Geum.ru

Безчотникова светлана владимировна

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Современная русская социальная антиутопия
Современная русская экзистенциальная антиутопия
Современная русская научно-фантастическая антиутопия
Основное содержание диссертации отражено в публикациях
Подобный материал:
1   2   3   4

ВЫВОДЫ


Анализ современной русской литературной антиутопии рубежа ХХ-ХХI вв. позволил выявить особенности функционирования антиутопического жанрового мышления в условиях переходной культурной эпохи, векторы его трансформаций и модификаций, доминантные жанровые разновидности, а также соответствующие им художественные стратегии и тактики утопического творчества в контексте литературного процесса эпохи постмодернизма.

Концептуальные положения данной работы основываются на доказательстве континуальности утопического модуса в динамике культуры. Актуализация утопического модуса как «подсистемы культуры» в русской литературе рубежа ХХ-ХХI вв. имеет закономерный характер. Проведенный анализ динамики данного феномена в диахронии позволяет отметить, что переходные культурные эпохи характеризуются генерализацией утопических интенций преимущественно на завершающем этапе. Утверждение об актуализации утопического модуса на переломных этапах развития культуры подтверждается расцветом утопической мысли и творчества в другие переходные для русской культуры периоды развития (от средневековья к Просвещению – ХVII-XVIII ст., на рубежах ХIХ-ХХ и ХХ-ХХI ст.). Дифференцирующим признаком для названных переходных эпох является различное качественное наполнение утопического модуса культуры, которое в XVII-ХIХ ст. проявляется в актуализации жанра утопии, на рубеже ХIХ-ХХ ст. – жанровой модификации – антиутопии, а в русской литературе ХХ-ХХI вв. конкретизируется в качестве доминанты полижанровой структуры, определяющей своеобразие аниутопического художественного целого.

Обращает на себя внимание замирание развития утопии в русской литературе 1980-2000-х годов, несмотря на то, что в научной рецепции она оценивается в качестве «способа интеллектуального освоения кризисной ситуации» (Т. Розова), «атрибутивной характеристики переходного периода» (Т. Запорожец), феномена, проявляющего наибольшую активность на сломе исторических формаций (К. Чистов). Данный регрессивный процесс во многом детерминирован кардинальной трансформацией роли и функций антиутопии в литературе рубежа ХХ-ХХI вв. Антиутопия в художественной литературе постмодернизма выполняет не только прогностически-предупреждающую, алармистскую, но и диагностическую функцию. Данный жанр перестаёт быть только средством «освобождения от утопизма», «выражением апокалиптического мироощущения», он становится художественной технологией диагностики общественного сознания относительно определённой утопической идеи, что позволяет в новейших философских исследованиях определять антиутопию как «самоосознающее течение в литературе» (А. Грицанов). Роль антиутопии на современном этапе заключается как в заострении насущных проблем эпохи с целью их актуализации и скорейшего разрешения, так и в апробации новых социально-этических моделей общественного развития, верификации новых идеалов коллективной и индивидуальной идентичности.

Художественная литература раскрывает двусторонний характер связи утопического творчества с общественным сознанием эпохи, которое с одной стороны, как духовное образование отражает иллюзии, мечтания, идеи, выражающие историю своего народа. С другой стороны, литературные утопии и их жанровые модификации выступают социально действенным средством духовной ориентации, не только прогнозирующим, но и программирующим перспективы социокультурного развития.

В исследовании систематизирован терминологический аппарат, описаны элементы жанрообразующего кода утопии: комплекс мифологических сюжетных архетипов русской литературной утопии, категории «утопическое», «утопическая жанровая матрица», «утопический жанровый канон». Первоэлементы литературной утопии, изначально сформированные в мифопоэтическом мышлении, классифицированы на основе структурных элементов и функций утопического сознания. Базовый креативный элемент утопии содержит образ идеального, желаемого будущего, выполняющий компенсаторно-адаптивную функцию, выраженную через архетипы Эдемского сада, Золотого века, Блаженных островов, Сатурнова царства, Китежа, Беловодья, Страны Кокейн. Конструктивный элемент утопии, включает описание путей совершенствования жизненных форм, выполняющих нормативную функцию, что представлено архетипами Творения (Дж. Фрэзер), вечного возвращения (М. Элиаде), космогонии (Е. Мелетинский). Критический элемент утопии, содержащий отрицание существующего порядка вещей и стремление его изменить выполняет критическую функцию. В художественном мире литературных утопий и антиутопий он, как правило, эксплицирован через эсхатологические и мессианские архетипы о конце времён, вселенском потопе (пожаре), героях-избавителях.

