Безчотникова светлана владимировна
Вид материала | Автореферат |
- Предложения по комплекту оборудования. Математика, 302.26kb.
- Чеховская Людмила Анатольевна Пашинина Светлана Владимировна. Районный конкурс, 27.5kb.
- Будаева Светлана Владимировна статья, 142.89kb.
- Учитель Кладченко Светлана Владимировна календарно-тематическое планирование, 370.9kb.
- Запивахина Светлана Владимировна Город Ноябрьск янао 2010 год пояснительная записка, 718kb.
- Методическая разработка спортивного праздника «Альтернативные олимпийские игры», 114.64kb.
- Светлана Владимировна Янц, 2468.15kb.
- Светлана Владимировна Старикова Образование, 158.85kb.
- Ануфриева Светлана Владимировна урок, 78.3kb.
- Программа курса по выбору для учащихся 10 класса общеобразовательных учреждений, 82.53kb.
Киевский национальный университет имени Тараса Шевченко
институт филологии
БЕЗЧОТНИКОВА СВЕТЛАНА ВЛАДИМИРОВНА
УДК 821.161.1-313.2 '06
Русская литературная антиутопия пределы ХХ-ХХI веков:
динамика развития, векторы модификаций, типология
10.01.02 - русская литература
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук
Киев - 2008
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТ
Актуальность исследования. Своеобразие литературного процесса рубежа ХХ-ХХI вв. определено особенностями переходной культурной эпохи. Феномен художественной переходности в литературоведении рассматривался в нескольких аспектах на широком фактографическом материале и оценивался исследователями как смена стадий литературного развития (А. Мережинская, Г. Поспелов, И. Неупокоева, В. Хализев), циклическое или маятникообразное чередование стилей (Ф. Ницше, Д. Чижевский, Д. Лихачёв, Д. Затонский, Н. Хренов, И. Заярная), художественных систем и творческих методов (В. Жирмунский, И. Волков), эпистем (М. Фуко, И. Ильин), типов художественного сознания (Е. Черноиваненко, В. Заманская, Д. Наливайко).
В отличие от системных трансформационных изменений переходные периоды развития культуры характеризуются разрушением традиционных художественных принципов, господством «хаосогенных начал», диффузностью элементов устоявшихся художественных систем, размытостью жанровых границ и стилевых канонов. Кризисные процессы в художественном сознании рубежа ХХ-ХХI вв. сопровождаются доминированием эсхатологического мироощущения, что во многом связано с «диссимиляцией и диссоциацией всех утопических иллюзий, которые когда-либо питало человечество»1. Это позволяет исследователям оценивать эстетическую природу современного искусства как антиутопическую (О. Кривцун, М. Эпштейн, Д. Затонский, Ю. Хабермас, J. Кateb (Дж. Кейтеб), Ch. Walsh (Ч. Уолш). В русской культуре данные процессы детерминированы наряду с кризисом утопического проекта модернизма (Ch. Newman (Ч. Ньюман), М. Липовецкий, Ю. Хабермас) делигитимацией метанарративов советской утопии (Б. Гройс, Л. Геллер, М. Нике).
Исследование взаимосвязи искусства слова с утопическим сознанием эпохи затрагивает традиционные историко-литературные проблемы отражения идеологического контекста в художественном сознании эпохи, а также открывает новые горизонты понимания вопросов природы художественного творчества и роли литературы в прогнозировании и моделировании путей преодоления кризисных явлений.
В отечественных и зарубежных исследованиях можно выделить и систематизировать перспективные направления дальнейшего изучения утопического модуса художественной литературы, актуализированного в ситуации современного кризиса культуры. Во-первых, следует отметить возрастающую роль рассматриваемого феномена, которая не ограничивается описанием жанровых структур, а выступает в качестве одного из определяющих параметров характеристики идеологического ядра художественного сознания эпохи. Такой подход к пониманию роли утопии как «подсистемы культуры» был впервые предпринят Т. Адорно и М. Хоркхаймером в работе «Диалектика Просвещения» и в дальнейшем использован для детерминирования связи авангарда и соцреализма2, – соцреализма и постмодернизма3, модернизма и постмодернизма4, характеристики «краха постмодернизма как свершившейся утопии всепонимания и терпимости»5. Во-вторых, необходимо учесть распространённость в современной культуре модернизированных форм утопического мышления, реактуализирующих модернистский утопический дискурс (фэнтези и антиутопия), на что указывает в своём исследовании Пигулевский.6 В-третьих, при относительной изученности истории утопического и антиутопического жанров в русской литературе, включая 1980-2000 годы, обращает на себя внимание как отсутствие анализа современного состояния проблемы, так и концепции, способной объяснить генеалогию всего разнообразия конкретно-исторических модификаций и разновидностей жанра. Наиболее авторитетные исследователи данной темы отмечают, что со второй половины 1980-х антиутопия приобретает качественно иной характер, «появляются новые жанровые разновидности»7. Это делает необходимым выработку современной методологии изучения жанра на новом историческом этапе его развития.
