выходят.

Я знакома с одним старым, умудренным опытом аистом, очень почтенным. Он наносил людям уже множество детей, о каждом из них может рассказать целую историю, и в каждой будет немного тины из мельничного пруда.

- Давайте я расскажу сказку. - произнес чайник, - она ни в чем не уступит той, что рассказала нам чернильница. Видишь старинный-старинный шкаф, почерневший от времени и украшенный резными завитушками и листьями? Он весь покрыт резьбой - розами, тюльпанами и самыми затейливыми завитушками.

- Да уж, - молвила Лариса, - и что необыкновенного может быть в самом обыкновенном шкафу?

- Что ты, ведь там стояла хорошенькая фарфоровая пастушка! - вокликнул чайник, - Позолоченные башмаки, юбочка, грациозно подколотая пунцовой розой, позолоченная шляпа на головке и пастуший посох в руке - ну разве не красота!

Рядом с нею стоял маленький трубочист, черный, как уголь, но тоже из фарфора и такой же чистенький и милый, как все иные прочие. Он ведь только изображал трубочиста, и мастер точно так же мог бы сделать его принцем - все равно!

- Ах, пастушка мне так напоминала нашу принцессу! - вздохнула Глиняная чашка.

- Но тут же рядом стояла еще одна кукла, втрое больше их ростом, - старый китаец, умевший кивать головой, - заметил чайник, - Он был тоже фарфоровый и называл себя дедушкой маленькой пастушки, вот только доказательств у него не хватало. Он утверждал, что она должна его слушаться, и потому кивал головою обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержанту Козлоногу, который сватался за пастушку.

"Хороший у тебя будет супруг! - сказал старый китаец. - Похоже, даже из красного дерева. С ним ты будешь оберунтер-генерал-кригскомиссар-сержантшей. У него целый шкаф серебра, не говоря уж о том, что лежит в потайных ящиках" "Не хочу в темный шкаф! - отвечала пастушка. - Говорят, у него там одиннадцать фарфоровых жен!"

"Ну так будешь двенадцатой! - сказал китаец. - Ночью, как только старый шкаф закряхтит, сыграем вашу свадьбу, иначе не быть мне китайцем!"

- Что ты будешь делать! - воскликнула Глиняная чашка.

- И наши трубочист и пастушка решили бежать, - молвил чайник, - в шкафу даже резные олени вытянули вперед головы, выставили рога и вертели ими во все стороны, а обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержант Козлоног высоко подпрыгнул и крикнул старому китайцу:

"Они убегают! Убегают!"

- И что же было дальше? Влюбленным удалось осуществить задуманное? - поинтересовалась Лариса.

- Трубочист сказал - "Мой путь ведет через дымовую трубу! Там-то уж я знаю, что делать! Мы поднимемся так высоко, что до нас и не доберутся. Там, на самом верху, есть дыра, через нее можно выбраться на белый свет!"

И он повел пастушку к печке. "Как тут черно!" - сказала она, но все-таки полезла за ним и в печку, и в дымоход, где было темно.. "Ну вот мы и в трубе! - сказал трубочист. - Смотри, смотри! Прямо над нами сияет чудесная звездочка!"

На небе и в самом деле сияла звезда, словно указывая им путь. А они лезли, карабкались все выше и выше. Но трубочист поддерживал пастушку и подсказывал, куда ей удобнее ставить свои фарфоровые ножки. Они добрались до самого верха и присели отдохнуть на край трубы - они очень устали, и не мудрено.

Над ними было усеянное звездами небо, под ними все крыши города, а кругом на все стороны, и вширь и вдаль, распахнулся вольный мир. Бедная пастушка никак не думала, что свет так велик. Она склонилась головкой к плечу трубочиста и заплакала так сильно, что слезы смыли всю позолоту с ее пояса.

"Это для меня слишком! - сказала пастушка. - Этого мне не вынести! Свет слишком велик! Ах, как мне хочется обратно на подзеркальный столик! Не будет у меня ни минуты спокойной, пока я туда не вернусь! Я ведь пошла за тобой на край света, а теперь ты проводи меня обратно домой, если любишь меня!"

- А что же трубочист? - спросила чернильница.

- Трубочист стал ее вразумлять, - ответил чайник с цветком, - напоминал о старом китайце и обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержанте Козлоного, но она только рыдала безутешно да целовала своего трубочиста. Делать нечего, пришлось уступить ей, хоть это и было неразумно.

- И они вернулись на полку? - Лариса была почти удивлена.

- Да, они снова вскарабкались на свой столик. "Далеко же мы с тобою ушли! - сказал трубочист. - Не стоило и трудов!" "Только бы дедушку починили! - сказала пастушка. - Или это очень дорого обойдется?"

