Дзарасов Солтан Сафарбиевич российский кризис: истоки и урок
| Вид материала | Урок |
- Дзарасов Солтан Сафарбиевич, Институт экономики ран, г. Москва Посткейнсианство и планово-рыночная, 138.88kb.
- Урок по теме: «Права человека», 57.34kb.
- Об экономических основах мироздания, или Можно ли краеугольный камень вставить обратно?, 114.98kb.
- «Истоки», 65.19kb.
- Российский Университет Дружбы Народов Кафедра иностранных языков и общеобразовательных, 228.44kb.
- Вусловиях объявленного кризиса актуальным стало обращение к теории и практике антикризисного, 74.4kb.
- Латвийское общество поразил острый политический, экономический и социальный кризис., 396.44kb.
- Учебного курса «истоки» для основной школы, 190.05kb.
- Российский демографический кризис: факторы, модели, пути решения, 1277.12kb.
- Российский рынок листового стекла: основные тенденции и проблемы роста, 291.81kb.
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ ЭКОНОМИКИ
Кафедра экономической теории
Дзарасов Солтан Сафарбиевич
РОССИЙСКИЙ КРИЗИС: ИСТОКИ И УРОКИ
МОСКВА 2009
От автора
В журнале «Вопросы экономики» № 5 за текущий год опубликована моя статья под тем же названием. Но она подверглась сокращениям и цензуре, и я счёл себя обязанным предоставить, хотя бы части читателей, первоначальный текст в виде настоящей брошюры.
Содержание
Введение…………………………………………………………………………1
2. Разнообразие моделей экономики 12
3. Кризис и теория общего равновесия 17
4. Последствия финансово-экономической политики Кудрина-Грефа 20
5. Двухслойность российского кризиса 28
6. Кейнсианский подход к регулированию экономики и предупреждению кризисов 31
Введение
Кризис свалился нам как снег не голову. После того, как с такой помпой проводились российские рыночные реформы, мало кто его ожидал. Ведь ложным посчитали путь планового ведения экономики, а переход к рынку был объявлен поворотом на единственную магистраль мировой цивилизации, ведущей к храму всеобщего благоденствия и процветания. Суждения же о кризисе считались марксистской клеветой на безупречно функционирующую капиталистическую экономику.
Теперь, когда он грянул, в мгновение ока появилось множество людей на все лады объясняющих, как его можно было избежать, и что теперь делать, чтобы легко и быстро его преодолеть. Такого рода скороспелые объяснения и рекомендации в большей части идут со стороны властных структур, приведших нас к нынешнему состоянию, и представляют собой версию ухода от собственной ответственности за кризис.
Ссылкой на мировой характер кризиса власти пытаются затмить то, что наш кризис главным образом порожден принятой в начале 90-х годов прошлого века моделью экономики саморегулирующего рынка (Вашингтонский консенсус). Полный отказ от плановой экономики, вместо её преобразования по примеру Китая в планово-рыночную модель, предопределил роковой поворот российской экономики от роста к развалу. Теперь не плоды нашего ума и труда, а отданные кучке частных корыстолюбцев природные ресурсы (нефть и газ), продаваемые ими на мировом рынке, стали основным источником того, что общество может иметь. При этом общественный продукт распределяется таким образом, что основное бремя его создания ложится на плечи трудящихся слоёв, а получаемые блага достаются классу частных собственников.
Между тем со времен основателей политической экономии (Смит, Риккардо, Маркс, Милль) известно, что от такой модели экономики ничего хорошего для основной массы населения ожидать не приходится. Несправедливое распределение общественного продукта рано или поздно приводит к кризису, который мы теперь имеем.
В этой связи возникает, по крайней мере, два вопроса. Во-первых, почему в ходе российских реформ об этом не было ни слова, а, наоборот, капитализм изображался как высшее достижение мировой цивилизации, а рынок волшебной лампой Аладина, способной в кратчайший срок поднять экономику и благосостояние на самый высокий в мире уровень? Во-вторых, как пороки капитализма, которые теперь признаются почти всеми, связаны с кризисом, и, нельзя ли ослабить их негативное воздействие на нашу жизнь? К сожалению, такие вопросы не поднимаются, хотя, на мой взгляд, ответы на них дают ключ к пониманию того, как обращаться с наступившим кризисом. Если стихию нельзя избежать, то нельзя ли подготовиться к ней так, чтобы минимизировать её неблагоприятные последствия?
