Geum.ru

Повседневная жизнь провинциального купечества (на материалах губерний Урала дореформенного периода)

Вид материалаАвтореферат
Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников и библиографии, приложений.
Глава I. Методология и источники исследования, историография проблемы
1.1. Концептуальные подходы и методология изучения повседневности провинциального купечества
Источниковая база исследования повседневной жизни купечества Урала первой половины
Документы юридического происхождения
Историография проблемы
Подобный материал:
1   2   3   4

Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации отражены в двух монографиях и 31 статье общим объемом в 44,5 печатных листа. Доклады по теме диссертации были сделаны на конференциях Международной ассоциации исторической психологии им. проф. В. И. Старцева (С.-Петербург), Уральских Бирюковских чтениях (Челябинск), Международной научной конференции «Российское предпринимательство в XIX – первой трети XX века: личности, фирмы, институциональная среда» (С.-Петербург, 2007), II Международной конференции «Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI-XIX вв.» (Курск, 2009), IV Международных Стахеевских чтениях (Елабуга, 2009) и других Всероссийских и региональных конференциях.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников и библиографии, приложений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ


Во Введении обосновывается актуальность темы, определены объект и предмет, хронологические и территориальные рамки диссертации, цели и задачи работы, показана ее новизна, теоретическая и практическая значимость.

Глава I. Методология и источники исследования, историография проблемы – посвящена теоретическим основаниям изучения повседневной жизни провинциального уральского купечества.

В параграфе 1.1. Концептуальные подходы и методология изучения повседневности провинциального купечества рассматриваются основные научные категории, концепции, методы и приемы, используемые в процессе анализа будничной жизни провинциальных предпринимателей. Обращение к истории повседневности было призвано освободить исследователей от жестко заданных схем и концептуальных рамок научных теорий, допустить в историческую науку плюрализм и методологическое разнообразие. Философия повседневности получила колоссальный стимул для своего развития именно в эпоху постмодерна. В трудах Ж.-Ф. Лиотара, Р. Тарнаса и др. получили развитие идеи о хаотичности мироустройства, относительности человеческого знания, сформировалась оппозиция универсалиям и обобщенности, крупномасштабным доктринам и философиям мира. По словам Тарнаса, «Утверждать общие истины – значит навязывать хаосу явлений некую ложную догму. Принимая во внимание случайность и прерывность, знание должно ограничиваться чем-то сугубо местным и специфическим».1 В связи с этим обострился интерес к так называемым микро-нарративам - структурам, которые обеспечивают целостность  обыденной жизни в ее повседневном опыте на уровне отдельных первичных коллективов, например, семьи (Ж.-Ф. Лиотар). Непосредственными источниками, давшими жизнь указанному направлению исследований, является ряд философских и социологических концепций, получивших свое развитие в XX в. – феноменология Э. Гуссерля, модернистские теории Ю. Хабермаса, А. Шюца, П. Бергера и Т. Лукмана, Н. Элиаса, Г. Гарфинкеля, К. Гирца, представителей Школы «Анналов». В России знакомство со сферой обыденного началось благодаря трудам А. Я. Гуревича, Ю. Л. Бессмертного, Ю. М. Лотмана, Л. Г. Ионина.

Современный научный понятийный аппарат знает несколько десятков различных определений «повседневности». Повседневная жизнь понималась исследователями и как форма человеческой деятельности, и как способ освоения действительности, и как набор неких феноменов или атрибутов, довольно сильно рознящихся, в зависимости от авторского видения. В качестве наиболее подходящего именно для исторических работ было выбрано определение, данное К.Н. Любутиным и П. Н. Кондрашовым. По их версии, повседневность – «это форма непосредственной человеческой деятельности, представляющая собой совокупность (1) повседневного бытия, то есть того, чем занимаются люди в своей обыденности в целях удовлетворения обычных потребностей трудовых будней и домашнего быта, и (2) обыденного сознания, то есть того, в виде каких мыслей и эмоциональных переживаний это бытие отражается в психической деятельности людей».2 По мнению большинства исследователей, к повседневному бытию человека относится ряд феноменов, которые, для лучшего их понимания могут быть обозначены через их противоположности: будни – праздник, рутина – чрезвычайность, креативность; работа – праздность; жизнь незамечательных людей – официальная история; частное – общественное; спонтанное – отрефлексированное; наивное - подготовленное.3

