Валерий овчинников тихий ангел размышленья

Вид материала

Содержание

Благоволение муз
Тупики человекобожия
Формула вдохновения
Духовная прозрачность
Математическая зависимость
Тайны вечного творенья
Жизнь и поэзия
Воссоздание прообраза
Искра откровения

Подобный материал:

1 2 3

Благоволение муз

Надо полагать, что именно неумение отличать Мировой Дух от Святого Духа привело величайшего поэта Германии И.Ф. Гете к отождествлению Божества с природой, «вечно творящей силой, которую человек, составляющий часть ее, должен стремиться постичь^²⁶»:

Только б час над ранним краем

Вешний трепет простоял!

Но уж белый дождь, сдуваем

Теплым ветром, замелькал.

Надышаться не успеем

Влажной зеленью в бору,

Как, глядишь, сметен Бореем,

Лист трепещет на ветру.

Пусть рука быстрей срывает

На ветвях созревший плод!

Этот соком набухает,

И уже свалился тот.

Мир, очнувшийся от стужи,

Обновится – не узнать;

И – увы! – в одну и ту же

Реку дважды не ступать.

Да и ты! Когда в дороге

Прах времен прельщает глаз,

Башни видишь, зришь чертоги

По-иному каждый раз.

Где уста, в былую пору

Льнувшие к твоим устам?

Ножка, что взбегала в гору,

Споря с серной, по тропам?

Где рука, столь умиленно

Нас ласкавшая тогда?

Образ, внятно расчлененный,

Пропадает навсегда.

Что теперь, на месте этом,

Кличут именем твоим,

Набежало зыбким светом

И рассеется, как дым.

Пусть кануны и исходы

Свяжет крепче жизнь твоя!

Обгоняя бег природы,

Ты покинешь и себя.

Только муз благоволенье

Прочной ласкою дарит:

В сердце – трепет вдохновенья,

В духе – форму сохранит.^²⁷

Заключительные строки стихотворения «Прочное в сменах» даны в вольном переводе Н. Вильмонта. Точный смысл окончания следующий:

Благодари, что милость муз

обещает непреходящее:

[сохранить] содержание [увиденного] в твоей груди

и образ [увиденного] в твоем духе.

Тупики человекобожия

Для пантеистического мировоззрения, по мнению русского философа Л.М. Лопатина, «представляется только один выход: или мир провозгласить призраком и уничтожить его в Боге, или Бога заставить исчезнуть в мире, до такой степени, что от Него остается одно имя^²⁸». Как это происходит в творчестве последователей И.Ф. Гете можно видеть на поэтическом примере:

О Винчи, ты во всем единый:

Ты победил старинный плен.

Какою мудростью змеиной

Твой страшный лик запечатлен!

Уже, как мы, разнообразный,

Сомненьем дерзким ты велик,

Ты в глубочайшие соблазны

Всего, что двойственно, проник.

И у тебя во мгле иконы

С улыбкой сфинкса смотрят вдаль

Полуязыческие жены, –

И не безгрешна их печаль.

Пророк, иль демон, иль кудесник,

Загадку вечную храня,

О Леонардо, ты предвестник

Еще неведомого дня.

Смотрите вы, больные дети

Больных и сумрачных веков:

Во мраке будущих столетий

Он, непонятен и суров,

Ко всем земным страстям бесстрастный,

Таким останется навек –

Богов презревший, самовластный,

Богоподобный человек.^²⁹

Написание Мережковским в 1895 году стихотворения «Леонардо да Винчи» можно назвать «началом болезней» символизма и футуризма, поразивших русскую поэзию в начале XX века. Выход из тупиков человекобожия был найден великим русским поэтом Н.А. Заболоцким. В его поэтическом мире Заболоцкого центральное место занимает Природа, как единый одухотворенный живой организм:

А я все жив! Все чище и полней

Объемлет дух скопленье чудных тварей.

