Geum.ru

Жемчужины Подмосковья или Книга для Марины Предисловие

Вид материалаКнига
Олег блестяще вел заглавную роль …
Подобный материал:
1   2   3

7. Мы ставим Дюренматта.

«Не верю!»

К.С. Станиславский


Дождь шел всю ночь. Даже утром еще что-то изредка капало с неба, поэтому вылезать из относительно теплой палатки не было никакого желания. Коробань с помощью Сашина и Петровича соорудил помимо обычного костра еще и специальный костер для просушивания вещей, место вокруг которого тут же было увешано всеми возможными и невозможными мокрыми вещами. Развеситься успели более всего те, кто ходил в этот момент возле костра. Ходили там все, кроме жителей нашей палатки: Тани, Олежки и меня. Нам было почему-то особенно лениво. Сначала мы пытались поговорить о том, о сем. Разговор быстро иссякал. Спать уже или еще не хотелось. Костер был далеко, и его шум нас не отвлекал и не завлекал. Надо было себя чем-то занять.


И тут я вспомнил о маленькой книжечке Дюренматта, которую зачем-то захватил с собой в поход. Вообще-то я каждый год какое-нибудь чтиво да захватываю, только почти никогда не читаю. Раньше, бывало, один раз за поход, да выдастся утречко, когда все спят, а тебе, то есть мне не спится. Сяду где-нибудь на бережку, да и почитаю чего-нибудь, пока все спят. Но с появлением в наших походах Коробаня это стало практически невозможно, потому что остальные еще могут, конечно, поспать пару-тройку часиков, а Серега вот он, тут как тут. Не спится ему.


Но я вообще-то не о Сереге. Я о Дюренматте. Крупном немецком писателе двадцатого века. Из всех его произведений, прочитанных мной самостоятельно, или виденных с экрана телевизора в виде кинофильмов, более всего, да можно сказать – единственно, запал мне в душу старый добрый советский фильм «Авария» с Адомайтисом, Пляттом, великим Ярветом и совсем еще молодой Ириной Мирошниченко. Позже я и книжку читал, а эту с собой взял тоже исключительно ради «Аварии», которая в данном случае присутствовала в виде радиопьесы.


Когда Таня предложила заняться чем-нибудь более активным, чем просто лежание и созерцание потолка, типа поиграть в карты или нарды, когда Олег явно неохотно был уже готов согласиться на участие в подобных коллективных игрищах, я вытащил из сумки для видеокамеры совершенно промокшую книжку Дюренматта и протянул ее Татьяне. Вместе с подключившимся Олежкой мы порекомендовали Тане почитать книжку вслух, чтобы, не утруждая себя физическими усилиями вождения взглядом по страницам, тем не менее не остаться вдалеке от высокой литературы. И тут как-то так получилось, что после некоторого замешательства и перелистывания страниц книжка оказалась в руках у Олежки, который и начал читать вслух. После первой же прочитанной им фразы выяснилось, что это радиопьеса, и текст расписан строго по ролям, и мы решили прочитать текст соответственно ролям, причем кому какая роль достанется, решалось исключительно очередностью появления в пьесе новых персонажей.


Сначала было скучновато. Олег ударился в длиннейший монолог главного героя Трапса, прерываемый лишь ремарками автора типа: мычание коров, звон колокольчика, звук мотора и тому подобное, что мы с Татьяной охотно тут же и исполняли. Потом нам с Таней досталось по паре фраз от имени автомеханика и случайного прохожего, а Олег все тащил и тащил нуднейший вступительный монолог. Чтобы предоставить Олегу моральную компенсацию за понесенные художества, а также чтобы взбодрить актерский коллектив, приунывший от словоохотливого Трапса, я извлек из рюкзака остатки Кубанской и баночку паштета, а Таня раздобыла краюху хлеба. Олег наконец-то довел героя до дома, где должно было происходить основное действие, и мы с облегчением выпили по рюмочке.


Оказалось, что наши приготовления были не напрасны. Дальнейший ход событий в пьесе, с учетом того, что все ремарки автора мы выполняли беспрекословно, показал, что без бутылочки кубанской, а затем и без следующей бутылочки, мы бы вряд ли дотянули до занавеса. Напитки были обязательными реквизитами данного спектакля. Слава Богу, дальше Олегу не приходилось трудиться одному, так как все последующие персонажи тоже были не прочь почесать языком. Тане досталась роль адвоката, мне – прокурора. Не знаю как там Тане, но мне моя роль нравилась, так как ее исполнял в фильме сам Плятт. Я, конечно, на Плятта не тянул, да даже и не старался, а просто тащился от текста. И от Олега, которого просто несло куда круче Адомайтиса.