Помимо «повседневности», основными категориями, используемыми в диссертации, являются «образ жизни» (присвоение человеком социальных норм и условий своего существования, а также реализация самого человека в этих нормах и условиях и попытка их трансформации), «самоидентификация» (сознательное отождествление человека с какой-либо социальной группой, социумом), «ментальность» (совокупность социально-психологических установок, автоматизмов и привычек сознания, формирующих способы видения мира и представления людей, принадлежащих к той или иной социально-культурной общности), «быт» (обычное протекание жизни в ее реально-практических формах», включающее в себя не только привычки и нравы каждодневного поведения, но и «жизнь вещей», постоянно сопровождающих человека, способы их повседневного использования), «стиль» (внутреннее - осознанное или неосознанное - выражение индивидуальности) и «имидж» (мнение о человеке или социальной группе, возникшее у других на основе рациональной или эмоциональной оценки образа, сформированной в результате восприятия тех или иных характеристик прототипа).

Чтобы соединить их в единую систему, в качестве теоретической основы диссертации была предложена процессуальная концепция повседневности. Повседневность может быть представлена как двуединый процесс взаимодействия человека с действительностью и ее субъективной интерпретации. Образ жизни может пониматься как механизм взаимодействия человека и окружающего мира. Результатом этого взаимодействия являются ментальность, быт и самоидентификация. Впоследствии они превращаются в стиль или имидж. Если повседневная жизнь является процессом, то она обладает определенными параметрами, характерными для всех процессов. В итоге могут быть выделены следующие наиболее общие показатели повседневной жизни: 1) субъект; 2) объект; 3) пространственная локализация; 4) темпоральность (длительность); 5) условия; 6) способ организации; 7) формы организации; 8) цель; 9) результат. Результатом повседневной жизни при этом могут являться не только ментальность, быт и самоидентификация, воплощенные в стиле и имидже, но и другие, не систематизированные в рамках предлагаемой концепции, феномены. Однако они либо являются слишком специфическими и исследуются специальными науками (так, например, характер человека, складывающийся под влиянием определенного образа жизни, изучается психологией), либо в той или иной мере являются тождественными выделенным результатам повседневности (к примеру, национальный характер и ментальность являются вполне солидарными понятиями).

Повседневная жизнь провинциального уральского купечества рассматривалась как последовательная смена его состояний в ходе исторической эволюции на протяжении первой половины XIX в. Авторский подход в целом строился на модернизационной концепции российской истории. Впрочем концепция линейной модернизации (В. Ростоу, Д. Лернер, М. Леви, Б. Н. Миронов1), рассматривающая историю как необратимый прогрессивно развивающийся процесс, как правило не находит своего подтверждения на провинциальном материале. Модернизация общества предполагает его изменение по схеме: новация (новшество) - инновация (новообразование) – стереотип (С. Н. Гавров2). Только трансформация традиционного общества не воспринималась как таковая, поскольку процесс превращения новаций в стереотипы был крайне растянут во времени, а сама новизна была мировоззренчески неприемлема для большинства членов этого социума. В результате, применительно к таким традиционалистским обществам, к которым принадлежали и российские провинциальные социумы, можно вести речь не о классической, а о парциальной (частичной) модернизации (А. Д. Богатуров, А. В. Виноградов3), «догоняющей модернизации (В. Г. Федотова4), или «запаздывающей» (нелинейной, с элементами инволюции) социальной эволюции (А. В. Бузгалин5). Сторонники этих концепций акцентируют внимание на длительности перехода российского общества от традиционности к современности, на возникшем в нем симбиозе традиционных и модернистских элементов, на возможности его «застревания» на стадии «частичной» модернизации, на постоянной, нелинейной и запаздывающей (по сравнению с наиболее развитыми странами) трансформации российского социума.