Актуальной теоретической задачей является исследование утопий и антиутопий во всех их многочисленных модификациях. Критерием оценки изменений утопического модуса художественной системы в условиях современного кризиса могут служить представления о его устойчивом ядре, а именно мифологических и фольклорных архетипах литературной утопии, «архаизированной памяти жанра», арсенале утопической топики, определяющих структурные константы утопического художественного сознания, которые сохраняются неизменными на всём протяжении существования искусства слова.
Современная русская литература является наиболее репрезентативным для анализа данной проблемы материалом, уникальным для мировой литературной традиции феноменом, отразившим борьбу не только с тотальной идеологизацией литературного творчества официально-санкционированной утопией, но и тесное многоуровневое взаимодействие утопических интенций общественной жизни и литературной практики.
Таким образом, актуальность исследования утопического модуса русской художественной литературы на рубеже ХХ-ХХI вв. вызвана необходимостью:
- комплексного изучения динамики утопического и антиутопического художественного мышления в переходную культурную эпоху;
- преодоления одностороннего (социологического) подхода к пониманию феномена утопии, что оказывало влияние на интерпретацию произведений утопического и антиутопического жанров и их оценку;
- осмысления механизмов становления нового «образа социального идеала» в художественном мире литературной антиутопии;
- потребностью анализа прогностической роли утопической и антиутопической художественной литературы в формировании идеалов культурной идентичности на рубеже ХХ-ХХI вв.;
- отсутствием специальных исследований, посвященных изучению генезиса утопической парадигмы в русской литературе.
Связь работы с научными программами, планами, темами. Диссертация выполнена в рамках комплексной научно-исследовательской темы Института филологии Киевского национального университета им. Тараса Шевченко «Развитие и взаимодействие языков и литератур в условиях глобализации» (06 БФ 044-01).
Цель исследования – выявить особенности функционирования антиутопического жанрового мышления в условиях переходной культурной эпохи рубежа ХХ–ХХI вв, векторы его трансформаций и модификаций, доминантные жанровые разновидности современной русской литературной антиутопии, что предполагает решение таких задач:
1) на основе анализа научной рецепции категорий «утопия», «утопизм», «утопическое сознание» в литературоведческой и эстетической мысли:
- выявить доминирующие факторы, определяющие континуальность утопической парадигмы в художественной литературе;
- описать актантные механизмы, на базе которых осуществляются трансформации утопического модуса в динамике культуры;
- систематизировать комплекс мифологических фольклорных архетипов русской литературной утопии и антиутопии и показать его модификации в современных русских текстах;
2) выявить особенности функционирования утопического модуса как «подсистемы культуры» в русской литературе переходной культурной эпохи рубежа ХХ-ХХI вв.;
3) определить закономерности развития утопии и антиутопии на наиболее значительных этапах динамики жанров;
4) описать жанрообразующие элементы антиутопии; проанализировать механизмы, на основе которых осуществляется «преодоление жанрового содержания» утопии как объекта критической рефлексии в структуре антиутопического художественного целого;
5) предложить жанровую типологию современной русской литературной антиутопии на основе актуализированных в современной русской культуре типов утопического сознания;
6) проследить динамику антиутопического жанрового мышления 1980-1990-х – начала ХХI вв. с целью осмысления роли антиутопии в переходную культурную эпоху;
7) рассмотреть трансформации структурно-семантических элементов выражения утопического художественного сознания разных уровней (мотивы, символы, архетипические комплексы, арсенал утопической топики), и их роль в сохранении «памяти жанра» в современной литературной антиутопии;
8) показать значение национального фольклорного и литературного контекстов, европейской утопической традиции в формировании русской литературной антиутопии как оригинального и самобытного художественного явления.
