Нарушение договорного обязательства и его правовые последствия: основные тенденции в свете сравнительно-правового анализа

Вид материала

Нарушение договорного обязательства как самостоятельная категория
Нарушение договора
В третьей главе «Место российского правового регулирования отношений, возникающих при нарушении договорного обязательства
В заключении
Синявская Мария Сергеевна
Сравнительно-правового анализа

Подобный материал:

1 2

Во второй главе диссертационного исследования «Нарушение договорного обязательства и его правовые последствия: понятие и система» выявляются подходы к построению системы положений о нарушении договора и его правовых последствиях; исследуется понятие нарушения договора и его виды; рассматриваются его правовые последствия, основным из которых является договорная ответственность.

В разделе 2.1 анализируются существующие модели построения системы норм о последствиях нарушения договора, а также тенденции в отношении общей направленности регулирования этой сферы.

Установлено, что система регулирования в унифицированных частноправовых актах и в национальных кодифицированных источниках (Гражданский кодекс Российской Федерации (ГК РФ), Французский гражданский кодекс (ФГК) и Германское гражданское уложение (ГГУ)) не совпадает. В рассматриваемых кодифицированных актах группируются лишь нормы о договорной ответственности, а положения о других средствах правовой защиты «разбросаны» по тексту кодекса. В то же время в унифицированных документах осуществляется комплексное регулирование средств правовой защиты, предоставляемых кредитору в случае нарушения договора. Подобная структура вполне оправданна для актов, сфера применения которых ограничивается договорным правом.

Национальные кодифицированные источники имеют более широкую сферу применения. Однако, как указывается в диссертации, учитывая центральное место договора как регулятора отношений в имущественном обороте, подобный системный подход с известной адаптацией мог бы быть применен и в национальном законодательстве. Нормы о средствах правовой защиты при нарушении договорного обязательства в таком случае целесообразно урегулировать комплексно в общей части договорного права, предусмотрев возможность их субсидиарного применения к односторонним обязательствам, если иное не вытекает из их существа. Такая юридическая техника обладает определенными преимуществами.

Отмечается, что в действующем ГК РФ системное положение Главы 25 в общей части обязательственного права предполагает возможность применения всех её норм к отдельным видам обязательств. Тем не менее, как представляется, она направлена в основном на регулирование последствий нарушения договора, а не гражданско-правовой ответственности в общем. Об этом свидетельствует как анализ её названия, так и содержание отдельных норм. По сути регулирование деликтной ответственности осуществляется в рамках отдельной главы 59 ГК РФ. Поэтому безусловная возможность применения всех положений главы 25 к деликтным обязательствам вызывает сомнения. Некоторые нормы отражают специфику именно договорных средств правовой защиты и их сочетаемости (напр., ст. 394, 396 ГК РФ). В то же время представляется целесообразным переформулировать нормы, призванные иметь универсальный характер. Так, для того чтобы определение понятия вины стало вполне применимым к деликтным правоотношениям, формулировка «обязательство» должна быть заменена на «обязанность», так как до момента причинения вреда обязательства как относительного правоотношения еще не существует, но существует лишь общеправовая обязанность в рамках правоотношения абсолютного.

В работе также проанализирована точка зрения, в соответствии с которой гражданско-правовая ответственность является институтом общей части гражданского права. Диссертант приходит к выводу, что с таким суждением можно согласиться, имея в виду, что возмещение убытков является универсальным средством правовой защиты. Однако, с точки зрения диссертанта, в общую часть гражданского права возможно вынесение только положений об убытках, но не об условиях наступления ответственности, поскольку для каждой сферы эти условия специфичны.

Отмечается, что в отличие от немецкого права, проводящего четкое разделение двух блоков норм, относящихся соответственно к нарушению договора и к правилам о возмещении убытков, глава 25 ГК РФ имеет в этом отношении смешанный характер.

Установлено, что система доктринального осмысления вопросов, связанных с нарушением договора и его последствиями, не совпадает со структурой нормативных источников. В научной и учебной литературе принято рассматривать единую концепцию гражданско-правовой ответственности, включающей в себя договорный и внедоговорный аспект. Вместе с тем дистанция между нормами, регулирующими эти два вида ответственности в кодифицированных актах, составляет соответственно в настоящее время в ФГК более 200 статей, в ГГУ более 500 параграфов, а в ГК РФ более 600 статей.

