Geum.ru

1. Врата смерти Перед Эрагоном высилась темная башня; там таились чудовища зверски замучившие Гэрроу, который был для него как отец

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   60   61   62   63   64   65   66   67   ...   74

– А не может ли еще кто-то из эльфов выковать мне меч?

– Нет, – ответил Оромис. – Нет, если ты хочешь, чтобы твой клинок был столь же высокого качества, как Заррок или любой из тех прекрасных мечей, которые украл Гальбаторикс, то тебе следует обращаться только к Руноне. Она одна из старейших среди всех нас, к тому же лишь она одна могла изготовлять мечи для ордена Всадников.

– Так ей что же, столько же лет, сколько самому ордену? – удивился Эрагон.

– Нет, она старше.

Эрагон только головой покачал. Потом, помолчав немного, спросил:

– А что нам делать до завтрашнего утра, Учитель? Оромис посмотрел на Эрагона, потом на Сапфиру и сказал:

– Отправляйтесь-ка к дереву Меноа. Я вижу, что не знать вам покоя, пока вы к нему не сходите. А заодно и поглядите, нет ли там оружия, о котором говорил кот-оборотень. Ну, а когда удовлетворите свое любопытство, возвращайтесь в свой прежний дом. Слуги Имиладрис постоянно держат его наготове для вас с Сапфирой. А уж завтра постараемся успеть все, что наметили.

– Но, Учитель, у нас слишком мало времени, чтобы отдыхать…

– Все равно вы оба слишком устали, чтобы заниматься сегодня чем-то еще серьезным. Поверь мне, Эрагон, сейчас вам лучше отдохнуть. Полагаю также, что за эти несколько часов ты сумеешь обдумать все то, что узнал сегодня. По любым меркам, даже Всадников и драконов, разговор у нас сегодня получился достаточно трудным и утомительным.

Несмотря на столь убедительные доводы, Эрагон все же не был уверен, что им необходимо остаток дня провести в безделье. Его гнала вперед жажда деятельности, хотя он, конечно, понимал, что оба они нуждаются в отдыхе и восстановлении сил.

Он невольно поерзал на стуле, тем самым, видимо, выдав Оромису свое нетерпение и раздиравшие душу противоречия, потому что эльф улыбнулся и сказал:

– Я хочу кое-что пообещать тебе, Эрагон; может быть, это поможет тебе сегодня немного расслабиться. Обещаю. что, прежде чем вы с Сапфирой отправитесь обратно, ты можешь назвать любой вид магии, и я за короткое время научу тебя всему, что имеет к нему отношение.

Эрагон большим пальцем покрутил кольцо с сапфиром, надетое на указательный палец, и попытался сразу определить, какой именно из видов магии его интересует более всего. В конце концов он сказал:

– Я бы хотел научиться вызывать духов. Оромис слегка помрачнел, но возражать не стал.

– Хорошо, я сдержу данное тебе слово, Эрагон. Но помни: черная магия – искусство темное и не слишком достойное Тебе не следует пытаться заполучить власть над иными существами для собственной выгоды. Даже если не принимать во внимание то, что подобные чары нарушают принципы морали, занятие подобными вещами исключительно опасно. Кроме того, это вообще дело очень непростое. Обычно магу требуется года три весьма интенсивных занятий, прежде чем он сможет вызвать духа, будучи уверенным, что этот дух не подчинит себе его самого. Вызов духов вообще сильно отличается от всех прочих видов магии, Эрагон. Применяя подобные заклятья, ты ведь пытаешься заставить существа необычайно могущественные, а зачастую и настроенные весьма враждебно, повиноваться твоим приказам; и эти существа, будучи плененными тобой, постоянно будут выискивать брешь в наложенных тобой чарах, мечтая все свои силы направить против тебя, отомстить тебе, подчинить тебя себе. В нашей истории никогда не было случая, чтобы Шейд стал Всадником, и для нашей земли не было бы беды ужаснее, если бы такое случилось; пожалуй, это было бы хуже даже, чем предательство Гальбаторикса. Прошу тебя, попробуй выбрать какой-нибудь другой вид магии, менее опасный для тебя и для того дела, которому ты служишь.

