Потапова Татьяна – Космос говорит голосами экипажа подлодки «Курск»

Вид материалаПоэма
Вспоминает ветеран войны
После обучения меня направили вот на эту самую подводную лодку Л– 3. И где бы нас ни учили, нам всегда говорили, на что именно н
Казалось бы – всё в порядке. Но я, как командир отделения, стал готовить эти инерционные ударники и обратил внимание на то, чему
Обнаружив это, я тут же прекратил сборку и, как положено, доложил об этом по команде.
Но прежде, чем меня пригласить, к нему были доставлены эти инерционные ударники.
А рядом – двенадцать принятых торпед. А у пирса, кроме нашей подводной лодки, стоят другие. Кроме того, недалеко плавбаза.
После разговора с адмиралом нам заменили эти инерционные ударники, и мы по приказу командования вышли в море.
Странная реакция
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   41

ВСПОМИНАЕТ ВЕТЕРАН ВОЙНЫ


Но я продолжаю экскурс во 2000 год, когда рана от совершившейся трагедии в Баренцевом море так невыносимо горит в сердце всей России…

Август двухтысячного. Бегу по улице Ленина. Встречаю, – понимаю, что это не случайно, – известного в городе ветерана Великой Отечественной войны Николая Александровича Гардинова.

Помню, что он в те годы служил в Морском Флоте, на Севере. Здороваемся. Быстрый обмен впечатлениями о дебатах, идущих на радио и по телевидению по поводу причин гибели «Курска».

Николай Александрович понимает всё с полуслова. Имеет своё мнение по поводу причины взрывов на подлодке. Обещает кратко написать, что произошло однажды во время его службы в Морфлоте. Через несколько дней в редакции городского радиовещания, где я работаю, уже читаю заметку, написанную почерком Николая Александровича Гардинова. Он пишет:

«Я, как бывший подводник, служивший на Гвардейской подводной лодке Л–3, которая находилась в гавани города Лиепая, (в Латвии), по специальности торпедиста, очень взволнован трагедией, происшедшей на подводной лодке «Курск». Трудно утверждать точно, в чём причины случившейся катастрофы. Но я задаюсь вопросом: почему первый взрыв произошёл именно в первом отсеке подводной лодки и оказался настолько мощным, что был зафиксирован даже в других странах?

Я это грозное оружие, с которым имеют дело подводные лодки, изучал в двух учебных заведениях. Я служил в минно-торпедной партии Северного Флота. А когда потребовались торпедисты на Балтику, меня направили в Ленинград для подготовки, служить на подводных лодках.

После обучения меня направили вот на эту самую подводную лодку Л– 3. И где бы нас ни учили, нам всегда говорили, на что именно нужно обращать внимание.

Служба в Лиепае шла своим чередом. Но в один «прекрасный» день нам объявили готовность номер 1 с выходом в море. На борт подводной лодки приняли двенадцать торпед: шесть в торпедные аппараты и шесть в первый отсек. Кроме этого – двенадцать комплектов инерционных ударников – в штатных ящиках с пломбами (!)

Казалось бы – всё в порядке. Но я, как командир отделения, стал готовить эти инерционные ударники и обратил внимание на то, чему нас учили.

Оказалось, что инерционные ударники были преждевременно приведены в боевое положение (!).

Обнаружив это, я тут же прекратил сборку и, как положено, доложил об этом по команде.

Этот случай дошёл до командира бригады подводных лодок контр-адмирала Орла. И я был приглашён к адмиралу на плавбазу, где находился штаб.

Но прежде, чем меня пригласить, к нему были доставлены эти инерционные ударники.

«По Вашему приказанию прибыл», – доложил я, явившись к адмиралу. «Садись, – сказал адмирал, – и рассказывай, в чём дело». Я рассказал, по каким причинам прекратил собирать инерционные ударники и убедительно доказал, что при таком состоянии ударников, когда они преждевременно приведены в боевое положение, прямо в моих руках во время сборки может произойти взрыв.

А рядом – двенадцать принятых торпед. А у пирса, кроме нашей подводной лодки, стоят другие. Кроме того, недалеко плавбаза.

После нашего разговора адмирал поблагодарил меня за службу. Я вышел из каюты и пошёл на свою подводную лодку.

После разговора с адмиралом нам заменили эти инерционные ударники, и мы по приказу командования вышли в море.

Прошло много лет, но этот случай до сего времени остался у меня в памяти».

Так закончил свой рассказ бывший подводник, моряк Балтийского Флота, участник Великой Отечественной войны Николай Александрович Гардинов.

СТРАННАЯ РЕАКЦИЯ


И этот материал пошёл в ход во время подготовки к очередному выпуску моей радиопрограммы «Литературный альбом России».

Программы моего «Альбома» в августе и сентябре 2000 были заполнены информацией о «Курске». А заметка Н. А. Гардинова намекала на причину взрывов, происшедших на подлодке «Курск».

И очередной выпуск «Альбома», где «кто-то» посмел сделать предположение о возможной причине гибели «Курска», был встречен негодованием в определённых кругах, от которых всегда зависит: имеем ли мы право знать правду в подобных случаях.

На страницах печати и на Московском радио продолжались дебаты о причинах трагедии, когда уже многим было ясно, что моряки после взрывов погибли почти мгновенно. Многие поняли, что чиновники что-то скрывают. Можно было предположить, что по чьей – то преступной халатности допущена чудовищная оплошность, связанная с состоянием погружённых на подлодку торпед.

Мне же, (частный случай), руководством ТРК от имени распорядителей «высшего ранга» было категорически запрещено в своих радиопрограммах говорить что-либо, касающееся намёков и предположений о причинах гибели «Курска».

К кому же теперь обращаться бедному Ивану за сочувствием?

У кого, как не у Самого Бога, искать вразумительного объяснения, что же происходит у нас в России?

Почему возникают такие страшные ситуации?

Почему требуются такие чудовищные жертвы?

Кто виноват? Вечный русский вопрос, вопрос исторический, с большой седой бородой, которым задавался ещё Александр Иванович Герцен. Кто виноват во всех наших бедах? Не в наших ли головах и в душах причины всех зол?