Выявлена специфика категории «утопическое», состоящая в представлении идеализированной картины мира в модусе «несовершенное/совершенное» (безобразное/прекрасное), которая достигается рационально-мотивированными средствами и опирается на дидактическую установку. При этом поэтическое и разъяснительно-дидактическое объединяются в модусе «утопического» эклектично, сохраняя свою самостоятельность. Исследованные в диссертации механизмы жанрообразования и жанровых трансформаций современной русской антиутопии позволили обобщить генетически обусловленный комплекс константных признаков утопии, сохраняющихся в «большом историческом времени». Он представляет собой сложную взаимосвязь трёх разнородных компонентов: иронии, этологического сюжета, идеализированного образа вымышленного мира, которые соответствуют трём структурным элементам утопии. Данная целостность, кодифицированная в исследовании как жанровая матрица утопии (антиутопии), является динамичной системой с тенденциозной модальностью (позитивной/негативной), которая в эпоху Просвещения проходит этап канонизации и обогащается традицией в новых литературных интерпретациях. Жанровый канон утопии, как совокупность порождающих принципов жанра, сохраняет в истории культуры основные поэтические признаки утопической жанровой матрицы, сформированной в литературе античности. Такие поэтические черты утопии, как риторичность, дидактизм, тяготение к метаобразности, эскизность образов героев и персонажей, внутренняя конфликтность, формирование гомогенного аксиологического пространства, двучастность композиции, этологизм, пафос возвышенного в своей совокупности кодифицированы как жанровый канон и прослеживаются как в произведениях классической европейской утопии ХVI-ХIХ веков, так и в русской утопии второй половины ХVII-ХIХ веков, антиутопии ХХ века.

В структуре антиутопического художественного целого в качестве объекта художественной рефлексии выделены актуализированные в современной русской литературе конца ХХ – начала ХХI вв. типы утопического художественного сознания, аспекты изображения концепции человека и типы условности, определяющие жанровые разновидности современной русской литературной антиутопии. В целом, динамика антиутопического жанрового мышления рубежа ХХ-ХХI вв. отражает движение процесса переходности: от дистопии в конце ХХ века к увеличению числа и многообразия антиутопий в первое десятилетие ХХI столетия.

Современная русская социальная антиутопия отражает состояние идеологической констелляции, в котором доминирует имперский вектор России Великой Державы, Мировой империи, Третьего Рима, Второго Вавилона. Среди многообразия форм выражения утопического сознания политизированного типа в структуре антиутопического художественного целого преобладают государственные модели, в которых акцентированы идеи патернализма, социального детерминизма и автаркии. При этом приоритетной художественной стратегией манифестации жанрового содержания выступает пародия, синтезирующая не только различные регистры бурлеска и травестирования, но и сатирического осмеяния, иронического изображения, каламбурной игры, эпатажного заострения, объектом которой является идеологический миф.

Социальная антиутопия рубежа ХХ-ХХI вв. сохраняет в своей структуре базовый комплекс мифологических сюжетных архетипов литературной утопии, изображённых в аспекте демифологизации. Доминантным выступает мотив Творения, в котором акцентирована идея несовершенства созидательного акта, осуществленного средствами насилия (А. Кабаков «Невозвращенец», В. Сорокин «День опричника»), дезинформации (В. Маканин «Долог наш путь», А. Курков «Сады господина Мичурина»), предательства (Т. Толстая «Кысь»). Продуктивными остаются характерные как для европейской, так и русской утопической традиции мотивы путешествия, в том числе в форме сна-видения, апокалиптической катастрофы (кораблекрушения-наводнения-утраты земной тверди), поиска героем утраченных ценностей (неразделённых чувств и надежд). Семантические трансформации мотивного кода характеризуются нарастанием условных форм, модифицирующих путешествие в экстраполяцию, игру со временем, перемещение во вневременное сказочное или мифологическое пространство к несуществующему идеальному локусу бытия (u-topos – место, которого нет). При этом в игру со временем вовлекаются различные его аспекты, время биографическое, календарное, родовое, что обогащает сюжет мотивами отцовства, связи поколений (А. Курков «Сады господина Мичурина»), чудесного обретения мудрости и богатства посредством женитьбы на богатой невесте (Т. Толстая «Кысь»), эротическими мотивами (В. Маканин «Долог наш путь», В. Сорокин «День опричника»). Мотив Апокалипсиса (кораблекрушения-наводнения-утраты земной тверди), определяющий пафос антиутопии, конкретизируется в современной русской социальной антиутопии в образах ядерной катастрофы, информационных войн, социальных беспорядков, революционных и протестных движений. Социальные катаклизмы усиливаются моральным поражением героя, который выступает носителем традиционной этики и нравственности.