– Ну, тогда, может быть, ты сообщишь мне мое истинное имя?

– Твои запросы растут с минуты на минуту, Эрагон-финиарель! Я, конечно, могу попытаться узнать твое истинное имя. Если сильно захочу. – Седовласый эльф пристально посмотрел на Эрагона, приковав его к месту своим тяжелым взглядом. – Да, думаю, что у меня это получится. Но я этого ни за что не сделаю. Истинное имя может иметь для магии огромное значение, но само по себе это не заклятье, а стало быть, оно не может быть включено в список того, что я тебе обещал. Если твое желание направлено на то, чтобы лучше понять самого себя, тогда постарайся выяснить свое истинное имя сам. Если бы я сообщил его тебе, это, безусловно, дало бы тебе кое-какие преимущества, но ты не сумел бы воспользоваться своим именем с должной мудростью, которую ты сможешь обрести лишь в том случае, если самостоятельно его отыщешь. Любые знания человек получает благодаря своим трудам. А уж мудрость и вовсе невозможно получить от других в подарок, сколь бы высоко ты не Ценил и не уважал их.

Эрагон снова потеребил свое кольцо, неуверенно кашлянул и покачал головой:

– Ну, я не знаю… У меня, кажется, и вопросов-то больше не осталось…

– Сильно в этом сомневаюсь, – заметил Оромис. Эрагону и впрямь никак не удавалось сосредоточиться на каких-то насущных проблемах; мысли его все время крутились вокруг одного: Элдунари и Бром. Потом он вдруг снова вспомнил всю ту последовательность странных событий, которые в итоге привели Брома в Карвахолл, а самого Эрагона превратили в настоящего Всадника, и некая мысль мелькнула у него в голове: «Ведь если бы Арья не…» Эрагон улыбнулся и спросил:

– Учитель, а ты не мог бы научить меня мгновенно перемещать предметы с места на место, как Арья проделала это с яйцом Сапфиры?

Оромис кивнул.

– Отличный выбор! Заклинание весьма ценное и может быть использовано в самых различных целях. Уверен, оно не раз докажет тебе свою ценность в твоих столкновениях с Гальбаториксом и его слугами. Да и Арья может подтвердить, сколь оно полезно.

Взяв бокал со стола, Оромис поднял его, и яркие солнечные лучи тут же сделали вино в нем почти прозрачным. Эльф некоторое время изучал переливающуюся влагу в бокале, потом сказал:

– Хочу известить тебя, прежде чем вы с Сапфирой отправитесь в город: тот, кого ты направил сюда, давно уже прибыл.

Прошло не меньше минуты, прежде чем Эрагон понял, кого Оромис имеет в виду.

– Как! Слоан уже в Эллесмере? – удивился он.

– Да, он живет один в маленьком домике у ручья на западной окраине Эллесмеры. Смерть шла за ним по пятам, пока он плелся через лес, но мы исцелили его раны, и теперь он здоров. Эльфы приносят ему еду и одежду и вообще присматривают за ним, так что у него все в порядке. Они же сопровождают его, куда бы он ни пошел. Иногда они даже читают ему, но по большей части он предпочитает сидеть в одиночестве и ничего не отвечает тем, кто приходит его навестить. Дважды он пытался уйти от нас, но твои заклинания не дали ему этого сделать.

«Удивительно, как это он так быстро сюда добрался», – сказал Эрагон Сапфире.

«Видимо, твое заклятье оказалось сильнее, чем ты полагал».

«Наверное».

И Эрагон тихо спросил Оромиса:

– А вы не сумели вернуть ему зрение?

– Нет.

«Этот человек, что вечно плачет, сломлен изнутри, – вступил в разговор Глаэдр. – Да ему и не дано видеть как следует, так что глаза вряд ли особенно ему пригодились бы».

– Может, мне следует его навестить? – спросил Эрагон, не уверенный, ждут ли этого от него Оромис и Глаэдр.