При этом именно понятие «эволюции», по мнению автора, более точно определяет процесс трансформации российского общества в дореформенный период. Исходными положениями эволюции являются стремление к сохранению идентичности и адаптация к внешним условиям (В. Н. Сыров6). Эволюционный процесс основан на способности социальных систем к адаптации к условиям внешней среды путем вариации способов функционирования. Вариации имеют, как правило, случайный характер, и большая часть из них выбраковывается в результате взаимодействия с внешними условиями. Наиболее эффективные стратегии выживания затем закрепляются через нормы морали, законы, социальные институты и т.п.7 В провинции адаптация к изменяющейся ситуации могла происходить и в пассивной форме. В таком случае она выглядела как ожидание возможного обратного изменения, либо как привыкание к изменившимся условиям. И хотя привыкание, в принципе, тоже может рассматриваться как обновление особого рода, его кардинальным отличием будет отсутствие внешней активности.

Методология исследования базировалась на использовании научных принципов познания: историзм, объективность, системность и комплексность. Основополагающим методом изучения проблемы являлся междисциплинарный подход к историческому анализу. Авторский подход строился на сочетании методов и приемов, используемых в социо-исторических, историко-психологических и историко-антропологических исследованиях.

Основным методом в работе является компаративный. Ведущие аспекты повседневной жизни провинциального уральского купечества систематически подвергались сопоставлению – во-первых, в пространственном измерении: между каждой из трех губерний Урала и, по возможности, с другими регионами; во-вторых, во временной протяженности: в начале и в середине XIX в. Это позволило проследить динамику трансформации повседневной жизни уральского купечества в дореформенной России, встроить ее в более длительные процессы общественного развития, выявить внутри- и межрегиональную специфику зафиксированных данных.

Историко-типологический метод был использован для выявления общего в пространственно-единичном (общерегиональных уральских показателей) и стадиально-однородного в непрерывно-временном (основных этапов в развитии сообщества уральских предпринимателей). В качестве интегральных типологических показателей выступили «юридический статус» и «социальный статус» купечества, его «материальное положение», «основные направления деятельности» предпринимателей, как в профессиональной, так и в частной жизни, «семейная структура» купеческой династии.

В большинстве случаев изучение объекта было основано на анализе количественных показателей – квантитативного метода исследований. Статистический анализ позволил строго обосновать выводы и подкрепить их расчетами, но был лишен наглядности и «человеческого  измерения». Справиться с этой проблемой удалось с помощью иллюстративно-описательного метода, играющего вспомогательную, дополняющую роль, сохраняя всю силу и наглядность «живых примеров».

Историко-генетический метод (ретроспективный), также используемый в диссертации, заключался в последовательном проникновении в прошлое уральского купечества с целью выявления причин событий и явлений его повседневной жизни, в частности, изменений в сословно-корпоративной организации местного купеческого сообщества, гильдейском и численном составе купечества Урала, его практической деятельности. Историко-генетический метод применялся также для выявления соотношения субъективного (личностного) и объективных (надличностных) факторов в процессе повседневного существования предпринимателей. Данный научный метод в сочетании с методом реконструкции имел большое значение для выявления различного рода аналогий между предпринимателями XIX и XXI веков, а, следовательно, и для актуализации самого исследования.

В параграфе 1.2. Источниковая база исследования повседневной жизни купечества Урала первой половины XIX века осуществляется анализ основных категорий исторических источников, содержащих сведения по истории купечества уездных городов трех губерний Урала – Вятской, Пермской и Оренбургской первой половины XIX в. В работе были использованы как опубликованные, так и архивные материалы, находящиеся в фондах 9 государственных архивов: Российского государственного исторического архива (РГИА), Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива древних актов (РГАДА), Центрального государственного исторического архива Республики Башкортостан (ЦГИА РБ), Государственного архива Свердловской области (ГАСО), Государственного архива Пермской области (ГАПО), Государственного архива Кировской области (ГАКО), Государственного архива Оренбургской области (ГАОО), Объединенного государственного архива Челябинской области (ОГАЧО), а также в фондах Отдела рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ), Отдела письменных источников Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ) и Кировского областного объединенного историко-архитектурного музея-заповедника.