В разделе 2.1.2 получает отражение тенденция в регулировании, заключающаяся в ориентировании на средства правовой защиты.

В правовом регулировании возможны две крайних модели: ubi ius, ibi remedium (где право, там средство защиты) и ubi remedium, ibi ius (где средство защиты, там право) (М. Сторме). В работе рассматриваются особенности каждого из этих подходов. Отмечается, что при принятии Принципов европейского договорного права их создатели заняли срединную позицию, которую можно обозначить как «подход, умеренно ориентированный на средства правовой защиты» (moderately remedy-oriented approach). При проведении реформы немецкого обязательственного права был поставлен акцент не на виды нарушения, как ранее, а на средства правовой защиты (Р. Циммерманн). И современные французские публикации, и проект реформы обязательственного права обнаруживают эту тенденцию. В современном российском праве защита нарушенных прав кредитора относится к приоритетным направлением. Показательна в данном отношении ст. 15 ГК РФ, где речь идет о лице, право которого нарушено, а также ст. 12 ГК РФ, перечисляющая способы защиты гражданских прав. Об этом же свидетельствует и анализ доктринальных источников: внимание переключилось с карательных на правовосстановительные моменты. Вместе с тем совершенствование правоприменительной практики остается актуальной проблемой.

В разделе 2.2 анализируется круг вопросов, связанных с понятием нарушения договорного обязательства.

Нарушение договорного обязательства предполагает нарушение входящих в его содержание обязанностей. Особенностью немецкого и французского права является выделение особой категории общих обязанностей пассивного типа, которые по своей сути непосредственно не связаны с предметом договора. Тем не менее, их включение в содержание договорного правоотношения ведет к распространению на случаи нарушения таких обязанностей правил о договорной, а не деликтной ответственности. Речь идет о, так называемых, охранительных или не связанных с исполнением обязанностях (Schutzpflichten или nichtleistungsbezogene Nebenpflichten) в немецком праве и обязанностях по обеспечению безопасности (obligations de securité) во французском праве, которым посвящен раздел 2.2.1. диссертации. Выявляются характерные черты этих обязанностей, а также особенности правовых последствий их нарушения. В работе дается оценка подобному подходу с точки зрения российского права.

В разделе 2.2.2 рассматриваются понятие и сущность нарушения договорного обязательства. В данном разделе работы анализируются существующие подходы к этому понятию в национальных правовых системах и в унифицированных правовых актах и выявляются тенденции к определенному изменению традиционных положений.

В науке гражданского права понятие и сущность нарушения договорного обязательства обычно не рассматриваются отдельно. В рамках теории гражданско-правовой ответственности используется понятие гражданского правонарушения, которое раскрывается через учение о его составе. Вместе с тем, по мнению диссертанта, такой подход не позволяет в должной мере учесть особенности нарушения в договорной сфере.

Учение о составе правонарушения, сохраняя значение в сфере деликтной ответственности, в области договорных правоотношений в значительной степени его утрачивает.

Состав правонарушения – теоретическая конструкция, пригодная лишь для такой меры ответственности, как возмещение убытков (В.В. Витрянский). Для применения других средств защиты наличие всей совокупности условий, включаемых в состав правонарушения, не требуется. Но и в сфере возмещения убытков, как это показано в работе, не всегда требуется наличие всех элементов состава правонарушения. На основании изложенного делается вывод о том, что состав правонарушения является не общим основанием применения средств правовой защиты, а лишь совокупностью условий, необходимых для взыскания конкретных убытков в непредпринимательских отношениях.

В связи с этим необходима разработка учения о нарушении договорного обязательства как общего основания для применения средств правовой защиты. Результаты проведенного в диссертации анализа в отношении каждой из исследуемых правовых систем могут быть резюмированы следующим образом.

Нарушение договорного обязательства как самостоятельная категория. В результате проведенного исследования установлено, что в исследуемых национальных и наднациональных источниках используется различная терминология: неисполнение (l’inexécution, non-performance) во французском праве, Принципах УНИДРУА и Принципах европейского договорного права; нарушение договора (Breach of Contract) в Венской Конвенции 1980г.; нарушение обязанности (Pflichtverletzung) в немецком праве; нарушение обязательства, неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства (ГК РФ). В связи с этим возникает вопрос: следует ли из различия в используемой терминологии различие в сущности? Автором приводятся аргументы в пользу отрицательного ответа на этот вопрос.

