1. Врата смерти Перед Эрагоном высилась темная башня; там таились чудовища зверски замучившие Гэрроу, который был для него как отец
| Вид материала | Документы |
- Как Дисней стал художником, 1738.11kb.
- Ый рано, ли поздно будет собран и опубликован для тех, кто там был и еще помнит, для, 1903.19kb.
- Поездка наша и возвращение прошли весьма благополучно. Большое спасибо вашей фирме, 13.77kb.
- Двери восприятия, 679.39kb.
- Двери восприятия, 587.83kb.
- Лекция Окончание жизненного пути и пути во Христе Николая Васильевича Гоголя, 143.74kb.
- И о ней до самой своей смерти думал мой отец. Отец умер в 1969 году, и тогда я начал, 6855.07kb.
- Борис Житков родился 11 сентября 1882 г в Новгороде; его отец был преподавателем математики,, 67.1kb.
- Online библиотека tp://www bestlibrary, 4170.71kb.
- Наука Алексей Ефимович Левин, кандидат философских наук, Институт философии ан СССР, 276.15kb.
«А ты еще хранишь в себе свое сердце сердец?» – спросил Эрагон.
Трава вокруг стола склонилась к земле под порывом горячего воздуха, вырвавшегося из ноздрей Глаэдра.
«Это совершенно неподобающий вопрос, птенчик. Никогда не задавай его никому из драконов, кроме Сапфиры. И меня не смей больше об этом спрашивать».
Эрагон так покраснел, что у него защипало в глазах, однако он сумел все же ответить Глаэдру как подобает:
– Хорошо, Учитель. – Впрочем, он тут же задал ему еще один вопрос: – А что… если твое Элдунари разобьется?
«Если дракон уже перенес свою душу в сердце сердец, он просто умрет. – И Глаэдр с явно слышимым щелчком прикрыл веками глаза, и оба его века – внутреннее и внешнее – засветились. – Прежде чем заключить договор с эльфами, мы хранили свои сердца в Дю Феллс Нангоротхе. Это гора в самом центре пустыни Хадарак. Позднее, когда Всадники уже закрепились на острове Врёнгард и построили там хранилище для наших Элдунари, дикие драконы, как и прирученные, доверили свои сердца Всадникам, передав их им на хранение».
«И после этого, – заключил Эрагон, – Гальбаторикс в итоге захватил все Элдунари?»
Неожиданно ответил ему не Глаэдр, а Оромис:
– Да, захватил, но не все и не сразу. Прошло так много времени с тех пор, как кто-либо в последний раз угрожал Всадникам, что многие члены этого ордена стали попросту беспечными, да и за безопасностью Элдунари следить перестали. Хотя к тому времени, когда Гальбаторикс пошел против нас, все драконы Всадников уже изрыгали свое Элдунари и оставляли его на хранение – просто удобства ради.
– Удобства?
«Тот, кто держит в своих руках одно из наших сердец, – вмешался Глаэдр, – может устанавливать с тем драконом. который оставил ему на сохранение свое Элдунари, мысленную связь вне зависимости от разделяющего их расстояния. Между ними может лежать хоть вся Алагейзия, но если у Всадника имеется Элдунари его дракона, они могут обмениваться мыслями так же легко, как вы сейчас с Сапфирой».
– А кроме того, – сказал Оромис, – следует упомянуть, что маг, владеющий Элдунари, может использовать силу дракона, заимствовать ее у него, чтобы усилить мощь своих заклинаний, опять-таки без оглядки на то, где именно находится сам дракон. Когда…
И Оромис умолк, отвлеченный появлением яркой колибри с пестрым оперением. Трепеща крылышками, так что они создавали вокруг нее нечто вроде голубоватого ореола, пташка зависла над блюдом с фруктами и принялась пить густой сок, вытекавший из раздавленной ягоды смородины. Насытившись, она вспорхнула и тут же исчезла среди деревьев. А Оромис продолжил свой рассказ:
– Когда Гальбаторикс убил своего первого Всадника, он выкрал сердце его дракона и за те долгие годы, что ему пришлось скрываться в диких местах, он сумел сломить душу этого дракона и подчинить его своей воле. Возможно, не без помощи Дурзы. А когда Гальбаторикс начал по-настоящему готовиться к войне с нами, имея в союзниках уже и Морзана, он, безусловно, стал сильнее любого из Всадников. И сила его заключалась не только в магии, но и в исключительном уме, ибо ее дополняла мудрость драконов, заключенная в их Элдунари.
Но Гальбаторикс не просто старался уничтожить всех Всадников и драконов. Его главной целью стало добыть как можно больше Элдунари, и он либо попросту отнимал их у Всадников, либо пытал Всадника до тех пор, пока его дракон не изрыгнет свое сердце сердец. К тому времени, когда мы поняли, чем он занимается, он оказался уже столь силен, что остановить его было невозможно. Гальбаториксу сыграло на руку также и то, что многие Всадники отправлялись в путешествие, имея при себе не только Элдунари своего дракона, но и другие Элдунари, в том числе и тех драконов, чьи тела уже перестали существовать. Этим «умершим» драконам частенько надоедало сидеть на одном месте, они жаждали приключений. Ну, а когда Гальбаторикс вместе с Проклятыми разграбил город Дору Ариба на острове Врёнгард, то, разумеется, захватил и все Элдунари, которые были там спрятаны.