В динамике трансформационных процессов система символов современной русской социальной антиутопии определяется как сложный, полигенетичный, метасемантический, интегральный комплекс, включающий символику: советскую идеологическую (красный цвет, мешки-флаги, звезда, серп и молот), русскую национально-культурную (балалайка, матрёшка, кокошник), фольклорную (молодильные яблоки, змей Горыныч, зелёные луга, цветущий круг), а также связанную с литературной утопической традицией (остров-сад, солярные символы, образы платоновской космогонии) и «культурософскую постструктуралистскую символику: мир-текст-словарь-энциклопедия-библиотека-лабиринт. Наслоение художествен ной семантики формирует новые объекты имагинативной реальности, сложный синтез различных культурных контекстов, приумноженный по силе своего обобщения и суггестивного воздействия, что не только обогащает, но и обостряет восприятие произведения читателем. В структуре антиутопического художественного целого символический ряд подвергается десакрализации посредством обнажения механизмов производства смыслов массовым сознанием, превращая господствующие утопические идеи и проекты в эскизные схемы и симулякры.

Современная русская экзистенциальная антиутопия отражает процесс деконструкции в художественном сознании эпохи постмодернизма традиционных национальных концептов и мифологем, который связан с переоценкой ценностей. Объектом интеллектуального критицизма, направленного на выявление внутренней противоречивости текста в процессе децентрации логоцентрических структур, становится не только советская утопия, но и доминирующие мотивы религиозно-православной литературы ожидания конца времен, Судного дня, мессии, царства Божьего на земле; национальные культурные концепты о спасении мира красотой, литературоцентризме русского национального сознания, святости и разумности юродства.

Художественный мир современной русской экзистенциальной антиутопии характеризуется высокой степенью художественного обобщения, специфическим видением мира «на грани», «на рубеже», «на пределе» его смыслообразующих начал. Экзистенциальная антиутопия обнаруживает, что всякая универсалия оказывается миражём, иллюзией социальной гармонии, вселенского счастья, истины, а в мире господствует уничтожающее Ничто, которое равносильно сущности бытия. Она становится двойным отрицанием абсолютных истин, например, таких как: гуманизм (А. Зиновьев «Живи»), прогресс (Л. Петрушевская «Номер Один, или В садах других возможностей»), моральные императивы власти (В. Пелевин «Жёлтая стрела»), национальные культурные концепты (Вик. Ерофеев «Русская красавица», «Пять рек жизни»).

Мифоутопические сюжетные архетипы в экзистенциальной антиутопии обогащаются фольклорными мотивами о похищении красавицы чудовищем, о «провалищах», а также метаморфоз и метемпсихоза, игры-путешествия, блуждания души в лабиринте компьютерного пространства. Вектор модификаций в системе мотивов направлен на поиск средств гармонизации социального макрокосма с личностным микрокосмом. При этом базовой семантической матрицей выступает мотив о герое-избавителе, который в эскапистских сюжетах выражен в утопиях вневременного порядка, сконцентрированных на изображении универсальных ценностей, таких как платонизм, Господь, Любовь, Природа, Вера (Л. Петрушевская «Номер Один, или В садах других возможностей», А. Зиновьев «Живи», В. Пелевин «Жёлтая стрела», Л. Улицкая «Путешествие в седьмую сторону света»); а в антиутопиях с героическим сюжетом – на бессмысленности искупительной жертвы героя (Вик. Ерофеев «Русская красавица», В. Маканин «Лаз»). Трагический пафос экзистенциальной антиутопии усилен исповедальным характером повествования, позволяющим акцентировать мотивы обречённости, страдания, жертвенности. Эсхатологический миф в экзистенциальной антиутопии связывает различные вариации апокалиптической тематики, объединяя в художественной семантике утопическое неприятие действительности (критическая функция утопии) и экзистенциальное мироощущение катастрофизма и бессмысленности личностного бытия. Приоритетные позиции занимают коррелирующие мотивы:
  • теодицеи, с акцентированием изображения мирового зла как посланного человеку испытания ради благой цели (Вик. Ерофеев, Л. Петрушевская, А. Зиновьев);
  • танатологии, приобретающей в постмодернистской традиции онтоло­гический характер переосмысления наиболее общих категорий сущего, (смерти Бога, субъектов истории и творчества, гибели культуры), что наиболее ярко представлено в антиутопиях Вик. Ерофеева, В. Маканина, В. Пелевина;
  • обретения подлинности через исчезновение в пространстве компьютерной игры (Л. Петрушевская).