Своеобразие исследуемых в диссертации проблем обусловило приоритетность таких групп источников, как данные официальной статистики и источники личного происхождения. Во второй четверти XIX в. статистика была полностью вверена Министерству внутренних дел, что обусловило последующий регулярный выпуск статистических работ, в том числе посвященных городскому хозяйству.1 Однако ведущее место среди статистических источников принадлежало «историко-географическим», «историко-статистическим» и «хозяйственным» описаниям.2 Указанный период был также отмечен крупными самостоятельными исследованиями по Уралу.3 Статистическая информация содержалась также в архивных делах фондов центральных и региональных архивохранилищ. Особое место среди документов подобного рода занимают губернаторские отчеты о состоянии Вятской, Пермской и Оренбургской губерний. Подробные сведения о масштабах торговли и производства содержались в таких документах, как «Сведения о фабриках и заводах» и «Сведения о ярмарках». Как правило, сбор и первичная обработка соответствующей информации ложилась на плечи губернских статистических комитетов - специальных отделений канцелярии гражданского губернатора.

Наибольшую ценность среди источников личного характера представляют описания путешествий. В правление Екатерины II впервые были организованы масштабные «академические» экспедиции, давшие колоссальный материал, касающийся хозяйственной жизни и этнографии местного населения Урала и Сибири.1 С конца 1830-х - начала 1840-х годов в числе авторов-путешественников появилось больше ученых - дипломатов, деловых людей, едущих с вполне определенной целью - ясными научными, политическими или хозяйственными задачами. Результатом их экспедиций стали важные в историческом отношении произведения, дающие много сведений (преимущественно этнографического и бытового характера) о народах окраинных частей империи.2 Особо следует отметить труды П. И. Небольсина и К. И. Арсеньева, являвшихся основоположниками российской этнографии и статистики.3 По Уралу также путешествовало большое число деятелей отечественной культуры.4 Ценную информацию содержат также сведения, содержащиеся в источниках, исходящих от официальных лиц – представителей губернской администрации, местных чиновников различных уровней, горного начальства и т.д. Долгое время находясь в атмосфере городской жизни уральской провинции чиновники, как правило, прибывающие в регион из столиц, обращали внимание на специфику повседневной жизни городов Урала, характерные черты облика горожан, их стиль общения, интересы, занятия.5 Близко по смысловому содержанию к указанным источникам стоят и записки (письма) ссыльных, вынужденных долгое время проживать в уральских городах, среди которых встречались и крупные деятели российской культуры.1

Огромное значение среди источников личного происхождения имеют мемуары. Важную роль в мемуарной литературе играют воспоминания государственных деятелей, чиновников, поскольку именно бюрократия определяла и воплощала на практике тенденции социально-экономического развития страны.2 Русская буржуазия свои мемуары стала писать достаточно поздно – во второй половине XIX – начале XX вв., а время, описываемое в этих произведениях, начиналось, как правило, не ранее 1830-40-х гг. В научной литературе мемуары буржуазии XIX в. почти не использовались. Отчасти это было связано с тем, что основная часть наиболее интересных произведений подобного рода оставалась достоянием очень узкого круга читателей. Издавались они «не для продажи», а «для лиц, принадлежащих и близких роду составителя», ничтожными тиражами и представляли сравнительно узкий бытовой интерес.3 Сказанное о мемуарах можно распространить и на другой, близкий к ним, вид источника, хотя и имеющий некоторые специфические отличия. Это - дневники.4 Как и мемуары, дневники отличаются сильным субъективизмом, но в плане хронологической точности показания дневников обычно стоят значительно выше мемуаров.

Еще одну группу опубликованных источников составили нормативно-правовые акты первой половины XIX века, сосредоточенные в Полном собрании законов Российской империи.5 На его основе составлялись сборники законов, непосредственно касающиеся прав и обязанностей российского купечества.6

Опубликованные источники были дополнены архивными материалами, сосредоточенными как в центральных, так и в региональных архивохранилищах. Применительно к теме исследования наибольшую ценность представляли архивные фонды, посвященные конкретным купеческим династиям. В ГАСО среди личных фондов были обнаружены фонды Гавриила Фомича Казанцева (Ф. 1), Полиевкта Ивановича Коробкова (Ф. 96) и Александра Дмитриевича Красильникова (Ф. 97) - заметных представителей предпринимательских кругов Среднего Урала. Интерес представляют также архивные фонды, касающиеся отдельных купеческих предприятий. К таковым можно отнести фонд Общественного банка купца Анфилатова (ГАКО. Ф. 1396) и фонд Торгового дома меховых и мануфактурных товаров М.Е. и Л.Е. Макаровых (ГАКО. Ф. 533).

