Учебное пособие Рекомендовано Министерством общего и профессионального образования Российской Федерации в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений

Вид материала

Учебное пособие

Содержание 6. Вера и знание

Подобный материал:

• Учебное пособие Рекомендовано Министерством общего и профессионального образования, 4872.28kb.
• П. Я. Гальперин введение в психологию Учебное пособие, 3266.24kb.
• Учебное пособие для вузов, 7834.87kb.
• Учебное пособие для вузов, 3736.61kb.
• Учебное пособие Выпуск второй, 4617.34kb.
• Дорошев В. И. Введение в теорию маркетинга: Учеб пособие, 4039.82kb.
• Учебное пособие рекомендовано Министерством общего и профессионального образования, 3469.26kb.
• А. И. Кравченко Рекомендовано Министерством образования Российской Федерации в качестве, 6956.31kb.
• А. И. Кравченко Рекомендовано Министерством образования Российской Федерации в качестве, 7078.97kb.
• Хрестоматия, 7637.69kb.

6. Вера и знание

Вопрос о состоянии веры и знания имеет длинную историю и не потерял свою остроту и в наши дни. Прежде всего следует ввести различие между двумя типами веры: религиозной и обычной, основанной на обобщенном практическом опыте людей.

В начале остановимся на соотношении религиозной веры и знания. В рамках религиозной философии этот вопрос получил особую актуальность. Религиозная философия, собственно, и возникла в связи с настоятельной потребностью прояснения и понимания догматов веры. На первый взгляд кажется парадоксальной сама необходимость особого усилия разума по освоению так называемых истин веры, ибо «верить» – в религиозном значении этого слова — значило принимать эти истины всей душой, сердцем, без всякого сомнения, какого бы то ни было скепсиса. Другими словами, там, где есть вера, не требуются доказательства, а там, где требуют таких доказательств, появляется сомнение, нет уже веры. Не случайно в Библии встречаются высказывания о том, что знание не увеличивает веру, что стремление к многознанию сопряжено с ересью и скепсисом.

Если брать христианство, то источником религиозной истины для него является Священное Писание. Казалось бы верующему человеку достаточно обратиться к словам Священного Писания, чтобы навсегда проникнуться его истинным духом и усвоить в качестве веры. Однако развитие христианства опровергло эту наивную установку.

Во-первых, оказалось, что Священное Писание, как и текст любого исторического предания, содержит «темные», т.е. неяс­ные для понимания места. И чем дальше от современников время возникновения Священного Писания, тем трудней понимание его некоторых слов и изречений. Эта закономерность вообще характерна для осмысления любых исторических текстов, ибо язык в истории общества эволюционирует, меняется смысл одних слов утрачивается значение других. Чтобы понять утерянный смысл, необходима особая работа разума: изучение истории, исторической грамматики, толкование текста, прояснение смысла высказываний. Отсюда и появляется потребность по истолкованию Священного Писания.

Во-вторых, в религиозном восприятии веры всегда возникало напряжение между здравым смыслом, воспитанном на признании очевидных фактов, и пониманием неочевидных феноменов, божественных истерий, таких как Воскресение, божественное исцеление больных и т.д. Вообще представление о чуде неотъемлемая сторона веры. В силу реально возникшего расхождения здравого смысла и религиозных таинств понадобилось определенное обоснование последних некоторая опора на разум.

Далее в процессе восприятия религиозного текста выяснилось, что многие сюжеты и изречения Священного Писания имеют не буквальный, а иносказательный смысл. Постепенно созревало со знание того, что требуется проведение водораздела между обыденным и божественным смыслом, между буквальным и прокомментированным пониманием текста. А сделать это возможно только при привлечении средств разума. В конце концов теологи были вынуждены признать принципиальное различие между невежественным пониманием Священного Писания и ученым его истолкованием. Это ученое истолкование и рождалось в процессе формирования теологии. Теология становилась учением о божественном т.е. своеобразным ученым знанием, дополняющим наивную веру.

Следует также учесть, что от прочтения Священного Писания ожидают не только понимания сказанного в нем Слова Божьего, но и определенного руководства для правильной жизни. Поскольку при зафиксированном религиозном тексте сама историческая реальность непрерывно менялась, как менялись и жизненные ситуации, в которых оказывались люди, то это обусловливало потребность дополнять содержание нормативных изречений описанием возможных случаев их применения. Требовалась, следовательно, непрерывная работа разума по нормативному истолкованию моральных заповедей, их интерпретация в соответствии с духом изменяющегося времени.