– Это ты уж сам решай, – сказал Оромис. – Новая встреча с тобой может, по-моему, лишь расстроить его. Хотя именно ты несешь ответственность за наложенное на него наказание. И было бы неправильно, если бы ты совсем о нем позабыл.

– Нет, Учитель, я о нем никогда не забуду!

Оромис резким движением поставил бокал на стол и придвинулся ближе к Эрагону.

– День клонится к вечеру, – негромко сказал он, – и я не стану больше тебя задерживать, ибо тебе пора отдохнуть. Но есть еще одна вещь, которую нам следует обсудить, пока ты не ушел: твои руки. Можно мне их осмотреть? Хотелось бы узнать, что они теперь говорят о тебе. – И Оромис вытянул перед ним свои руки ладонями вверх.

Эрагон положил на них свои руки ладонями вниз, чуть вздрогнув от прикосновения тонких пальцев эльфа. Созданные им самим боевые мозоли бугрились на косточках, отбрасывая длинные тени на тыльную сторону ладоней, когда Оромис поворачивал его руки в разные стороны. Затем, чуть нажав ему на ладони, эльф перевернул руки Эрагона, изучая его ладони и внутреннюю поверхность пальцев.

– Ну, что ты там видишь? – осведомился Эрагон. Оромис снова перевернул его руки и указал на мозоли:

– Теперь у тебя руки воина. Эрагон. Но постарайся, чтобы они не превратились в руки такого воина, которому кровавые военные забавы доставляют наслаждение.


50. Древо жизни

От Утесов Тельнаира Сапфира летела низко над волнующимся лесом и вскоре приземлилась на поляне, где росло дерево Меноа. Толстенное, толще, чем сотня сосен, росших вокруг, дерево это устремлялось ввысь подобно мощной колонне, и его куполообразная крона превышала тысячи футов в поперечнике. Его узловатые могучие корни, переплетаясь, расходились во все стороны от массивного, поросшего мхом ствола и занимали площадь в добрый десяток акров, а потом уходили глубоко в мягкую почву, исчезая под порослью более мелких деревьев. Рядом с деревом Меноа воздух был влажный, прохладный, пронизанный тонкими нитями тумана, точно порожденного мощными колючими ветвями и поившего кусты папоротника, в изобилии разросшиеся у основания ствола. По ветвям древнего дерева скакали рыжие белки, а из глубин его кроны, напоминавших густые заросли ежевики, доносились громкие крики и щебетание множества птиц. На поляне, как в прошлый раз, Эрагон почувствовал присутствие чьей-то весьма настороженной души – дерево хранило в себе останки эльфа, когда-то известного под именем Линнеа, чей дух теперь управлял и ростом дерева, и всем лесом вокруг.

Эрагон внимательно осмотрел землю меж корнями, ища хоть какие-нибудь признаки спрятанного здесь оружия, но, как и в первый раз, не обнаружил ничего, что было бы достойным внимания. Подняв кусок коры, валявшийся во мху у его ног. он показал его Сапфире:

«Ну, что скажешь? Если укрепить его достаточно мощными заклинаниями, можно будет убить им солдата?»

«Солдата ты сможешь и травинкой убить, если захочешь, – ответила она. – Но уж если выходить против Муртага с Торном или против самого Гальбаторикса с его черным драконом, то ты с тем же успехом можешь вместо этой коры воспользоваться, скажем, комком мокрой ваты».

«Да, это верно». – И Эрагон отбросил кору прочь.

«По-моему, – продолжала Сапфира, – тебе не стоит валять дурака только для того, чтобы как-то оправдать совет этого Солембума».

«Да, конечно, но, может быть, стоило бы подойти к этой проблеме иначе, если я все же намерен заполучить новое оружие? Как ты сама говорила, им может оказаться и камень, и книга, и клинок. Или, может быть, посох, вырезанный из ветви этого дерева, – по-моему, это было бы весьма ценное оружие».

«Но вряд ли способное противостоять настоящему мечу».

