Geum.ru

И. И. Ипатов Воспоминания военного геодезиста

Вид материалаДокументы

Содержание


III-2. Полевые работы на Дальнем Востоке
III-3. Полевые работы в Забайкалье
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

III-2. Полевые работы на Дальнем Востоке

После прибытия из отпуска я принял участие в планировании полевых работ следующего сезона. Мы составляли предварительный проект развития геодезических сетей на выделенных нам участках, определяли высоты знаков, которые нужно построить на каждом из пунктов сети, подсчитывали объем работ, проверяли и исследовали геодезические инструменты.

В конце апреля 1950 г. отряд эшелоном выехал в район работ. Штаб отряда планировалось разместить в поселке Ванино, недалеко от Советской Гавани. Отряду было дано задание сгустить геодезическую сеть по западному побережью Японского моря от Советской Гавани до г. Терней.

В Комсомольске на другой берег Амура мы переправлялись на железнодорожном пароме. Вагоны на одной стороне Амура по рельсам загоняли на паром, а на другом берегу Амура с парома сразу ставили на железнодорожный путь.

В Ванино мы несколько дней ждали погрузки на корабли. Людей и имущество погрузили на пароход, а автомашины и лошадей разместили на специальном катере с откидным передним бортом (танковозе). Впервые я плыл по морю. Погода была хорошая, тихо, солнечно. Высаживали на берег не по отделениям, а по командам, там, где каждой команде было удобно начинать работу. Начальника нашего отделения высадили в пос. Нельма, а нас с Рехмуновым Евгением Сергеевичем – в пос. Самарга. Поселок Самарга располагался на моем участке, а у Рехмунова на участке населенных пунктов вообще не было, поэтому он разместился вместе со мной. Севернее нас был участок капитана Арефьева А.С., а южнее – старшего лейтенанта Максимова Н.П. В поселке Самарга для размещения солдат нам выделили пустующий дом. Во дворе разместили и лошадей. Мы с Рехмуновым сняли комнату у председателя колхоза.

В районе работ на бричках можно было ездить только в пределах поселка Самарга, а далее до геодезических пунктов добраться можно на лошадях с вьюком или пешком.

Еще с борта корабля мы с Рехмуновым заметили, что на наших участках много горелого леса, что значительно сократит постройку высоких геодезических знаков.

Мне на своем участке необходимо было сгустить геодезическую сеть 3 и 4 классов, определить несколько (сколько не помню точно, но много) пунктов. Кроме того, геометрическим нивелированием привязать по высоте все пункты, к которым можно проложить нивелирный ход. Исходными данными для нивелирования принять средний уровень моря. Для определения среднего уровня моря необходимо было выполнить специальные работы в трех точках.

В поселке Адеми имелся стационарный водомерный пункт, где проводились измерения уровня моря уже много лет. Мы, используя их водомерное устройство, провели свои наблюдения в течение 7 дней. Результаты наших определений совпали со средним значением многолетних стационарных измерений. В других двух местах для определения среднего значения уровня моря мы строили специальные фудштоки. Был сколочен деревянный сруб 2х2 метра в диаметре и 2 метра высотой. Этот сруб был установлен метрах в пяти от берега, наполнен камнями. К нему была прибита рейка, по которой и производились отсчеты через каждые 2 часа. Для удобства работ с берега к срубу была перекинута лестница. Наблюдения продолжались 7 дней. Среднее значение уровня моря было передано на закрепленный на берегу бетонный центр. На одном из фудштоков через 2 дня работы пришлось прекратить из-за сильного ветра. А утром мы обнаружили наш сруб вместе с камнями на берегу метрах в 15 от моря. Вот какова сила бушующего шторма. После прекращения шторма все пришлось начинать заново.

На базе в Самарге мы с Рехмуновым жили мало. Выезжали из поселка на работу на 7-10 дней, а иногда и более. Приезжали и отдыхали 2-3 дня, потом снова выезд. На моем участке были две речки Самарга и Единка. При впадении в море они были довольно широкими и глубокими. Первый раз при переправе через реку Единка едва не утонула лошадь, ее понесло в море. Один из солдат, бывший сплавщик леса на Енисее, бросился в воду, взял лошадь за повод и помог лошади выбраться на берег уже далеко от впадения в море реки. Вблизи устья рек мы больше не переправлялись. Поднимались немного вверх от устья реки и там переправлялись.

