Лекция гендерные аспекты деятельности в неформальной экономике Теория и методология гендерных исследований. Курс лекций. М., Мцги-мвшсэн-мфф, 2001, сс. 163-185
| Вид материала | Лекция |
- Курс лекций по теории и методологии гендерных исследований адресован прежде всего, 75.14kb.
- А. В. Мандрукевич (Ярославль) проблема восприятия как перспектива изучения языковой, 100.71kb.
- Syllabus по курсу «основы гендерных исследований» обоснование курса: Гендерные исследования, 188.14kb.
- Лекция Методология научных исследований, 119.47kb.
- Рябова Т. Б. Стереотипы и стереотипизация как проблема гендерных исследований1, 342.9kb.
- А. В. Кирилина. Гендерные исследования в лингвистических дисциплинах >Дж. Коатс, 134.57kb.
- Механизмы развития соматических и психопатологических стрессовых расстройств (половые, 380.01kb.
- Курс лекций Барнаул 2001 удк 621. 385 Хмелев В. Н., Обложкина А. Д. Материаловедение, 1417.04kb.
- Методические рекомендации по изучению дисциплины «Теория и методология социокультурных, 90.91kb.
- Гендерные особенности управленческой деятельности подберезная, 64.42kb.
Гендерная сегментация неформального сектора экономики
Первоначально анализ гендерной сегментации неформального сектора был основан на исследованиях экономики стран третьего мира, где формы и масштабы развития неформальной деятельности начали изучаться еще несколько десятилетий назад. Впоследствии гендерное измерение проникло и в анализ неформального сектора развитых стран. Наконец, в последние годы внимание стала привлекать и неформальная сфера в постсоциалистических странах, отказавшихся от централизованного планирования. Очевидно, что некоторые теоретические подходы, также как и анализ управленческой практики, выработанной при изучении неформальной экономики других стран, могут найти применение и в российских условиях.
Участие женщин в неформальной экономической деятельности имеет сложную внутреннюю структуру и выраженную динамику. В настоящее время многие авторы придерживаются периодизации участия женщин в неформальном секторе, которая была предложена Р.Пирсон в ее исследовании “Гендерные отношения, капитализм и индустриализация стран третьего мира” (1994)21. Р.Пирсон выделяет три этапа в процессе воздействия индустриализации на занятость женщин. Первый этап соответствует этапу индустриализации, ориентированному на развитие импорт-замещающего производства, второй этап охватывает период развития экспортно-ориентированного производства, и, наконец, третий этап может быть обозначен как период глобальной феминизации рабочей силы.
Первый этап – “импорт-замещающее производство”
Первое аналитическое описание взаимосвязи процессов индустриализации и женской неформальной занятости было предложено в книге Э.Боузрап “Роль женщин в экономическом развитии”22. По мнению Боузрап, процесс экономического развития влечет за собой увеличение экономической пропасти между мужчинами и женщинами, которая находит свое выражение, в частности, в неравном распределении благ, обеспечиваемых экономическим ростом. Основные выводы автора базируются на анализе ситуации в африканских странах (Суб-Сахарский регион) в тот период, когда основная линия национальной экономической политики была ориентирована на развитие внутреннего производства, замещающего импорт. В эти годы, соответствующие пику популярности политики “модернизации”, представлялось, что национальное экономическое развитие может привести к обеспечению индустриальной занятости для населения этих стран, повысить материальный уровень жизни семей и снизить экономическое неравенство. Однако, как показала Э.Боузрап, на практике политика модернизации, ориентированная на импорт-замещающее производство, привела к диаметрально различным последствиям для мужчин и женщин, увеличив экономический и статусный разрыв между ними. Если мужчины в своем большинстве оказались включены в миграционные потоки между деревней и городом и активно вовлекались в новые индустриальные сектора, то женщины оставались в стороне от процессов трудовой миграции и продолжали поддерживать традиционный сельский образ жизни, ориентированный на выживание и экономическое самообеспечение. Точно также и в сельской местности, инициативы по внедрению прогрессивных агротехнологий (получившие название “зеленой революции”), как правило, не затрагивали женщин, которые оказывались вытесненными в домашнее хозяйство и семейное нетоварное сельскохозяйственное производство. В то же время мужчины, проживающие на селе, получали выгоды от выращивания прибыльных культур, поставляемых на рынок. Таким образом, вывод автора заключается в том, что как в городе, так и на селе женщины либо вообще не включаются в процесс модернизации (и фактически остаются за рамками рыночного сектора), либо попадают в маргинальные слои рабочей силы, выполняя низкостатусную и низкооплачиваемую работу (например, домашняя прислуга, проститутки, уличные торговцы и пр.).
Логика Э. Боузрап (придерживавшейся либерального подхода) получила несколько иное развитие в работах исследовательниц-феминисток (преимущественно марксистской ориентации), которые утверждали, что асимметричное воздействие процессов индустриализации на экономическое положение мужчин и женщин объясняется политикой капитала, заинтересованного в поддержании резервной армии труда (важной составной частью которой являются именно женщины). В развивающихся странах эта тенденция протекает в более острой форме, поскольку рабочая сила, высвобождаемая из сферы сельского хозяйства, не может достаточно быстро поглощаться развивающимся индустриальным сектором23.