Жива природа. Жив среди камней

И злак живой и мертвый мой гербарий.

Звено в звено и форма в форму. Мир

Во всей его живой архитектуре –

Орган поющий, море труб, клавир,

Не умирающий ни в радости, ни в буре.^³⁰

Для поэта живо все существующее, поэтому в его мировоззрении христианская идея личного бессмертия воспринимается как суеверие:

Как все меняется! Что было раньше птицей,

Теперь лежит написанной страницей;

Мысль некогда была простым цветком,

Поэма шествовала медленным быком;

А то, что было мною, то, быть может,

Опять растет и мир растений множит.

Вот так, с трудом пытаясь развивать

Как бы клубок какой-то сложной пряжи,

Вдруг и увидишь то, что должно называть

Бессмертием. О, суеверья наши!^³¹

Глава 2

ФОРМУЛА ВДОХНОВЕНИЯ

Сила божественного свойства

К произведениям Жуковского и Гете, посвященным проблеме художественного изображения ярких мгновений бытия, примыкают близкие по форме, но отнюдь не по содержанию «Мгновения» Я.П. Полонского. Нетрудно заметить, что в стихотворении «Невыразимое» Жуковский ставит под сомнение возможность адекватного поэтического отражения духовных реалий. И между тем, он так или иначе выражает «невыразимое» и добивается при этом удивительных результатов: читателю понятно, о чем молчит поэт, ибо оба «напоены одним духом^³²»:

И что-то входит, едва дыша,

И бездыханное оживает:

Не то поэзия, не то душа,

Если душа бывает.^³³

«Мысль художника узнается посредством эстетического чувства, способности, одинаковой со способностью, участвовавшей в производстве картины. То же и в отношении к вещам тварным: познать в них сокровенное, положенное в них от ума Божественного, можно только посредством силы Божественного свойства. Сия сила в нас – дух, и в духе – разум^³⁴». Одной красоты, сколь бы блестяща она ни была, недостаточно:

В заботах жизни многосложной,

В ее шумливой пустоте,

Далеко мысль о непреложной

Природы дивной красоте!

Так, охлажденных и привычных,

Нас не смущает вид небес,

Ни повторение обычных,

Всегда торжественных чудес!

Но в час внезапный пробужденья

Душе послышится опять

Восторга тихого смятенье

Мгновений чистых благодать!..^³⁵

«Сила Божественного свойства» видит красоту там, где ее, казалось, и нет вовсе:

Прилягу на мостик бетонный

У самого края шоссе:

В болотной канаве – тритоны

Во всей первозданной красе,

На лыжах жуки водяные

Идут по воде без мостов,

И пятна плывут нефтяные

Совсем необычных цветов.

О мир, в глубину устремленный,

Высокий, подножный, земной,

Твоей красоты эталоны

Пока что не найдены мной.

Быть может, за лугом шершавым,

За свалкою, за гаражом,

В цистерне огромной и ржавой

Поэзии свет отражен.^³⁶

Духовная прозрачность

«Свет поэзии» отражает все существующее, нужно лишь выбрать подходящий момент и правильный ракурс для созерцания. Красоту, по мнению В. Шефнера, можно определить как «духовно-световую зеркальность» предмета. Эстетическая позиция поэта Н. Заболоцкого наиболее полно представлена в стихотворении «Вечер на Оке»:

В очарованье русского пейзажа

Есть подлинная радость, но она

Открыта не для каждого и даже

Не каждому художнику видна.

С утра обремененная работой,

Трудом лесов, заботами полей,

Природа смотрит как бы с неохотой

На нас, неочарованных людей.

И лишь когда за темной чащей леса

Вечерний луч таинственно блеснет,

Обыденности плотная завеса

С ее красот мгновенно упадет.

Вздохнут леса, опущенные в воду,

И, как бы сквозь прозрачное стекло,

Вся грудь реки приникнет к небосводу

И загорится влажно и светло.

