Учебное пособие Рекомендовано Министерством общего и профессионального образования Российской Федерации в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений

Вид материала

Учебное пособие

Содержание 3. Философия всеединства в XX веке София, соединяющая в себе Бога и Природу. 4. Философские взгляды В.В. Розанова

Подобный материал:

• Учебное пособие Рекомендовано Министерством общего и профессионального образования, 4872.28kb.
• П. Я. Гальперин введение в психологию Учебное пособие, 3266.24kb.
• Учебное пособие для вузов, 7834.87kb.
• Учебное пособие для вузов, 3736.61kb.
• Учебное пособие Выпуск второй, 4617.34kb.
• Дорошев В. И. Введение в теорию маркетинга: Учеб пособие, 4039.82kb.
• Учебное пособие рекомендовано Министерством общего и профессионального образования, 3469.26kb.
• А. И. Кравченко Рекомендовано Министерством образования Российской Федерации в качестве, 6956.31kb.
• А. И. Кравченко Рекомендовано Министерством образования Российской Федерации в качестве, 7078.97kb.
• Хрестоматия, 7637.69kb.

3. Философия всеединства в XX веке

Вначале последовательными приверженцами философии всее­динства были лишь близкие друзья Соловьева: С.Н. Трубецкой и Е.Н. Трубецкой. Они старались подвести «исторический фундамент» под идею всеединства и отыскать исторические аналоги кон­цепции всеединства среди философских учений Древней Греции и раннего христианства. Этой задаче были подчинены такие работы С. Трубецкого, как «Метафизика в Древней Греции», «Учение о Логосе в его истории» и работы Е. Трубецкого «Религиозно-общественный идеал западного христианина в V в.» и «Религиозно-общественный идеал западного христианства в XI в.».

Становление на базе всеединства самостоятельного философ­ского направления происходит в начале XX в. и связано в первую очередь с именем С. Булгакова, который в своей статье «Что дает современному сознанию философия В. Соловьева» поставил во прос о необходимости разработки концепции положительного всеединства как основу духовной жизни.

У Булгакова нашлось много единомышленников. Его усилиями и усилиями Е. Трубецкого, П. Флоренского, В. Эрна в ноябре 1906 г. в Москве было создано Религиозно философское общество памяти В. Соловьева, задачей которого стало распространение его идей.

Философия всеединства как самостоятельное и оригинальное направление русской философии окончательно сложилось на гра­ни первого и второго десятилетий XX в. Сторонники этого на­правления не были просто апологетами Соловьева. Они творчески развивали идеи всеединства применительно к различным сфе­рам не только философского знания, но и общественной жизни, истории, религии и науки.

Так, у Булгакова всеединство определялось как «третье бы­тие», София, соединяющая в себе Бога и Природу. София — это сущность, возникающая в акте божественного творчества. Бог, исходя из себя в творении, полагает между собой и природой некую грань. Эта грань и есть София, которая высшими сферами тяготеет к Богу, низшими — к тварному, земному миру, где пре­бывает человечество в его историческом развитии.

История человечества как проявление «тварной Софии» пред­ставляет собой трагический процесс восхождения новых поколений по костям предыдущих к никогда не достижимой туманной цели. Возрождение человечества возможно через объединение зем­ного и небесного под одним началом — Христом, открывшим путь к богочеловеческому восхождению к вечности.

Идею всеединства Булгаков применил к анализу хозяйствен­ной жизни. В работе «Философия хозяйства» он определял труд, хозяйственную деятельность как фрагмент божьего космогонического замысла, как один из путей очищения, спасения и воскресения. Человек обязан действовать как субъект свободной хозяйственной деятельности в согласии с природой, в бережном, рачительном к ней отношении. Он не должен не разрушать своей экономической деятельностью. Не максимальное извлечение из при­роды всего, что только возможно для ублажения человека, а нравственное отношение к ней, которое требует личной ответственности каждого – вот пафос философии хозяйства.

Творчество Л. П. Карсавина органически входит в продукцию христианской философии, что была начата в России трудами Хомякова и Соловьева. Карсавин – автор последней философской системы, созданной в ее русле. Ее содержание он изложил в рабо­тах «Философия истории», «О началах», «О личности».