Объект исследования: произведения антиутопического жанра 1980-х гг. ХХ – начала ХХI вв., анализ которых позволяет наиболее репрезентативно проследить трансформации утопической парадигмы в переходные культурные эпохи, а именно: романы-антиутопии и повести-антиутопии А. Зиновьева, А. Кабакова, В. Маканина, А. Куркова, Л. Петрушевской, Т. Толстой, В. Сорокина, Вик. Ерофеева, В. Пелевина, Л. Улицкой, братьев Стругацких, Д. Галковского, В. Рыбакова, А. Громова, С. Прокопчик, И. Серебровой. В ходе сравнительного анализа в проблемное поле исследования были включены антиутопии А. Камю, К. Чапека, Р. Мерля, У. Голдинга, М. Турнье, Дж. Оруэлла, О. Хаксли, Г.Уэллса, Э. М. Форстера и других авторов. Для выявления общих закономерностей развития жанров утопии и антиутопии при иллюстрации теоретических положений привлекались фольклорные произведения (социально-утопические легенды о Беловодье, Китеж-граде, Мангазее, Анапе, Ореховой земле, «Сказание о роскошном житии и веселии», «Чудесной стране», «Дивьих людях», «Дивьих народах и Александре Македонском», английская народная поэма о стране Кокейн), тексты классических утопических произведений А. Сумарокова, М. Щербатова, Ф. Дмитриева-Мамонова, А. Улыбышева, М. Хераскова, А. Вельтмана, В. Одоевского, В. Левшина, В. Кюхельбекера, Ф. Булгарина, О. Сенковского, а также Платона, Ф. Рабле, Сервантеса, Т. Мора, Ф. Бэкона, Т. Кампанеллы, Сирано де Бержерака, Т. Гоббса, Д. Вераса, И. Андреа, Э. Кабе, Д. Дефо, Дж. Свифта, М. Шелли, Э. Беллами др.
Предмет исследования: художественное своеобразие современной русской литературной антиутопии в контексте процессов жанрообразования, жанровых модификаций и трансформаций литературной утопии, а также механизмов преемственности типов утопического сознания и структур их художественного воплощения в литературной практике переходной культурной эпохи.
Методы исследования. В исследовании реализован комплексный подход к рассматриваемому явлению. Изучение русской литературной антиутопии рубежа ХХ-ХХI вв. с помощью историко-генетического, типологического, сравнительно-исторического методов, дополненное использованием принципов феноменологии, герменевтики, структурализма и постструктурализма позволяет углубить представление о жанрово-стилевых особенностях антиутопических произведений рассматриваемого периода.
Научная новизна диссертации состоит в том, что в исследовании впервые:
1) проанализирована специфика русской антиутопии рубежа ХХ-ХХI вв. в контексте процессов жанрообразования и жанровых трансформаций, рассмотренных на основе имманентных законов её развития, общих особенностей переходной культурной эпохи, а также роли антиутопии в освоении образа будущего, формировании ориентиров национально-культурной идентичности;
2) выявлен закономерный характер активизации утопического творчества на завершающих этапах переходных культурных эпох, который в русском национальном контексте конкретизируется в XVII-ХIХ ст. в актуализации жанра утопии, на рубеже ХIХ-ХХ ст. – жанровой модификации – антиутопии, а в русской литературе ХХ-ХХI вв. активно проявляет себя в качестве доминанты полижанровой структуры, определяющей своеобразие антиутопического художественного целого;
3) на основе новейших эстетических и литературоведческих концепций утопии расширено представление о жанровом содержании антиутопии эпохи постмодернизма, в котором наряду с кризисом социального утопизма акцентирована эстетическая и психоаналитическая сторона данного феномена;
4) предложена типология жанровых форм новейшей антиутопии, охарактеризованы структуры политизированного, милленаристского и техницистского типов утопического художественного сознания, формирующие жанровые разновидности социальной, экзистенциальной и научно-фантастической антиутопии;
5) выявлены и описаны ключевые параметры жанрообразующего кода русской антиутопии рубежа ХХ-ХХI веков. Систематизирован комплекс мифологических сюжетных архетипов, описана жанровая матрица, жанровый канон, актантные механизмы, на основе которых осуществляются трансформации утопического модуса в динамике культуры;
6) прослежена динамика антиутопического жанрового мышления, в переходный период 1980-х – 2000-х годов, которая отражает движение процесса культурной переходности: от доминирования дистопий в конце ХХ века к увеличению числа и многообразия антиутопий в первое десятилетие ХХI столетия. В современной русской литературе наметилась тенденция, указывающая на изменение отношения общественного сознания к утопизму, выраженная в преодолении критического отношения к данному феномену и его апологии, что наиболее ярко прослеживается в творчестве А. Зиновьева, Вик. Ерофеева, Л. Улицкой.