Различные термины отражают лишь отдельные аспекты единого понятия нарушения договорного обязательства: нарушение обязанности, связанное генетически с нарушением субъективного права и отсутствие вследствие этого результата, на который направлен договор – должного исполнения.

Поскольку термин «нарушение договора» употребляется если не в нормативно-правовых актах, то в доктрине большинства правопорядков, представляется возможным использовать его как общее понятие. Этот термин позволяет осмыслить объективное основание применения средств правовой защиты как нарушение основного принципа, в соответствии с которым договоры должны соблюдаться.

В работе выделяются следующие характеристики понятия нарушения договорного обязательства.

Нарушение договора как основание для применения средств правовой защиты – объективная категория.

При обосновании введения единого объективного основания ответственности немецкий законодатель исходил из того, что «нарушение обязанности (die Pflichtverletzung) означает „лишь объективно не соответствующее принятому обязательству поведение должника“. В первом предложении абз. 1 § 280 ГГУ установлена объективная предпосылка ответственности – нарушение обязанности, а о субъективной предпосылке, детальное регулирование которой содержится в § 276 ГГУ, упоминается отдельно.

В комментарии к ст. 7.1.1 Принципов международных коммерческих договоров указано, что неисполнение имеет место как в случаях, когда должник несет ответственность, так и в случаях, когда такая ответственность исключается.

Особенностью французского права является наличие категории «договорной вины» (la faute contractuelle), в которой объединяются объективный и субъективный элементы.

Появление определения договорной вины как «противоправного действия, которое может быть вменено тому, кто его произвел», М. Виллей объясняет следующим образом. Слова «отвечать», «ответственность» первоначально не имели тесной связи с виновностью. Основное, что имело значение – это не вина, а нарушение баланса в нарушении благ, которое рождает необходимость восстановления этого баланса. Понятие же вины было связано с добросовестным исполнением обязательств. Дальнейшая эволюция понимания ответственности связана с тем, что облик европейской правовой культуры начинает меняться, в том числе под воздействием канонического права. И в область права переносятся категории морали: основанием ответственности становится не просто нарушение, а виновное нарушение договора.

В современной французской литературе (Д. Талон, М. Фор-Аббад и др.) критикуется существующий подход и предлагается отказаться от включения в понятие «нарушение договора» субъективных элементов.

При рассмотрении вопроса о том, является ли противоправность необходимой характеристикой понятия нарушения договорного обязательства, в работе анализируется точка зрения, высказываемая в немецкой юридической литературе (Д. Медикус). В соответствии с ней противоправность, играя важную роль в сфере уголовного и деликтного права, уступает в сфере обязательственного права место понятию нарушения обязанности. В договорном праве о противоправности как противоречии объективному праву хотя и можно говорить, но лишь опосредованно. При этом логика рассуждения такова: если законодатель придает договору значение регулятора отношений между сторонами, то нарушение договора одновременно будет представлять собой посягательство на объективное право. Однако если принять во внимание, что законодатель указанное значение придает также обычаю, общим началам и смыслу гражданского права, то становится очевидным, что понятие противоправности в гражданском праве является весьма широкой категорией.

В отношении сущности нарушения договора анализу подвергаются две противоположных теории. Сторонники поведенческой теории („Verhaltenstheorie“) настаивают на необходимости оценки поведения должника для установления факта нарушения. Сторонники же теории неисполнения („Nichterfüllungstheorie“) считают, что для констатации нарушения достаточно установить, что результат, на который было направлено обязательство (исполнение), не наступил.

Необходимо отметить, что именно последнее подразумевается в актах унификации частного права под «неисполнением».

В Обосновании к проекту реформы немецкого обязательственного права отмечается, что хотя немецкий законодатель и не использует термин «неисполнение», но при этом он воспринял выражаемую этим термином идею. Речь идет о том, что основное значение имеет не столько само поведение должника, сколько объективный факт наличия или отсутствия должного исполнения.

Рассматривая процесс влияния права ЕС на французское гражданское право, Э. Обри приходит к определению основания ответственности как «неудовлетворения законных ожиданий кредитора».

