Н. Розенберг, Л. Е. Бирдцелл, мл
| Вид материала | Документы |
- Альфред Розенберг Миф XX века, 7416.4kb.
- Построение нечетких графовых моделей на основе гис дулин С. К., д т. н., профессор, 132.43kb.
- Альфред Розенберг, 7266.86kb.
- М. Г. Розенберг доктор юридических наук, заслуженный юрист России, профессор кафедры, 11533.6kb.
- В. Н. Чачава (Россия), художественный руководитель Академии молодых певцов Мариинского, 84.57kb.
В поисках объяснения того, почему подавляющее большинство предприятий
принадлежат инвесторам, мы, пожалуй, чрезмерно сконцентрировались на
преимуществах этой группы собственников и на недостатках всех других.
Выживание некоторых предприятий, принадлежащих другим группам собственников,
свидетельствует, что при каких-то обстоятельствах их преимущества перевешивают
их же недостатки. Стимулы наемных работников, ставших владельцами собственного
предприятия, хорошо известны, хотя и не бесспорны. Потом, многие кооперативы
воодушевляет уверенность, что их члены (потребители, служащие, фермеры и т.д.)
должны были противостоять экономическим силам, способным навязать нечестные
условия торговли. Таким образом, кооперативы представляют собой форму
само-помощи для тех, кто считает, что на рынке ему противостоят монополисты.
Даже когда такое представление ошибочно или когда было бы дешевле иметь дело с
монополией, члены кооператива могут компенсировать дополнительные издержки
чувством гордости за то, что они не дают себя в обиду. В экономике с
безличными рынками, деятельность которых редко бывает прозрачна, доступность
такой формы само-помощи очень важна. Кооперативы часто кажутся
антикапиталистическими организациями, но в каком-то смысле они воплощают самую
сущность капитализма, поскольку позволяют сравнительно небольшим группам
стремиться к своим, независимо выбранным целям. Стоит лишь чуть задуматься,
чтобы понять, насколько несовместима кооперативная само-помощь с целями
плановой или командной экономики.
Сравнение форм организации
Мы пытались найти объяснение экономическому росту Запада в его же
экономической истории. После 1917 года история социалистической экономики
поставляет материал для сравнений, позволяющий еще сильнее высветить некоторые
источники экономического роста. Здесь мы затронем только два момента.
Во-первых, очень многое препятствует тому" чтобы делать на основании таких
сравнений надежные, достоверные выводы. Во-вторых, социалистический опыт в
целом подтверждает наше предположение, что Запад многим обязан
экспериментальному, прагматическому подходу к организации хозяйственной жизни.
При сравнении экономических систем крайне трудно установить, что же на самом
деле служит истинной причиной различий результатов экономической деятельности.
Нет бесспорного способа определить, какие из бесчисленного множества различий
между хозяйственными системами СССР и США являются важнейшими причинами разных
результатов хозяйствования.
Сопоставление экономических моделей свободного рынка и социалистического
хозяйства -- дело не трудное просто потому, что экономические модели
создаются, чтобы облегчить понимание. Сравнение реальных экономических систем
есть дело крайне сложное, поскольку эти системы возникают в результате
исторических процессов, которые не были сознательно спроектированы и
определенно созданы не так, чтобы облегчить их понимание. Мы начнем
рассмотрение нескольких проблем, возникающих при сравнении реальных систем
хозяйства, с анализа явного обмана.
1. Парадная идеология и глубинный смысл
Стало обычным утверждение, что СССР, Восточная Германия, Польша, Болгария и
другие страны восточного блока далеки от марксизма. Как сформулировал
Александр Гершенкрон, "вся история Советской России ... это история отхода от
марксизма". [Ответ Александра Гершенкрона на комментарий Альберта О. Хиршмана
к тезису Гершенкрона: "идеология как системный фактор", глава 9 в Comparison
of conomic Systems, Alexander ckstein, ed. (Berkeley: University of
California Press, 1971), p. 298. Гершенкрон продолжает далее: "Профессор
Хиршман правильно говорит о "долгожданном отказе германской
социал-демократической партии от ортодоксального марксизма", но ему следовало
бы добавить, что советский большевизм от марксизма (ортодоксального или нет)
все еще не отказался".] Несомненно, что можно с такой же убежденностью
утверждать, что только Лихтенштейн и, быть может, Швейцария сохранили
настоящий капитализм. Утверждение, что почти все так называемые
социалистические и капиталистические страны виноваты в отходе от идеального
образца, свидетельствует только о том, что в этих странах в ходу идеология с
двойным дном -- одна служит для выбора реального поведения, а другая есть
орудие в социальном конфликте. Как говорит тот же Гершенкрон:
Особенность социальных наук в том, что объекты наших исследований (в отличие
от камней, остающихся немыми для геолога) непрерывно что-то утверждают о себе.