Рассмотренные в диссертации векторы модификаций в системе символов современной экзистенциальной антиутопии позволяют обнаружить бинарные оппозиции, на которых основывается механизм деконструкции. «Благоуханный сад бергамотовых деревьев» превращается в «зловонное болото» (Вик. Ерофеев «Русская красавица»), вода – в лёд (Л. Петрушевская «Номер Один, или В садах других возможностей»), солнечные лучи – в электрический свет (В. Маканин «Лаз»), волшебная планета – в замкнутую комнату (Л. Улицкая «Путешествие в седьмую сторону света»), поезд «Жёлтая стрела» движется к разрушенному мосту (В. Пелевин «Жёлтая стрела»). Деструкция символического ряда сознания героев экзистенциальной антиутопии становится основой поступательного разрушения основ классической рациональности и иерархической упорядоченности жизненного мира. Утраченный символический ряд определяет сужение горизонта существования, поэтому пафос героического невозможен. Нигилизм выступает в качестве смыслообразующей интенции эстетической рефлексии экзистенциальной антиутопии, актуализируя смысловой ряд утрата-одиночество-разрушение-смерть-безысходность-неопределённость.

Современная русская научно-фантастическая антиутопия отражает процессы интеграции в художественном сознании и мышлении поэтических стратегий современной литературы и методов научного познания, основанных на верификации научной гипотезы. Функциональные проявления утопического художественного сознания техницистского типа в научно-фантастической антиутопии выражены в художественном осмыслении экспериментов над человеком (А. Громов, С. Прокопчик, И. Сереброва, природной (А. Громов, Д. Галковский) и социальной средой (В. Рыбаков, Стругацкие).

Система мотивов в данной разновидности антиутопических произведений группируется вокруг модифицированной руссоистской оппозиции «человек-биосфера», в которой доминантным выступает мотив идеального инобытия (Царства Божьего, Эдемского сада, Блаженных островов, Золотого века), трансформированный в «многомирие» ирреальных, виртуальных, фрактальных миров. При этом для изображения способов связи между параллельными мирами используются накопленные многовековой литературной практикой художественные стратегии и приёмы: философские сентенции, психоанализ, изображение загробной жизни, миражей и видений, шахматных и компьютерных игр, научных открытий. Они обеспечивают переход не только из одного пространства в другое, но и смену состояний интерсубъективности, взаимоперетекания физической и психической реальности.

Анализ трансформационных изменений системы архетипов и символов, характерных для национальной утопической традиции, позволяет обнаружить актуализацию образов, означающих:
  • мутацию естественных форм (квадратное яйцо, нора-дом, планета Крепость, биотрансформации);
  • «симуляцию симулякров» (аватар, модератор, всеобщий телетеатр – гудилап);
  • трансформацию трафаретных фантастических реалий, воссоздающих акт космогенеза (реконструкция поверженной цивилизации) или антропогонии (создания человека) – антиграв, робот, синтезатор.

Наследование традиций и энергия обновления словесного искусства наиболее ярко выражаются в литературной топике, выявляющей устойчивую связь с утопическим жанровым содержанием. В художественном мире современной русской литературной антиутопии преобладают традиционные сюжетные образы и мотивы, которые условно (в силу комбинаторной природы) могут быть связаны с источниками: фольклорной (мифоутопические образы Китежа, Беловодья, Ореховой земли), религиозно-канонической (града земного и града небесного, райского сада, мессии-спасителя) и литературной традиций (робинзонада, создание искусственного человека, войны цивилизаций, освоение космоса, изобретения эликсира молодости). Аккумулирующие многовековой художественный опыт, традиционные сюжеты, мотивы и образы не только подвергаются переосмыслению в индивидуально-авторском творчестве, но и указывают на постоянное присутствие проявлений утопического художественного сознания в культуре.