Из белых башен облачного мира

Сойдет огонь, и в нежном том огне,

Как будто под руками ювелира,

Сквозные тени лягут в глубине.

И чем ясней становятся детали

Предметов, расположенных вокруг,

Тем необъятней делаются дали

Речных лугов, затонов и излук.

Горит весь мир, прозрачен и духовен,

Теперь-то он поистине хорош,

И ты, ликуя, множество диковин

В его живых чертах распознаешь.^³⁷

Определение красоты, как «духовно-световой прозрачности» всего земного следует признать наиболее удачным. Подобно тому, как лучи солнечного света, пронзая оконное стекло, озаряют внутренность жилых помещений, «золотые волны^³⁸» Духа Премудрости проникают сквозь красоту внешней природы, просветляя «темные области» бытия. Но вот что удивительно: такого рода прозрачностью в известной степени обладают, по мнению И. Анненского, творения мастеров кисти:

<…> Картина может изображать нечто не только мелкое и низкое, но даже грубое, жестокое и бесчеловечное; она может посягать и на проникновение в тот мир смутных провидений, где огонь вспыхивает лишь изредка и то на самое мелкое дробление минуты: кисть иногда может только ощупью искать контуры передаваемого ею впечатления, – и тем не менее просветленность как неизменное свойство художественно-прекрасного будет сопровождать вас в созерцании картины, если она действительно достойна этого имени. <…> созерцающий произведение искусства, участвуя в торжестве художника, минутно живет его радостью.^³⁹

Просветленности не бывает без прозрачности, но прозрачность без просветленности существует:

Я музу юную, бывало,

Встречал в подлунной стороне,

И вдохновение летало

С небес, незваное, ко мне;

На все земное наводило

Животворящий луч оно –

И для меня в то время было

Жизнь и поэзия одно.

Но дарователь песнопений

Меня давно не посещал;

Бывалых нет в душе видений,

И голос арфы замолчал.

Его желанного возврата

Дождаться ль мне когда опять?

Или навек моя утрата

И вечно арфе не звучать?

Но все, что от времен прекрасных,

Когда он мне доступен был,

Все, что от милых темных, ясных

Минувших дней я сохранил –

Цветы мечты уединенной

И жизни лучшие цветы, –

Кладу на твой алтарь священный,

О, гений чистой красоты!

Не знаю, светлых вдохновений

Когда воротится чреда, –

Но ты знаком мне, чистый гений!

И светит мне твоя звезда!

Пока еще ее сиянье

Душа умеет различать:

Не умерло очарованье!

Былое сбудется опять.^⁴⁰

Математическая зависимость

Равным образом нельзя смешивать просветленность «со светлотой и ясностью впечатления^⁴¹»:

В заботах жизни многосложной,

В ее шумливой пустоте,

Далеко мысль о непреложной

Природы дивной красоте!

Так, охлажденных и привычных,

Нас не смущает вид небес,

Ни повторение обычных,

Всегда торжественных чудес!

Но в час внезапный пробужденья

Душе послышится опять

Восторга тихого смятенье

Мгновений чистых благодать!..^⁴²

***

Когда, измученный работой,

Огонь души моей иссяк,

Вчера я вышел с неохотой

В опустошенный березняк.

На гладкой шелковой площадке,

Чей тон был зелен и лилов,

Стояли в стройном беспорядке

Ряды серебряных стволов.

Сквозь небольшие расстоянья

Между стволами, сквозь листву,

Небес вечернее сиянье

Кидало тени на траву.

Был тот усталый час заката,

Час умирания, когда

Всего печальней нам утрата

Незавершенного труда.

Два мира есть у человека:

Один, который он творил,

Другой, который мы от века

Творим по мере наших сил.

Несоответствия огромны,

И, несмотря на интерес,

Лесок березовый Коломны

Не повторял моих чудес.