В ст. 450 ГК РФ при определении понятия существенного нарушения договора законодатель говорит о лишении кредитора того, на что он был вправе рассчитывать при заключении договора.

На основании изложенного диссертант приходит к выводу о наметившейся тенденции понимания сущности нарушения договорного обязательства не как определенного поведения должника, в котором выделяются субъективные элементы, а как объективного факта отсутствия надлежащего исполнения договора, на которое рассчитывал кредитор при его заключении.

В диссертационном исследовании понятие «нарушение договора» рассматривается не только с точки зрения единства, но и с точки зрения дифференциации.

Наличие различных видов нарушения договора не препятствует его существованию в качестве единого понятия. В то же время в каждой из рассматриваемых правовых систем проводится определенная дифференциация данного понятия.

Установлено, что подобная дифференциация имеет двоякое значение: с одной стороны, выделение отдельных видов нарушения договора предопределяет введение дополнительных условий для возможности применения средств правовой защиты. С другой стороны, от вида нарушения договора зависит сама возможность применения того или иного средства правовой защиты.

Так, хотя немецкий законодатель и ввел в абз. 1 § 280 ГГУ единое понятие нарушения, тем не менее, деление его на виды сохранило определенное значение, так как последующие нормы содержат специальные правила в отношении просрочки, невозможности исполнения, нарушения охранительных обязанностей и взыскания компенсаторных убытков в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения договора.

В российском праве законодатель ставит возможность использования такого средства правовой защиты, как взыскание компенсаторных убытков, связанных с расторжением договора, в зависимость от квалификации нарушения договора в качестве неисполнения либо как ненадлежащего исполнения. Критический анализ подобного подхода приводит автора к выдвижению предложения о его изменении. При этом в качестве одного из возможных решений данной проблемы рассматривается введение общего правила о назначении дополнительного срока.

Во всех правовых системах особым образом регулируются последствия такого вида нарушения, как просрочка. В гражданском праве Франции и Германии выделение данного вида нарушения связано также с введением дополнительных условий для применения средств правовой защиты: для того, чтобы поставить должника в просрочку по общему правилу требуется направление ему специального напоминания.

Одновременно указывается, что вопрос о том, можно ли в качестве нарушения договорного обязательства рассматривать просрочку кредитора (mora creditoris), является дискуссионным. В работе отмечено, что здесь должна проводиться дифференциация в зависимости от квалификации нарушенной обязанности. При этом следует отличать случаи нарушения кредиторских обязанностей в строгом смысле слова, установленных лишь в интересах самого кредитора, от случаев, когда кредитор выступает одновременно в качестве должника в обязательстве.

Установлено, что, в отличие от немецкой правовой системы, в современном российском праве практически не разработано учение о невозможности исполнения как виде нарушения договора. Невозможность исполнения чаще всего рассматривается в качестве основания прекращения обязательства. Но, как следует из ст. 416 ГК РФ, обязательство прекращается невозможностью исполнения, если она вызвана обстоятельством, за которое ни одна из сторон не отвечает. В то же время ситуация, в которой невозможность исполнения вызвана действиями должника, за которые он должен нести ответственность, не получила должного отражения ни на законодательном, ни на доктринальном уровне. В частности, опыт немецкой реформы обязательственного права показывает, что проблема изначальной невозможности исполнения и её правовых последствий подлежит переосмыслению.

С точки зрения значимости для применения средств правовой защиты помимо приведенной классификации видов нарушения договорного обязательства в работе выделяются также понятия существенного нарушения договора и предвидимого нарушения.

В разделе 2.3, посвященном последствиям нарушения договорного обязательства, отмечается, что особенностью континентального права является выделение среди средств правовой защиты мер ответственности. При этом наука со свойственным ей стремлением обобщения, стремится создать единую концепцию гражданско-правовой ответственности, включающую в себя как договорный, так и внедоговорный режимы. Наряду с положительными сторонами такого научного обобщения, позволяющего выделить основные общие характеристики последствий нарушения прав в договорных и деликтных правоотношениях, следствием подобного подхода является единое понимание природы договорной и деликтной ответственности. Однако договорная ответственность, как представляется, имеет в этом отношении определенные особенности. В связи с этим в работе подробно рассматривается дискуссия о природе договорной ответственности в современной французской юридической литературе, анализируются и обобщаются представления об ответственности в российском праве, а также уделяется внимание немецкому подходу к данному вопросу.