7) на основе анализа фольклорной и литературной утопической традиций уточнена литературная топика, обнаруживающая наиболее устойчивую связь с утопическим жанровым содержанием;
9) кодифицированы как антиутопические произведения В. Маканина, А. Куркова, Л. Петрушевской, В. Пелевина, Вик. Ерофеева, В. Сорокина, Л. Улицкой, братьев Стругацких, Д. Галковского, В. Рыбакова, А. Громова, С. Прокопчик, И. Серебровой, которые ранее не рассматривались учёными в данном аспекте.
Практическая ценность полученных результатов. Результаты исследования могут быть использованы при подготовке лекционных курсов по истории русской литературы, спецкурсов, посвященных проблемам генологии, фантастоведения, литературного процесса переходной культурной эпохи, а также при написании курсовых и дипломных работ.
Личный вклад исследователя. Диссертационное исследование является самостоятельной работой. Полученные результаты и выводы сформулированы непосредственно автором.
Апробация работы. Диссертация обсуждена на заседании кафедры истории русской литературы Института филологии Киевского национального университета им. Тараса Шевченко. Основные положения работы прошли апробацию на международных конференциях: «Дискурс у комунікаційних системах» (Київ, 2004); «Філологія в Київському університеті: історія та сучасність, присвячена 200-річчю від дня народження М. О. Максимовича» (Київ, 2004); филологическом семинаре «Теоретичні й методологічні проблеми літературознавства» (Київ, 2004), «Актуальні проблеми історичної та теоретичної поетики» (Кам`янець-Подільський, 2004; 2006); «Русский язык и литература. Проблемы изучения и преподавания в Украине», проведённая под эгидой МАПРЯЛ (Киев, 2005); «Сучасний інформаційний простір: журналістика і медіаосвіта» (Алушта, 2005; 2006); «Славянские литературы в контексте мировой» (Минск, 2005), «Національні моделі порівняльного літературознавства» (Київ, 2005); «Литературные жанры: теоретические подходы в прошлом и настоящем. VII Поспеловские чтения» (Москва, 2005); «Література в контексті культури» (Дніпропетровськ, 2006); «Мова і культура» (Київ, 2004, 2006); «Українська журналістика: умови формування та перспективи розвитку» (Черкаси, 2007); «Літературна герменевтика та рецептивна теорія у сучасному науковому контексті» (Чернівці, 2006), Міжнародному симпозіумі славістів „Изучение славянских языков, литератур и культур как инославянских и иностранных” (Бєлград, 2008).
Публикации: основные положения диссертации изложены в монографии «Утопическая парадигма художественного мышления переходной культурной эпохи» (Донецк: Лебедь, 2007. – 500 с.), а также 30 статьях, среди которых 24 опубликованы в изданиях, утверждённых ВАК Украины как специальные.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Во «Введении» обоснованы актуальность и значимость темы, определены цель, задачи, принципы отбора материала, выделены объект, предмет и терминологический аппарат исследования, научная новизна, указаны концептуально значимые теоретические источники и методологические подходы, возможности практического использования результатов.
Глава первая – «Теоретические проблемы изучения утопического модуса в социокультурной динамике» – посвящена анализу научной рецепции проблем дефиниции, интерпретации и трансформации утопии и форм её художественного выражения в литературной практике эпохи постмодернизма.