Ценную информацию для изучения истории уездного купечества уральских губерний содержат материалы делопроизводства центральных органов власти, городских дум и управ, общественных и благотворительных организаций, отложившиеся в фондах центральных и региональных государственных архивов и составившие еще одну группу исторических источников. Учитывая большой массив источников, входящих в группу делопроизводственной документации, мы выделили в её составе несколько подгрупп. Первая касается личного состава городского купечества: это ревизские сказки, купеческие (капитальные) книги и окладные росписи, обывательские книги, прошения (заявления, объявления) купцов о выдаче свидетельств на право торговли, гильдейских свидетельств и паспортов. Вторая группа источников данного вида характеризует имущественное положение купцов и представлена алфавитными книгами домовладельцев и списками владельцев заводов и фабрик. Сюда же может быть отнесена документация частных предприятий и коммерческих банков. Третья группа подобных источников включает в себя дела, связанные с личным составом городских органов самоуправления: формулярные списки, переписку центральных, губернских и уездных учреждений, а также жалобы, поданные купцами в органы местного самоуправления.

Документы юридического происхождения составили еще одну группу используемых в диссертации источников. В эту группу были объединены источники, возникавшие вследствие вступления купцов и членов их семей в различные отношения юридического характера. К документам юридического происхождения относятся завещания и материалы по их утверждению, описи имущества и материалы по его принудительному разделу, судебно-следственные материалы и материалы сиротских судов.

Существенную роль в исследовании играла периодическая печать. Особенность прессы как источника заключается в сложности ее структуры и разнообразии жанров. Газетный материал включал в себя самую различную по происхождению и содержанию информацию: официальные сообщения и законодательные акты, публицистику и письма, хронику и заметки-отчеты, репортажи и интервью, объявления и беллетристику, некрологи и пр. В таком аспекте интерес представляют, прежде всего, «Губернские ведомости», издававшиеся в Оренбурге, Уфе, Вятке, Перми. В «Вятских губернских ведомостях» сотрудничали в годы ссылки А. И. Герцен и М.Е. Салтыков-Щедрин.

В качестве самостоятельных исторических источников были выделены произведения художественной литературы, авторами которых выступили крупнейшие художники слова XIX в.1

В параграфе 1.3. Историография проблемы содержится поэтапный анализ историографической традиции в изучении повседневной жизни провинциальных предпринимателей. В российской исторической науке данное направление в настоящее время находится в стадии своего становления, а избранная тема в специальном монографическом плане ранее не исследовалась. В то же время, отдельные вопросы, касающиеся повседневной жизни уральского купечества дореформенного периода, получили освещение в трудах отечественных историков.

Появление первых материалов о бытовой стороне жизни отечественного купечества относится к пореформенному периоду, чему способствовали произошедшие в результате «Великих реформ» изменения в социально-экономической жизни России, приведшие к росту социального значения отечественной буржуазии. В связи с этим, в досоветской исторической литературе обращение к повседневной жизни российского торгового сословия, как правило, было связано с проблемой его тождества с европейской буржуазией или его сугубой специфичности. Основная часть исследователей сходилась на мысли о кардинальном отличии российского купечества от «либеральной европейской буржуазии», заключающемся, прежде всего, в его лояльности к государству, политической индифферентности и внутрисословной дифференциации. Купечество, по их мнению, обладало «небуржуазным» менталитетом и в своей повседневной жизни мало отличалось от сельских жителей.2

В работах П. А. Берлина3, а также в сочинениях. Г. Балицкого4 и Е. Корша5 затрагивались вопросы повседневности русского купечества. Впервые же эта тема была поднята в так называемых «физиологических очерках», к которым можно отнести сочинения П. Вистенгофа1, Ф. Булгарина2, А. С. Ушакова3, М. И. Пыляева4. В их очерках обозначались группы «старого» и «нового» купечества. Первые были радетелями старины, вторые – приверженцами европейских (дворянско-чиновничьих) традиций в своем повседневном быту. В статье Е. Корша подчеркивалось крестьянское происхождение большей части купцов, а также их приверженность старообрядчеству, в результате чего «внешние формы быта» купечества «устойчиво сохраняли» крестьянские и старообрядческие черты. «Соответственно этим старинным полукрестьянским-полупосадским формам материального быта устанавливалась «духовная культура» и шло образование» купечества. 5