Таким образом, он обеспечил себе успех, ибо пользовался силой и мудростью драконов. Сначала он, конечно, управлял всего лишь десятком захваченных Элдунари. Это нелегкая задача – заставить дракона повиноваться тебе, как бы ты сам ни был могуч. Но как только Гальбаторикс сокрушил Всадников и воцарился в Урубаене, его основной задачей стало подчинение и всех остальных драконьих душ.
Мы полагаем, что именно этим он занимался в последующие сорок лет, и в этот период он не слишком внимательно следил за тем, что происходит в Алагейзии – вот почему, например, Сурде и удалось отделиться от Империи. Когда же он завершил свои изыскания, то, выйдя из этого Добровольного заточения, вновь усилил борьбу за все земли, как принадлежащие Империи, так и расположенные за ее пределами. Но потом по какой-то причине после двух с половиной лет сплошного кровопролития он снова закрылся в своем замке в Урубаене, где и находится с тех пор хоть не в таком одиночестве, как раньше, но явно сосредоточившись на решении очередной задачи, о которой никому ничего не известно. Пороков у него множество, но он никогда не опускался до распутства и невоздержанности, это наши шпионы установили вполне достоверно. А больше ничего мы выяснить не могли.
Глубоко задумавшись, Эрагон смотрел куда-то вдаль и ничего не видел перед собой. Впервые все те истории о необычайном могуществе Гальбаторикса, которые он до сих пор слышал, начинали складываться в некую осмысленную картину. И в глубине его души зародилась слабая надежда, вселяющая оптимизм.
«Ничего! – сказал он себе. – Я пока еще не знаю, как это сделать, но если нам удастся освободить все драконьи Элдунари, то Гальбаторикс будет не сильнее любого другого Всадника».
И хотя подобная перспектива отнюдь не казалась ему легкодостижимой, Эрагона утешало то, что у этого великого императора все же есть хоть одно слабое место, пусть даже совсем ничтожное.
И тут Эрагона вдруг посетила еще одна мысль.
– А почему, интересно, – спросил он, – ни в одной из историй о прошлом я никогда не слышал ни единого упоминания о драконьих сердцах сердец? Ведь если Элдунари так важны, сказители и ученые непременно должны были бы упоминать об этом!
Оромис погладил ладонью столешницу и спокойно ответил:
– Из всех тайн Алагейзии эта хранится наиболее тщательно. Даже среди моего народа, эльфов, она известна далеко не всем. Драконы всегда стремились спрятать свои Элдунари от остального мира. Они поведали нам о них только после того, как между нашими народами был заключен договор, да и то разрешили узнать об этом лишь немногим избранным.
– Но почему?
«Ах, – снова вмешался Глаэдр, – мы и сами нередко восставали против соблюдения столь строгих правил, однако если бы тайна Элдунари стала известна всем, любой мерзавец с грязными мыслями мог бы попытаться завладеть таким Элдунари, и в конечном итоге кому-то это удалось бы. Вот мы и старались всеми средствами предотвратить подобную случайность».
– Неужели нет какого-то способа, с помощью которого дракон мог бы защитить себя благодаря своему Элдунари? – спросил Эрагон.
Глаза Глаэдра блеснули ярче.
«Вполне уместный вопрос. Дракон, изрыгнувший свое Элдунари, но по-прежнему свободно распоряжающийся собственной плотью, может, конечно, защитить свое сердце с помощью когтей, клыков, хвоста и мощных крыльев. Но как быть дракону, чье тело уже умерло? Его единственное оружие в таком случае – это ум, древняя мудрость драконов, а также, если обстоятельства тому благоприятствуют, магия, которой мы, увы, не можем распоряжаться по собственной воле. Вот в чем одна из причин, по которым многие драконы не стали продлевать свое существование после гибели собственной плоти. Для многих живых существ – но особенно для драконов! – невыносимо, когда ты не можешь поступать так, как хочешь, когда воспринимаешь окружающий мир лишь через сознание других, когда ты способен влиять на ход событий разве что мысленно или с помощью крайне редких и совершенно непредсказуемых проявлений магии. А ведь драконы – самые свободные, самые свободолюбивые из всех живых созданий!»
– Но почему же они все-таки шли на это? Почему изрыгали свое Элдунари? – спросил Эрагон.
«Иногда это происходило случайно. Когда тело начинало сдавать, дракон мог впасть в панику и скрыться в своем Элдунари. Но если дракон изрыгнул свое Элдунари до того, как умерло его тело, то иного выбора у него не оставалось: он мог лишь продолжать существовать р. своем сердце сердец. Но в большинстве случаев драконы, которые решили продолжать жить в своих Элдунари, были глубокими стариками, значительно старше нас с Оромисом, так что вопросы плоти уже не играли для них никакой роли; они полностью погрузились в себя и желали лишь одного: спокойно предаваться размышлениям о таких проблемах, которые «молодежи» попросту не понятны. Мы с огромным уважением, очень бережно хранили сердца таких драконов по причине их необъятной мудрости и ума. И обычно все драконы, как дикие, так и прирученные, да и Всадники тоже обращались к ним за советом, прежде чем приступить к какому-то важному делу. То, что Гальбаторикс завладел их Элдунари, превратив их в своих рабов, – преступление не только жестокое, но и невообразимо гнусное!»