Невнимание к поставленным выше вопросам, на мой взгляд, объясняется тем, что выбранный российским руководством в начале 90-х прошлого века модель социально-экономического развития, оказалась несостоятельной и потерпела полный крах. Стало ясно то, что не было ясно тогда. Выбор был сделан к выгоде одной десятой части и к невыгоде остальной части населения страны. Поэтому естественно, что в обсуждении поставленных вопросов правящий класс усматривает опасность для своего господства. Если же нарушить наложенный запрет, и наряду с истоками кризиса рассматривать также вопрос об его уроках, то напрашивается вывод о необходимости альтернативной модели развития с иным местом в ней ныне правящего класса. Такого обсуждения он не хочет. Однако то, в чём не заинтересовано разбогатевшее меньшинство, заинтересовано обедневшее большинство. В связи с этим рассмотрим истоки российского кризиса, и уроки, которые из него вытекают.
1. Провал неоклассической ортодоксии и модели рынка
Наступивший кризис воспринят в мире как провал ортодоксальной неоклассической теории и соответствующей ей англо-саксонской модели экономики. Правда, пока критика больше направлена на практические последствия модели, нежели на её теоретические истоки. Основную ответственность за кризис мировая общественность возлагает на США, ибо именно с позиций собственной модели рынка они диктовали свои условия другим странам и международным организациям, навязали им доллар, который стал основным разносчиком кризисной заразы. Он и потянул в кризис другие страны. В ответ на это идёт критика американской финансовой системы и действующих под эгидой США МВФ и других международных организаций. Китай и Россия выступают за создание альтернативной доллару резервной валюты. Национализация крупных банков и ограничение спекуляций путем установления контроля над деятельностью корпораций стали всеобщим требованием. Об этом сами США и Великобритания глухо, а другие громко говорили на апрельском саммите большой двадцатки в Лондоне.
Если эту охватившую мир озабоченность сформулировать теоретическим языком, то речь идёт о поиске альтернативной модели экономики, если не исключающей кризисов, то, по крайней мере, не допускающей больших потрясений. С особой остротой этот выбор встаёт перед теми, кто благодаря плановой экономике знает, что бывает иначе. Это не значит, что надо вернуться к тому, что было. Речь идёт о другом, выборе среднего пути, свободного как от пороков бюрократического централизма, так и от необузданной стихии рыночной спекуляции.
О такой необходимости двухсотлетняя история кризисов говорит с полной определенностью. Давно стало ясно, что в рамках капитализма полностью избежать их невозможно. Кризисы являются проявлением стихии рыночно-капиталистического хозяйства подобно тому, как землетрясения, ураганы и наводнения являются проявлениями природной стихии. Единственное, что удалось найти в рамках капиталистического мировоззрения это кейнсианский способ, по крайней мере, ослабления последствий кризисов и исключения ситуаций, подобных нынешней. Это немало. К сожалению, этот ресурс в данном случае использован не был, и об этом пойдет речь в предлагаемых строках.
Однако, прежде всего, проясним вопрос об историческом опыте преодоления кризисов. Помимо кейнсианства, о котором речь пойдет ниже, это ещё и наследие планового ведения хозяйства в социалистических странах. Здесь не место рассматривать достоинства и недостатки этой системы хозяйствования. Ограничимся констатацией бесспорного – циклических кризисов не было, людей на улицу не выбрасывали, без средств к существованию не оставляли. Это достигалось за счет их способности более или менее поддерживать пропорциональность экономики, в частности путем более равномерного распределения национального дохода. Не только Карл Маркс, но и Джон Кейнс и его многочисленные последователи, – теперь даже совсем далёкие от него деятели, – соглашаются с тем, что неконтролируемый рынок перекладывает тяжесть роста на плечи малоимущих, и это является конечной причиной кризиса.