Установлено, что во французской правовой доктрине сложился подход, в соответствии с которым договорную и деликтную ответственность, также как и в российском праве, принято рассматривать в рамках единого понятия гражданско-правовой ответственности (la responsabilité civile). В соответствии с этим гражданско-правовая ответственность определяется как обязанность возместить причинённый ущерб (вред).

Однако в современной французской юридической литературе с новой силой возобновилась тенденция к отказу от господствующего монистического подхода. На историко-правовой основе Филиппом Реми показывается, что в течение двух веков существования ФГК постепенно происходило извращение изначального намерения его создателей, и наука, а за ней и судебная практика, начали измерять договорную ответственность категориями, присущими ответственности деликтной. Таким образом, во Франции весьма актуальным является вопрос выделения положений о нарушении договора и его последствий из общей канвы гражданско-правовой ответственности.

Немаловажным аспектом этой дискуссии является понимание природы договорной ответственности. Критики существующего подхода утверждают, что возмещение причиненного ущерба – удел деликтной ответственности, в договорном же праве возмещение убытков представляет собой ничто иное, как предоставление денежного эквивалента исполнения (Ф. ле Турно, Ф. Реми, Э. Обри и др.)

Подобное понимание договорной ответственности вполне совпадает с подходом общего права, где возмещение убытков является наряду с исполнением договора лишь альтернативной для должника возможностью погашения своей обязанности (А.С. Комаров). Должник, принимая на себя обязательство, гарантирует этим получение кредитором определённого положительного экономического эффекта от договора. С экономической точки зрения, например, безразлично, получит ли кредитор вещь от должника, приобретёт её у третьего лица, потребовав от должника разницу в цене, или же получит возмещение абстрактных убытков, рассчитанных на основании рыночной цены. Экономический эффект одинаков: кредитор получил желаемое.

Принимая на себя обязанность, должник гарантирует свою способность предоставить определенный положительный эффект, а значит во внимание не должны приниматься субъективные моменты. Именно такие рассуждения могут быть положены в обоснование объективной ответственности, особенно в предпринимательской сфере.

Можно заметить определённую уравновешенность в англо-американском подходе: в пользу кредитора установлен принцип объективной ответственности, но при этом ответственность должника заранее ограничена размером предвидимых убытков.

В диссертации подробно исследуются подходы к гражданско-правовой ответственности, принятые в российской правовой литературе. Уделяется внимание тезису о родо-видовом соотношении социальной и правовой ответственности. В отношении перспективной (позитивной) ответственности автор разделяет мнение Н.Д. Егорова о совпадении в гражданском праве этой категории с категорией надлежащего исполнения обязательств, но предлагает понимать это положение более широко – как надлежащее исполнение обязанностей.

В работе получили отражение взгляды российских правоведов на отраслевые особенности гражданско-правовой ответственности, определяемые его предметом и методом (В.Ф. Яковлев и др.). Рассматриваются подходы к понятию санкция и различные взгляды на объем этого понятия.

Отмечается, что признаком дополнительного, по сравнению с изначальной обязанностью, обременения должника обладают не только средства защиты, относимые к мерам ответственности. В частности, такое средство защиты, как замена товара ненадлежащего качества, хотя с точки зрения кредитора и не привносит ничего нового, являясь исполнением первоначальной обязанности, для должника, особенно в международном обороте, может влечь весьма существенные организационные издержки, являющиеся для него с фактической точки зрения дополнительным обременением. Неслучайно п. 2 ст. 46 Венской конвенции 1980 г. предусматривает возможность применения этого средства правовой защиты лишь при существенном нарушении договора.

Диссертантом установлено, что структура догматического подхода в исследуемых правовых системах различается. В немецком праве вопросы, относящиеся к договорной ответственности, рассматриваются в рамках двух блоков, относящихся соответственно к основаниям и условиям применения средств правовой защиты (Leistungsstörungsrecht) и к возмещению убытков (Schadensersatzrecht). Таким образом, акцент ставится не столько на теоретическое обобщение и выяснение общего понятия гражданско-правовой ответственности, сколько на условия её наступления и реализацию. Выяснение теоретического обобщенного понятия гражданско-правовой ответственности в немецком праве не занимает столько внимания, как в российском или французском праве. Определения слова «ответственность» (Haftung) в сфере договорных правоотношений иногда даются в литературе, однако они не отличаются однозначностью.