Душа в невидимом блуждала,

Своими сказками полна,

Незрячим взором провожала

Природу внешнюю она.^⁴³

Таким образом, существует прямо пропорциональная зависимость между вдохновением Мирового Духа (S^⁴⁴) и произведением коэффициентов внимательности созерцателя (k_d^⁴⁵) и духовной прозрачности созерцаемого (k_p^⁴⁶) на его духовную озаренность L^⁴⁷.

S = k_dk_pL (1)

Максимальной значение коэффициентов внимательности и прозрачности равняется единице, минимальное – равно нулю. Следовательно,

S_max = L

Глава 3

ТАЙНЫ ВЕЧНОГО ТВОРЕНЬЯ

Нежное волнение

Кратковременная радость созерцания произведений искусства, по мнению И. Анненского,

<…> столь же несоизмерима с тою, которую дает нам жизнь, насколько сострадание наше лишь художественно существующим лицам мало похоже на жгучее чувство боли и обиды за угнетенных вокруг нас людей.^⁴⁸

Далее поэт поясняет, что радость жизни несоизмерима с радостью искусства в отношении интенсивности, но не в отношении совершенства:

Наша радость, наша жалость и наш страх в области прекрасного не только совместны, но даже в известной мере однородны: по крайней мере, они легко сливаются душою в одно нежное волнение, которое не только приятнее, но и безусловно выше и тоньше всех остальных волнений, благодаря своему интеллектуальному характеру. Дело в том, что все силы нашего ума: память, способность суждения и фантазия – не только не угнетаются восприятием художественного, каково бы ни было его содержание, а наоборот, именно благодаря творческой красоте впечатления или обостряются, или получают новые крылья. В этом и лежит залог широкого развития сил человеческого духа в области эстетической, а также и ее законнейшего самодовления.^⁴⁹

В этих отрывках достаточно убедительно проводится различение понятий, но использование термина «радость жизни» для обозначения понятия «бездуховная радость» вряд ли оправдано. Разве реальная жизнь не способна доставить нежное волнение совершенного блаженства^⁵⁰? Яркий тому пример – наслаждение красотой весенней природы китайским поэтом и живописцем Ван Вэем:

Я жду весны:

деревья, травы

буйно в рост пойдут –

не налюбуешься

весенними горами;

проворные ельцы

заплещутся на отмелях,

белые чайки

расправят крылья;

зеленые луга –

сырые от росы,

а на полях пшеничных

по утрам –

фазаний гомон.

Уже все это близко –

о, если б вы могли

со мною побродить!

Не будь душа у вас такою тонкой,

разве я стал бы

вас зазывать к себе

ради несрочных этих дел?

Но все это так важно!

Прошу вас:

не пренебрегайте.^⁵¹

Между тем, умелое противопоставление духовного бездуховному отличает творчество Д. Веневитинова:

Души невидимый хранитель,

Услышь моление мое!

Благослови мою обитель

И стражем стань у врат ее,

Да через мой порог смиренный

Не прешагнет, как тать ночной,

Ни обольститель ухищренный,

Ни лень с убитою душой,

Ни зависть с глазом ядовитым,

Ни ложный друг с коварством скрытым.

Всегда надежною броней

Пусть будет грудь моя одета,

Да не сразит меня стрелой

Измена мстительного света.

Не отдавай души моей

На жертву суетным желаньям;

Но воспитай спокойно в ней

Огонь возвышенных страстей.

Уста мои сомкни молчаньем,

Все чувства тайной осени,

Да взор холодный их не встретит,

Да луч тщеславья не просветит

На незамеченные дни.

Но в душу влей покоя сладость,

Посей надежды семена

И отжени от сердца радость:

Она неверная жена.^⁵²

Жизнь и поэзия

Из множества духовно значимых произведений поэта-философа особого внимания заслуживает стихотворение «Я чувствую во мне горит…», в котором свое дальнейшее развитие получила идея В.А. Жуковского о единстве поэзии и жизни:

Я чувствую, во мне горит

Святое пламя вдохновенья,

Но к темной цели дух парит...