«Да, пожалуй… К тому же я бы и не осмелился отламывать ветку, не испросив на то разрешения у самого дерева, но я даже не представляю, как можно было бы убедить его выполнить подобную просьбу».

Сапфира выгнула свою гибкую шею и посмотрела вверх, на крону дерева, потом мотнула головой и плечами, сбрасывая с себя капли влаги, которые уже успели покрыть ее чешую. Эрагон с криком отскочил, поскольку она обдала его настоящим дождем холодных капель.

«Если кто-то и попытается нанести ущерб дереву Меноа, – задумчиво промолвила Сапфира, – сомневаюсь, что он проживет достаточно долго, чтобы успеть почувствовать сожаления по поводу своего глупого, необдуманного поступка».

Они еще несколько часов бродили по поляне, и Эрагон все надеялся наткнуться на какую-то тайную щель между узловатыми корнями, где и обнаружит выступающий из земли угол сундука, в котором хранится заветный меч.

«Раз уж у Муртага есть Заррок, меч его отца, – думал он, – то и я по праву должен обладать мечом, который Рунона сковала для Брома».

«Ага, и должного цвета, – прибавила Сапфира. – Его дракон, моя тезка, тоже был синим».

Наконец, преисполненный разочарования и отчаяния, Эрагон попытался установить мысленную связь с деревом Меноа, желая объяснить ему, что он здесь ищет, и попросить о помощи. Впрочем, с тем же успехом он мог бы пытаться наладить мысленную связь с ветром или с дождем: могучее дерево никак не реагировало на его присутствие, видимо считая его чем-то вроде неприметного муравьишки, коснувшегося усиками его, дерева, сапог из толстенной коры.

Совсем опечаленные, Эрагон и Сапфира ушли с поляны, когда солнце уже касалось горизонта. Сапфира тут же полетела в самый центр Эллесмеры, ловко спланировала вниз и приземлилась на верхнем этаже того дерева-дома, который эльфы предоставили в их распоряжение. Дом представлял собой несколько шарообразных помещений, расположенных одно над другим в нескольких сотнях футов от земли.

В столовой Эрагона ждал ужин – фрукты, овощи, тушеные бобы и хлеб. Поев немного, он свернулся калачиком под боком у Сапфиры в застеленной одеялами выемке в полу, поскольку предпочитал ее общество приготовленной для него постели. Уснуть он не мог, ощущая невероятную готовность немедленно вскочить и действовать и постоянно слыша все, что творится вокруг. Сапфира, напротив, погрузилась в глубокий сон. А Эрагон все смотрел в небо, следя за движением звезд и любуясь залитым лунным светом лесом, думал о Броме, о своей матери и ее тайной жизни, и лишь ближе к утру провалился в сон, больше похожий на явь, и во сне наконец-то беседовал с обоими своими родителями. Правда, он не слышал, что они говорят, да и его собственный голос звучал весьма глухо, но каким-то образом отчетливо ощущал их любовь и гордость за него. Он прекрасно понимал, что это всего лишь видения, порожденные его душевной тревогой, его воспаленным воображением, но все равно с восторгом воспринимал их ласку и долго еще потом вспоминал и лелеял это драгоценное для него ощущение.


На заре тоненькая служанка-эльф провела Эрагона и Сапфиру по переплетающимся лесным тропкам к владению семьи Валтарос. Пока они шли под сенью высоких сосен, Эрагону пришло в голову, что город выглядит очень пустынным и тихим по сравнению с тем, каким он предстал перед ними в первый раз: им встретилось всего трое эльфов – высокие, изящные, они словно растворились среди деревьев, неслышно ступая по земле.

«Когда эльфы уходят на войну, дома мало кто из них остается», – заметила Сапфира. Эрагон кивнул.