Методологические основы работы с различными видами исторических источников, касающихся проблемы изучения повседневной жизни были впервые изложены в труде Н. Чечулина «Русское провинциальное общество во второй половине XVIII в.».6 По мнению автора, для того, чтобы «правильно изобразить общий, господствующий и отличительный характер эпохи, необходимо придавать наибольшее значение описаниям, а не восклицаниям современников …».7

Непосредственно о купечестве Урала монографических исследований в досоветский период не издавалось. Из работ этого времени нами были позаимствованы лишь отдельные факты и сюжеты, касающиеся либо городской жизни в целом, либо бытописания определенной купеческой фамилии. Объяснялось указанное обстоятельство тем, что во второй половине XIX в. на Урале только начинало складываться краеведческое движение, организовывалась работа Ученых архивных комиссий. Работы данного периода носили, скорее, очерковый, нежели исследовательский характер.

В Пермской губернии изучение региональной истории возглавил крупный общественный деятель, просветитель, знаток Пермского края Д. Д. Смышляев8, а позднее – А. А. Дмитриев. В ряде городов Урала стала складываться своеобразная летописная традиция. Так, например, по Перми летопись велась почти с самого основания города Г. Сапожниковым, Ф. А. Прядильщиковым, А. А. Дмитриевым, В.С. Верхоланцевым.9 В это же время в Екатеринбурге развернул свою деятельность Н. К. Чупин. В Государственном архиве Свердловской области хранится личный фонд Чупина, содержащий ряд рукописей, посвященных истории Пермского края.1 Оренбургской летописью в каком-то смысле является книга П. Н. Столпянского.2 В качестве оренбургских ученых-краеведов можно также назвать Ф. И. Лобысевича3, А. Алекторова4 и К. А. Белавина5. Об Уфе писали Н. А. Гурвич6 и М. М. Сомов7. Вятская история находила свое отражение в работах одного из основателей вятского краеведения - учителя истории Малого народного училища г. Сарапула, титулярного советника А. И. Вештомова8, преподавателя истории и географии Вятской Мариинской гимназии В. П. Юрьева9, учителя истории и литературы той же гимназии А. А. Спицына10.

Таким образом, в течение первого этапа в исследовании российского дореформенного купечества, ограниченного концом XIX в. – серединой 1920-х гг., историки акцентировали свое внимание преимущественно на правовом положении горожан, их взаимодействии с государством. По мнению ученых этого периода, политика протекционизма, применяемая государством в отношении отечественной промышленности и торговли, вызывала тесную зависимость предпринимательских кругов от правительства. Это приводило к слабости и отсталости отечественной торговой буржуазии, отсутствию в ее среде стремления к модернизации условий своей бытовой и профессиональной жизни. Приверженность традициям в купеческой среде была также обусловлена преимущественным пополнением сословия выходцами из крестьянства, а также широким распространением среди российских предпринимателей старообрядческой идеологии. Применительно к Уралу, в досоветский период развития исторической науки исследователи обращались к местному купечеству лишь косвенно, в связи с изучением региона в целом, либо торгово-промышленной политики властей.

Советскую историографию можно условно разделить на несколько этапов. Со второй половины 1920-х и до конца 1940-х гг., изучение исто­рии российской буржуазии практически не велось, что было связано с негативным отношением советской власти к «классовым противникам», к которым относились буржуазия и купечество.

С начала 1950-х гг. исследования истории дореформенного купечества возобновились. Ученые заинтересовались сразу несколькими сюжетами в истории отечественных купцов. Наиболее популярной темой для изучения стала роль купеческого сословия в формировании буржуазного уклада в Российской экономике и степень буржуазности российского дореформенного купечества вообще. Большой вклад в изучение этой проблемы внесли П. А. Хромов, А. Г. Рашин, Г. А. Дихтяр и другие историки.1 В ра­ботах В. Н. Яковцевского, Ф. Я. Полянского, П. Г. Рындзюнского, подчер­кивалось, что в среде купечества в дореформенную эпоху происходили глубокие изменения, затрагивавшие как материальную, так и духовную области его жизни.2 По мнению П. Г. Рындзюнского, в первой половине XIX в. ведущие позиции в предпринимательской среде занимало купечество старого типа, приспособившееся к условиям и порядкам феодальной системы и извлекавшее из них наибольшие для себя выгоды. Ученым были отмечены негативные проявления социальной психологии купцов, например, такие, как стремление нечестными способами наживать прибыль. Причем эти качества также связывались исследователем с условиями экономической деятельности купцов, обусловленными господством феодальных отношений.

