Курс лекций Старший преподаватель Кафедры психологии Данчина Марина Александровна Тема №1 История психологии: предмет, задачи, методы, источники
| Вид материала | Курс лекций |
- Курс лекций Старший преподаватель Кафедры психологии Данчина Марина Александровна Тема, 313.31kb.
- Темы рефератов по дисциплине «История психологии», 21.19kb.
- История психологии. Ответы на вопросы к экзамену 2010, 1003.28kb.
- План: Предмет и задачи психологии как науки > Место психологии в системе наук и структура, 1231.11kb.
- Краткий курс лекций по психологии Предмет и задачи психологической науки, 305.33kb.
- Календарно-тематический план лекций по зоопсихологии и сравнительной психологии для, 30.22kb.
- Программа курса Iкурс Часть Вводные вопросы Предмет психологии; природа психического,, 17.27kb.
- Рабочая программа по общей психологии для студентов ппф № п/п Тема и содержание занятия, 216.28kb.
- История психологии история психологии, 2255.12kb.
- Темы лекций. Лекция I: Введение в курс психологии, 47.41kb.
Демокрит. Познание через разделение на элементы.
Согласно представлениям Демокрита, мир состоит из неделимых, непроницаемых элементарных частиц — атомов, летящих в пространстве и присоединении образующих различные тела. Душа тоже состоит из атомов, только очень маленьких, легких и подвижных, напоминающих атомы огня. Атомы души круглые.
Концепции души в значительной мере определялись общими представлениями философов о природе космоса. Ведь душа всегда была тем, что соединяет человека с миром, передает человеку жизненность и логос Вселенной. Преодолевая тревожность маленького человека в распадающемся большом мире, атомисты придают этому человеку уверенность, уменьшая чувство его зависимости от детерминирующего мирового субъекта. Левкипп и Демокрит максимально устраняют из мира черты его субъектности и окружают человека безличностным и бездушным пространством. Основным космическим источником души остается у атомистов теплота. Теплота — это космическая энергия, согревающая землю и производящая вес живое из земли.
Было у атомистов и представление об одушевленности космоса. Человек и животное уподоблялись Демокритом микрокосму. В космосе есть и душа, и разум. Но одушевленность космоса понималась лишь как наличие в нем тепла и огня. В космосе этой одушевленности мало, тепло концентрируется в животных, и особенно в человеке. В воздухе есть атомы души, которые человек вдыхает и выдыхает при дыхании. Это своеобразный обмен душевной энергии. После смерти человека его душа просто рассеивается своими атомами в воздухе.
В общих чертах атомистическая концепция Демокрита совпадает с современными научными взглядами на устройство вещей.
Также получила какое-то объяснение и невидимость души. Атомы души, у Демокрита, очень маленькие. А мы знаем по опыту что чем мельче вещь, тем труднее нам ее увидеть.
Атомы души, по Демокриту, имеют ту же природу, что и тепло. В основе души — очень маленькие и очень быстрые атомы, похожие на атомы огня. Сегодня физиологической основой психических процессов принято считать электрические импульсы и химические процессы нервной системы. Все эти процессы связаны с движением сверхподвижных и очень маленьких электронов, которые Демокрит мог бы назвать маленькими атомами, сходными с атомами огня. И эти идеи Демокрита похожи на психофизиологические представления нашего времени. Такие совпадения не могут не вызвать удивления.
Атомизм всегда выступает концепцией, вдохновляющей человека на уверенные действия. Атомы, хотя и выполняют логическую роль первоисточника природы, но никак не напоминают собой величественное богоподобное начало. Перед великим божественным началом человек ощущает свою слабость и ничтожество. Атомизм же позволяет людям смотреть на само основание мира свысока, с чувством превосходства. Физическая ничтожность атома делает образ мира более безопасным, а наблюдающего этот мир человека — более уверенным. Атомизм поддерживал самоуверенность и подсознательную амбициозность не только греков. Далее во всей истории человечества мы видим, что атомизм становится Религией восстающих, свергающих и разрушающих, претендующих на собственное господство над миром.