Лорд Фиолр уже ждал их в вестибюле своего дома, где под арочными сводами потолка плавали в воздухе несколько волшебных шаров-светильников. У Фиолра было длинное, вытянутое лицо, довольно жесткое и, пожалуй, с более острыми чертами, чем у большинства эльфов; Эрагону оно напомнило копье с узким наконечником. Он был в зеленых с золотом одеждах; высокий воротник торчком стоял у него сзади, точно шейное оперение какой-то экзотической птицы. В левой руке лорд держал жезл из светлого дерева с вырезанными на нем руническими письменами Лидуэн Кваэдхи. На конце жезла сверкала блестящая жемчужина.

Лорд поклонился им в пояс. Эрагон в ответ сделал то же самое. Затем они обменялись традиционными для эльфов приветствиями, и Эрагон поблагодарил лорда за то, что тот любезно разрешил им взглянуть на меч Тамерлин.

В ответ Фиолр сказал:

– Долго Тамерлин считался самым ценным сокровищем в нашей семье; особенно дорог он моему сердцу. – Знаешь ли ты историю Тамерлина, Губитель Шейдов?

– Нет, – ответил Эрагон.

– Моей подругой была мудрая и прекрасная Наудра, а ее брат, Арва, был Всадником как раз во времена падения ордена. Наудра гостила у него в Илирии, когда на этот город, точно смерч, обрушился Гальбаторикс со своими Проклятыми. Арва храбро сражался, вместе с другими Всадниками обороняя город, но подлый Киаландри из числа Проклятых сумел нанести ему смертельный удар. И когда Арва лежал, умирая, на стенах Илирии, он передал свой меч Тамерлин сестре Наудре, чтобы та могла защитить себя. С Тамерлином в руке Наудра пробилась сквозь ряды Проклятых и сумела вернуться сюда вместе с еще одним Всадником и его драконом, но вскоре после этого она, увы, скончалась от ран, полученных в том страшном бою.

Лорд Фиолр одним пальцем погладил свой жезл, и в ответ жемчужина озарилась мягким светом.

– Тамерлин для меня столь же драгоценен, как воздух, которым я дышу; я скорее расстанусь с жизнью, чем отдам его кому-то. К сожалению, и я, и весь мой род не имеют права носить его. Тамерлин был выкован для Всадника, а мы отнюдь не принадлежим к этому славному ордену. Я хочу дать его тебе на время, Губитель Шейдов, чтобы он помог тебе в битве против Гальбаторикса. Однако меч остается собственностью нашего Дома Валтарос, и ты должен пообещать, что вернешь меч, если я или кто-то из моих наследников потребуем этого.

Эрагон дал слово, и тогда лорд Фиолр подвел их с Сапфирой к длинному полированному столу, выращенному из живого дерева. На одном конце стола стояла резная подставка, а на ней лежал меч Тамерлин и рядом – его ножны.

Клинок был густого зеленого цвета, как и его ножны. Головку рукояти украшал крупный изумруд. Весь прибор меча и ножен был откован из вороненой стали. Перекрестье гарды украшала рельефная чеканка – надпись на языке эльфов, означавшая: «Я – Тамерлин, дарящий вечный сон». По длине клинок был такой же, как Заррок, но шире; острие более закругленное, а рукоять – тяжелее. Это было прекрасное, смертоносное оружие, но Эрагон с первого взгляда понял, что Рунона выковала его для бойца, использующего иные приемы боя, чем он сам, – этот стиль фехтования более полагался на рубящие и секущие удары, нежели более быстрая и более изящная техника боя, которой Эрагона научил Бром.

Как только пальцы Эрагона сомкнулись на рукояти Тамерлина, он понял, что и рукоять эта ему не подходит: она была слишком велика для его ладони. Он с сожалением опустил меч. Нет, Тамерлин не мог стать продолжением его руки, как это было с Зарроком! И тем не менее, несмотря на разочарование, Эрагон все же колебался, прежде чем окончательно отказаться от столь великолепного клинка. Где еще мог он надеяться найти столь же прекрасный меч? Арвиндр, второй меч, о котором упомянул Оромис, находился в другом городе, в сотнях миль отсюда.

И тут он услышал мысли Сапфиры:

«Не бери его. В бою от него будут зависеть и твоя жизнь, и моя, а значит, оружие твое должно быть идеальным. Иного тебе и не нужно. И потом, мне очень не понравились условия, которые лорд Фиолр присовокупил к своему дару».