Другие авторы подчеркивали, что в первой половине XIX в. «на первый план выступали еще традиционные черты старого купеческого быта большой замкнутости, обособленности, невысокой общей культуры и пронизывавшего все людские отношения, в том числе и взаимоотношения лиц семейного круга, узкого скопидомства».3 Несмотря на то, что город, по сравнению с деревней, являлся местом более оживленным, «внутриусадебный семейный быт горожан очень долгое время оставался весьма замкнутым».4 Отмечалось, что «у массы мелких и средних предпринимателей-торговцев производственный быт был во многом схож с укладом, господствовавшим среди ремесленников».5 В основной своей массе дореформенное купечество «было далеко как от науки вообще, так и от торговой науки в частности».6 С другой стороны, появились высказывания и о том, что части купечества все же были свойственны «уверенность в своих правах на имущество, на свои занятия, сознание их общественной пользы, твердость, чувство собственного достоинства, отсутствие самоуничижения».7 Указывая на это, авторы подчеркивали, что «изживание домостроевских традиций в среде буржуазии происходило крайне медленно, но оно совершалось неуклонно под влиянием закономерного развития капиталистической промышленности и торговли».8

В отношении изучения купеческого населения Урала можно констатировать их недостаточное внимание к этому сословию дореформенной России. Самостоятельных работ, посвященных уральским предпринимателям, опубликовано не было. Отдельные сюжеты, связанные с профессиональной деятельностью и повседневным бытом уральских торговцев, встречались в комплексных исторических исследованиях региона1, публикациях, касающихся экономического потенциала Урала, процесса становления и развития местных городов.2 Их авторы отмечали, что развитие «городской жизни на Урале шло значительно медленнее, чем в целом по европейской России»3, что, в свою очередь, обусловливало «крайне низкий» процент городского населения и относительную слабость местного купечества. В начале XIX в. большая часть уральского купечества не занималась «крупным «купеческим» предпринимательством, а «пропитывалась от услуг», сочетала ремесло с мелочной переторжкой, занималось даже «черными работами». Однако ко второй четверти столетия «уже почти все купечество Урала было занято в крупной торговле, питейных откупах, подрядах и поставках, крупном промышленном предпринимательстве».4 С другой стороны, в отношении городов Оренбургской губернии констатировалось, что в первой половине XIX в. они «в значительной степени сохранили характер военно-административных центров» и «не превратились в полном смысле этого слова в торгово-ремесленные центры».5

Следовательно, можно говорить о том, что в 1950-1980-х гг. в отечественной исторической литературе сложились достаточно противоречивые мнения о российском дореформенном купечестве. Основной являлась концепция о принципиальном сходстве развития торговой буржуазии в России и европейских странах. В отношении тенденций развития отечественного предпринимательства, позиции авторов колебались от признания дореформенного купечества важным фактором экономического и общественно-политического развития страны до отрицания за этим сословием какой-либо значительной роли в социально-экономической жизни России. Историческая наука на данном этапе выдвинула для исследователей двуединую задачу – показать традиционные черты в облике купечества и выделить то новое, что неуклонно формировалось в этой среде «под влиянием закономерного развития капиталистической промышленности и торговли». Идеологическое осуждение предпринимательства приводило к тому, что в научной литературе советского периода подчеркивались именно негативные черты отечественного купечества – эгоизм, стяжательство, алчность, грубость и т.д., и, как правило, не замечалась их конструктивная деятельность как организаторской и производительной силы общества.