Начиная с атомизма Демокрита, возникло явное противоречие между психологией и другими науками, которые стали успешно применять принципы атомизма в познании своих объектов. Однако психика никак не желала распадаться на атомы или какие-либо другие неделимые частицы.
Тема №6 Психологические идеи в учении Сократа.
Диалектика Сократа.
Философия начинается с удивления. Это удивление не тому, что чего-то нет, например, нет справедливости, нет мира, нет любви, нет чести, нет совести и т.д. Философ удивляется тому, что вообще что-то есть. Сократ говорил: «познай себя» и «я знаю, что ничего не знаю».
Что имел в виду Сократ, говоря «познай себя»? Например, звезды далеко. Это можно познать, но можно и не знать. Следует познать то, что близко – себя, постараться познать, что ты сказал – это и есть познать себя. Этим впервые в европейской мысли было введено понятие логоса – порядка мира и одновременно топоса речи, у которого есть свои законы. Мы говорим по этим законам и не знаем, что говорим. Но мы может это познать, и следовательно, познать многое.
Когда человек говорит «я знаю», то он пытается сделать себя независимым от того, что проявится со временем в качестве ложного. Например, человеку кажется, что он чего-то не знает, но узнает с временем. Значит, наши знания завтра могут стать глубже, поскольку узнается что-то другое, новое. Знание завтрашнего дня должно быть построено так, чтобы оно не разрушалось от того, что выявится или что станет со временем ложным.
Философский метод Сократа состоит не в том, чтобы сообщить некоторое знание, а в том, чтобы спрашивать учеников. Предполагается, что знание и истина не могут быть восприняты в готовом виде, а должны быть рождены самим индивидом.
Беседы – стихия Сократа. Беседовать и испытывать, обсуждать и советовать – истинно сократовские глаголы. Диалектика для Сократа представляет собой философское искусство рассуждения. Искусство беседы по Сократу требует исходить из того, что уже известно собеседнику и путем задавания наводящих вопросов выяснить границы знания и незнания собеседника, помочь ему вспомнить то, что известно его душе, ведь познание и есть воспоминание («анамнезис») вечной души о том, что она знала еще до рождения данного человека. Сократ подводит собеседников к самоанализу и самосознанию. Он подобно оводу досаждает им, задавая вопросы, которые повергают их в сомнение и заставляют обратить внимание на себя.
Сократ уверял, что беседуя с другим человеком, он довольствовался ролью повивальщика. Сам он не знает, но его вопросы помогают собеседнику произвести на свет «свою» истину. Свою роль Сократ, посредством диалектики помогающую возрождению знания, Сократ по аналогии с ремеслом своей матери, называл «майевтикой», т.е. повивальным искусством. Сократ оставался повивальной бабкой в процессе познания истины и добра. Сократ не учитель и не друг, он не дает, а берет, принимая то, что рождается у другого.
Мудрость демиурга.
«Демиург взирает на сущий эйдос и пользуется им как образцом при создании сущей вещи, сообщая ей сущий облик – и тогда его произведение прекрасно, если же он берет образцом уже возникшую вещь, его ждет неудача («Тимей»).
Диоген упрекал Сократа за его идею стола и чаши: стол я вижу, чашу вижу, но ни «стольности», ни «чашности» не вижу. По преданию, Платон ответил так: «у тебя есть глаза, чтобы видеть стол и чашу, а для того чтобы видеть «стольность» и «чашность» у тебя нет разума».
Этика Сократа - добродетель есть знание.
Основные принципы сократовской этики могут быть выражены следующим образом. Добродетель и знание образуют единство. Человек, действительно знающий, что такое справедливое, будет поступать справедливо. Человек, знающий, что такое справедливость, и поступающий справедливо будет счастлив. Так как правильное знание того, чем собственно является человек, то поступать морально (справедливо) означает вести себя в соответствии с тем, чем действительно является человек.