Эрагон, более не сомневаясь, решительно положил Тамерлин обратно на подставку. Затем извинился перед лордом Фиолром, объяснив, почему не может принять этот меч, и заметил, что узколицего эльфа это не слишком расстроило. Эрагону показалось даже, что в его суровых глазах мелькнуло нечто вроде глубокого удовлетворения, даже радости.


Из дома, принадлежавшего семье Валтарос, Эрагон с Сапфирой направились по глухим закоулкам лесного города к знакомому туннелю, образованному зарослями кизила, который вел к открытому атриуму в центре дома Руноны. На выходе из туннеля Эрагон услышал звон молота, бившего по зубилу, и сразу увидел Рунону. Она сидела на скамье возле открытого кузнечного горна, установленного в центре атриума, и обрабатывала лежавший перед нею брусок из полированной стали. Что она из него вырубала, Эрагон пока понять не смог: брусок был еще совсем грубо обработан и ничего определенного в нем разглядеть было нельзя.

– Ну что, Губитель Шейдов, жив еще? – приветствовала его Рунона, не отрываясь от своего занятия. Низкий голос ее звучал хрипло, как грубые мельничные жернова. – Оромис сказал мне, что ты лишился Заррока и его забрал себе сын Морзана.

Эрагон поморщился и кивнул, хотя эльфийка даже не смотрела в его сторону.

– Да, Рунонаэлда. Он отнял его у меня во время сражения на Пылающих Равнинах.

– Хм-м… – Рунона вновь принялась колотить молотом по зубилу, потом вдруг приостановила свое занятие и сказала: – Значит, тот меч нашел своего истинного хозяина. Мне, правда, очень не нравится, для чего этот парень – как там его зовут? Ага, Муртаг! – пользуется своим мечом, но любой Всадник заслуживает приличного меча, а для сына Морзана нет ничего лучшего, чем меч самого Морзана. – Тут она наконец посмотрела исподлобья прямо на Эрагона. – Ты пойми меня правильно, Губитель Шейдов: я бы, несомненно, предпочла видеть Заррок по-прежнему у тебя, но еще больше порадовалась бы тому, чтобы в твоих руках оказался меч, для тебя и изготовленный. Заррок, кажется, неплохо тебе послужил, но он тебе не годился, не подходил он тебе, и все. И даже не вздумай упоминать при мне о Тамерлине. Это ж полная дурость – думать, что ты мог бы им владеть!

– Ну, ты же и сама видишь, – ответил Эрагон, – что я так и не взял его у лорда Фиолра.

Рунона кивнула и снова взялась за молоток.

– Вот и хорошо, – заметила она.

– Если Заррок – достойный меч для Муртага, – сказал Эрагон, – тогда меч Брома должен оказаться подходящим оружием для меня, верно?

Рунона так нахмурилась, что брови ее сошлись в одну

линию:

– Ундбитр? Почему это ты вспомнил про клинок

Брома?

– Потому что Бром был моим отцом, – ответил Эрагон и ощутил невероятную радость, потому что наконец имел полное право сказать так.

– Да неужто? – Отложив в сторону молот и зубило, Рунона вышла из-под крыши над горном и воздвиглась перед Эрагоном. Стояла она, чуть сгорбившись, – следствие столетий, проведенных в скрюченном положении над рабочим верстаком, и в силу этого казалась на пару дюймов ниже его. – Хм-м-м… Да! Похож, безусловно, похож! Грубый он был, этот Бром; говорил всегда то, что думает, и в словах не стеснялся. Мне, правда, это нравилось. А вот то, во что мой народ превратился, мне совсем не по нраву! Все какие-то чересчур вежливые стали, чересчур утонченные, чересчур изысканные! Ха! Да я еще хорошо помню времена, когда эльфы умели веселиться и сражаться, как все прочие нормальные существа! А теперь они настолько ушли в себя, что у многих эмоций не больше, чем у мраморной статуи!