Эти идеи высказывались в тот период, когда доминировали дуалистические модели экономики, основанные на жестком разделении между “формальным” и “неформальным” секторами. При этом формальный сектор воспринимался как очаг современной экономики, в то время как неформальный – как зона господства “хозяйственного традиционализма”. Неформальная экономика рассматривалась как переходное явление, характерное для стран, переживающих процесс модернизации, то есть двигающихся по пути от традиционализма к современной индустриальной экономике. В рамках этой парадигмы неформальный сектор рассматривался как периферийная зона экономики, способная давать доход только на уровне бедности и не обладающая потенциалом для независимого роста24.
Вместе с тем, уже в конце 70-х годов появляются исследования, в которых подчеркивается расплывчатость границ между формальным и неформальным секторами, и указывается на особые методологические трудности, возникающие при анализе женской экономической активности. В частности, Л.Ариспе25 на примере Мехико показала, что граница между формальным и неформальным секторами особенно трудноуловима, если речь идет о женской экономической активности. Фактически единственным критерием, позволяющим установить эту грань, является наличие и регулярность получения доходов. Так, например, женщины, работающие в качестве домашней прислуги, считаются частью экономически активного населения, а стоимостная оценка их деятельности включается в валовой национальный продукт. Вместе с тем, женщины, выполняющие точно такие же обязанности у себя дома, не считаются занятыми, а их деятельность остается полностью невидимой для экономической статистики (и не включается в ВНП). Наконец, женщины, которые выполняют подобную работу за деньги, но на нерегулярной основе (как совместители, или на основе взаимовыгодного обмена — например, в рамках локального городского или сельского сообщества), учитываются как работники неформального сектора.
Второй этап – “экспортно-ориентированное производство”
В 80-е годы происходит коренной пересмотр описанной выше концепции неформальной экономики. В эти годы становится все более очевидным, что роль неформального сектора невозможно свести к некоему “переходному периоду” от традиционной экономики к экономике индустриального типа. Вместе с тем, стало пересматриваться и сложившееся ранее представление о роли женщин в рамках неформального сектора. Стратегии индустриализации стран третьего мира, разработанные под эгидой МОТ, продемонстрировали к этому моменту свою полную несостоятельность, не обеспечив решения поставленных экономических и социальных задач. Под воздействием экономического кризиса середины 70-х годов международные корпорации стали разрабатывать новые модели промышленного инвестирования в страны третьего мира, стремясь сократить величину издержек на рабочую силу. Результатом этого стала постепенная переориентация экономики развивающихся стран на принципиально иную стратегию индустриализации, которую характеризует активное развитие производства, ориентированного на экспорт. Начинается складываться так называемая “анклавная” модель модернизации, при которой промышленные зоны компактно расположены внутри социально-экономического пространства, практически не затронутого процессами модернизации. Наиболее яркими примерами подобного анклавного сценария является возникновение в странах Восточной и Юго-Восточной Азии и Латинской Америки зон свободной торговли и зон экспортного производства. .
Ориентация на минимизацию издержек на рабочую силу приводила к выталкиванию в эти зоны ряда трудозатратных производств, не требующих высокой квалификации, но весьма малопривлекательных для населения развитых стран (текстильная промышленность, электроника и пр.) В итоге переход к модели индустриализации, ориентированной на экспорт, привел к существенному росту женской занятости в новых индустриальных секторах. При этом фирмы предпочитали нанимать на работу молодых женщин, еще не успевших создать семью и не имеющих детей.
Дискуссии о том, какие преимущества дала женщинам (и дала ли вообще) эта модель индустриализации, продолжаются до сих пор. Тем не менее, мало кто отрицает тот факт, что эта экономическая стратегия обеспечила существенное расширение женской занятости в целом и сформировала новый тип женской рабочей силы.
Третий этап – “глобальная феминизация рабочей силы”
В отличие от двух вышеописанных, третий этап в осмыслении феномена неформального сектора был связан с определенной периориентацией внимания с экономики стран третьего мира на ситуацию развитых стран. Неолиберальная экономическая политика эпохи М.Тэтчер и Р.Рейгана привела к дерегулированию трудовых отношений и урезанию власти профсоюзов. Результатом этих процессов стало разрушение представлений об абсолютном доминировании формального сектора (со всеми соответствующими гарантиями для занятых) в экономике развитых стран. В итоге произошла глубокая трансформация сферы занятости, изменившая ее основные параметры. Этот эффект, по меткому выражению Г.Стэндинга, получил название “глобальной феминизации рабочей силы”26. Смысл этого процесса заключается не только в количественном изменении параметров участия женщин в экономической деятельности (абсолютное увеличение численности работающих женщин и рост их доли в численности занятых), но и в качественном изменении самих условий занятости. Речь идет о том, что условия занятости всех работников, как мужчин, так и женщин, стали все более приближаться к стандартам женской занятости, а, тем самым, все ближе сдвигаться в сторону “неформальности”, (низкая зарплата, ненадежность занятости, расширение частичной занятости, распространение случайной и нерегулярной занятости). И хотя тезис о “глобальной феминизации” разделяют далеко не все исследователи, работающие над проблемами неформальной экономики, практически никто не оспаривает существования вышеперечисленных тенденций в системе занятости развитых стран.