Однако, похоже, что российские поборники рынка ещё далеки от признания этой правды. Даже теперь, когда кризис стал реальностью, и на плечи каждого из нас пала нелегкая доля его тяжести, они пытаются отвлечь внимание общественности от истинности этого объяснения. Суждения о кризисе часто ведутся в вольном стиле без учёта того, что по этой проблеме накоплена значительная литература, и сложились теоретические концепции, где объясняются истоки и последствия кризисных явлений. Апелляция к имеющимся концепциям является элементарным требованием научного мышления. Между тем даже на страницах академических изданий это требование не всегда соблюдается, обсуждение подчас ведётся от лица только самого автора, с помощью бессистемно нагроможденных цифр и данных без какой-либо увязки с существующими в науке теоретическими концепциями.
Такой подход кажется мне не вполне продуктивным. Наука не сводится к цифрам и данным, а предполагает их обработку с помощью определенной методики, а самое главное – их увязки с соответствующей теоретической концепцией, с позиций которой и выдвигается поддающаяся проверке аргументация. С точки зрения таких общепринятых требований, опубликованные, например, в «Вопросы экономики» статьи А.Кудрина и В. Мау, открывающие 1 и 2 номера журнала за текущий год1, мягко говоря, не выдерживают критики.
Разумеется, каждый автор вправе писать то, что считает нужным. Но порою для понимания ситуации важнее не то, что пишут, а то, что обходят. Так обстоит и в данном случае. Если рынок, в отличие от плана, способен осуществлять наиболее рациональное распределение ресурсов, как утверждают адепты свободного рынка, то почему мы угодили вначале в дефолт 1998 года, а теперь экономика оказалась в тисках тяжёлого спада с массовой безработицей? Почему говорили наоборот, что освобождённая от регулирующей роли государство, и предоставленная сама себе экономика автоматически обеспечивает её равновесное (бескризисное) состояние и наивысший уровень благосостояния? Как совместить эти утверждения с тем, что показывает ниже приводимая таблица 1, характеризующая далёкую от благополучия картину нашего рыночного развития, не говоря о кризисе, которым оно завершилось?
При наличии таких показателей, когда, (а) экономика пережила небывалый в мирное время глубокий спад экономики; (б) за 20 лет спада и топтания на месте едва достигла объёма ВВП 1989 года; (в) промышленная продукция и не достигла этого уровня, а инвестиции в основной капитал составляют всего 64% от него, говорить об «экономическом чуде», как это
Таблица 1. Основные показатели экономического развития России за 1989-2008 годы
| Показатели | Годы | ||||||||||||||||
| | 1990 | 1991 | 1994 | 1995 | 1996 | 1997 | 1998 | 1999 | 2000 | 2001 | 2002 | 2003 | 2004 | 2005 | 2006 | 2007 | 2008 |
| ВВП, в % к: предыдущему году | 97,0 | 95,0 | 87,3 | 95,9 | 96,4 | 101,4 | 94,7 | 106,4 | 110,0 | 105,1 | 104,7 | 107,3 | 107,2 | 106,4 | 107,4 | 108,1 | 105,6 |
| 1989 г. | 97,0 | 92,2 | 62,8 | 60,2 | 58,0 | 58,8 | 55,7 | 59,3 | 65,2 | 68,5 | 71,7 | 76,9 | 82,4 | 87,7 | 94,2 | 101,8 | 107,5 |
| Продукция промышленности, в % к: предыдущему году | 98,8 | 91,1 | 78,4 | 95,4 | 92,4 | 101,0 | 95,2 | 108,9 | 108,7 | 102,9 | 103,1 | 108,9 | 108,0 | 105,1 | 106,3 | 106,3 | 102,1 |
| 1989 г. | 98,8 | 90,0 | 51,1 | 48,7 | 45,0 | 45,4 | 43,2 | 47,0 | 51,1 | 52,6 | 54,2 | 59,0 | 66,9 | 66,9 | 71,1 | 75,6 | 77,2 |
| Продукция сельского хозяйства, в % к: предыдущему году | 96,4 | 95,5 | 88,0 | 92,0 | 94,9 | 101,5 | 86,8 | 104,1 | 107,7 | 106,8 | 101,5 | 101,5 | 103,1 | 102,0 | 103,3 | 103,6 | 110,8 |