1.1. «Основные подходы к изучению феномена утопического сознания, категории «утопическое», жанра утопии». Основой для выработки обобщающего подхода к осмыслению утопии, утопизма, утопического сознания и систематизации всего многообразия научных концепций, обнаруживающих диффузность, разноаспектность и многоуровневость толкований, является концепция генезиса утопии как одного из «самых старых и чистых примеров демифологизации»8, обоснованная в работах Ф. Полака, Э. Баталова, Л. Баткина, Ф. Кессиди, Ю. Левада. Её присутствие во всех продуктах распада архаического мифологического сознания, а именно: науке, религии и искусстве, позволяет выделить и обобщить представления о сущности, структуре и функциях утопии в наиболее фундаментальных исследованиях из области социально-философских наук, религиоведения и искусствоведения. Дефиниция данной категории, по мнению автора диссертации, затруднена тремя факторами: многоуровневым характером (парадигматической структурой), исторической изменчивостью (процессуальной природой), зависимостью утопии от мировоззрения. Только с учётом названных моментов можно определить адекватный рассматриваемому явлению ракурс научного поиска, который позволит воссоздать целостную картину функциональной структуры утопии в русской художественной литературе рассматриваемого периода.
На основании структурно-семантических и функциональных характеристик утопического сознания рассмотрена структура утопии, включающая следующие компоненты: критический (утопия всегда питается негативным отношением к действительности, желанием её изменить); креативный (изображение вымышленного мира, «фантазии» (Ю. Хабермас), «иллюзии» (Фрейд), элемента «рациональной надежды» (Э. Блох); конструктивный (идеи по совершенствованию существующей реальности), которые реализуют себя как целостное единство в индивидуально-авторских утопиях и антиутопиях. Акцентировано, что понятия «утопии», «утопизма», «утопического» имеют конкретно-исторический характер и зависят от социокультурного контекста эпохи.
В работе определена сущность «утопического» через сравнение с «реальным» и «фантастическим». «Утопическое» связано с первым отношениями антитетичности, представляя собой форму искажения реальности, которая в художественной литературе развивается в рамках вторичной условности. Попытки определения взаимоотношений «утопического» и «фантастического» предпринимались как исследователями утопии (А. Гожик, Ю. Жаданов, Б. Ланин, А. Любимова, О. Николенко, С. Тузков), так и фантастики (Ю. Кагарлицкий, В. Муравьёв, Р. Нудельман, Е. Тамарченко), и в основном сводились к двум аспектам: рассмотрению роли «фантастического» как эстетического принципа (фантастики – концепта) в утопии и её жанровых модификациях, а также анализу утопии в контексте генерики, т. е. описанию феномена социальной или социально-утопической фантастики (Н. Чёрная, Т. Чернышова, Г. Гуревич). Понимание «фантастического» и «утопического» на парадигматическом уровне как функционально многоуровневых категорий позволяет сделать следующие выводы о своеобразии последнего: во-первых, эстетическое измерение «утопического» разворачивается в модусе несовершенное-совершенное (безобразное-прекрасное), опираясь на дидактическую установку; во-вторых, в отличие от «фантастического» «утопическое» выглядит рационально-мотивированным, а чудесное в его плоскости подлежит редукции через поиск различных объяснений; в-третьих, фантастичность утопической картины мира состоит не в оригинальности авторского вымысла или возможности высказывать пророчества, а в реализации потенции через художественность. В-четвёртых, имея информационно-иллюстративную нагрузку, «утопическое» выглядит схематично, умозрительно, рационалистично, так как поэтическое и разъяснительно-дидактическое объединяются в модусе «утопического» эклектично, сохраняя свою самостоятельность. Это условность, которая не вырабатывает, а представляет готовые истины бытия в их совершенстве.
«Утопическое» может иметь в художественном мире произведения не только имплицитный, общелитературный (рассмотренный через авторскую позицию в контексте аксиологической системы произведения), но и эксплицитно выраженный – локальный, идейно, сюжетно или жанрово обусловленный характер. Понимание парадигматического характера утопии позволяет разрешить дискуссионные вопросы оценки проявлений утопического сознания в произведениях Ф. Рабле, Д. Свифта и Ф. Достоевского. Рассмотренные исследователями «утопии», «утопические картины», «мотивы», кодифицированы как утопические идеи и сюжеты. Примеры из классической литературы наглядно показывают разночтения в определении формы проявления «утопического» в произведениях отмеченных авторов, позволяющих отличить их от жанровых форм утопии. Последние имеют целый комплекс константных признаков, которые не могут быть выявлены в произведениях Ф. Рабле, Д. Свифта и Ф. Достоевского как система и опираются на соответствующую жанровую традицию.