Далее персонажи посыпались как из рога изобилия. Тане по порядку очередности достался судья, мне – немногословная Симона, Олегу – тоже достаточно однообразный Пиле. По ходу диалога получалось так, что кому-то приходилось читать две роли подряд, что явно снижало общий эффект от постановки, когда передача книжки из одного конца палатки в другой существенно оживляла действие. Актеров явно не хватало. Но вскоре они стали прибывать. Первой на крик «Ура!!!» (там было написано «Все вместе: УРА!!!», что мы немедленно и исполнили, завершив крик тщательным исполнением следующей ремарки «Все чокаются») прибежала Настенька, которой я тут же сбросил роль Симоны. Роль сводилась к поименованию блюд, подаваемых к столу. Нам эта роль нравилась тем, что почти всегда после появления Симоны (Насти) следовала ремарка «Звон бокалов» или чья-нибудь реплика «Твое здоровье, Ганс или, например, Макс» (не помню я их имен, фамилий-то кроме Трапса и Пиле и то ни одной).


Потом заявилась пара Леонтьевых, которым на двоих отдали судью. Валерик, правда, вскоре покинул палатку, так что почти весь текст судьи (а это был текст Юри Ярвета в фильме), как смогла с гордостью пронесла


… Олег блестяще вел заглавную роль …





… Тане досталась роль адвоката …




Лариса. Последним на огонек заглянул Сашин, которому Олежка тут же сплавил реплики Пиле. Точнее реплику, потому что Пиле кидал в пространство исключительно «Зд-д-дорово!!!» Лишь пару раз Жене удалось сказать что-то объемное, а один раз (это было уже в самом конце пьесы) у них с Олегом был даже диалог. Но и эту маленькую роль Женя пронес с достоинством. После Олега, блестящего ведшего заглавную роль, Женя был, пожалуй, самым самобытным актером на сцене (в палатке). Его «Зд-д-дорово!!!» каждый раз ожидалось с замиранием сердца. Когда Жене передавали книжку, все затихали, зная, что от его героя все равно более ничего не услышишь, но каждый раз Сашину так удавалась эта непростая реплика (три «д» и три восклицательных знака), что вся палатка едва ли не рукоплескала. При этом сам Женя каждый раз как бы заново удивлялся тому, что там написано, а после фразы долго и заразительно смеялся, как это умеет делать у нас только он сам.


В общем, пьеса шла живенько и весело. Особым успехом пользовались ремарки автора «Все поднимают бокалы» и тому подобное. Фразу Настеньки (Симоны) «Торт со взбитыми сливками, коньяк тысяча восемьсот девяносто третьего года» актеры приветствовали бурным рукоплесканием и расплескиванием по кружкам, простите, бокалам этого самого коньяка, простите, водки. После чего следовала фраза Сашина (Пиле) «Зд-д-дорово!!!» и очередная ремарка на любимые темы. К счастью, пьеса успела закончиться прежде, чем мы назюзюкались до невозможности произнесения текста. Успевший в палатку до занавеса Валерик быстренько провел с Олегом диалог Садовника и главного героя, и последовала долгожданная фраза «Занавес».


Что можно сказать о пьесе в целом? Хорошая пьеса, жизненная. Автору особенно удались отдельные персонажи и ремарки. Жаль только, что реквизит немного не соответствовал, то есть то, что вместо форели в каком-то там соусе, например, мы жевали варенокопченую колбасу производства Царицынского мясокомбината, или что к фразе Симоны (Насти) «Сыр» (это была вся фраза) следовал просто черный хлеб, отламываемый прямо от буханки. Но все это – издержки производства, совсем не отразившиеся на целостности произведения и мастерстве актеров. В общем, Дюренматт – вполне народный автор. Я теперь готов за него спорить с кем угодно. Народный, очень даже народный. Даже без соответствующего реквизита.


Ну, а более чем Дюренматта, вспомнить за данный день и нечего. Ну сушились, ну варили вечерний киселек, ну привычно пели у костра, а потом просто травили байки. А так – обычный и довольно трудовой день. Трудовой потому, что все постоянно и заботливо сушили свои вещи, то переставляя их поближе к костру, то относя, наоборот, подальше в зависимости от того, что кому-то вздумалось поправить колышки или подкинуть дровишек. Последняя троица – Олежка, Коробань и я, разошлись ровно в полночь, предрекая себе и друг другу очень холодную ночь, потому что вокруг было еще сыро, а черное небо зияло белыми дырами звезд.