В постсоветской (современной) исторической литературе (1990-е гг. – начало XXI в.) широкое распространение получила концепция модернизации, в рамках которой преимущественно и рассматривалась история русского города и русского купечества. Приверженцы модели парциальной (частичной) модернизации акцентировали внимание на длительности перехода от традиционности к современности, на симбиозе традиционных и модернистских элементов, на возможности «застревания» некоторых обществ на стадии «частичной» модернизации.1 При этом деятельность населения в такой период основывалась преимущественно на ценностях, характерных для традиционного общества. Господствующие в традиционном обществе мораль и религиозные вероучения рассматривали стяжание богатства как предосудительное деяние, что определяло невысокий социальный статус предпринимательских сословий и сдерживало развитие предпринимательства.2 Свою роль в усложнении социально-экономического состояния купечества сыграли и «привязанность населения к общинам и посадам, тормозящая их горизонтальную мобильность»3, и «уход монархии от прямого участия в хозяйственной деятельности».4 Одновременно «наблюдался процесс пошаговой утраты самодержавием роли «проводника модернизации», а осуществляемый «сверху» модернизационный процесс вел не к стабилизации, а к нарастанию конфликтности во всех сферах жизнедеятельности и жизнеобеспечения, к обострению противостояния между властными и общественными структурами».5

Проблема формирования буржуазии в России в ряде исследований оказалась связана с процессом консолидации верхних слоев торгово-промышленного населения в единое сословие. Одни авторы, например, Н. В. Козлова утверждали, что составной частью процесса консолидации купечества явилось складывание общих черт «самосознания купечества, проявлявшихся через присущие ему идеи, мысли, стремления, образ жизни и поведения, систему ценностей».6 Другие полагали, что именно этих «общих черт» и не хватает русскому купечеству, чтобы признать его сословием не только в юридическом смысле.7 По мнению А. С. Ахиезера, со времен Екатерины II степень свободы купечества постепенно возрастала, росла его правовая защищенность, повышался его социальный статус. «Однако никакой субъектной самостоятельности и независимости от власти купечество при этом не приобретало, реально влиять на развитие страны не могло, да и потребности такой не испытывало. Собственного представления об общегосударственных интересах в его среде не складывалось, культуры, альтернативной патриархально-самодержавной, не формировалось, а европейские либеральные веяния вместе с европейской образованностью стали проникать в нее лишь во второй половине XIX века».1

Начиная с середины 1990-х гг. ученые все чаще обращались к проблеме менталитета (субкультуры) купечества, используя в своих работах методы смежных наук - психологии, культурологии, социологии.2 Важным этапом в эволюции данного направления исследований стало образование в 1997 г. в С.-Петербурге Международной Ассоциации исторической психологии под руководством С. Н. Полторака. Работы авторов, входящих в названную Ассоциацию, предлагали использовать именно психологический подход при создании новых концепций отечественной истории. В их публикациях, посвященных купеческому сословию, основное внимание уделялось его мировоззрению, анализу его культурного уровня, быта, поведения, ментальности.3 Новым направлением научных изысканий стало изучение конфессиональных оснований предпринимательской деятельности, формирование под влиянием различных религиозных учений профессиональной этики предпринимателей, осуществляемое в трудах М. В. Брянцева4, В. В. Керова5, А. И. Куприянова1, Г. Г. Корноуховой2 и др.

Именно в постсоветский период было начато детальное научное изучение уральского купечества, причем авангардную роль в этом процессе заняли исследователи Среднего Урала. Были изданы монографии, посвященные городскому населению Урала3, местному купеческому сословию в целом4, а также отдельным купеческим династиям региона5. В особую группу можно объединить исследования, посвященные истории органов городского самоуправления, в которых главную роль в дореформенный период играло именно купечество.6 Появились труды, посвященные социокультурному облику купечества конкретных местностей Урала7, новые работы, касающиеся профессиональной деятельности уральских предпринимателей.8 В указанных трудах подчеркивалось противоречивая сущность российского, в том числе и регионального, дореформенного купечества, «переплетение» в его жизни «различных форм деятельности, свойственных как феодальным, так и складывающимся буржуазным отношениям».1

В целом можно констатировать, что современное состояние методологии научных исторических исследований, возможность использовать широкий комплекс исторических источников различного характера, а также длительный период разработки истории отечественного и уральского, в частности, предпринимательства позволяет выйти на качественно новый уровень анализа жизни и деятельности уральского купечества.