Этика Сократа может быть сведена к трем тезисам: благо тождественно счастью; добродетель тождественна знанию; человек знает только то, что ничего не знает. Таким образом, благо ничто иное, как удовольствие, зло ничто иное, как страдание.
Для Сократа добродетель бала определенным эквивалентом знания (греч. episteme). Однако его понимание знания является достаточно сложным. У Сократа можно выделить три особых вида знания, которые, тем не менее, являются для него неразрывными. Знание – это знание о нас самих и о ситуациях, в которых мы находим себя. Характерным для Сократа было то, что он не искал такое знание путем обращения к опыту, а стремился получить его из анализа понятий и прояснения тех смутных понятий, которые мы уже имеем о человеке и обществе. К их числу относится понятия справедливости, мужества, добродетели и хорошей жизни.
Добродетель означает жить так, как мы должны жить. Человек должен постигать добро, приобретать нормативное знание. Но этого недостаточно. Знание должно быть «одно» с человеком, то есть оно должно быть знанием, которого действительно придерживается человек, а не мнением, относительно которого он говорит, что его придерживается.
Таким образом, знание является триединством: фактическое знание (о том, что есть); нормативное знание (какими вещи должны быть); знание, которого действительно придерживается человек.
Сократ считал, что знание, которым уже обладает конкретный человек, должно быть прояснено и помещено на его собственное место. В таком случае самопознание будет объединять три выше указанные аспекта знания.
Согласно Сократу, понимание, возникающее в процессе диалога с помощью анализа понятий справедливости, мужества, добра, истины, реальности и т.д., является прочным и неизменным. Анализируя понятия, мы можем достичь истины о том, каковы вещи на самом деле.
Влияние Сократа на развитие европейской цивилизации.
Именно Сократ создал концепцию души, которая повлияла на развитие европейской цивилизации. Сократовский человек это не только кусок плоти и крови, в нем есть божья искра, любовь к истине, любовь к красоте, любовь к благу. Это придает достоинство человеческой жизни, разум делает индивид человечным и позволяет быть чем-то большим, чем сумма потребностей и желаний. Сократовская теория справедливости: лучше быть жертвой, чем причинять вред другим – это кредо индивидуализма, вера в то, что человеческая индивидуальность является ценностью сама по себе. Индивидуальная инициатива и самоотверженность стали фактом. Возник интерес к человеческому индивиду, а не только как к герою или спасителю. Однако индивид еще должен доказать, что он достиг освобождения.
«Теоретический оптимизм» сократовской культуры выводит своего бога – машину, верит в исправление мира посредством знания, верит в жизнь, руководимую наукой. Возникает вопрос, имеет ли смысл современная культура? Богатство жизни сужается до рацио, которое не адекватно природе. Можно ли говорить о развитии культуры и о совершенствовании личности, если такое развитие происходит при эмоциональной и душевной дистрофии?
В умственной сфере мы встречаем ненасытную жажду знаний и вместе с тем беспочвенные блуждания, алчность, обоготворение современности, в основе которой лежит уничтожение мифа.
Тема №7 Психологические идеи в учении Платона.
Платоновский мир идей.
Платон сделал важный шаг вперед. Его мир не телесный космос, лишенный индивидуальности, не отдельные материальные вещи, наполняющие вселенную. Платон решил совместить общее и частное, космическое и человеческое, телесное и духовное. Прекрасный материальный космос, собравший в себя множество единичностей в единое нераздельное целое, наполненный бесконечными физическими силами, но управляемый зонами, находящимися вне него, за его пределами. Это самые общие закономерности, по которым живет и развивается весь космос. Они составляют особый надкосмический мир и называются у Платона миром идей, вечным и неподвижным в своей красоте.