Дедушку починили: приклеили ему спину и вогнали в затылок хорошую заклепку. Он стал как новый, только головой кивать перестал.

"Вы что-то загордились с тех пор, как разбились! - сказал ему обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержант Козлоног. - Только с чего бы это? Ну так как, отдадите за меня внучку?"

Трубочист и пастушка с мольбой взглянули на старого китайца: они так боялись, что он кивнет. Но кивать он уже больше не мог, а объяснять посторонним, что у тебя в затылке заклепка, тоже радости мало. Так и осталась фарфоровая парочка неразлучна. -

Ну так эта история напоминает мне другую - о барышне-мячике и молодце-кубаре, - сказала Глиняная чашка, - Молодчик-кубарь и барышня-мячик лежали рядком в ящике с игрушками, и кубарь сказал соседке - "Не пожениться ли нам? Мы ведь лежим в одном ящике"

Но барышня - сафьянового происхождения и воображавшая о себе не меньше, чем любая барышня, - гордо молчала.

- Не терпится узнать, что было дальше! - воскликнул чайник и чуть не подпрыгнул от нетерпения, - они поженились и жили счастливо?

- На другой день пришел мальчик, хозяин игрушек, и выкрасил кубарь в красный с желтым цвет, а в самую серединку вбил медный гвоздик. Вот-то красиво было, когда кубарь завертелся!

"Посмотрите-ка на меня! - сказал он барышне-мячику. - Что вы скажете теперь? Не пожениться ли нам? Чем мы не пара? Вы прыгаете, а я танцую. Поискать такой славной парочки!"

"Вы думаете? - сказала мячик. - Вы, должно быть, не знаете, что я веду свое происхождение от сафьяновых туфель и что внутри у меня пробка?"

"А я из красного дерева, - сказал кубарь. - И меня выточил сам городской судья! У него свой собственный токарный станок, и он с таким удовольствием занимался мной!"

"Так ли? - усомнилась барышня-мячик, - Вы очень красноречивы. Но я все-таки не могу. Я уж почти невеста! Стоит мне взлететь на воздух, как из гнезда высовывается стриж и все спрашивает: "Согласны? Согласны?" Мысленно я всякий раз говорю: "Да", значит дело почти слажено. Но я обещаю вам никогда вас не забывать!"

"Вот еще! Очень нужно!" - сказал кубарь, и они перестали говорить друг с другом.

- А что было дальше? - спросило гусиное перо.

- На другой день барышню-мячик вынули из ящика. Она взлетела и .. исчезла. Мальчик искал ее, но - увы.. "Я знаю, где мячик! - вздохнул кубарь. - В стрижином гнезде, замужем за стрижом!"

И чем больше думал кубарь о мячике, тем больше влюблялся. Сказать правду, так он потому все сильнее влюблялся, что не мог жениться на своей возлюбленной, подумать только - она предпочла ему другого!

Кубарь плясал и пел, но не переставал думать о мячике, которая представлялась ему все прекраснее и прекраснее.

- Но на самом деле барышня-мячик не вышла замуж за стрижа, - пояснила чернильница, - она пролежала пять лет в водосточном желобе. А это не шутка! Особенно для девицы!

- У меня есть похожая история, - встрял в разговор чайник, - мой знакомый мотылек вздумал жениться. Естественно, ему хотелось взять за себя хорошенький цветочек.

Он посмотрел вокруг: цветки сидели на своих стебельках тихо, как и подобает еще не просватанным барышням. Но выбрать было ужасно трудно, так много их тут росло.

Мотыльку надоело раздумывать, и он порхнул к полевой ромашке. Французы зовут ее Маргаритой и уверяют, что она умеет ворожить, и она вправду умеет ворожить. Влюбленные берут ее и обрывают лепесток за лепестком, приговаривая: "Любит? Не любит?" - или что-либо в этом духе. Каждый спрашивает на родном языке. Вот и мотылек тоже обратился к ромашке, но обрывать лепестков не стал, а перецеловал их, считая, что всегда лучше брать лаской.

"Матушка Маргарита, полевая ромашка! - сказал он. - Вы умеете ворожить! Укажите же мне мою суженую. Тогда я хоть сразу могу посвататься!" Но ромашка молчала - она обиделась. Она была девицей, а ее вдруг назвали матушкой. Как вам это понравится?

- В самом деле, как это невежливо, - согласилась Лариса.

- Ну что ж, мотылек спросил еще раз, потом еще - ответа все нет. Ему это надоело, и он полетел прямо свататься. Дело было ранней весной. Всюду цвели подснежники и крокусы.

