Geum.ru

Тецтв чернігівська спілка перекладачів філософія етнокультури та наукові стратегії збереження національної єдності україни збірник наукових статей Чернігів 2007

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   31

МИР В ПОЛЕ НАПРЯЖЕНИЯ МЕЖДУ ТЕНДЕНЦИЕЙ ГЛОБАЛИЗАЦИИ РАЦИОНАЛЬНОЙ ЕВРО-АМЕРИКАНСКОЙ КУЛЬТУРЫ/ЦИВИЛИЗАЦИИ
И СТРЕМЛЕНИЕМ К РЕГИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ 1



«Судьба культуры теснейшим образом связана в наших головах с судьбой СССР. Мы будем бороться за него» 2. Так говорил в 1937 году французский писатель Андре Жид в своей речи на Красной площади по смерти Горького. И далее: «То, о чем мы мечтали, на что мы едва ли смели надеяться, но к чему стремились всеми нашими силами, там это свершалось. Стало быть, имелась часть земли, где утопия намеревалась стать реальностью» 3.

Если бы эта борьба, о которой говорил Жид, была успешной, если бы свершилась та судьба России, которой хотели и ожидали он и многие западные левые интеллектуалы и коммунисты вплоть до буржуазно-студенческих неомарксистов 60–70-х годов прошлого столетия 4, то нам сегодня, пожалуй, не приходилось бы беспокоиться по поводу диалога культур. У нас была бы единственная мирная социалистическая мировая культура. Но судьба культуры, западной культуры 5, если говорить здесь в единственном числе, не была связана с судьбой СССР. Евро-американская культура пошла своим собственным путем, и в конце-концов СССР сам разделился, социалистическая историческая метафизика рухнула. На ее обломках в России вновь поднялась древняя русская православная трансцендентная метафизика, смешанная с новыми или старыми коммунистическими и прирожденными национальными, патриотическими тонами; тогда как для другой части России капитализм, – некогда заклятый враг Советского Союза, инверсия надежд Жида и всех западных левых, стал утопией социализма 6. То, что СССР «перестройкой» лишал часть Запада ее надежды, обращенной на Восток, и предавал вместе с тем ее самое святое 7, ему, пожалуй, было невдомек.

Впрочем, заслуживают внимания разные надежды, обращенные в разные стороны света и характеризующие как прошлое столетие, так и только что начавшееся: надежды лево-интеллектуального Запада на Восток и посткоммунистического Востока на Запад (а также давние надежды Юга на Север 8), на особенное взаимоотношение ввиду их различных функций 9. На другом месте стоят препятствующие этим надеждам страхи и опасения 10.

Похоже на то, что сегодня для Востока культурный вопрос стоит – еще/снова – иначе, чем для Запада. Вы, на Востоке, можете смотреть на себя с сомнением в своей культуре ввиду крушения социалистической исторической метафизики 15 лет назад и пребывать еще в поисках старой/новой культурной идентичности – не случайно вы занимаетесь в университетах культурологией. Между тем, мы на Западе считаем себя скорее удостоверенными в нашей культуре упадком социализма, если понимать западную культуру преимущественно как индивидуалистическую–демократическую–капиталистическую и следовать словам Фрэнсиса Фукуямы 11, который видел в либеральной демократии конец истории как завершение идеологической борьбы. Я говорю, «похоже на то», поскольку изнутри наша культура тоже сомнительна для многих из нас на Западе, а причины, которые когда-то позволяли левым интеллектуалам и многим другим с надеждой смотреть на Восток, по-прежнему существуют, не были погребены ходом истории. Разве что нет больше на этой земле такого направления, такого географического горизонта, куда можно было бы смотреть с надеждой. Таким образом, остается только как бы взгляд вверх, в небеса. Кто бы отважился предсказывать 15 лет назад, что в 2006 году Путин, один из преемников Сталина, во время пасхальных торжеств православной церкви в Москве выстоит два часа в темном костюме конфирманда с двумя красными свечами в руках и метафизически несколько заскучавшим выражением лица подле патриарха Алексия ІІ!