Еще одно немаловажное обстоятельство способствовало обращению к ученому знанию — что потребность борьбы с еретиками. Ведь еретик — это толкователь – в той или иной степени свободы — Священного Писания. Аргумент веры, следовательно, недостаточен в борьбе с ересью, так как еретик – верующий иногда фанатично, человек. Необходима ученая мудрость, чтобы доказывать ложность еретических посылок.

Наконец, следует учесть, что и само возникновение христианства и его последующее развитие не происходило и не могло происходить в интеллектуальном вакууме. С самого начала своего распространения в Европе христианство наложилось на античную культуру и было вынуждено взаимодействовать с античной философией. Понадобилась длительная работа теологов по гармонизации и согласованию античных и христианских источников. Но в дальнейшем в это интеллектуальное пространство вовлекались новые и новые сферы знания, с которыми приходилось согласовывать веру.

В саду этих обстоятельств вера не могла стоять вне знания, она не могла исключить размышлений разума из своей сферы. Напротив, она постоянно нуждалась в его мощных подпорках. Навстречу этим потребностям и шла теология, заключившая союз веры и разума. В недрах теологии рождалось особое знание со своими традициями, стилем мышления, канонами.

Союз, заключенный верой с разумом, формировался постепенно и включал ряд принципиально различных этапов. В рамках этого союза существовали как центростремительные, так и центробежные силы, до определенной поры дремавшие внутри этого симбиоза, а затем, проснувшиеся и нарушившие хрупкое равновесие.

На первом этапе для обоснования отношений между верой и разумом многое сделал Августин Блаженный. Без мысли, с его точки зрения, нет веры. Но и мысль вне веры бесполезна. Философия должна прояснять веру, углублять ее понимание. Вера – конечная цель разума, а разум — поводырь для веры.

Во времена схоластики Ансельм Кентерберрийский (IX в.) учил «верить, чтобы понимать», а Абеляр (XII в.) «понимать, чтобы верить». Но различия между ними несущественны. Вера всегда оказывается началом и конечным итогом того пути, который должен пройти философский разум в обосновании религии.

Талантливый систематизатор теологии Фома Аквинский (XIII в.) подводит итог в решении поставленной проблемы: философия призвана служить теологии.

После Коперника, Галилея, Ньютона со становлением механистической научной парадигмы вера вытесняется за пределы науки. Там, где присутствует вера, нет места научному знанию, а там, где есть такое знание, нет места вере.

Однако наука классического периода, для которой парадигмой был механистический детерминизм, во многом упрощала понимание мышления, что и показало дальнейшее развитие философии и естествознания. Начиная с немецкой философии Канта – Гегеля и с методологических достижений создателей квантовой физики, представления об активности познающего субъекта и неотделимости исследователя от экспериментальной ситуации стали нормативными. Исследования Гилберта и Гёделя в математике показали принципиальную открытость любой, даже самой формализованной системы знания, какой не является ни одна естественнонаучная (тем более гуманитарная) дисциплина. Это значит, что вера, интуиция, эстетическое чутье, озарение (инсайт) и т.д. принципиально неуст­ранимы из научного и обыденного мышления. Более того, с середины XX в. исследованиями теологов более очевидными стали гносеологические обоснования догматики и вероисповедных принципов. Исследования философов — М. Элиаде, Р. Отто, Ж. Дерриды и др. — священного, сакрального, нуминозного показали сложность познавательного и практико-теургического процесса, где вера, интуиция и знание, образ и ценность образуют сложное единство. Тем не менее научное знание и религиозное, несомненно, различаются хотя бы объектом. Научное знание своим источником имеет объективную реальность, способ развития научного знания состоит в исследовании этой реальности научными методами, критерий оценки истины лежит в практике. Научный разум открыт для новаций, ни одна научная теория не может претендовать на роль догмы, наука развивается через сомнение и критику устоявшихся положений. В свою очередь, религиозное знание, которое своим объектом имеет религиозные отношения между Богом и человеком, во многом пользуется теми же методами и средствами, что и научное и обыденное познание. Так называемые догмы — это не более, чем обобщенные результаты религиозной практики (Откровение, Священное Писа­ние, аскетический опыт отцов Церкви и т.д.) . Когда какие-то теоре­тические положения называют догматическими, то это — обыден­ное словоупотребление, не имеющее отношения к религиозным догмам. Если средневековая философия была догматической именно в этом обыденном смысле слова, то догматичным было все мышление средневековья, как и его сословный строй жестко иерархичным. В религиозной мысли догма — это понятийная фиксация опытных данных, исходный постулат. Когда утверждается, что Бог — троичен в ипостасях, то это — не более догма (в обыденном смысле), чем утверждение, что скорость света не зависит от скорости движения источника света. Теория — и достаточно свободная — начина­ется с понимания факта троичности Бога, как и теория, объясняю­щая, почему скорость света не зависит от скорости его источника. Становление теории осуществляется обычным порядком. И вера здесь занимает такое же место, как и в любом знании Вера в ее религиозном смысле имеет особый собственный статус именно на ступени получения данных первоначального религиозного опыта. Это особая, очень сложная и малоисследованная область человеческой психики и эвристической практики, которая плодотворно и целенаправленно изучается целым рядом отечественных и зарубежных богословов, философов, естественников.