Это и благо, и проклятье, источник понимания и заблуждений. Исследователь
общества должен отделить зерна истины от плевел обмана. Идеологическая
литература в значительной степени посвящена той же проблеме. В то же время
исследователь общества не может ограничиться задачей "обличения" идеологии как
орудия лжи. Поскольку действия человека подчинены мозгу, то есть -- идеям,
стремящийся к пониманию социальных действий ученый должен попытаться понять
идеи или комплексы идей, то есть идеологии, которые направляют действие:
истинные идеологии, действенные, но спрятанные за фасадом ложных идеологий.
[там же, с. 297--298]
Иными словами, трудна, но имеет смысл попытка сравнить две работающие системы
хозяйства и попытаться вывести действенные принципы, которыми в
действительности пользуются руководители хозяйства. [Интересное исследование
на эту тему проделал Joseph S. Beriiner, Factory and Manager in the USSR
(Cambridge: Harvard University Press, 1957), особенно глава 18 -- "Summary and
valuation", pp. 318--329. Здесь автор рассматривает следующие виды незаконной
практики руководителей предприятий, к которым приходится прибегать ради
сохранения работоспособности системы, и которые молчаливо допускаются в
определенных рамках: (1) стремление к занижению плановых показателей --
обеспечение безопасности; (2) достижение плановых показателей за счет
понижения качества продукции, изменения структуры производимой продукции и
тому подобных приемов; (3) использование толкачей для получения "всякого рода
дефицитных материалов и оборудования через использование личных связей и
взяток" (p. 319).] Представляет интерес сравнение двух теоретических систем,
таких как экономика конкурентных рынков и социалистическая экономика, а для
многих целей полезно сравнение реального хозяйства с теоретической моделью,
созданной для его объяснения. С другой стороны, совершенно бесплодно сравнение
экономики реального социализма с теорией совершенной капиталистической
конкуренции или экономики реального капитализма с теоретической экономикой
социализма. Когда пытаются преобразовать экономику в соответствии с некоторой
теоретической моделью, теоретические принципы обретают историческую плоть и
создают, а может быть вскрывают различие между действенным стержнем идеологии
и ее фасадным прикрытием. Нельзя сказать, что без эксперимента нам не узнать,
что представляет собой реальное воплощение теоретической модели. Теоретическая
модель хозяйства почти всегда представляет собой идеологический фасад, и нам
следует помнить утверждение Гершенкрона, что этот фасад, пусть даже и не
преднамеренно, может оказаться совершенно фальшивым.
2. Различие смыслов, порождаемое различием контекста: "прибыли"
Различие в употреблении слова прибыль при капитализме и социализме послужит
нам примером как ловушек, подстерегающих все попытки сравнения различных
систем хозяйствования, так и трудностей понимания деталей, обуславливающих
разницу в эффективности при различных способах организации. В обеих системах
термин прибыль обозначает часть дохода, остающуюся после оплаты издержек. Мы
опускаем различия, связанные с несовпадением методов бухгалтерского учета
доходов и издержек. В обеих системах показатели прибыли включают в бюджет
предприятия ради удобства контроля и оценки действительных успехов, а также
для оценки работы управляющих. Опрометчивые исследователи советского хозяйства
могут отсюда заключить, что там прибыль служит стимулом примерно так же, как и
при капитализме. Но так ли это?
На типичном капиталистическом предприятии, где прибыль, то есть остаточный
доход, используется для оплаты услуг капитала (в отличие от услуг труда и
материальных ресурсов), отношение прибыли к объему инвестиций служит главным
критерием размещения капитала. Капитал вкладывается туда, где он всего более
нужен, если судить по возможной прибыли. Таким образом, остаточные доходы (или
прибыли) определяют направление инвестиций.
В советской системе подобные связи между остаточными доходами и размещением
капитала отсутствуют. В советской экономике источниками капитала являются:
сами прибыли, налоги, средства сберегательных и иных банков и поступления от
продажи облигаций. Но главное различие -- это роль прибыли на вложенный
капитал. В рыночной системе, при росте спроса на уже производимый продукт цены
на него начинают расти, а с ними увеличиваются и прибыли, что и стимулирует
направление дополнительного капитала (и дополнительного труда) на расширение
производства данного продукта. Когда спрос на какой-либо продукт падает,
первоначальным результатом бывает сокращение цен на него и уменьшение
прибылей, что поощряет перемещение капитала (и труда) в производство иных
продуктов.
В действительности рынки реагируют на предпочтения потребителей не столь уж
совершенно, но это несовершенство ничтожно по сравнению с происходящим в
советской системе, потому что там размещение капитала зависит исключительно от
целей и решений государственной власти, а не от потребительских предпочтений.