| 1989 г. | 96,4 | 92,1 | 70,1 | 64,5 | 61,2 | 62,1 | 53,9 | 56,1 | 60,4 | 64,5 | 65,5 | 66,5 | 68,6 | 70,0 | 72,5 | 74,9 | 83,0 |
| Инвестиции в основной капитал, в % к: предыдущему году | 100,1 | 84,5 | 75,7 | 89,9 | 81,9 | 95,0 | 88,0 | 105,3 | 117,4 | 110,0 | 102,8 | 112,5 | 113,7 | 110,9 | 113,7 | 121,1 | 109,1 |
| 1989 г. | 100,1 | 84,6 | 34,1 | 30,6 | 25,1 | 23,8 | 20,9 | 25,9 | 28,5 | 28,5 | 29,3 | 33,8 | 38,4 | 42,6 | 48,4 | 58,6 | 63,9 |
| Оборот розничной торговли, в % к: предыдущему году | 112,4 | 95,3 | 100,2 | 93,8 | 100,3 | 104,9 | 96,8 | 94,2 | 109,0 | 111,0 | 109,3 | 108,8 | 113,3 | 112,8 | 113,9 | 116,1 | 113,7 |
| 1989 г. | 112,4 | 107,1 | 109,3 | 102,5 | 102,8 | 107,8 | 104,4 | 98,3 | 107,1 | 118,9 | 130,0 | 141,4 | 160,2 | 180,7 | 205,8 | 238,9 | 270,0 |
.А. Френкель, Л. Рощина. Год неопределенности Вопросы статистики 3/2009, с. 51
делает В. Мау, можно, разве что в порядке едкой иронии. Серьёзно же вопрос стоит иначе. Почему в рамках рыночно-капиталистической доктрины мы скатились к небывалому спаду, а теперь еле достигаем уровень 1989 г., а Китай за это же время в рамках планово-рыночной доктрины взметнулся трёх-четырёх кратным ростом ВВП? Без ответа на этот вопрос, рассуждения ведутся только для отвода глаз.
Размеры работы не позволяют говорить о всех негативных явлениях, которые скрываются за приведенными показателями. Например, о том, что темпы роста последних лет не являются реальными. Они достигнуты не в результате модернизации экономики, а благодаря росту цен на энергоносители на мировом рынке. Далее о том, что показанный в таблице рост промышленности в основном относится к работающему на экспорт топливно-энергетическому комплексу, в то время как определяющий технический прогресс машиностроительный комплекс развалился почти полностью. Произошло катастрофическое старение производственного аппарата, и средний возраст оборудования превысил 20 лет.
Не лучшую картину мы видим в социальной сфере. Продолжительность жизни сократилась с 69, 2 лет в 1985-1986 годы до 66, 6 в 2006 г., а смертность повысилась с 11 до 16, 2 случаев на тысячу человек в 2005 г. В результате ежегодно раньше времени смертность уносит 600-700 человеческих жизней, что ничем не лучше советского Гулага. Примерно на такую же величину ежегодно сокращается численность российского населения.2 Список негативных последствий принятой модели рынка можно продолжить.
Научную общественность интересуют ответы на эти вопросы, которые российские адепты рынка старательно обходят. Если же ознакомиться с тем, что теперь пишут и говорят о кризисе лидеры и общественность западных стран, то это резкое осуждение того, за что мы до сих пор держимся: самопроизвольность рынка, бесконтрольность банков и корпораций, крайности распределения национального дохода.
Критическая позиция Запада по отношению к этим сомнительным ценностям рынка проявилась, в частности, на состоявшемся в январе текущего года Парижском коллоквиуме глав европейских государств на тему: «Новый мир – новый капитализм». Президент Франции Н. Саркози подверг капитализм сверхмарксистской критике за культ наживы и денег, эксплуатацию труда, безудержную спекуляцию, для которой любые аморальные средства хороши. Признание необходимости перестройки экономических отношений в духе установления большего контроля над финансовыми потоками, всей мировой экономикой стало лейтмотивом многих международных обсуждений, включая последний саммит в Лондоне.