Идея по-гречески означает нечто видимое. Это значит, что платоновские идеи, в которых обобщена вся космическая жизнь, мыслятся не отвлеченно и абстрактно, а материально и телесно. Однако увидеть их можно не физическим зрением, а умственно (греки считали, что глазами можно мыслить и высоко ценили «теорию», что по-русски передается как созерцания или умозрение). Платоновские идеи, управляющие вселенной первичны, они определяют жизнь материального мира. Это вечные образцы – парадигмы (от греческого paradeigma – образец), модели, по которым строится множественность вещей, образованных из бесформенной, темной, текучей, бесконечной материи. Сама материя не может ничего породить. Она только кормилица или восприемница, принимающая в свое лоно идущие от идей световые истечения – эманации. Сила пронизывающего, сияющего света, исходящая от идей, оживляет темную материальную массу, придает ей ту или иную форму, по образцу вечных и неизменно-прекрасных форм, недоступного для грубого человеческого чувства мира идей. Идеи прекрасны, так как они не живут во времени, которое разрушает материальные тела, старит их, делает безобразными. Мир идей находится вне времени, он не живет, пребывает, покоится в вечности. И самая высшая, идея идей – это абстрактное благо. Это высшее благо и одновременно воплощение высшей красоты есть, по Платону, начало всех начал, отец и демиург, конструирующий видимый небесный и земной человеческий мир по самым мудрым, вечным и прекрасным законам. Но видимый земной мир, однажды созданный великим мастером по своему образу и подобию, то есть в соответствии со своей собственной идей, подвержен старению, тлению и деформации. Платон призывал созерцать в мыслях великолепный, добрый, прекрасный мир надкосмических идей, шаг за шагом представить ту лестницу внутреннего совершенствования человека, которая приведет нас к высшей идее. Материальное бытие есть для Платона отражение, конечно достаточно искаженное, вечно прекрасных идей. Но это материальное бытие люди должны любить и ценить. В его глубинах заключена красота, и дело человека вызывать эту красоту к жизни. А когда человек сумеет почувствовать и понять, то есть «увидеть умом», прекрасную отдельную вещь, он познает, что такое прекрасное многих вещей. И так, переходя от одного прекрасного к прекрасному множеству, постепенно можно подняться до самого общего понятия красоты, а значит и самого общего понятия блага, которое воплощается в любви к миру прекрасных идей и прекрасных материальных тел.
Платоновская идея – чисто античная, потому, что она не может стать чистой абстракцией и вечно сияет для человека в живой осязаемой и видимой действительности. Только надо быть «любителем мудрости», то есть философом, искателем высшей истины, поэтом в душе, чтобы за внешней однообразностью жизни ощутить некую красоту, поверить в нее и вечно стремиться к этой прекрасной недосягаемости.
Платоновская концепция знания.
В «Апологии» высказано убеждение Сократа – Платона, о том, что его мудрость заключается в знании своего незнания. Также делается попытка отграничить философское знание от всякого иного знания. Платон отличает философское знание или мудрость от прирожденной способности и исступленности – философы отнюдь не гадатели и прорицатели, которые тоже говорят много хорошего, но не знают то, о чем говорят; не поэты с их поэтическим дарованием; отличается эта мудрость и от практического умения, философы не ремесленники, не знающие ничего кроме своего ремесла, и рассматривающие все на свете через призму искусства. Это, конечно еще не теория, но смутное ощущение несводимого ни на что своеобразия знания, наивно-реалистическое восприятие какой-то далеко не наивной далеко не просто «реалистической» природы знания. В самом деле, еще в «Телаге» философия есть демонический голос и безотчетное вдохновение, посылаемое неизвестно как и когда, в силу особого божественного соизволения. В «Апологии» философия уже не вдохновение, не просто вдохновение, не только интуитивное исступление, но что-то еще. Знание какая-то особая таинственная вещь, решительно ни с чем не сравнимая и почти недоступная для существенного изображения.