Суждения и расчеты планировщиков о том, что действительно нужно обществу,
могут быть лучше или хуже, чем суждения потребителей, но система-то создана
для воплощения суждений планировщиков. Эти суждения воплощаются в плановых
показателях объема производства. Выполнение или перевыполнение плановых
заданий есть главная цель советских менеджеров, от этого зависят их
премиальные. Капитал инвестируется так, чтобы сделать возможным выполнение
плановых заданий. Если плановые задания могут быть выполнены только с убытком
или с малой прибылью, в бюджет закладывается этот низкий уровень прибыльности
или убытков и по этим показателям оценивается работа менеджеров. Таким
образом, предприятие двумя барьерами отделено от влияния потребителей:
во-первых, оно должно продавать свою продукцию по фиксированным ценам, не
зависящим от колебаний спроса; во-вторых, направление и объем производства не
зависят от прибыли, получаемой при продаже продукции потребителям.
В рыночных хозяйствах уровень прибыльности различных видов продукции стремится
к выравниванию, поскольку производство высокоприбыльных продуктов растет и
цены на них падают, а производство низкоприбыльных -- падает и цены на них
поднимаются. Советская система не использует принципа выравнивания
прибыльности в качестве критерия планирования, поскольку такой критерий
ограничил бы свободу плановых органов определять состав и объемы производства
и сделал бы потребительские предпочтения фактором планирования.
Стоит мимоходом отметить одно из следствий такого порядка. Стояние в очередях
стало основным занятием российских потребителей -- главным образом потому, что
производство не ориентировано на удовлетворение потребительских потребностей,
но также и потому, что повышение цен на дефицитные товары для уравновешивания
спроса и предложения, даже несмотря на то, что прирост доходов достался бы
государству, считается идеологически неприемлемым. Очереди представляют собой
альтернативу ценам рыночного равновесия. Должно быть, власть имущих меньше
беспокоят очереди, чем разумные цены и рост прибылей на государственных
предприятиях, производящих дефицитные товары, хотя постороннему наблюдателю
такое предпочтение представляется довольно странным.
Другое различие между двумя системами в том, что прибыли возникают при
существенно разной свободе действий управляющих. В СССР, как и в средневековой
системе, цены на сырье и производимую продукцию, как и величина заработной
платы -- фиксированы. Как набор оборудования, так и соотношение между
используемыми трудом и капиталом, в основном, определяются на стадии
строительства завода, и не могут быть изменены директором. Поскольку и объем
производства, и цены на продукцию фиксированы, советские менеджеры могут
повышать прибыль только за счет снижения издержек. Сокращение издержек в таких
условиях возможно за счет выжимания большего количества труда из рабочей силы,
сокращения материалоемкости, снижения качества или изменения структуры
производства в пользу продукции с меньшими удельными издержками. Из-за
хронического дефицита потребительских благ наказания за использование таких
методов снижения издержек следуют не столь быстро и бывают не столь суровыми,
как это было бы в ситуации, где потребителям есть из чего выбирать. Те же
методы доступны и капиталистическому менеджеру, но у его потребителей
существенно более широкий выбор. Важнейшее различие в том, что в распоряжении
капиталистического менеджера есть и другие методы повышения прибыли, такие
как: поиск более дешевых источников снабжения; увеличение цен на самые
дорогостоящие виды продукции; замена дорогого сырья на более дешевое;
инвестирование капитала для сокращения издержек производства; внесение
конструкционных изменений; изменение самой производимой продукции.
В СССР в менеджере видят главным образом человека, обеспечивающего выполнение
плана, имеющего право на принятие незначительных решений при непредвиденных
осложнениях (недопоставка сырья и материалов). При этом возможно использование
неформальных или даже противозаконных ходов. То, что для советского
администратора стоит на грани закона, есть прямая сфера деятельности
капиталистического менеджера, который только отчасти является администратором.
В первую очередь он маклер, управляющий постоянно меняющимися наборами обменов
между взаимно противоречивыми возможностями снабжения и сбыта, который должен
максимизировать доходы и минимизировать издержки, и таким образом
максимизировать остаточный доход, то есть прибыль. Важнейший из
осуществляющихся обменов -- между объемом используемого капитала и остаточными
доходами. Капиталистический менеджер ответственен не просто за максимизацию
остаточного дохода как такового -- при данной величине капитала, как в
Советском Союзе; он управляет использованием капитала и созданием остаточного
дохода так, чтобы получить наибольший уровень рентабельности на используемый
капитал.