Унифицированные акты, как это показано при рассмотрении системы регулирования правовых последствий нарушения договора, исходят не столько из выделения договорной ответственности, сколько из комплексного рассмотрения средств правовой защиты в случае нарушения договорного обязательства. С этой точки зрения применение мер договорной ответственности – лишь одна из правовых возможностей защиты права кредитора.

Отдельно рассмотрен в диссертации вопрос о том, в рамках нового или уже существующего правоотношения реализуется договорная ответственность. Отмечается, что во французском праве сторонники единого понятия гражданско-правовой ответственности исходят из того, что в случае нарушения договора, рождается новое обязательство, направленное на возмещение причинённого ущерба.

Противники же монистической теории такой взгляд опровергают. Высказывается мнение (Ф. ле Турно), что договорной ответственности вообще не существует. Возмещение убытков – ничто иное, как исполнение изначального обязательства в денежном эквиваленте. В соответствии с этим речь идёт не о новом обязательстве, возникающем из факта нарушения договора, а о том же обязательстве, но с изменённым предметом. Основанием этого обязательства по-прежнему является договор.
В немецком праве сложилась концепция первичных и вторичных прав требования. Согласно этой концепции реальное исполнение - изначальная обязанность должника, и в этом смысле оно корреспондирует первичному праву требования кредитора. Вопрос о том, является ли возмещение убытков модификацией первоначального обязательства или же новым обязательством, решён в немецком праве в пользу первого варианта (К. Ларенц).

В системе же общего права сама постановка такого вопроса не имеет смысла, поскольку отсутствие абсолютизации реального исполнения и понимание исполнения как предоставления определённой экономической ценности, позволяет рассматривать возмещение убытков в качестве эквивалента реального исполнения, изначально входящего в состав обязательства.

В российской доктрине вопрос о соотношении ответственности и обязанности до сих пор не разрешён. Хотя и высказывались мнения о том, что долг и ответственность являются аспектами одного и того же отношения (М.М. Агарков), тем не менее большинство авторов высказывались в пользу противоположного вывода о возникновении из нарушения обязательства нового правоотношения (Б.С. Антимонов, Н.С. Малеин, Б.И. Пугинский).

Как представляется диссертанту, ответ на вопрос о том, возникает ли в результате нарушения новое или же продолжает существовать изначальное обязательство, вытекающее из договора, но с изменённым содержанием, зависит от подхода законодателя и доктрины к понятию ответственности. Из подхода к гражданско-правовой ответственности как к единому понятию, вытекает вывод о том, что правонарушение служит юридическим фактом, лежащим в основании возникновения нового правоотношения, имеющего своим содержанием возмещение причинённого ущерба. Такой подход связан с желанием создать единую концепцию ответственности. До совершения деликта никакого обязательства не существует, поэтому при деликтной ответственности речь идёт о новом правоотношении, порождаемом правонарушением. Соответственно для сохранения цельности монистической концепции гражданско-правовой ответственности предполагается, что и в случае с договорной ответственностью имеет место новое правоотношение, вызванное к жизни нарушением договора.

Следствием тенденции к сближению континентального права с англо-американским, вероятно, будет изменение подхода к этому вопросу. Возмещение убытков, представляемое не столько как обязанность возмещения причинённого ущерба, сколько как предоставление экономического эквивалента исполнения, в этом случае может восприниматься лишь как одна из модификаций обязательства, в основании которого лежит договор.

В третьей главе «Место российского правового регулирования отношений, возникающих при нарушении договорного обязательства» с точки зрения проведенного сравнительно-правового исследования анализируются особенности российского права в рассматриваемой сфере.

Традиционно считается, что российское право относится к континентальной семье, которой противостоит система англо-американского (общего) права. Однако из анализа положений ГК РФ о нарушении обязательств вытекает, что регулирование отдельных вопросов в ряде случаев отличается от «классической» континентальной модели и отражает компромиссный подход унифицированных актов. Это свидетельствует о том, что российский законодатель учитывает основные тенденции развития соответствующего института в международном обороте. Причем ГК РФ является одним из первых кодифицированных актов, воспринявших современные тенденции.