Исходные геодезические пункты 2 класса располагались на хребте Сихотэ-Алинь, а определяемые – на отрогах хребта Сихотэ-Алинь, спускающихся к морю. Ко многим геодезическим пунктам трудно было добраться и с вьюком. Приходилось все имущество, необходимое для работ на пункте (инструменты, цемент для центров, строительные принадлежности и др.) поднимать на себе, спускаясь и поднимаясь несколько раз. В этом году мне не пришлось строить высоких знаков, так как на участке было много старых пожарищ, и крупный лес не успел вырасти. Часто вместо постройки высокого знака мы прорубали на вершине горки, где располагался пункт, просеки, обеспечивающие открытие видимости с земли на все окружающие пункты.

Лошадей, во время работы на пункте, приходилось оставлять внизу под горкой под присмотром одного из солдат. Там мы и спали в палатках. Иногда приходилось ночевать на вершине и спать на плащ-палатке прямо на земле.

Один раз, вернувшись к палаткам после работы, мы обнаружили только одну привязанную лошадь, солдата и двух других лошадей не было. Через несколько часов солдат вернулся, лошадей не нашел. Пришлось прекратить работы на данном пункте. На оставшейся лошади с трудом переправили имущество в ближайший сарай (зимник), построенный видимо охотниками у подножья этой горы.

Шесть дней мы искали лошадей. Сначала искали там, где они пропали, а потом и дальше в радиусе до 50 километров, выпросив у Арефьева еще одну лошадь. Рехмунов в это время был на пунктах. На седьмой день, наняв проводника с собакой, мы решили начать поиски с места, где пропали лошади. Прибыв туда, мы обнаружили лошадей около того места, где раньше стояли наши палатки, т.е. откуда они и ушли, где раньше их кормили овсом. Во время выполнения работ в тот год было и еще ряд серьезных ситуаций. Один раз при спуске с горы я сорвался с камней и упал метра на три вниз, сильно разбив руку. В другой раз при подъеме на небольшую горку сорвалась лошадь, но удачно упала, чуть разбив колено.

Редко на базе мы встречались с Рехнуновым, то он в поле, то я в поле. У Женьки летом был день рождения, мы решили отметить его, пригласили соседей по участкам (Арефьева А.С. и Максимова Н.П.). Отдохнули хорошо.

В поселке было два колхоза (полеводческий и рыболовецкий). Рыбаки уезжали обычно на несколько дней. В те дни, когда они возвращались в поселок, мы не разрешали солдатам ходить в клуб и не ходили сами, так как было много пьяных. Хотя с рыбаками у нас были хорошие отношения. Когда рыбаки вытаскивали невод с хорошей добычей, то они часто звали на помощь солдат, каждому из которых давали за помощь по большой рыбине.

Технических трудностей при выполнении специальных работ у нас с Рехмуновым не было, помощь начальника не требовалась, продукты пока были. У меня в команде был сержант, которому было дано задание выполнить нивелирование 4 класса, но он не смог справиться с этой работой, никак не мог уложиться в допуски по точности измерений. Мне пришлось всю эту работу переделывать самому.

В этот полевой сезон начальник отделения был у нас два раза. Первый раз он приехал в тот день, когда мы нашли лошадей. Проверил ход работы, посмотрел материалы полевых измерений, побеседовал с солдатами, пробыл у меня два дня, пока не приехал Рехмунов. А на следующий день я уехал на работу, он остался с Рехмуновым. При необходимости с начальником отделения мы могли связаться по местному телефону, но пока такой необходимости не было.

Второй раз начальник отделения приехал вместе с начальником штаба отряда (майор Белик Николай Иванович) и с замполитом. Они ехали к нам катером от моего соседа Максимова Н.П. и попали в шторм (довольно сильный). Пока они были у нас, все шутили, кто хуже перенес качку. Я с ними был три дня, пока не приехал Рехмунов. Затем я уехал на работу, а Рехмунов остался с ними. Серьезных замечаний нам при проверках не было. Работа выполнялась успешно, а на базе был порядок, который, конечно, всегда можно покритиковать.

К назначенному сроку мы с Рехмуновым закончили все полевые работы, проверили друг у друга журналы "во вторую руку", стали ждать прибытия транспорта. В это время в тайге начался пожар, который приближался к поселку. Мы с солдатами участвовали в тушении пожара. Некоторые из наружных знаков, построенных нами на геодезических пунктах, сгорели во время пожара. К нам претензий в организации пожара местные власти не предъявляли, так как в это время мы уже н работали в тайге.