Прибыли в советской и капиталистической системах стимулируют осуществление
поразительно разных видов управленческой деятельности, настолько разных, что
невозможно утверждать, будто в обеих системах прибыль используется как стимул,
если не объяснить, что она стимулирует очень разные виды деятельности.
Советские менеджеры обладают гораздо меньшей свободой, чем капиталистические,
потому что такое ограничение свободы требуется для поддержания принципа, что
объемы производства и цены потребительской продукции есть предмет
государственного усмотрения, а не рыночного выбора или суждения потребителей.
Советских менеджеров прибыль подчиняет политическим решениям;
капиталистического менеджера -- суждениям потребителей. Это далеко не то же
самое.
Никто не станет утверждать, что советская система так же подчинена императиву
прибыльности, как капиталистическая. Но часто утверждают, что она использует
прибыль в качестве стимула, а значит, может использовать этот стимул для роста
эффективности. Только постепенно, выясняя, насколько специфичны цели,
достижение которых весьма особенным образом стимулируется с помощью прибыли,
удается разрушить это заблуждение. [Более подробный анализ использования
прибыли в СССР в середине 1950-х годов см. там же (chap. 5, "Profit as a
Goal", pp. 57--74.)] Разумное сравнение двух систем крайне затруднено тем, что
такие сравнительно простые понятия, как прибыль, имеют совершенно различное
значение в контексте двух систем хозяйства.
3. Различия производительности или целей: поверхностные или глубокие?
Если измерять производительность и эффективность с помощью обычной статистики,
даже весьма остроумно видоизмененной, советская система, несомненно, окажется
менее производительной и менее эффективной, чем американская. [Примерами двух
различных подходов к проблеме являются следующие работы: Robert W. Campbell,
"Performance of the Soviet conomy: Productivity and fficiency", chap. 4 in
Robert W. Campbell, Soviet conomic Power: Its Organization, Growth and
Challenge (Cambridge: Houghton Miflin Co., I960) and Abram Bergson,
"Comparative Productivity and fficiency in the Soviet Union and the United
States", chap. 6 in Alexander ckstein, ed., Comparison of conomic Systems.]
Отсюда не следует, что эти различия просто отражают тот факт, что одна система
капиталистическая (более или менее), а другая -- социалистическая (более или
менее). Возможно, например, что два общества пребывают в настолько различных
стадиях развития или что их приоритеты в области материального благосостояния,
сравнительно с другими целями, настолько не совпадают, что объяснительная роль
типа общественной организации оказывается просто незначительной. Один
комментатор предложил для уменьшения/трудностей сравнения брать сравнительно
близкие государства, например Восточную и Западную Германию, Чехословакию и
Австрию, Югославию и Грецию. ["Но может оказаться возможным снять
неопределенность, связанную с различием стадий развития, если взять пары
стран, которые пребывали более или менее на одной стадии до перехода одной из
них к социализму, а затем сравнить их экономические достижения по методике
Бергсона. Такими парами сопоставимых стран могут являться Восточная и Западная
Германия (пожалуй, идеальный вариант), Чехословакия и Австрия, Югославия и
Греция; любую из балканских стран можно сравнить с Югославией или Румынией
(чтобы оценить достижения югославов в сравнении с социализмом советского типа)
К сожалению, две другие пары, являющиеся отличными кандидатами для
сравнительного анализа -- Северная и Южная Корея, Северный и Южный Вьетнам,
слишком опустошены войнами, но возможно Бирма (если можно считать ее
социалистической страной) может быть сопоставлена с Таиландом, так же как Куба
с некоторыми странами Латинской Америки." ( vsey D. Domar, "On the Measurement
of Comparative fficiency", chap. 7 in ckstein, ed., Comparison of conomic
Systems, p. 231)]
Но и при таком подходе возникают трудности. Западные аналитики почти
единодушно признают, что цель экономики -- повышать уровень материального
благосостояния хотя бы большинства населения. Но ведь причина повсеместного
согласия с такого рода суждениями в том, что в фасадных идеологиях именно
такие цели выдвигаются на первый план, и доверчивость делает нас пленниками
этих идеологий. Кроме того, следует избегать ошибки гипостазирования, то есть
избегать представления о хозяйственных системах, как имеющих собственные цели
сверхличностей. Это распространенная ошибка, поскольку хозяйственные системы
часто проявляют признаки целесообразного поведения. Но на деле только человеку
свойственно целесообразное поведение, а экономические институты представляют
собой некоторое пространство, в рамках которого люди стремятся к своим целям.
Институты предоставляют стимулы, возможности и ограничения, которые
структурируют поведение людей, стремящихся к своим целям, но собственных целей
они при этом не имеют.
То, что в Восточной Германии реальная заработная плата примерно вдвое ниже,
чем в Западной, может показаться уничтожающей характеристикой тамошнего