В диссертации данный вывод обосновывается с учетом следующего. Если континентальное право изначально стояло на принципе реального исполнения, а общее право изначально его полностью отрицало, то теперь наблюдается постепенное смягчение этого принципа в континентальном праве и, соответственно, постепенное расширение перечня случаев, когда допускается исполнение в натуре (specific performance) в общем праве^³. В унифицированных актах реальное исполнение – одно из возможных средств правовой защиты, однако ему не придается такое доминирующее значение, как в континентальном праве. Из анализа ст. 396 ГК РФ следует, что российский законодатель хотя и не отказался полностью от принципа реального исполнения, но значительно сузил сферу его применения.

В континентальном праве действует принцип ответственности за вину. Общее же право стоит на позициях объективной ответственности. В то же время за счёт действия презумпции виновности и расширения сферы применения гарантийной ответственности условия возмещения убытков в континентальном праве уже не столь радикально отличаются от системы общего права. Объективизация ответственности в континентальной системе выражается, кроме того, в использовании объективного критерия для определения вины (критерий разумности и заботливости, требуемой в обороте, критерий «хорошего отца семейства»). ГК РФ не только воспринял эту тенденцию, но пошёл дальше, исключив обязательства, связанные с осуществлением предпринимательской деятельности, из сферы действия принципа ответственности за вину.

Следующая особенность российского права заключается в умеренно прокредиторском подходе.

В континентальном праве возможность кредитора воспользоваться средствами правовой защиты поставлена в зависимость от дополнительных условий. Так, для взыскания мораторных убытков в праве Франции и Германии требуется специальный акт поставления должника в просрочку (mise en demeure – ст. 1146 ФГК, Mahnung-§286 ГГУ), а для взыскания компенсаторных убытков – назначение дополнительного льготного срока для должника (Nachfrist-§281 ГГУ). Если традиционно континентальное право основное внимание уделяет должнику, предоставляя ему определённые льготы (как например, рассрочка исполнения delai de grâce – ст. 1244-1 ФГК), что проистекает из морального принципа милосердия, то общее право сосредоточивает своё внимание на защите прав кредитора, исходя из необходимости обеспечения интересов экономического оборота. В этой системе координат российское право занимает компромиссную позицию, которая может быть охарактеризована как умеренно прокредиторская.

Констатация нарушения договорного обязательства в виде просрочки в обязательствах с определенным сроком исполнения в российском праве по общему правилу не требует направления напоминания. Такой подход соответствует основным общим тенденциям, отраженным в унифицированных актах и в общем праве. В немецком праве также, в отличие от действующего французского, в обязательствах с определенным сроком исполнения действует принцип dies interpellat pro homine (календарь напоминает за человека).

В обязательствах с неопределенным сроком исполнения российское право связывает наступление просрочки с истечением разумного срока. Подобное правило содержится в унифицированных актах и в общем праве. В то же время согласно ст. 314 ГК РФ если обязательство не исполнено в разумный срок, то оно должно быть исполнено, как правило, в семидневный срок со дня предъявления кредитором требования о его исполнении. Такое требование об исполнении сравнимо с напоминанием в основных континентальных правопорядках.

Таким образом, п. 2 ст. 314 ГК РФ для определения срока исполнения содержит в себе критерий разумного срока, идущий от общего права, но в то же время придает требованию кредитора значение начального пункта отсчёта времени для исполнения, что приближает его к континентальной модели. Однако в целях единообразия судебной практики целесообразно в ГК РФ прямо закрепить, чему должно отдаваться предпочтение: истечению разумного срока или напоминанию кредитора.

В отношении правила о назначении дополнительного срока для исполнения как дополнительного условия для взыскания компенсаторных убытков в диссертации отмечается, что хотя оно отсутствует в общих положениях обязательственного права, но применительно к отдельным видам договоров можно найти соответствующие положения (например, п.3 ст. 715 ГК РФ).