Карсавинская теория личности – самая значимая часть его наследия. В ней ему удалось соединить принцип всеединства с концепцией личности. Ключевая идея Карсавина – всеединство осуществляется в личном образе бытия. Эта идея во многом предопределила развитие религиозно-метафизической мысли XX в.

Главные положения Карсавина о личности определяются по соответствующим позициям христианской догматики, согласно которым понятие личности прилагается в первую очередь не к человеку, а к Богу. Для христианства личность не есть что-то тварное и человеческое, но начало Божественное и само Божество. Поэтому человек не есть личность. «Нет и не может быть человеческой или тварной ипостаси или Личности» (91. С. 26) .

У Карсавина речь идет не о том, что человек как индивид не обладает личностным началом. Дело в том что, по его мнению, связь человека с Богом и есть его связь с личностью, обретение ее. Назначение человека – в устремлении к Богу и соединении с ним. Приобщение индивида к Богу Карсавин назвал «лицетворением».

В обыденном внешнем (тварном) образе бытия человек является личностью только зачаточно, потенциально. Легко улавливается созвучность карсавинских идей современным духовным исканиям. Личность остается и в привычных представлениях желанной ценностью, объектом стремления, т.е. ее нельзя считать изначальным достоянием каждого. Личность – то, чем любой из нас желал бы быть, но, увы, и то, чем мы можем и не стать. Так наши сегодняшние понятия выдают свои религиозные истоки – гаснущий отсвет христианского идеала долг человека, его главное стремление – приобщиться к Божественному.

Весь круг мыслей Карсавина, связанных с личностью, сохраняет ценность и в наше время, так как вопрос о сущности личности, о формах ее «истинного» бытия остается одной из ключевых проблем.

4. Философские взгляды В.В. Розанова

Розанов — в высшей степени оригинальный мыслитель, обладавший огромным литературным талантом. Его творчество, внешне бессистемное и крайне субъективное, основано тем не менее на едином принципе непосредственного созерцания и обладает глубокой внутренней стройностью.

Розанов вошел в историю русской культуры как ниспровергатель признанных авторитетов, охотно бросавший вызов могуществу общественного мнения. На его долю выпадало немало издевательских реплик. Положительные оценки обычно принадлежали немногим проницательным читателям, которые понимали действительный уровень творчества Розанова. Даже скупой на похвалы А. Чехов отзывался об одной из его статей: «Давно, давно уже не читал ничего подобного, ничего такого талантливого, широкого, умного».

Писательская деятельность Розанова началась в 1893 г., когда он с помощью Н. Н. Страхова переселился в Петербург, где попал в среду консервативно настроенных литераторов славянофильского направления. С этого времени начался период наибольшей творческой активности и быстрого роста популярности Розанова. Одно за другим выходят его самые известные произведения: «Религия и культура», «Метафизика христианства», «Уединенное», «Опавшие листья» и другие.

Духовный мир Розанова очень сложен и противоречив. Начав с рационализма, он быстро стал превращаться в религиозного мыслителя. Но очевидная склонность к мистицизму не мешала ему эффективно использовать рационалистическую аргументацию. «Мир создан не только рационально, но и священно», — считал он, так как «реальность есть нечто высшее, нежели разумность, истина».

Мировоззрение Розанова — своеобразный сплав рациональности и веры, реализма и мистицизма. Даже его критические высказывания по адресу некоторых религиозных традиций носили не богоборческий, а богоискательский характер, так как он не мыслил себя без Бога и молитвы. «Без молитвы совершенно нельзя жить. Без молитвы — безумие и ужас».

Розанов связывал систему ценностей с антропологической проблематикой. Сам он считал, что человек — органическое единство божественного и природного, духа и плоти. Оригинальность его подхода к этой классической философской теме состоит в том, что ярчайшим воплощением человеческой сущности он считал половую любовь, высший синтез души и тела. Половая жизнь, считал Розанов, не есть нечто постыдное, запретное, а есть мистическая основа бытия человека. Именно на этой основе рождается «море мысли и воображения». Чудесное и святое создание мужчины и женщины, полагал Розанов, есть узел природы, центр гармонии. Как «нет крупинки в нас, ногтя, волос, капли крови, которые не имели бы в себе "духовного начала", так нет в нас даже малой частицы, которая была бы лишена полового начала. "И даже когда мы что-нибудь делаем или думаем, хотим или намерены якобы вне пола, "духовно", даже что-нибудь замышляем противополое – это есть половое же, но только так закутанное и преображенное, что не узнаешь лица его"» (56. Т. 2. С. 55).