Кто мне укажет путь спасенья?

Я вижу, жизнь передо мной

Кипит, как океан безбрежной...

Найду ли я утес надежной,

Где твердой обопрусь ногой?

Иль, вечного сомненья полный,

Я буду горестно глядеть

На переменчивые волны,

Не зная, что любить, что петь?

Открой глаза на всю природу, –

Мне тайный голос отвечал, –

Но дай им выбор и свободу.

Твой час еще не наступал:

Теперь гонись за жизнью дивной

И каждый миг в ней воскрешай,

На каждый звук ее призывной –

Отзывной песнью отвечай!

Когда ж минуты удивленья,

Как сон туманный, пролетят,

И тайны вечного творенья

Ясней прочтет спокойный взгляд,

Смирится гордое желанье

Обнять весь мир в единый миг,

И звуки тихих струн твоих

Сольются в стройные созданья.^⁵³

Думается, что «отзывная песнь» – это не столько поэтическая импровизация, сколько всплывающие из глубины памяти сокровища отечественной и мировой классики.

Возьмем в качестве примера эпизод из романа «Сон в красном тереме:

Едва она [Линь Дай-юй – В.О.] миновала ворота, как в глаза ей бросились причудливые тени бамбука на земле, покрытой густым мхом, и на память пришли слова из пьесы «Западный флигель».

В этом месте укромном,

где нога человека вступала едва ли,

Мох покрыв бирюзовый,

звенящие капли росы заблистали.^⁵⁴

«Цветы мечты уединенной и жизни лучшие цветы» – одно! Это в частности означает, что не только произведения изобразительного искусства, но и словесные тексты обладают духовной прозрачностью:

Внимательные монахини, внимая чтению Псалтири, Евангелия, Апостола и другим положенным чтениям и службам, как дар от Господа получают то, что один, или два, или более текста прильнут к сердцу и займут собой все сознание сладостно и начнут испускать из себя лучи ведения духовного. Получающие это не отрывают уже от них внимания, и все более развивают мысли их, питаются ими и насыщаются.^⁵⁵

***

А в воздухе жила непонятая фраза,

Рожденная душой в мучении экстаза,

Чтоб чистые сердца в ней пили благодать...

И странно было мне и жутко увидать,

Как над улыбками спускалися вуали

И пальцы нежные цветы богов роняли.^⁵⁶

Применима ли формула вдохновения для «лучей духовного ведения» источаемых как бы изнутри? Безусловно, поскольку, по мнению Иннокентия Анненского, многое в нашем Я – Не Я:

В раздельной четкости лучей

И в чадной слитности видений

Всегда над нами – власть вещей

С ее триадой измерений.

И грани ль ширишь бытия

Иль формы вымыслом ты множишь,

Но в самом Я от глаз Не Я

Ты никуда уйти не можешь.

Та власть маяк, зовет она,

В ней сочетались бог и тленность,

И перед нею так бледна

Вещей в искусстве прикровенность.

Нет, не уйти от власти их

За волшебством воздушных пятен,

Не глубиною манит стих,

Он лишь как ребус непонятен.

Красой открытого лица

Влекла Орфея пиерида.

Ужель достойны вы певца,

Покровы кукольной Изиды?

Люби раздельность и лучи

В рожденном ими аромате.

Ты чаши яркие точи

Для целокупных восприятий.

Воссоздание прообраза

Казалось бы, все достаточно ясно: лучи духовного света излучаемые Душой Мира извне сливаются с «лучами духовного ведения» изнутри: наступает «озарение». Но вчитываясь в строки, начинаешь понимать, что не об одном лишь усилении светимости сказано:

Когда ж минуты удивленья,

Как сон туманный, пролетят,

И тайны вечного творенья

Ясней прочтет спокойный взгляд <…>

А что если лучшие жизненные впечатления и произведения искусства образуют своего рода духовную «стереопару»? Почему бы, в самом деле, не допустить существование бинокулярного духовного зрения?