В «Критоне» рассматривается антитеза «философа» и «большинства». По Платону, самый принцип большинства не имеет значения в вопросах знания. Платону совершенно ясно, что знание имеет какие-то свои законы и свою логику, которую нельзя заменить эмпирическим большинством голосов. Для знания и истины, думает Платон, совершенно не важно, один ли кто-нибудь имеет их или много людей. Поэтому тысячи могут ошибаться, а один, несмотря на то, что он один, может быть в истине. Это очень важное заключение, намекающее на некоторые будущие философские конструкции.
Тема №8 Аристотель. Учение о душе.
Соглашаясь с тем, что душа есть движущее начало, Аристотель подвергает сомнению убежденность философов в том, что это движущее само должно двигаться. Полагая, что в душе и в психике представлена особая субстанция, философы лишь удваивали мир объектов. Осознание реальности психических образов и переживаний всегда приводило к дуализму — поискам еще одной основы мира, взаимодействующей с материей вещей.
Аристотель подвергает критике идеи Демокрита и других философов, считавших, что душа состоит из особых элементов и способна к самостоятельному движению. Но он также критикует и представления Платона об идеях. Отмечая, что в платоновских идеях выражены лишь копии реальных предметов.
Философы и до Аристотеля понимали особенный характер человеческой души по сравнению с миром вещей, старались объяснить невидимость души, но не могли придумать для этого ничего кроме удвоения мира, вводя в него невидимую субстанцию. Характер подобных объяснений частично определялся и самой природой психики, отражающей и удваивающей мир в образах вещей.
Процессы движения и взаимодействия предметов представляют собой нелокальную, а потому и не замечаемую многими реальность. Эти процессы, видимы они или невидимы, всегда имеют свою форму и организацию. Они тоже составляют реальность мира - реальность взаимодействий, если ее представить как самостоятельную, тоже может быть воспринята как основание дуализма, как особая реальность, порождающая психику. Но эта реальность не живет как отдельный самостоятельный мир, дублирующий мир вещей, она не требует для себя особых «атомов» или особого занебесного пространства. Эта реальность есть лишь одна из сторон наблюдаемого мира, еще одно его измерение наряду с субстанциональностью вещей.
Понятие «душа» у Аристотеля, как и у других философов, не полностью совпадает по смыслу с тем, что мы называем словом «психика». Оно имеет более широкий смысл и соответствует, скорее, представлению о жизненной активности всякого живого организма: «Итак, отправляясь в своем рассмотрении от исходной точки, мы утверждаем, что одушевленное отличается от неодушевленного наличием жизни». Душа понимается философом как энтелехия — целостное формообразующее начало, естественная деятельность тела, определяющая принцип его существования и развития.
Аристотель выделяет несколько видов или частей души. Это, во-первых, растительная часть, определяющая процессы питания построения организмов. Она существует как у человека и животных, так и у растений.
Две другие части души — ощущающая и разумная — соответствуют современным представлениям о психике.
Аристотель находит естественные предпосылки и аналоги Души в изначальной организации мира. Он распространяет свое понимание энтелехии как естественной возможности или формообразующей деятельности тела на все предметы мира, отыскивая сущность этих предметов не в их материи, а в их движении и взаимодействии с другими вещами. Так, например, для топора его энтелехией является раскалывание, т.е. его функциональное взаимодействие с вещами, определяющее и его возникновение, и его существование, и его форму.
«Итак, сказано, — пишет Аристотель, — что такое душа вообще. А именно: она есть сущность, как форма (logos), а это — суть бытия такого-то тела, подобно тому, как если бы естественным телом было какое-нибудь орудие, например топор. А именно: сущностью его было бы бытие топором, и оно было бы его душой. И если ее отделить, то топор уже перестал бы быть топором и был бы таковым лишь по имени... Душа же есть суть бытия и форма (logos) не такого тела как топор, а такого естественного тела, которое в самом себе имеет начало движения и покоя... Если бы глаз был живым существом, то душой его было бы зрение. Ведь зрение и есть сущность глаза как его форма (глаз же есть материя зрения); с утратой зрения глаз уже не глаз, разве только по имени, так же, как глаз из камня или нарисованный глаз. Сказанное же о части тела нужно приложить ко всему живому телу».