Независимо от Фрейда Розанов уловил глубокую, таинственную связь сексуальной жизни с другими сферами человеческой деятельности, открыл то, что теперь называют сублимацией. Разница в том, что Фрейд интересовался прежде всего невротическим, т.е. болезненным аспектом преломления, превращения поло­вого инстинкта, а Розанов утверждал: половое влечение всегда одухотворено, ибо оно от Бога. Духовная активность всегда свя­зана с полом.

Постоянные размышления о вере, о человеческой любви естественно подводят Розанова к третьей его основной теме — теме Родины и России. Розанов — очень русский писатель, настолько русский, что зарубежная литература, политика, действительность для него почти не существуют. «Кроме русских, единственно и исключительно русских, мне вообще никто не нужен, не мил и не интересен». По Розанову, истоки всех высших духовных ценностей в сердечной привязанности ко всему родному, к своей стране и семье. Один из источников распространения разрушительных идеологий в России он видел в неуважении к национальным традициям, отчуждении от истории собственной страны. Только человек, действительно отождествляющий себя со своей страной, мог написать следующие, пророчески звучащие в наше время слова: «Счастливую и великую родину любить не велика вещь. Мы ее должны любить именно когда она слаба, мала, унижена, наконец, глупа, наконец, даже порочна. Именно, именно, когда наша "мать" пьяна, лжет и вся запуталась в грехе, – мы и не должны отходить от нее... Но и это еще не последнее: когда она наконец умрет и, обглоданная евреями, будет являть одни кости, – тот будет "русский", кто будет плакать около этого остова, никому не нужного и всеми плюнутого» (56. Т. 2. С. 299).

И в заключении краткого обзора русской философии нужно отметить, что начало XX в. было для нашей страны, временем обновления культуры, самих способов художественного и интеллектуального творчества. По страстности духовных исканий и богатству принесенных ими плодов этот период имеет всего несколько аналогов в истории человечества.

Конечно, далеко не все философские искания начала века носили религиозно идеалистический характер, но все они или близко примыкают к этому направлению или находятся по отношению к нему в резкой оппозиции, например, русский марксизм. Ведь противоположности, давно замечено, если не явно, то тайно свя­заны друг с другом. Возвращение элиты русской интеллигенции к религиозным проблемам, утверждение представлений о приоритете культуры над экономикой и политикой совершалось непростым путем. Большинство творцов русского религиозного Ренессанса, прежде чем обрести религиозное миропонимание, прошло через увлечение идеями двух величайших атеистов XIX в. Маркса и Ницше. Поэтому зачатие Ренессанса русской религиозно-философской мысли, можно сказать, было греховно. Но все же в целом этот Ренессанс представлял собой процесс реабилитации тра­диционных для русской философии религиозно-культурных ценностей, высвобождение талантливейшей части русской интелли­генции из-под влияния нигилистических идей.

Религиозно-идеалистический Ренессанс был золотым веком в истории отечественной философской мысли. В нем интеллектуальные возможности русских людей проявились с редкой глубиной. Не случайно этот золотой век совпал с «серебряным веком» русской поэзии, с фантастическим расцветом русского искусства. Это была последняя блистательная форма самовыражения исторической России, ее духовная вершина, связанная таинственными узами с глубинными корнями национальной истории и одновременно обращенная ко всему человечеству.

Полноте творческих достижении с обратной зависимостью трагически соответствовала личная судьба выдающихся русских мыслителей этого времени. Вскоре после гибели национальных форм государственности России из страны были изгнаны С. Булгаков, Е. Бердяев, И. Ильин, Л. Карсавин, С. Франк, Н. Лосский, Б. Вышеславцев. В годы революционных смут умерли В. Розанов, Е. Трубецкой, В. Эрн. П. Флоренский, Г. Шпет, А. Лосев оказались в тюрьме, выжил только последний. Конечно, сейчас в России стали публиковаться их труды, широкий русский читатель открыл для себя их имена, но каковы будут реальные плоды возвращения величайших достижений русской мысли в ставшую во многом для них чужой, даже враждебной современную социокультурную среду, покажет лишь будущее.