Роль постмодернистской стилевой доминанты для развития жанра антиутопии рубежа ХХ-ХХI вв. состоит в акцентировании таких генетических черт антиутопического художественного целого, как полижанризм, карнавальность и мифологизм в аспектах демифологизации и ремифологизации. Художественное своеобразие современной русской антиутопии, в сравнении с европейской, состоит в ярко выраженной религиозности, исповедальности, бинарной этнокультурной природе.


Основное содержание диссертации отражено в публикациях:


1. Бесчётникова С. В. Утопическая парадигма художественного мышления переходной культурной эпохи (на материале русской прозы рубежа ХХ-ХХI вв.): Монография. – Донецк: Лебедь, 2007. – 500 с. – Библиогр.: С. 466-499.

Рецензии: Кочетова С. А. О метафоре „всеобщего счастья”... Рецензия на монографию Бесчётниковой С. В. „Утопическая парадигма художественного мышления переходной культурной эпохи (на материале русской прозы рубежа ХХ–ХХI вв.)” : Монография. – Донецк : Лебедь, 2007. – 500 с. – Библиогр. : С. 466-499 // Східнослов`янська філологія. Вип. 13. – Горлівка : Видавництво ГДПІІЯ, 2008. – С. 361-364; Филат Т. В. Антиутопия в лабиринте постмодернизма. Рецензия на монографию Бесчётниковой С. В. «Утопическая парадигма художественного мышления переходной культурной эпохи (на материале русской прозы рубежа ХХ-ХХI вв.)» // Русская филология. Украинский вестник. – 2008. – № 2 (36). – С. 67-69; Ильинская Н. И. Утопическая парадигма в диалектике переходности. Рецензия на монографию Бесчётниковой С. В. «Утопическая парадигма художественного мышления переходной культурной эпохи (на материале русской прозы рубежа ХХ-ХХI вв.)» : Монография. – Донецк : Лебедь, 2007. – 500 с. – Библиогр. : С. 466-499 //


2. Бесчётникова С. В. Реализм и утопизм в неклассическом романе (на материале прочтения романа Виктора Ерофеева «Русская красавица») // Русская литература. Исследования: Сборник научных трудов. – К.: ИПЦ «Киевский Университет», 2004. – Вип. 6. – С.215-226.


3. Бесчётникова С. В. Антиутопический модус повести В. Пелевина «Жёлтая стрела» // Литературоведческий сборник. – Вып. 20. – Донецк: ДонНУ, 2004. – С.151-163.


4. Бесчётникова С. В. Может ли быть искусство деструктивным? Антиутопический дискурс в раннем творчестве Виктора Ерофеева // Русская литература. Исследования: Сборник научных трудов. – К.: ИПЦ «Киевский Университет», 2005. – Вып. 7. – С. 271- 281.


5. Безчотнікова С. В. Екзистенціальна антиутопія як жанровий різновид, або Прометей спотворений // Вісник Черкаського державного університету. Серія «Філологічні науки». – Черкаси, 2005. – Вип. 67. – С. 9-19.


6. Безчотнікова С. В. Топос граду в творчості Альбера Камю 1950-1960 років // Наукові записки Харківського національного педагогічного університету ім. Г. С. Сковороди. Серія «Літературознавство».– Харків, 2005. – Вип. 2 (42). – С. 130-143.


7. Бесчётникова С. В. Трагическое и комическое в антиутопическом романе А. Зиновьева «Зияющие высоты» // Наукові записки Харківського

національного педагогічного університету ім. Г. С. Сковороди. Серія

«Літературознавство» – Харків, 2005. – Вип. 4 (44). – С. 121-132.


8. Бесчётникова С. В. Особенности пространственно-временной организации современной русской литературной антиутопии (на материале произведений Т. Толстой «Кысь», А. Зиновьева «Живи», В. Маканина «Долог наш путь») // Русская литература. Исследования: Сборник научных трудов. – К.: ИПЦ «Киевский Университет», 2006. – Вып. 8. – С. 303- 316.


9. Безчотнікова С. В. Утопічне і фантастичне в художньому світі Платона // Теоретические и прикладные проблемы русской филологии: Научно-методический сборник. – Вып. 14, Ч. 2. – Славянск: СГПУ, 2006. – С. 3-14.