Аристотелевское представление о душе нелегко воспринимается современным европейским умом, склонным укладывать любые идеи в структурное ложе привычных эмпирических или научных понятий. Сделать это объективно сложно, а может быть, даже и невозможно, поскольку система научных представлений формировалась обычно на более примитивных философских взглядах, чем аристотелевские. Для восприятия аристотелевских представлений приходится расширять само исходное поле наших представлений о вещах, менять базовую картину мира.
Тема №9 Новый взгляд на природу человека при переходе к христианству.
Психологические предпосылки распространения античных представлений о душе.
Христианские мифы насыщены эмоциями боли и стремлением от материального мира к далекому, но родному Духу и Логосу. Таким стремлением к идеальным ценностям наполнены и концепции неоплатоников римско-византийской эпохи. Для них платоновский мир идей — это идеальный мир высоких устремлений человеческой души.
Плотин (205 — 270 гг. н.э.), один из наиболее ярких неоплатоников, интерпретирует Платона в духе, близком раннему христианству. Для Плотина, логос, демиург, мировая душа — это что-то ежедневно практически достигаемое. Каждый человек всю жизнь постоянно должен стремиться своей индивидуальной волей к мировой душе как к благу. У Платона идея блага была высшей идеей, вокруг которой строилась иерархия остальных идей. Понятно, что «благо» уже по своему содержанию является не просто абстракцией хорошего, а именно тем, к чему человек стремится. Но у Плотина это стремление не просто стихийная мотивация действий, а сознательная программа усилий человека.
Усиление напряженности в конфликтном земном мире привело к абстрагированию любви и выносу ее в божественный мир, далекий от непосредственного социального окружения индивида. У Плотина это выражено так: «Душа любит Благо, потому что с самого начала оно побуждало ее к любви. И душа, спонтанно обладающая этой любовью, не ждет указания от красот земного мира. Поскольку душа полна любовью, даже не зная об этом, она всегда пребывает в поисках Блага. Желая подняться до Него, она пренебрегает земными красотами. Да, видя красоты чувственного мира, она ими пренебрегает, так как видит, что они заключены в тела, что они нечисты от пребывания на земле... И видя, что красоты земного мира меркнут, она хорошо знает, что их блеск пришел к ним извне. Тогда душу влечет ввысь».
Образ Бога, приходящего к человеку и делающего людей своими собеседниками, пришел в христианство из иудаизма. Но иудаизм еще не был религией разрушенного этноса. Яхве реально контактировал не с каждым отдельным евреем, а с еврейским родом в целом. Бог был далек и суров, а близкое тепло и ежедневную детерминацию еще нужно было получать от устойчивого этноса и семейной организации.
Христианство приходит ко всякому индивиду, теряющему свою родовую стабильность, и заменяет ему семью. Бог-отец, Сын, Богоматерь — святое семейство страдает и мигрирует, гонимое подобно множеству семей и родов, теряющих свои земли. Бог-сын и Богоматерь становятся близкими посредниками, принимающими через моление к ним заботу о судьбе и душе каждого отдельного индивида. Земная родовая структура, детерминировавшая деятельность каждого, заменяется образной родовой связью с вечной и стабильной космической семьей.
Все яснее возрастает сила родства между индивидом и главными силами космоса. Великие родственники и одноплеменники идут человеку на помощь из самых вершин космоса. Это уже не богатые родственники греческой общины и даже не сенаторы Рима, защищающие права сограждан. Это мировой Дух, к которому человек встает в позицию прямого родства и взаимодействия. В таком понимании человеческой души уже не оставалось места ни для атомарных механизмов Демокрита, ни для ситуативной детерминации Аристотеля.
Конфликт как компонент формообразования личности.