Русский философский Ренессанс был органической составной частью мировой культуры. И в то же время итогом длительного процесса развития отечественной философии. Корни его не только в родной почве, но и в европейской (прежде всего немецкой) философской классике. Без Канта, Шеллинга, Гегеля нельзя понять наших мыслителей. Они сделали самостоятельный рывок вперед, но стартовой площадкой для этого рывка послужила не только отечественная духовная традиция, но и европейская образованность Наряду с классическим наследием русскими мыслителями начала века были восприняты и новейшие (в то время) достижения западноевропейской философии, особенно Ф. Ницше, Э. Гартмана, А. Бергсона и многих других. Но впитывая в себя достижения всей человеческой мысли, русский Ренессанс оставался вместе с тем органической частью общего потока русской духовной жизни. В религиозно-философском сознании XX в. зримо воплотились родовые признаки русской культуры, издавна существовавшие в ней (Г. Сковорода, Н. Гоголь, Ф. Достоевский, Л. Толстой, Ф. Тютчев, А. Фет и др.).

И вместе с тем, у русских мыслителей начала XX в. имеется нечто такое, что существенно отличает их от предшественников. Их мироощущение глубоко трагично. В большей или меньшей степени оно пронизано предчувствием неминуемой и непоправимой национальной катастрофы. Русская мысль предвидела и предсказывала страшный перелом в русской истории, трагедия же была в том, что одновременно она понимала невозможность духовными средствами изменить историческую судьбу русской цивилизации.

Перелом в духовных исканиях русской интеллигенции связывал с выходом в 1902 г. сборника «Проблемы идеализма», в котором скромные комментаторы марксистских или позитивистских концепций вдруг заговорили о самоценности духа, вечных ценностей, самобытной логике творчества, о сущности мира, природе символа и т.п. В России любые изменения начавшись быстро принимают крайние формы. Под издевательские реплики Плеханова и Ленина недавние социальные реформаторы пришли к немыслимому для «прогрессивных» интеллектуалов выводу. Обновление форм общественной жизни необходимо и возможно, но его следует ждать не от социальных экспериментов любого толка, а от внутреннего духовного самообновления человека на основе новой системы высших ценностей.

Этот вывод не мог быть принят русским общественным мнением того времени, там господствовали либералы и марксисты, одинаково утилитарно настроенные, равнодушные к судьбе России, обуреваемые жаждой власти, революционных перемен любой ценой, одинаково уверенные в своем праве кроить жизнь великой цивилизации по заученным книжным схемам.

Поэтому все попытки религиозно-философских течений мысли повлиять на неблагоприятные, просто опасные тенденции социально-политической жизни были обречены. Даже знаменитый сборник «Вехи», написанный по следам страшных событий 1905 – 1907 гг. и имевший шумный успех ничего изменить не смог. Религиозно-философские идеалы с большим трудом воспринимались общественным сознанием предреволюционной России.

Основания для этого были и в самой идеалистической философии. Критикуя марксистов за преувеличение роли экономических процессов в жизни общества, деятели Ренессанса проявляли известное пренебрежение к земным нуждам людей, равнодушие к политической и материальной стороне жизни, не имели сколь-нибудь внятной социальной программы. В их проповеди было слишком много неясного, затемненного усложненно символического, чтобы она могла выйти за пределы узкого круга посвященных.

Русский религиозно-философский Ренессанс завершился в эмиграции. Русские философы оказавшиеся за границей, продолжали там свою деятельность, некоторым из них удалось создать там свои самые зрелые труды. Западная философия ассимилировала многие из их положений точно так же, как это произошло с достижениями русской музыки, балета, живописи и литературы. В западной философии часто воспроизводились построения и аргументация Н. Бердяева, С. Булгакова, Л. Шестова, Н. Лосского – философско-эстетические находки Д. Мережковского, В. Розанова и других. Но главные усилия великих изгнанников были направлены на то, чтобы обеспечить преемственность в развитии русской философской традиции в XX в. Несмотря на оторванность от своего отечества, русские мыслители всеми средствами стремились сохранить духовную связь со своей Родиной. Их не оставляла глубокая вера в то, что пройденный Россией тысячелетний духовный путь, ее философская культура не будут преданы забвенью.