Вместе с тем, трансформация сферы занятости дала толчок к новым теоретическим интерпретациям неформальной экономики27. Эти интерпретации были предложены как в рамках неоклассической, так и марксистской парадигм. Неолиберальный вариант, выдвинутый Всемирным Банком, получил свое наиболее полное выражение в книге Херандо де Сото “Другой путь”28. Автор утверждает, что расширение неформального сектора является реакцией на чрезмерность государственного вмешательства в экономику. В итоге немалая часть населения, не имея возможности удовлетворить свои потребности в рамках формального сектора, выталкивается в зону “неформальности”. С этой точки зрения неформальный сектор следует рассматривать как своеобразный резерв для развития предпринимательства и источник социально-экономической динамики.
Иной подход, также развиваемый в рамках неоклассической парадигмы, был предложен экспертами Международной Организации Труда. Они, также как и де Сото, не отрицают динамизма неформального сектора, но при этом подчеркивают, что в развитии неформальной экономики есть целый ряд слабых мест, таких как низкие производительность труда и доходы, повышенная интенсивность труда, недостаточный профессионализм, и, наконец, техническая отсталость.
Марксистская интерпретация исходит из того, что расширение неформального сектора представляет собой универсальный процесс, происходящий как в странах третьего мира, так и в развитых капиталистических странах. При этом неформальный сектор является не маргинальным приложением к национальной экономике, а ее органичной составной частью. Расширение “зоны неформальности” выражает политику крупных корпораций, развивающих неформальные отношения для обеспечения большей гибкости производства. Эта линия развития вполне отвечает логике постфордизма, когда структура занятых на предприятии или фирме состоит из стабильного и небольшого по численности кадрового ядра, окруженного многочисленными периферийными слоями занятых. Подобная структура обеспечивает широкие возможности проведения гибкой стратегии занятости на уровне фирмы (в плане сокращения или увеличения численности работников). В итоге нестабильная занятость становится одной из ключевых характеристик новых условий капиталистического накопления. Периферийные слои рабочего класса рекрутируются из работников, имеющих относительно более слабые позиции на рынке труда (женщины, этнические меньшинства, нелегальные мигранты, молодежь), что заставляет их соглашаться на худшие условия занятости (более низкая зарплата, худшие условия труда, отсутствие социальных гарантий и должностных перспектив).
Таким образом, на смену представлениям о едином рабочем классе, имеющим сходные социально-экономические позиции и интересы, приходит представление о рабочей силе как принципиально сегментированной и гетерогенной. Эти выводы хорошо согласуются с эмпирическими данными, показывающими, что неформальная экономика глубоко сегментирована по полу, и женщинам принадлежат рабочие места с наихудшими условиями занятости.
Кроме того, женщины выполняют в сфере неформальной занятости практически те же (или сходные) виды работ, что и в домашнем хозяйстве. Объяснение подобного положения дел связано с тем, что неформальный сектор экономики в существенно большей мере, чем формальный, “погружен” в культурный контекст общества. В результате и предложение женского труда, и спрос на него в сфере неформальной экономики отражают культурные предписания в целом, и, в частности, гендерные стереотипы в отношении занятости женщин, согласно которым женская работа вне дома по своему содержанию является продолжением женских домашних обязанностей.
Как показывают статистические данные, в начале 90-х годов завершился двадцатилетний период, в течение которого наблюдался достаточно стабильный рост занятости женщин в формальном секторе экономики. С начала 90-х этот рост наблюдается преимущественно в регионах экспортно-ориентированного производства. Вместе с тем, общий уровень занятости женщин в экономике (включая как формальный, так и неформальный сектор) не понизился, но в ряде регионов даже вырос. Однако этот рост происходил за счет увеличения доли женщин на нижних этажах субподрядных сетей, которые стали активно развиваться именно в эти годы. Организационная перестройка производства, затронувшая многие отрасли (как в развитых странах, так и в экспортных промзонах развивающихся стран), имела в качестве одного из организационных прототипов модель надомной занятости, в которой традиционно были заняты женщины. Таким образом, и в рамках неформального сектора женщины оказались вытеснены в его наименее защищенный и плохо оплачиваемый сегмент. (надомницы, работницы, занятые в маленьких цехах с примитивным оборудованием и плохими условиями труда и пр.). Помимо собственно пола, важным фактором гендерной сегментации являются и семейные ограничения. В частности, женщины, которые до замужества работали на фабрике, после создания семьи, как правило, вынуждены переходить на надомную занятость.