Из-за процесса глобализации, который берет свое начало в Просвещении и в нарушении метафизической идентичности современного человека 12, по существу разные, исторически контингентные культуры все более разбавляются, становятся проницаемыми. И там, где они еще сохраняются в более или менее исправном виде в определенных географических местах 13, их искусственно поддерживают (таковыми все больше становятся японцы, русские и китайцы) отчасти с целью заманивания западных туристов экзотикой.

Повсюду имеется некий культурный эклектизм 14, ставший возможным благодаря удалению метафизических (религиозных, идеологических) шлаков культур, и, соответственно, флуктуирующая культурная идентичность. С другой стороны, некоторые региональные культуры, в противовес тенденции унификации, сублимируются в направлении к национальным культурам, чтобы придать представителям этих культур национальную идентичность СМЫСЛА, причем НАЦИЯ играет квазиметафизическую роль. Пример: баски и каталонцы в Испании.

В остальном, однако, во всем мире господствует неудержимо распространяющаяся капиталистическая культура производства и потребителя, ориентированная на антропологию потребностей, которая дает также парадигму таким когда-то идеологически стреноженным странам, как Китай. Эта культура потребителя, если продолжить метафору, смотрит не на Восток, не на Запад, не говоря уже о небесах, а на свой собственный живот. Но все было бы не так уж плохо, если бы – ввиду, прежде всего, демографического взрыва так называемых развивающихся стран – не было границ. Ведь социализация материального счастья, как его понимает Запад, невозможна во всем мире и экологически неприемлема на длительный срок. Маркс, если не вдаваться в подробности, уловил антропологическую суть этой проблематики, говоря: животному желанно то, что ему нужно, а человеку нужно то, что ему желанно. Но не следует ли спросить себя ввиду социально и экологически недопустимого всеобщего взрыва желания: что делает человека все более желающим нуждаться в желании?

В ближайшее время все это еще было бы терпимо, если бы – о чем не упомянуто в моем заголовке – не нарушитель спокойствия и надоеда: фундаменталистский ислам. Наряду с продолжительным конфликтом Израиля и Палестины, где воинственно противостоят на ограниченном пространстве два фундаментализма, исламский фундаментализм от имени Аллаха угрожает западной цивилизации, как некогда универсальная римская католическая церковь сражалась 15 в средневековье со своими религиозными врагами во имя христианского Бога. Угрожает не мечами, как написано в Коране, а оружием 16, которое происходит от целерационального гения Запада и твердости духа, проистекающей из собственного метафизического пренебрежения жизнью: «Вы любите жизнь, мы – смерть» 17. В своей борьбе против западного потребительского материализма и распространяющегося во всем мире произвольного этоса 18 ислам имеет в лице папы Бенедикта XVІ по меньшей мере сочувствующего. Ведь того, кто говорит о «диктатуре релятивизма», как Бенедикт XVІ в своей первой энциклике, недолго заподозрить в моральном абсолютизме, и отсюда часто всего лишь маленький шажок сначала к психическому, а затем и к физическому террору. Во имя единственно верной ИСТИНЫ, они провозглашают что бы то ни было: христианскую, исламскую, еврейскую и даже демократическую ИСТИНУ (Буш) 19. Вообще возникает вопрос, доросли ли мы, люди, в нравственном отношении до нашей инструментально-технологической мощи разрушения 20. Надежда философа Хайдеггера на то, что если где-то растет опасность, там близко и спасение, велит, поскольку спасение у него должно приходить от проясняющегося Бытия, возлагать надежду на то, что не есть, а именно на Бытие 21. Вместо чего мы принимаем под свою ответственность самого человека.


Перевод с немецкого: А. Б. Демидов


М.М. Кисельов,
д. ф. н., проф., провідний науковий співробітник
відділу філософських питань природознавства та екології
Інституту філософії ім. Г.С. Сковороди НАН України