Осенью в том районе бывают сильные ветры, иногда отменяют занятия в школе. Закрытой бухты в Самарге не было, а прямо к берегу (как это было весной) в сильный ветер корабли не могли причалить.

Геодезическое отделение, работавшее южнее нашего, а также команду Максимова Н.П. из нашего отделения, сняли и перевезли в штаб отряда. Были перевезены в штаб отряда и геодезические отделения, работавшие севернее нашего отделения. Мы с Рехмуновым, Арефьев (наш сосед с севера) и наш начальник отделения Ильин Л.Г. остались на берегу ждать, когда успокоится море. Вот теперь пригодилась гражданская телефонная связь Самарги с Нельмой. Связаться по телефону с начальником отделения было сложно, так как Нельма, где был начальник отделения, расположена в Хабаровском крае, а Самарга, где были мы, расположена в Приморском крае. Расстояние же по прямой было порядка 30 км. Все же разговоры по телефону иногда состоялись. При первом же разговоре нам было приказано перевезти в Самаргу Арефьева с командой. С трудом, но команду Арефьева с имуществом на лошадях по берегу перевезли к нам в Самаргу.

Продукты кончились, овса для лошадей тоже не осталось. Нам пришлось зарабатывать деньги, выполняя на лошадях в поселке кое-какие работы, а также помогая рыбакам. Лошадей пришлось пасти на колхозном пастбище.

На одном из переговоров по телефону с начальником отделения было приказано мне и Арефьеву А.С. со всеми материалами полевых работ прибыть в Нельму на рыбацком катере без груза и солдат. Рехмунов оставался в Самарге с солдатами, имуществом трех команд и с лошадьми. С трудом, но все же мы с Арефьевым прибыли в Нельму к начальнику отделения. Через несколько дней на небольшом военном катере Арефьева со всеми материалами полевых работ отделения удалось отправить в штаб отряда в пос. Ванино. Я остался с начальником отделения в Нельме. И опять ожидание транспорта.

Пока Арефьев был в Нельме, он несколько раз брал меня на охоту на белок. Правда, из меня охотник не получился, я ничего не убил, но очень хорошо отдохнул.

У начальника отделения со штабом отряда была связь постоянная. Женьке Рехмунову в Самаргу мы иногда звонили по телефону. На одном из сеансов связи с начальника отделения со штабом отряда мы узнали, что отряд отбыл в Иркутск, в поселке Ванино остался начальник штаба Белик Н.И. и еще один офицер (лейтенант Тагаев). Погода не улучшилась. Мы ежедневно ходили на берег, ожидая прибытия транспорта. Один раз я услышал гудки, сел на рыбацкий катер и подъехал к стоявшему далеко от берега кораблю и танковозу. Корабль не мог зайти в бухту, для него было мелко, а у танковоза не работал один мотор, его тащили на буксире. Правда, один мотор у него работал, но зайти в бухту на одном моторе танковоз не мог.

Было дано предложение начальнику отделения разобрать автомашину и на рыбацких катерах перевезти все имущество, лошадей и людей, погрузить на танковоз. А пока было принято решение снять из Самарги Рехмунова со всем имуществом и лошадьми, а затем на обратном пути заехать в Нельму и забрать имущество начальника отделения. Я отпросился у начальника отделения поехать в Самаргу, так как мои солдаты и все имущество моей команды было там (даже многие личные вещи). Начальник согласился с моей просьбой. Мы спешили, поэтому спальный мешок и другие вещи я оставил, надеясь забрать их, когда вернемся в Нельму.

Была сравнительно тихая погода, ветер не очень сильный, солнечно. Танковоз на одном моторе причалил к берегу, началась погрузка имущества и лошадей (хорошо, что все лошади в этот день были на месте).

Корабль тоже причалил к берегу (вернее встал недалеко от берега). Пока грузили имущество, а команда корабля закупала гусей в поселке, погода изменилась, начался ветер.

В Нельму за начальником отделения зайти не смогли, прибыли прямо в Ванино. Здесь мы с начальником штаба встретили праздник 7 ноября, а начальник отделения все еще был в Нельме. Время шло, а танковоз никак не могли отремонтировать. Через несколько дней начальник отделения со всем имуществом сам прибыл в Ванино. Ему удалось уговорить командование одного из военных кораблей, который заходил в Нельму, забрать его и отвезти в Ванино.