10.Безчотнікова С. В. Міфоутопічна свідомість: філософський та художній виміри // Літературознавчі студії: Збірник наукових праць. Випуск 11. – К. : Видавничий Дім Дмитра Бураго, 2004 – С. 29 – 36.

11. Безчотнікова С. В. Теорія трьох «Т» в антиутопічному часовому художньому цілому // Мова і культура (Науковий щорічний журнал). – К. : Видавничий Дім Дмитра Бураго, 2005. – Вип. 8. – Т. V1. Ч.2 Художня література в контексті культури. – С. 155-162.


12. Безчотнікова С. В. Міфопоетика сучасної антиутопічної робінзонади // Філологічні семінари: Національні моделі порівняльного літературознавства. Вип. 9. – К.: ВПЦ «Київський університет». – 2006. – С.135-142.


13. Безчотнікова С. В. Жанрова модальність постмодерної антиутопії: «порядок історії» та «порядок космосу» // Гуманітарний вісник. Серія: Іноземна філологія . Всеукр. зб. наук. пр. : У двох томах. – Черкаси: ЧДТУ, 2006. – С. 10-13.


14. Безчотнікова С. В. Метаутопічне художнє ціле: проблеми генезису і прагматики // Актуальні проблеми слов’янської філології: Міжвуз. зб. наук. ст. – К. – Ніжин. ТОВ «Видавництво Аспект-Поліграф», 2006. – Вип. ХI : Лінгвістика і літературознавство. Ч. 2. – С. 499-505.

15. Безчотнікова С. В. Аксіологічні моделі в структурі художнього світу літературних антиутопій та метаутопій // Вісник Черкаського університету. Серія «Філологічні науки». Вип. 86. – Черкаси, 2006. – С. 5-15.

16. Безчотнікова С. В Проблеми художності утопії в сучасній герменевтиці // Наукові записки Харківського національного педагогічного університету ім. Г. С. Сковороди. Серія «Літературознавство» – Харків, 2006. – Вип. 2 (46). – С. 139-148.


17. Безчотнікова С. В Рецепція фольклорних традицій у жанрі літературної утопії // Питання літературознавства: Науковий збірник .– Чернівці: Рута, 2006. – Вип. 71. – С. 140-154.


18. Бесчётникова С. В. Эрос и Танатос в художественных произведениях и публицистике Виктора Ерофеева // Література в контексті культури. Зб. наукових праць / Ред. кол. В. А. Гусєв (відп. ред) та ін. Вип. 16. – Т. 1. – Дніпропетровськ: ДНУ, 2006. – С. 14-23.


19. Безчотнікова С. В Жанр утопії в контексті едейтичної поетики // Наукові праці Кам`янець-Подільського державного педагогічного університету: Філологічні науки, Випуск 14. Том 1. – Кам`янець-Подільський: Абетка-НОВА, 2007. – С. 24-42.


20. Бесчётникова С. В. Философские идеи З.Фрейда в художественной интерпретации Е.Замятина (на материале рассказов «Чрево», «Наводнение») // Русская литература. Исследования: сборник научных трудов. – К.: ИПЦ „Киевский ун-т”; 2003. – В. IV. – С. 193 – 203.


21. Безчотнікова С. В Рецепція творчості Є.Замятіна в англо-американському літературознавстві 50-70-х рр. ХХ століття // Філологічні дослідження: Зб. наук. робіт /Донецький національний університет/. – Вип.4. – Донецьк: ООО "Юго-Восток, Лтд", 2002. – С.311- 322.


22. Бесчётникова С. В. Замятин и Гоголь: к вопросу об интертекстуальных связях // Наукові записки Харківського педагогічного університету ім. Г.Сковороди. Серія: «Літературознавство» – Вип.3 (35). – Харків: ТОВ “Радуга”, 2003.– С.95-106.


23. Бесчётникова С. В. Современная русская экзистенциальная антиутопия как модус эскапизма // Русский язык, литература, культура в школе и вузе. – №3. – 2007 – К.: ООО Издательский дом «Аванпост-прим». – С. 36-42.


24. Бесчётникова С. В. «Альтернативная история» и «альтернативная утопия» (на материале романа В. Рыбакова «Гравилет «Цесаревич») // Наукові записки Харківського національного педагогічного університету ім. Г. С. Сковороди. Серія «Літературознавство». – Харків, 2007. – Вип. 4 (52). – С. 140-150.