Удк 338. 124. 4(1-662) ббк 65

Вид материалаДокументы
Четверг, 13 августа
Financial Times
Financial Times
Пятница, 14 августа
Вторник, 18 августа
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   17

Четверг, 13 августа


Рубль («слот») = 6,35

Рубль (форвардные контракты) = 162%

ГКО = 149%

Prins = 23,76%

Standard & Poor = 1074,91%

30-летние казначейские облигации США = 5,65%

После того как я написал письмо в Financial Times, заме­ститель председателя Центрального банка России ввел неко­торые ограничения на конвертируемость рубля. Это оказало опустошительное воздействие на российский рынок: при от­крытии торгов цены акций снизились на 15%, а потом уже существенно не возросли. Моему письму уделили значитель­ное внимание, но упор был сделан на защиту девальвации, а не на предложение ввести валютное управление. Это стало одним из факторов того, что впоследствии назвали «черным четвергом». Это вовсе не входило в мои намерения. Я счел себя обязанным выступить с новым заявлением следующего содержания:

«Неурядицы на российских финансовых рынках вызваны не тем, что я сказал или сделал. У нас нет «коротких» пози­ций в рублях и намерения обесценивать валюту. Более того, наш портфель от девальвации только пострадает».

Цель моего письма в Financial Times заключалась в том, что­бы предупредить правительства G 7. Хотя российское прави­тельство делает все, что в его силах, чтобы справиться с ситу­ацией, оно не сумеет добиться успеха без дополнительной по­мощи из-за рубежа.

Пятница, 14 августа


Рубль («спот») = 6,35

Рубль (форвардные контракты) = 162,7%

ГКО = 172%

Prins = 23,01%

Standard & Poor = 1062,75

30-летние казначейские облигации США = 5,54%

Я имел переговоры с министром финансов США Рубиным и подчеркнул остроту вопроса. Он полностью сознавал это, но остальные правительства G 7 не разделяли его озабо­ченность; к тому же до них трудно было добраться из-за не­рабочих дней. Мне позвонил сенатор Митч МакКоннелл, и я настоятельно советовал ему связаться с министром финансов Рубиным и заверить его в поддержке республиканцами пред­стоящей весьма рискованной операции. Поздно вечером мне позвонили от Кириенко. Он все еще рассчитывал на проме­жуточный кредит в 500 млн. дол., но это было уже нереально. Я предложил прибыть в Москву для обсуждения более широ­кого круга вопросов, если это принесет пользу.

Воскресенье, 16 августа, вечер

Рубль («спот») = 6,35

Рубль (форвардные контракты) = 162,7%

ГКО = 172%

Prins = 23,01%

Standard & Poor = 1062,75

30-летние казначейские облигации США = 5,54%

Большую часть выходных дней я провел в России. Я дал интервью на радиостанции «Эхо Москвы» с объяснением своей позиции, и мое заявление было зачитано по Российскому те­левидению. Я надеюсь, что сумел исправить ложное впечат­ление, будто я настаивал на девальвации и как-то мог выиг­рать от нее. Несколько раз я разговаривал с Гайдаром. Подго­товил статью с обоснованием решения о введении валютного управления и направил ему для одобрения. Только что (6 ч. 30 мин. утра, московское время) он сказал мне, что разговаривал с Ларри Саммерсом (заместителем министра финансов США) и никакой помощи ждать не приходится; им надо бу­дет действовать в одностороннем порядке. Я сказал, что моя статья теряет смысл, но он настаивал на ее опубликовании. Я отказался.

Вторник, 18 августа


Рубль («слот») = 6,80

Рубль (форвардные контракты) = 305%

ГКО -

Prins = 29,41%

Standard & Poor = 1101,20

30-летние казначейские облигации США = 5,56%

В понедельник начался сущий ад. Россия ввела морато­рий и расширила валютный коридор, фактически девальви­ровав рубль на 35%. Российским банкам запретили выпол­нять свои обязательства перед иностранными кредиторами, и это было хуже всего. Это создало панику среди иностран­ных контрагентов, которые сбрасывали российские ценные бумаги по любой цене. Дэвид Липтон попросил у меня тех­нических пояснений и предложил мне написать для них па­мятную записку.

Перечитав ее, я счел ее несколько односторонней. Я пы­тался внушить мысль, что еще не поздно искать конструктив­ного выхода из кризиса в России. Правительства стран G 7 могли бы предоставить твердую валюту, необходимую для вве­дения валютного управления, при условии принятия Думой законов, необходимых, чтобы выполнить требования МВФ. Имелись две возможности: Дума соглашается на это или от­казывается от предложения. В первом случае курс рубля вос­станавливается, рублевый долг удается реструктурировать упо­рядоченным образом и появляется возможность проводить структурные реформы (объявлять банкротство компаний, которые не платят налоги, и т.д.). Большинство российских бан­ков потерпят крах, а международные банки и фонды, заклю­чившие с ними контракты, понесут убытки; однако обязатель­ства российского правительства приобретут определенную ценность, лучшие банки выживут, а кризис будет приостанов­лен. Во втором случае кризис продолжится, но ответствен­ность за него ляжет на Думу. Ельцин мог бы распустить Думу, назначить выборы и проводить реформы. В случае успеха ре­форм электорат поддержал бы их. Но даже если бы Ельцин оказался не на высоте или реформы не достигли успеха, мы сделали бы все возможное, чтобы сохранить дух реформ в Рос­сии. Это была весьма рискованная стратегия, но ничего не делать — значит подвергаться еще большему риску.