Как только прибыл начальник отделения в Ванино, начальник штаба и лейтенант Тагаев уехали в Комсомольск. Не знаю, как они переправились через Амур, вернее всего пешком по льду. У нас же осталось около 20 лошадей и более 20 солдат. Сена для лошадей не было, был только овес. Почти ежедневно мы с Ильиным ездили по округе менять овес на сено, так как на одном овсе лошади не могли жить. Продуктов для солдат было достаточно. Мы все ждали, когда можно будет переправляться через Амур на повозках и на машинах. Первого декабря мы погрузились в вагоны и поехали. На правом берегу Амура на станции Пивань мы выгрузились прямо в снег, поставили палатки, организовали охрану имущества. Был сильный мороз (около 40°).

Начальник отделения с Рехмуновым на легковой машине поехали в Комсомольск (на другой берег Амура) оформлять вагоны для переезда в Иркутск. К этому времени легковым автомашинам был разрешен проезд через Амур, а тяжелые автомашины на лед не пускали. Ильин с Рехмуновым оформили документы на вагоны, и на следующий день мы начали на повозках и на нашей полуторке перевозить груз и загружать прямо в вагоны. Работа двигалась медленно. Тогда Ильин поехал в Комсомольск в автобат и договорился о помощи. Нас быстро перевезли на нескольких полуторках.

Путь в Иркутск был тяжелый. Вагоны перецеплялись от одного эшелона к другому, пока не прицепили к поезду, идущему до Иркутска. Сена для лошадей не было, овес был.

16 декабря 1950 г. мы прибыли в Иркутск. Лошадей выгружали из вагонов на веревках, но в пути не погибла ни одна лошадь.

В этом году я не поступил в академию, так как отборочные экзамены в округе состоялись в октябре-ноябре. В январе 1951 года я во время отпуска снова поехал на родину, опять на поезде с двумя пересадками.

После возвращения из отпусков зимой 1951 года у офицеров отряда была командирская подготовка – занятия по специальности, политзанятия, строевая, огневая и физическая подготовки. На лыжном кроссе я уложился в нормы третьего разряда и получил удостоверение. Одновременно с командирской подготовкой проводились работы по планированию мероприятий следующего полевого сезона.

В январе 1951 года мой сосед по койке Гринь А.П. женился и снял другую квартиру. Ко мне переехал Рехмунов Е.С.

В самом Иркутске я находился всего несколько месяцев (по 2-3 месяца зимами 1949-1950г.г., 1950-1951г.г., 1951-1952г.г.). Небольшой компанией ходили в театры, кино, на танцы. Летом Иркутск я видел только в августе 1952г., когда приехал после сдачи экзаменов в академию забрать жену.


III-3. Полевые работы в Забайкалье

В летний сезон 1951 года наш отряд выполнял геодезические работы в Забайкалье по отрогам хребта Хамар-Дабан. Каждое отделение выезжало на работы самостоятельно. База нашего геодезического отделения была в г. Кабанске, недалеко от озера Байкал. В этот год мой участок работ был не очень сложным, так как одна треть участка была равнинной. Город Кабанск находился на моем участке, но размещалась моя команда в деревне (не помню названия деревни) километрах в 6-7 от Кабанска. Начальник отделения не захотел, чтобы моя команда располагалась на базе отделения.

Кроме того, мне еще повезло в том, что далеко вглубь леса на моем участке была широкая просека, по которой мы могли ездить на бричке. В 1949 году в этом районе разбился (врезался в гору) самолет с китайской делегацией. Долго не могли найти его, а когда обнаружили, то саперы прорубили широкую просеку для вывоза тел разбившихся. Во время работы мы часто находили отдельные обломки самолета, разбросанные на большие расстояния. Хотя было сложно, но, ради любопытства, мы добрались и до места гибели самолета.

Как и в 1950 году, солдаты моей команды располагались в доме, в котором в то время никто не жил, а я снимал небольшую комнату. У хозяйки была баня, которую при необходимости мы топили.

В это полевой сезон сгущали геодезическую сеть 3 и 4 классов и дешифрировали аэрофотоснимки. В этот раз мне пришлось строить первый высокий сигнал. В 1951 году, как и в 1950 году, мы чаще строили небольшие знаки, поднимая инструмент на высоту 8-10 метров. Для открытия видимостей по некоторым направлениям прорубали на вершине горки небольшие просеки.

