Народов Европейского Севера России монография

Вид материалаМонография
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13

ЗАКЛЮЧЕНИЕ




Этнографические, лингвистические и этносемиотические данные, представленные в книге, свидетельствуют о том, что символические формы поведения (еще раз отметим, что «не символических» форм поведения в человеческом сообществе не существует, они все «символичны», но в различной степени; в монографии обсуждались преимущественно такие формы поведения, в которых символические аспекты оказывались выражены достаточно ярко и рельефно) в традиционном укладе жизни северной деревни второй половины XIX – первой трети ХХ вв. занимали весьма существенное место. Их изучение позволило осветить, хотя, конечно, и не с исчерпывающей полнотой, один из важных компонентов традиционной культуры. Приведенный материал дает ответ (разумеется, не бесспорный ) на ряд вопросов, впервые поставленных на обсуждение, а также позволяет отчасти уточнить и дополнить положения, уже излагавшиеся в научной литературе.

Репертуар деревенских игр, забав, развлечений и состязаний отличался значительным разнообразием. Признание этого факта, вытекающее из этнографического анализа собранных в работе данных, подтверждает справедливость мнения о том, что сельское население Коми края, заполярной тундры и Русского Севера жило в это время отнюдь не только заботами о «хлебе насущным».

Традиционные формы символического поведения во многом обусловливались сменой календарных сезонов и годовым циклом подвижных и неподвижных церковных православных праздников. Особой эмоциональной насыщенностью и разнообразием отличался праздничное проведение времени, приуроченное к Покрову, Рождеству Христову, Масленице и Пасхе. Символические аспекты пространственно-временной организации традиционных форм поведения здесь особенно рельефны.

Если в соответствии с поставленными во введении целями сформулировать обозначенные выводы в семиотических терминах, то окажется, что символические формы поведения органично вписывались в «тотальную систему отождествлений» (В.Н. Топоров), характеризующую внутреннее содержание культур традиционного типа.

Использование этносемиотического метода в описании и анализе детских ролевых игр, святочных посиделок, масленичных и пасхальных развлечений обусловило корректность использования определенных методов исследования и соответствующих терминов. Их применение позволило отчетливо выявить значение игр и развлечений в трансляции традиционных представлений, восходящих к архаичной мифологической основе. В рамках такого подхода возможно сформулировать вывод, согласно которому детские игры, сохранившие архаичные элементы и содержательно сопоставимые с ними ритуалы следует рассматривать в качестве синхронных этнографических явлений, по-разному отражающих фундаментальные мировоззренческие схемы.

Если содержание определенных детских игр выявляется при сопоставлении их с ритуалами, то смысл и значение игры в «чомик» раскрывается в ходе этнографического сравнения ее правил и сценария с нормами домашнего этикета, регулирующего поведение взрослых членов семьи. Сопоставление двух форм символического (стереотипного) поведения позволяет увидеть в игре, вслед за Ю.М. Лотманом, важнейшее средство «овладения различными жизненными ситуациями», а также выявить ее психологическое значение, заключавшееся в стремлении к социальному самоутверждению.

Многочисленные полевые и литературные данные свидетельствуют о том, что традиционные формы символического поведения имплицитно обусловливались половозрастной структурой сельского мира. Возрастные и половые ограничения прямо или косвенно определялись мифоритуальной концепцией жизненного пути. В качестве одного из наиболее ярких примеров, подтверждающих это положение, уместно упомянуть детские игры, в которых представлена тема смерти. Такие игры находились под негласным запретом. Вместе с тем, идея об особой близости детей к миру предков закономерно порождала различные варианты подобных игр.

С другой стороны, в ходе игр, развлечений и состязаний сама эта половозрастная структура всякий раз заново обозначалась и закреплялась. Представляется, что учет этого обстоятельства особенно важен для этнографической интерпретации вопроса о механизмах трансляции традиционной культуры.

Традиционные формы «деревенского досуга» (в терминах начала ХХ века), описанные в данной работе, носили общественный характер. Достойно внимания, что Питирим Сорокин, вспоминая в «Долгом пути» об играх и забавах коми детей, отмечал: «Ни у нас, ни в других деревнях не было ни обособленных компаний, ни «одиноких душ». Эта и подобные ей оценки во многом характеризуют психологический климат в северной деревне.

Уместно еще раз подчеркнуть, что общественный характер могло носить определение возможных брачных пар, осуществлявшееся в присутствии многих наблюдателей в ходе детских и молодежных посиделок.

Значению «цензуры коллектива» в жизни сельских жителей соответствовала календарная приуроченность выбора невесты (обычай «выбор дерева на год») к Васильеву дню, соотносящая реальное событие с мифологическим прецедентом и согласующая социальные и космологические аспекты бытия. На основе анализа многочисленных данных, приведенных в работе, можно сделать вывод о том, что установление подобных соответствий оказывалось одним из фундаментальных принципов организации деревенского образа жизни.

Представляется важным подчеркнуть, что вопросы о древних или «языческих» корнях символических форм поведения обсуждались в монографии в контексте христианской культуры. Предлагаемая вниманию читателя книга не претендует на статус богословского трактата, а скорее подразумевает некоторую парадигму христианской культуры. Можно думать, что такое понимание излагаемой проблематики вписывается в экотеологический подход, заявленный в «Общих замечаниях».

Известно, что расширение нашего «знания» одновременно расширяет сферу нашего «незнания». Эта книга отнюдь не является исключением. Изложенные в ней предположения, наблюдения и выводы с неизбежностью порождают новые, более масштабные этнологические, семиотические философские и религиозно-философские вопросы…