Интериоризация конфликта как условие самостоятельности субъекта.
Формообразование вещей предполагает возникновение границы, отделяющей создаваемую форму от внешнего пространства. Оболочка тела, поверхность камня и кора дерева — важные компоненты стабилизации формы. Даже аристотелевская душа, распределенная и растворенная в процессах взаимодействия, тоже не дает нам возможности избежать вопроса о наличии или отсутствии границ у различных систем, о природе и причинах границеобразования как одного из компонентов любого формообразования.
Границы племени требовали конфликтности. Противостояние родов организовывало смысл борьбы и давало направленность агрессии. Как вечный субъект-организатор и как вместилище формообразующей души, род создавал свои границы через борьбу и конфликт с окружающим его пространством. Конфликт оберегал племя от рассыпания и растворения в пространстве. Конфликт был оболочкой родовой души.
Мы можем увидеть конфликтность в сказках народов, в образах героев, защищающих свой край от врагов, в ценностях защиты лома и матери как самого близкого представителя рода. Борьба с чудищами и врагами, заполняющими внешний мир, мифы о путешествиях героев с постоянной мечтой о возвращении домой — все это было выражением мотива, обеспечивавшего сохранение целостности рода во времени и пространстве. Не имея такого мотива, род был бы растворен и поглощен другими группами.
Но мигрирующий по миру европеец терял границы конфликта и противостояния. Вчерашние чужие могли стать своими, а вчерашняя война могла быть обессмыслена новыми союзами или сменой службы. Нарушение биосферной стабильности, миграции и взаимное проникновение народов со смешением их границ — это событие не столько географического, сколько духовного значения. Распадалась целостность духовной организации человека.
Учитывая важность родового конфликта для организации деятельности и стабилизации векторов психической энергии, мы не можем ожидать, что по мере размывания этно-родовых структур отпадет и функция конфликта. Конфликт определял форму души человека. Он обеспечивал ее энергетическую и пространственную структуру. Он не мог исчезнуть и должен был интериоризироваться в образное пространство души, в систему ее базовых чувств и представлений.
В христианском мире черно-белая реальность детерминирующего пространства создавалась благодаря резкому градиенту: «от дьявола — к Богу». Этот градиент обеспечивал вектор и энергию движения, структурировал жизнь людей, задавая ей энергетическую направленность. Дьявол предательски поджидал человека на каждом шагу, соблазняя видимой радостью и обманчивым наслаждением. Но человек бежал от его искушений, стремясь к «настоящему Отцу», к породившему сто всемилостивейшему Богу.
Мотивом активности христиан, как и в родовых системах, оставалась борьба человека с предательством и нарушениями границы формы. Дуализм «наши— чужие» остался как условие вектора борьбы и границы формы души. Но теперь опасность соблазна исходила не от чужой «шамаханской царицы», а от врага всего человеческого рода. Борьба с дьяволом — это война с общим врагом христианского рода, растворяющего в этой борьбе свои этнические границы.
Разрыв человека с родовой системой укрепляется в христианстве новыми формами конфликта. Чуждым и враждебным видится именно то, что может вернуть человека к прелестям родовой жизни. Всякие соблазны «мирской жизни» трактуются как опасные и исходящие от дьявола. Сексуальные и семейные контакты, как наиболее важные для поддержания жизни рода, подвергаются обязательному контролю со стороны церкви, а для посвятивших себя Богу становятся вообще запретными. Страх растворения в соблазнах мирской жизни укрепляет границы новых социальных групп, заменяющих собой прежнюю родовую организацию, определяет новые векторы борьбы и противостояния. Формируются новые границы, разделяющие «наших» и «чужих».
По мере же разрушения стабильных родовых структур и интериоризации механизмов деятельности в пространство индивидуальной души человек приобретал психические возможности быть субъектом-организатором жизни. Теперь стабильность социальных мифов напрямую зависела от движения и организации человеческих душ, от индивидуальных человеческих психик.