Две трети моего участка были в залесенной горной местности. Работу старался планировать так, чтобы как можно меньше раз подниматься на один и тот же пункт. На пунктах, куда было очень сложно добираться, мы старались быть только один раз, построив знак и сразу же выполнив измерения на нем. Но для этого нужно было так организовать работу, чтобы при прибытии на сложный по условиям местности пункт, на всех окружающих его пунктах уже были построены знаки. Конечно, пунктов, на которых мы побывали только один раз, было мало. На большинство пунктов приходилось подниматься дважды, сначала строить знак и закладывать центр, а потом выполнять измерения углов.

Гвозди, цемент, канаты и другие материалы, необходимые для постройки наружных знаков и закладки центров, по возможности завозили на бричке и складывали в необходимых местах, оставляя без всякой охраны. Резерв продуктов хорошо упаковывали и прятали в надежных местах. Далее все необходимое для работы на пункте (вьюком или чаще на себе) поднималось на гору.

В середине августа все работы, которые мне нужно было выполнить в лесистой, горной местности, были закончены. Начальник отделения перебросил меня на помощь к соседу по участку Рехмунову, хотя на открытой, равнинной местности у меня не все было закончено. У Рехмунова район работ был более сложным, Открытой местности было мало, а в лес на бричке нельзя было проехать, только вьюком или пешком. Две недели я проработал у Рехмунова в горах, не возвращаясь на базу расположения его команды. Он тоже в это время был в горах. Только мы с ним закончили работы в горном районе, как выпал снег. Начальник отделения уже ожидал нас на квартире у Рехмунова. "Вот теперь Вы поняли, почему я перебросил Вас на помощь к Рехмунову?" – сказал он мне. Конечно, у него был больший жизненный опыт, чем у нас с Рехмуновым.

Оставшиеся работы на открытой равнинной местности я закончил к назначенному сроку.

Когда мы собрались на базу отделения для проверки журналов "во вторую руку" и вычисления рабочих координат, к нам с инспекцией прибыл начальник топографической службы округа полковник Савран вместе с командиром отряда полковником Ляпустиным. На этом сборе неожиданно быстро решился о моей кандидатуре для поступления в академию в 1952 году. Начальник топографической службы округа объявил, что нашему отряду выделяется три места для поступления в академию в 1952 году. Начальник отделения, указав на меня, сказал: "Вот один из первых кандидатов". Командир отряда засмеялся и сказал: "Я его рапорта не видел". Я тут же написал рапорт, его подписали начальник отделения и командир отряда, передали рапорт начальнику топографической службы округа, который сказал: "Я согласен, готовьтесь к сдаче окружных экзаменов".

В этом году в нашем геодезическом отделении побывал с проверкой начальник штаба Забайкальского военного округа генерал Захаров. Он ознакомился с базой начальника отделения и несколько дней прожил в команде капитана Денисенко И.Д. (хорошего рыбака и умевшего выпить с начальством). Начальник штаба округа, ознакомившись с трудностями работы геодезического отряда и порядком в командах, которые он посетил, выразил благодарность командованию отряда.

После сбора офицеров на базе отделения нам предстояло еще выполнить работы по дешифрированию аэрофотоснимков в районе озера Байкал. Когда я с командой поехал на лодке на один из небольших островков на Байкале, солдаты спросили: "Товарищ лейтенант, а воду с собой брать?". Они привыкли с прошлого года, что морская вода не пригодна для питья, и думали, что в Байкале тоже вода соленая.

Что еще можно вспомнить об этом сезоне? Это, конечно, об омуле. У хозяина квартиры, на которой я жил в деревне, сын работал в рыбной охране на реке Селенга. В летний сезон в Селенгу и другие речки метать икру идет омуль. В это время много браконьеров, рыбной охране приходится следить и у злостных браконьеров отбирать улов. Несколько раз сын хозяина квартиры угощал меня этой вкусной рыбой. А на небольшой речке ("Черная речка"), куда особенно много идет рыбы, построен рыбзавод. Этот рыбзавод был на участке работы Рехмунова. Его там часто угощали омулем.

В 1951 году наше отделение уже в начале октября вернулось в Иркутск. В начале ноября я успешно сдал окружные вступительные экзамены и был зачислен кандидатом для поступления в академию. В декабре я поехал в отпуск на родину. Только я приехал к отцу, как получил телеграмму, что мне присвоено воинское звание "старший лейтенант".