Если на Западе о поиске альтернативной модели экономики говорят с достаточной определенностью, то о российском правящем классе этого сказать нельзя. На уроки кризиса он закрывает глаза. Какая бы угроза не надвигалась на страну, для него самое главное – не упустить из рук бразды правления и источники наживы. Так, А.Кудрин пишет, что
«хотя государство вынуждено активно вмешиваться в деятельность финансового сектора, когда возникает угроза системного кризиса, но уже на этой стадии оно должно не только думать об отражении сиюминутных угроз, но и иметь долгосрочный план возвращения ведущей роли частному сектору».3
Выходит, что государство нужно только для покрытия убытков, в качестве пожарной команды для тушения кризиса, после чего ему следует вновь удалиться, чтобы вернуть частному капиталу «ведущую роль» для новой наживы и втягивании общества в очередной кризис.
Между тем кризис наглядно показал опасность слепой приверженности к личной наживе. К сожалению, российским фанатикам рынка до этого дела нет. Они не хотят мыслить иначе, как в понятиях начала 90-х годов прошлого века, когда самопроизвольный рынок преподносился в качестве панацеи от всякого зла.
В этом отношении особенно показательна представленная на страницах журнала позиция ректора Академии народного хозяйства при правительстве РФ В. Мау. Годом раньше он уверял читателей, что идем от хорошего к лучшему4, а теперь неожиданно наступивший кризис вызвал у него полную растерянность. С одной стороны он рад кризису, поскольку рассматривает его как показатель того, что Россия «становится нормальной рыночной страной» (с. 5 статьи 2009г.), безотносительно к тому, на какой уровень технико-экономической деградации она скатилась. С другой стороны он напуган антикризисными мерами правительства РФ, которые оцениваются им не иначе как «этатистско-социалистические тенденции». Он пишет:
«К социалистическим мерам относится обобществление (или национализация) рисков. Спасая должников и наполняя банки капиталом, увеличивая гарантии по частным вкладом, государство берет на себя риски за решения всех основных участников хозяйственной жизни – и банкиров, и вкладчиков, и заёмщиков… Под сомнение ставится фундаментальный принцип капитализма – личная ответственность за принимаемые решения» 5.
Верно, конечно, что под вопрос поставлен фундаментальный принцип капитализма. Но ведь не от хорошей жизни. Для В. Мау дорога честь его рыночного мундира, а у правительства в условиях полной безответственности частного капитала нет иных способов снижения социальной напряжённости, кроме осуществления «социалистических мер».
Уважаемый автор не замечает, что ожидание «чисто рыночного» способа выхода из кризиса связано с серьёзной опасностью, а потому даже в странах традиционного капитализма предпринимаются такого рода меры. Между тем, следовало бы учесть, что сохранение неоклассической модели рынка во сто крат опаснее у нас, где она полностью провалилась и привела к технико-экономической деградации страны.
В прошлом мы совершили ту ошибку, что некритически приняли не соответствующую нашим нуждам неоклассическую экономическую теорию, преподнесенную в привлекательной упаковке. Но опыт применения показал её порочность. Между тем мировая экономическая мысль чрезвычайно богата и разнообразна. За фасадом того, что рекламируется для сбыта за рубеж, остаются бесценные идейные сокровища, которыми мы тогда пренебрегли, а теперь ими следует воспользоваться.
Прежде всего, мы имеем в виду кейнсианство. Не следует забывать, что оно является единственным направлением западной экономической мысли, нашедшее способы ослабления тяжести кризисов. Это тем более ценно, что за последние 30 лет трудами множества блестящих умов оно оформилось в направление экономической мысли более высокого класса под названием посткейнсианства, проливающее свет на многие интересующие нас проблемы. С этих позиций рассмотрим сложившуюся у нас ситуацию.