"Недурны, - сказал мотылек, - миленькие барышни. Только... зеленоваты больно!" Мотылек, как и все юноши, искал девиц постарше.

Потом он оглядел других и нашел, что анемоны горьковаты, фиалки немножко сентиментальны, тюльпаны-щеголихи, нарциссы - простоваты, цветы липы и малы и родни у них пропасть, яблоневые цветы хоть и почти как розы, да недолговечны: пахнуло ветром - и нет их, стоит ли и жениться? Горошек понравился ему больше всех: бело-розовый, нежный, изящный, да и на кухне лицом в грязь не ударит. Мотылек совсем уж было собрался посвататься, да вдруг увидел рядом стручок с увядшим цветком.

- Представляю, какое впечатление у него сложилось, - сказала чернильница.

- "Это кто же?" - спросил он. "Сестрица моя", - отвечал горошек. "Стало быть, и вы такая будете?" Испугался мотылек и упорхнул прочь.

Через изгородь перевешивалась целая толпа цветков жимолости. Но эти барышни с вытянутыми желтыми физиономиями были ему совсем не по вкусу. Ну, а что же было ему по вкусу? Поди узнай!

Прошла весна, прошло лето, настала осень, а мотылек не подвинулся со своим сватовством ни на шаг. Появились новые цветы в роскошных нарядах, да что толку? Стареющее сердце все больше и больше начинает тосковать по весенней свежести, по живительному аромату юности. Не искать же этого у осенних георгинов и штокроз? И мотылек полетел к кудрявой мяте.

"На ней нет особых цветов, она вся сплошной благоухающий цвет, ее-то я и возьму в жены!" И он посватался.

Но мята листочком не шелохнула и сказала только: "Дружба - и больше ничего. Мы оба стары. Друзьями мы еще можем быть, но жениться?.. Нет, что за дурачество на старости лет!"

Так и остался ни с чем мотылек. Уж больно много он перебирал, а это не дело. Вот и остался старым холостяком.

- Да, высокомерие и гордость к хорошему не приведут, - согласилась чернильница, - вот хотя бы вспомнить мою старую знакомую - бумагу. Она до того пыжилась, что однажды, глядючи на свою белизну, произнесла - "Ну, этого мне и во сне не снилось, когда я цвела в поле голубенькими цветочками! - так говорила она - И могла ли я в то время думать, что мне выпадет на долю счастье нести людям радость и знания! Я все еще не могу прийти в себя от счастья! Самой себе не верю! Но ведь это так! Говорят, что сама я тут ни при чем, и я старалась только по мере слабых сил своих не даром занимать место! Всякий раз, как я подумаю: "Ну, вот и песенке ..", - тут-то как раз и начинается для меня новая, еще высшая, лучшая жизнь! Теперь я думаю отправиться в путь-дорогу, обойти весь свет, чтобы все люди могли прочесть написанное на мне! Так ведь и должно быть!

Прежде у меня были голубенькие цветочки, теперь каждый цветочек расцвел прекраснейшею мыслью! Счастливее меня нет никого на свете!" Но бумага не отправилась в путешествие, а попала в типографию, и все, что на ней было написано, перепечатали в книгу, да не в одну, а в сотни, тысячи книг. Они могли принести пользу и доставить удовольствие бесконечно большему числу людей, нежели одна та бумага, на которой были написаны рассказы: бегая по белу свету, она бы истрепалась на полпути.

"Да, конечно, так дело-то будет вернее! - подумала исписанная бумага. - Этого мне и в голову не приходило! Я останусь дома отдыхать, и меня будут почитать, как старую бабушку! На мне ведь все написано, слова стекали с пера прямо на меня! Я останусь, а книги будут бегать по белу свету! Вот это дело! Нет, как я счастлива, как я счастлива!"

Тут все отдельные листы бумаги собрали, связали вместе и положили на полку.

"Ну, можно теперь и на лаврах! - сказала бумага. - Не мешает тоже собраться с мыслями и сосредоточиться! Теперь только я поняла как следует, что во мне есть! А познать себя самое - большой шаг вперед. Но что же будет со мной потом? Одно я знаю - что непременно двинусь вперед! Все на свете постоянно идет вперед, к совершенству".

- И тебе нужно двигаться вперед, - сказала Ларисе Глиняная чашка, - и не забудь чайник.

- Но я еще хотела спросить.. – начала было Лариса.

- Обо всем тебе расскажут двое из ларца. Их ты найдешь прямо в ларце у старого дуба.. Ну помнишь, «у лукоморья дуб зеленый, большая цепь на дубе том..» Только наш дуб стоит у развилки дороги.

Лариса поблагодарила Глиняную чашку за полезный совет и отправилась в путь.