1.2. «Новейшие эстетические и литературоведческие концепции утопии». Анализ современных зарубежных и отечественных исследований, посвящённых утопии, позволяет констатировать на фоне кризиса социального утопизма активизацию внимания к изучению эстетического и психоаналитического аспектов данного феномена (Г. Маркузе, К. Поппер, П. Рикёр, Ж.- П. Сартр). Анализ роли утопии в структуре творческого воображения позволяет рассматривать её как материализованную в образах желания рефлексию символического плана, связанную с деятельностью осознанно-воображаемого, «совокупность образов прошлого, освещающих социальную возможность» (П. Рикёр), «представление, примиряющее идеал с действительностью» (Т. Адорно), «вытесненную реальностью гармонию» (Г. Маркузе), которая «зарождается в литературной традиции, через неё распространяется и актуализируется бегством в литературу»9.
Такой подход к осмыслению феномена утопии является основанием для дифференциации «поэтики утопии» и «поэтики грёзы», что предпринято в трудах У. Тупонса, И. Роднянской, Г. Башляра. Последний употребляет термин «поэтика грёзы», чтобы воссоздать конфигурацию поэтического образа, предшествующую мысли. Категория времени является определяющим параметром для характеристики утопии в исследованиях П. Рикёра. Учёный исходит из понимания «футуризма» утопии как возвращения к первоистокам, считая её поиском утраченного, выражением ценностей предшествующих времён. Следует подчеркнуть, что данная интерпретация когерентна художественной семантике рассмотренного выше мифа о Золотом веке. В своей концепции Рикёр опирается на толкование утопии как семиотической системы, совокупности образов, раскрывающих социальную возможность. В этом случае литература как хранительница предшествующей художественной практики представляет идеальную лабораторию для сохранения утопического опыта и производства утопического смысла. Теряя свою монополию на утопию как литературный жанр, она приобретает приоритетный исследовательский статус. Такой подход пересекается в отдельных аспектах с наработками теоретиков постмодернизма. В структуралистских, постструктуралистских и деконструктивистских концепциях, переосмысливающих характер взаимосвязи языка и мышления, в частности, концепциях нарратологии Ж. Деррида, Ж. -Ф. Лиотара, сформулирована гипотеза об образном характере человеческой речи, имеющей метафорическую природу. При таком подходе художественная литература превращается в «создающую реальность», «привилегированное место трансформаций», «хранилище чувственного опыта», а литературоведение приобретает статус приоритетного знания, которое способно ассимилировать историю, как метанарратив (Ю. Кристева), философию как литературный жанр (Ж. Деррида), выступать «физиологией телевизий» (Ю. Кристева). Это раскрывает новые возможности для исследования проблемы «Художественная литература и Утопия», что при таком широком их понимании позволяет отождествлять эти понятия или выражать одно через другое, что предпринято в работах таких исследователей, как: В. Мазепа, С. Батракова, Ф. Полак, M. Schmid, G. Ueding, Ж. Женетт, В. Изер. Интерпретации художественной литературы как «огромной «нигдеи» вавилонской библиотеки Борхеса» (Ж. Женетт), одного гигантского текста, концентрирующего человеческие мечты относительно преобразования социальной реальности (В. Изер), «лона созревания» целеполагающих идей (А. Винер) отражают процессы переосмысления роли художественной литературы в ситуации тотальной «утраты иллюзий». В постмодернистской картине мира потеря веры в конечность любой перспективы, которая ожидает нас в будущем, девальвирует ценность утопий, они оказываются в контексте иронии и отрицания. Таким образом, истощается и источник жанра литературной утопии, наиболее репрезентативной составляющей утопической парадигмы.
Современные постмодернистские концепции уделяют значительное внимание исследованию глубинных процессов и механизмов влияния художественной литературы на внутренний мир человеческой личности, новое содержание приобретают понятия наслаждения, тела, эстетического, художественного, фантастического, утопического. В работах Р. Барта, Ю. Кристевой, Ж. Делеза, Ф. Гваттари, М. Фуко, Ж. Бодрийяра декларируется культ чувственного опыта, провозглашаемый как эпистема современного мышления, своеобразное видение «децентрированного мира», заменяющего познавательные практики чувственным опытом. Утопии в данных теоретических концепциях отведена роль смыслообразующего элемента в экспликации интуиций, ассоциаций и внушений языка постмодернистской чувствительности, процессах творчества и восприятия. Примером могут послужить статьи Р. Барта, в которых он рассматривает утопическое содержание моды на риторическом уровне10.