Что касается такого средства правовой защиты, как расторжение договора, ГК РФ в ст. 450 предусматривает как судебную процедуру, так и возможность одностороннего отказа от договора без необходимости обращаться в суд в случаях, когда такой отказ допускается законом или соглашением сторон. Причём, прекращение договорных отношений связано, как правило, с существенным нарушением должником своих обязанностей. При этом понятие существенного нарушения договора в ст. 450 ГК РФ и ст. 25 Венской конвенции схожи (хотя в отличие от Венской конвенции ГК РФ не предусматривает необходимость наличия критерия предвидимости) (М.Г. Розенберг, М.И. Брагинский).

Таким образом, ГК РФ, занимая компромиссную позицию, отражает основные современные тенденции.

К правилам, выражающим более благоприятное отношение к кредитору, чем в действующем французском праве, относятся также общее правило ГК РФ о зачетном характере неустойки, а также отсутствие ограничения возмещения убытков в соответствии с критерием предвидимости.

Таким образом, ГК РФ отличается в целом прокредиторским подходом (что, однако, в связи с проблемой доказывания не всегда адекватно отражается в судебной практике). Следует заметить, что в континентальном праве также наблюдается тенденция к достижению более эффективной защиты прав кредитора. В этом заключается ещё один аспект сближения континентальной системы и системы общего права, ориентированной на средства правовой защиты.

В заключении излагаются основные выводы из проведенного сравнительно-правового исследования.

Основные научные результаты диссертации М.С. Синявской отражены в опубликованных автором по теме диссертации научных работах общим объемом 6,1 п.л., в том числе в изданиях, рекомендованных ВАК:

1. Синявская М.С. «Европейская интеграция и вопросы частного права»// Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ №9, 2003 г. 0,7 п.л.

Синявская М.С. «Обязанность обеспечить безопасность как специфическая категория французского обязательственного права»// Журнал «Российский Судья» № 6. 2006г. 0,5 п.л.
Синявская М.С. Опыт немецкой реформы обязательственного права»// Журнал «Российское Правосудие» № 9. 2007г. 0,2 п.л.
Синявская М.С. «Нарушение договора и его последствия: сравнительно-правовой анализ»// Актуальные проблемы гражданского права. Сборник статей под ред. О.Ю. Шилохвоста. (Исследовательский Центр Частного права при Президенте РФ). Выпуск девятый. М.: Норма. 2005. 2,3 п.л.
Siniavskaia M.S. Breach of Contract: A comparative Analysis of the Consequences//Russian Law. Theory and Practice. № 1. 2006г. 0,4 п.л.
Siniavskaia M.S. “La reponsabilité contractuelle d’après le Code civil français et le Code civil russe” («Договорная ответственность по Гражданскому кодексу Франции и России» на французском языке)//К 200-летию Гражданского кодекса Франции. Сборник статей франко-российского коллоквиума, состоявшегося 26-27 апреля 2004 г. в МГИМО(У). М.: Издательство «МГИМО-Университет».2005. 0,7 п.л.
Синявская М.С. Вступительная статья и перевод новых положений Германского Гражданского Уложения// Ежегодник сравнительного права за 2002г., М.: Изд-во Норма. 2003 г.0,8 п.л.
Синявская М.С. «Объективное основание договорной ответственности в свете сравнительно-правового подхода»//Сборник статей и тезисов по результатам международной межвузовской конференции «Формирование российской правовой культуры в период становления рыночной экономики». Московская государственная юридическая академия. 2-3 апреля 2004 г. М. 2004. 0,25 п.л.
Синявская М.С. «Последствия нарушения договора купли-продажи»// Бюллетень коммерческого права. 2001 г. 0,25 п.л.

Синявская Мария Сергеевна

НАРУШЕНИЕ ДОГОВОРНОГО ОБЯЗАТЕЛЬСТВА

И ЕГО ПРАВОВЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ:

ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ

В СВЕТЕ СРАВНИТЕЛЬНО-ПРАВОВОГО АНАЛИЗА

Специальность 12.00.03 – гражданское право; предпринимательское право; семейное право; международное частное право

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата юридических наук

Оперативная полиграфия Российской Академии Правосудия

Тираж 200 экз.

1 Gesetz zur Modernisierung des Schuldrechts vom 26.11.2001 (BGBl 2001 I 3138).

2 См.: Vogel, Louis. Le monde des codes civils//Le Code Civil.Un passé.Un présent.Un avenir. Dalloz. 2004. p.798.