Вера как верность Богу и последовательное практическое осуществление в жизни религиозных идей, ценностей и норм – это уже другая область веры, не имеющая прямого гносеологического значения.

Перейдем к рассмотрению второго типа веры, которая состоит в психологической уверенности в правильности содержания высказывания. Эта вера играет важную роль как в обыденной жизни, так и в научном познании.

Данная вера обусловлена принципиальной открытостью любого знания, виртуальностью бытия. Существуют качественно различные виды такой веры, обладающие различной степенью мотивации поступков человека: от уверенности в чем-либо (например, в том, что и завтра университет продолжит работу) до жизненных убеждений в неизбежность торжества добра над злом и т.д.

Подобный тип веры – неотъемлемый компонент практической деятельности. В своей жизнедеятельности человек постоянно принимает решения, осуществляет волевой выбор. Обстоятельства, при которых принимаются решения, очень редко бывают однозначными и чаще всего допускают несколько альтернатив в выборе стратегии и тактики деятельности. Там, где индивид не может прийти к однозначному решению на основе имеющейся информации и его выбор не навязан ему принуждением, вступает в силу свободная воля. Индивид вынужден опираться на свою веру в успех предприятия.

Вера и знание представляют собой диалектически взаимосвязанные противоположности. Вера помогает действовать в условиях неопределенности. Если бы существовала полная информированность, то отпала бы необходимость в вере. Однако такая информированность в виртуальном мире принципиально невозможна. Поэтому устранить неопределенность при принятии решений человеку никогда не удастся. Человек потому и принимает свободное решение, что принципиально нельзя просчитать его как логичный вывод.

Но и вера не возникает на пустом месте. Она формируется жизненными обстоятельствами, практическим опытом. Поэтому можно сказать, что вера основывается на знании и опыте. Возникает ситуация, которая не вписывается в алгоритмы, – ситуация нового решения. В этом случае подвижность мира компенсируется подвижностью сознания, его эвристикой и конечно же верой в свое всемогущество и способность справиться с ситуацией

В научном познании ученый также вынужден действовать в неопределенной ситуации. Такая ситуация возникает на всех уровнях познания эмпирическом, теоретическом и технической разработки. При постановке эксперимента возникают различные возможности в его реализации. Безусловно, ученый, планируя эксперимент, исходит прежде всего из накопленного знания, но заранее рассчитать все возможные трудности на пути реализации эксперимента редко удается. И ученый зачастую прибегает к волевому решению, он просто верит в то, что выбранная стратегия и тактика эксперимента приведут его к успеху.

Выдвигая гипотезу, исследователь всегда ограничен в фактических данных. Недостаточность эмпирической базы может обусловливать с равной вероятностью различные гипотетические объяснения каких-либо явлений. Но принимая решение в пользу дан ной гипотезы, исследователь должен верить в свою правоту.

Разработка теории также может натолкнуться на альтернативные подходы. Из научной практики известно, что существуют так называемые эквивалентные теоретические подходы. Их эквивалентность в том и состоит, что одна и та же эмпирическая база одинаково соответствует различным теоретическим объяснениям. В этих случаях ученый отдает свое предпочтение той или иной теории за счет веры в нее.

Наконец, сами истоки познавательной деятельности уходят в глобальную веру ученого в то, что мир в принципе познаваем, что, познавая мир, можно достичь истины. Без этой веры ученому просто бесполезно приступать к научному исследованию.

Конечно, вера ученого существенно отличается от веры невежественного человека. Вера ученого аккумулирует весь его жизненный опыт, опирается в определенной степени на историю науки и накопленные знания. К тому же его вера корректируется научным сообществом.

Научное сообщество ничего не принимает на веру. Аргумент веры исключается общепринятым стилем научного мышления. Ученый может в индивидуальной деятельности руководствоваться чем угодно, в том числе и опираться на веру. Но как только научная идея им формулируется и представляется на суд научной общественности, она немедленно попадает под огонь перекрестной критики профессионалов.

В научном сообществе действует «методическое сомнение», организованная критика, которая ставит жесткий фильтр на пути общественного признания научных идей. И можно быть уверен­ным, что научное сообщество не пропустит в науку произвольных, недостаточно обоснованных аргументами идей и теорий.