В исследовании совокупность черт, суммирующих проанализированные концепции утопии, квалифицирована как утопическая парадигма, включающая такие системные уровни:
1) совокупность акциональных и аксиологических установок (знания, ценности, убеждения), связанных с проявлениями утопического художественного сознания и мышления;
2) систему мифоутопических сюжетных архетипов, утопической топики, структурных элементов утопии, выступающих в качестве средств выражения утопического модуса в художественной литературе, наиболее ярко эксплицируемых в жанрах утопии и антиутопии;
В различных художественных системах активизируются различные составляющие утопической парадигмы. Изучение бытования утопического модуса в искусстве слова раскрывает диалектику взаимодействия индивидуально-авторского утопического творчества и господствующей утопической детерминанты, выступая универсальным эстетическим феноменом онтологизации идеологических смыслов. Интегрируя предшествующий опыт человечества, утопическое художественное сознание выступает в качестве продуктивной основы для создания новых утопических моделей, жанровых модификаций и разновидностей, творчески переосмысливая традицию. В современном литературоведении внимание уделялось описанию трансформации утопического модуса на основе механизмов:
1) креации (новых, оригинальных индивидуально-авторских моделей преобразования мира и человека, выраженных в сюжетно и жанрово обусловленных формах);
2) негации (в модусах пародирования, иронического изображения, деконструкции, верификации, что характерно для различных разновидностей антиутопических произведений).
3) интерференции (различных национальных традиций утопического творчества);
4) эмансипации (автономизации и перемещения отдельных элементов утопической парадигмы в качестве символических форм в иную культурную плоскость);
5) «переакцентуации» (утопических идей, сюжетов, жанров культурной традиции в новом социокультурном контексте);
1.3. «Принципы создания типологий утопии. Проблема жанрового статуса антиутопии». В диссертации рассмотрены существующие классификации литературной утопии на основании хронологического, идеологического, структурного, тематического, топологического подходов. Систематизированы и дополнены концепции генезиса и дефиниции антиутопии, её историко-литературная фактография. Акцентировано внимание на том, что утопические и антиутопические представления формируются одновременно на основе архетипов ада и рая, и в культурной традиции развиваются параллельно, что доказывает история мировой литературы. Отмечено, что понятия «антиутопичность» и «антиутопизм»11 не могут быть рассмотрены по аналогии с категорией «утопизм», так как всегда являются зависимыми от утопического, характеризуются и обнаруживают себя через отношение к нему. Антиутопизм существует только относительно утопизма как установки сознания, его исследование может опираться на многовековую историю изучения утопического сознания во всех формах ее проявления. Потому генезис и своеобразие литературной антиутопии нельзя объективно воспроизвести без осмысления ее производной основы.
Первооснова жанровой матрицы утопии как генетически обусловленного комплекса наиболее характерных признаков заложена в произведениях Платона «Государство», «Законы». Традиционализация жанрового канона литературной утопии осуществляется в эпоху Просвещения, его исходной моделью является «Утопия» Т. Мора. В ХVI-ХVII веках появляются как первые канонические утопические, так и антиутопические произведения.
Традиционализация жанрового канона литературной антиутопии связана с началом ХХ века, а именно романом Е. Замятина «Мы». В полемике с концепциями, сводящими отношения утопии и антиутопии к упрощённо антитетическим, отмечено, что формальносодержательные единства в литературоведческой науке должны рассматриваться в определённом социокультурном контексте, вызвавшем их актуализацию, на эти закономерности генерики указывали в своих трудах М. Бахтин, Б. Томашевский, Р. Шлайфер. Очевидно, что дифференциация утопии и антиутопии как «типов высказывания» лежит в аксиологической плоскости. Антиутопия в своей целостности характеризуется как преодоление жанрового содержания утопии, которая имеет достаточно сложную художественную природу. В этом плане можно возразить, что антиутопия «не столько играет со своей литературностью»12, сколько генерирует за счет образной природы в читательском сознании поиск настоящих ценностей. Поэтому основой жанрового содержания антиутопической литературы в контексте современных мировоззренческих установок является механизм трансгрессии: процесс перехода границы между возможным и невозможным с помощью вторичной условности. Смежные, но не тождественные антиутопии художественные явления (роман-предупреждение, дистопия, негативная утопия, контрутопия, сатирическая или ироническая утопия) рассмотрены автором как разновидности антиутопии, в которых акцентированы отдельные её признаки.