Может быть, благодаря одновременному созерцанию образов возникает уникальная возможность видеть духовные прообразы бытия:

Милый друг, иль ты не видишь,

Что все видимое нами –

Только отблеск, только тени

От незримого очами?

Милый друг, иль ты не слышишь,

Что житейский шум трескучий –

Только отклик искаженный

Торжествующих созвучий?^⁵⁷

Первичным звеном духовной стереопары во всех стихотворных примерах выступает реальная жизнь; поэзия, как «искусство образного выражения мысли в слове^⁵⁸», – вторична. В очерке Жуковского «Рафаэлева Мадонна» и в стихотворении Веневитинова «К любителю музыки» искусство и жизнь меняются местами: на призывный звук искусства отзываются «звезды воспоминаний» о лучших мгновениях действительности:

Час, который провел я перед этой Мадонною, принадлежит к счастливым часам жизни, если счастьем должно почитать наслаждение самим собою. Я был один; вокруг меня все было тихо; сперва с некоторым усилием вошел в самого себя; потом ясно начал чувствовать, что душа распространяется; какое-то трогательное чувство величия в нее входило; неизобразимое было для нее изображено, и она была там, где только в лучшие минуты жизни быть может. Гений чистой красоты был с нею:

Он лишь в чистые мгновенья

Бытия слетает к нам

И приносит откровенья,

Благодатные сердцам.

Чтоб о небе сердце знало

В темной области земной,

Нам туда сквозь покрывало

Он дает взглянуть порой;

А когда нас покидает,

В дар любви, у нас в виду,

В нашем небе зажигает

Он прощальную звезду.^⁵⁹

***

Молю тебя, не мучь меня:

Твой шум, твои рукоплесканья,

Язык притворного огня,

Бессмысленные восклицанья

Противны, ненавистны мне.

Поверь, привычки раб холодный,

Не так, не так восторг свободный

Горит в сердечной глубине.

Когда б ты знал, что эти звуки,

Когда бы тайный их язык

Ты чувством пламенным проник, –

Поверь, уста твои и руки

Сковались бы, как в час святой,

Благоговейной тишиной.

Тогда б ты не желал блеснуть

Личиной страсти принужденной,

Но ты б в углу, уединенной,

Таил вселюбящую грудь.

Тебе бы люди были братья,

Ты б втайне слезы проливал

И к ним горячие объятья,

Как друг вселенной, простирал.^⁶⁰

Образование стереопары путем слияния впечатлений настоящей жизни с образами «минувших дней^⁶¹», нашло отражение в творчестве А. Блока^⁶²:

Когда ты загнан и забит

Людьми, заботой иль тоскою;

Когда под гробовой доскою

Все, что тебя пленяло, спит;

Когда по городской пустыне,

Отчаявшийся и больной,

Ты возвращаешься домой,

И тяжелит ресницы иней, –

Тогда – остановись на миг

Послушать тишину ночную:

Постигнешь слухом жизнь иную,

Которой днем ты не постиг;

По-новому окинешь взглядом

Даль снежных улиц, дым костра,

Ночь, тихо ждущую утра

Над белым запушенным садом,

И небо – книгу между книг;

Найдешь в душе опустошенной

Вновь образ матери склоненный,

И в этот несравненный миг –

Узоры на стекле фонарном,

Мороз, оледенивший кровь,

Твоя холодная любовь –

Все вспыхнет в сердце благодарном,

Ты все благословишь тогда,

Поняв, что жизнь – безмерно боле,

Чем quantum satis^⁶³ Бранда воли,

А мир – прекрасен, как всегда.^⁶⁴

Глава 4

ИСКРА ОТКРОВЕНИЯ

Blog

Валерий овчинников тихий ангел размышленья

Содержание