Новый год я встречал в г. Череповце вместе с бывшей одноклассницей Александрой Ивановной Ропаковой и ее родственниками. Она работала в Череповце инспектором РОНО (а в январе замещала заведующего РОНО). Восьмого января 1952 г. мы зарегистрировали в Череповце брак и поехали справлять свадьбу в деревню Погорелка, где жили в то время мои и ее родители. Ее отец Иван Васильевич Ропаков работал директором маслозавода, расположенного в нашей деревне. Свадьбу отмечали по-деревенски.

С работы Шуру не отпускали, поэтому пришлось ехать вдвоем в г. Вологду в ОБОНО. Там мы побывали в гостях у моего дяди Николая Васильевича Севастьянова. Оформив увольнение жены с работы, мы стали собираться к поездке в Иркутск.

В конце января мы приехали в Иркутск в ту квартиру, которую я снимал вместе с Рехмуновым. Поставили кровать, отгородились ширмой и стали жить в одной комнате: хозяин с женой, мы с женой и Рехмунов.

Александра Ивановна сразу же устроилась на работу учительницей математики в женской школе. Я же был назначен командиром конного взвода. Казармы конюхов были в одном месте, конюшня – в другом, а хоздвор – в третьем. Конюхам все время приходилось ездить по всему городу в грязной одежде. Я боялся, что не случилось бы какого-нибудь ЧП. К тому же были получены молодые лошади, приходилось их объезжать. Слава богу, все хорошо кончилось.

В это время у меня заболели ноги (обострение ревматизма). По вечерам не знал – куда их положить. Начальник отделения Леонид Григорьевич Ильин советовал мне при поступлении в академию на медицинской комиссии не жаловаться на это. Потом во время учебы в академии в Москве легче лечить. Я так и поступил. Действительно, уже на первом курсе я избавился от этих болей, принимая в санчасти различные процедуры. Потом они долго не повторялись, сейчас в старости бывают обострения.

В последних числах апреля мы четверо (я, Фомин Валентин Васильевич, Лопер Арнольд Иванович и Слипченко Иосиф Алексеевич) выехали в Москву на подготовительные курсы для поступления в академию. Слипченко И.А. служил тоже в Иркутске, но в другом отряде, не полевом, как наш, а стационарном. Первое мая мы встречали в вагоне.

Александра Ивановна осталась в Иркутске работать в школе. Хозяин – Дмитрий Андреевич пообещал не давать ее в обиду.

В академии нас разместили в большой комнате на двухярусных кроватях. Начались подготовительные занятия. Подготовка поступающих была разная. Многие уже давно кончали училище (да еще по сокращенной программе), подготовлены были слабо, но зато больше знали жизнь. А мы молодые были более хорошо подготовлены теоретически. Я даже не помню сколько (но много) экзаменов сдавали мы.

Наступил день мандатной комиссии. Я шел на мандатную комиссию первым (оценки по экзаменам были лучше всех, было только три четверки, остальные пятерки). Первый и единственный вопрос был о дисциплинарном взыскании в 1949 году в Монголии. Я ответил, что это случилось по неопытности, прошло всего четыре месяца, как я стал лейтенантом. Кроме этого взыскания в моей карточке было записано 12 поощрений за три полевых сезона. Председатель комиссии сказал, что я принят.

Принятые в академию сразу приступили к поиску квартир, так как были предупреждены, что у академии жилья нет.

У меня жена должна была осенью родить, поэтому в Москве мне не удалось найти квартиру. Нашел комнату за городом в Царицыно. Комната 8 метров, печное отопление, кухня холодная. Кроме хозяйки с дочерью в этом доме еще жила одна семья слушателя нашей академии Петрука С.И. У них комната была метров 12.

Подыскав квартиры, поступившие в академию, поехали к себе в части рассчитаться, сняться с партийного учета, решить семейные вопросы.

Уладив все дела в Иркутске, собрав свои вещи, распродав имевшиеся у меня книги, мы поехали в Москву.

В Иркутске на Москву прямого поезда не было, только проходящие поезда, с билетами было трудно. Я достал два билета на вторые полки в общем вагоне. Нам с женой удалось сменять эти две полки на одну нижнюю. Подставив рядом чемоданы, мы всю дорогу так и ехали на одной полке.