«А теперь и у меня есть вопрос, – раздался в ушах Эрагона мощный голос Сапфиры. – Когда кто-то из нашего рода становится пленником своего Элдунари, должен ли он продолжать жить, или имеет возможность, если уже не в силах выносить подобное существование, разорвать свою связь с этим миром и погрузиться в вечный мрак небытия?»
– По собственной воле – нет, – ответил Оромис. – Разве только в том случае, если на такого дракона снизойдет вдохновение и он сможет, воспользовавшись магией, как бы взорвать изнутри свое Элдунари. Насколько мне известно, такое случалось, хотя и редко. Единственная альтернатива для дракона – убедить кого-то разбить его Элдунари, нанеся удар извне. Потеря контроля над самим собой – вот еще одна из причин, по которой драконы так неохотно перемещают свою душу в сердце сердец, ведь таким образом они сами заключают себя в тюрьму, из которой нет выхода.
И Эрагон отчетливо ощутил, какое отвращение испытала Сапфира при мысли о подобной перспективе. Она, правда, ни словом об этом не обмолвилась, но снова спросила:
«И сколькими же Элдунари сумел завладеть Гальбаторикс? »
– Точно мы не знаем, – сказал Оромис, – но, по нашим оценкам, несколькими сотнями.
По блестящему телу Сапфиры пробежала дрожь.
«Стало быть, наша раса отнюдь не на грани вымирания?»
Оромис ответил не сразу. И вместо него это сделал Глаэдр:
«Видишь ли, маленький брат, – сказал он, обращаясь к Эрагону и донельзя удивив его подобным обращением, – даже если бы вся земля вокруг была усыпана Элдунари, наша раса так или иначе обречена. Дракон, продолжающий существовать в своем Элдунари, по-прежнему остается драконом, однако он совершенно лишен зова плоти, да и тела тоже, способного этот зов удовлетворить. Такие драконы не могут размножаться».
У Эрагона начало ломить затылок; на него вдруг навалилась вся усталость, испытанная им за четыре дня изматывающего путешествия. И усталость эта оказалась настолько сильной, что переставала работать голова, и мысли, стоило хоть чуточку отвлечься, тут же разбегались. Сапфира нервно дернула кончиком хвоста: «Я не настолько глупа и невежественна, чтобы повесть, что заключенный в Элдунари дракон может дать потомство. Но меня все же утешает сознание того, что я не так одинока, как мне казалось когда-то… Наш народ, вполне возможно, и обречен, но, по крайней мере, в этом мире еще есть четверо живых драконов!»
– Это так, – согласно кивнул Оромис. – Но все они пленники Гальбаторикса, как Муртаг с Торном.
«Освободить их надо, вот за что надо бороться! – воскликнула Сапфира. – И последнее драконье яйцо тоже!»
– Да, нам всем нужно об этом хорошенько подумать, – поддержал ее Эрагон. – За это действительно стоит бороться. Мы для тех драконов – единственная надежда. – Он потер лоб и прибавил: – Но есть и еще кое-что, чего я совсем не понимаю.
– Неужели? – спросил Оромис. – И в чем же заключается затруднение?
– Если Гальбаторикс действительно черпает силу из драконьих сердец, то как эти Элдунари производят ту энергию, которую он использует? – Эрагон помолчал, подыскивая нужные слова. Потом указал на ласточек, носившихся в поднебесье. – Любое живое существо ест и пьет, чтобы набраться сил; да и растения тоже. Пища дает энергию, необходимую телу. Она же дает нам силы, чтобы мы могли, например, пользоваться магией. Ведь в этом мы полагаемся либо на свои возможности, либо заимствуем энергию у кого-то другого. Но как можно заимствовать энергию у этих Элдунари? У них ведь нет ни костей, ни мышц, ни кожи, не так ли? Они же не едят, верно? Как же они существуют? За счет чего? Откуда у них берется энергия?
Оромис улыбнулся, показывая красивые крупные зубы, белые, как самый лучший фарфор.
– Им ее дает магия.
– Магия?
– Если попытаться определить магию, как умение манипулировать энергией – а это действительно так, – то именно магия и является тем источником, из которого Элдунари черпают жизненную энергию. Но, в общем, все это загадка и для нас, и для драконов; никто и никогда так и не сумел выяснить природу этого явления. Может быть, Элдунари поглощают солнечный свет, как растения, или живут за счет жизненных сил самых близких к ним существ. Что бы это ни было, уже доказано, что когда тело дракона погибает и его душа обретает убежище в сердце сердец, она уносит с собой столько сил и энергии, сколько имел этот дракон в тот момент, когда погибло его тело. Но после этого полученный запас энергии в Элдунари постоянно увеличивается на протяжении последующих пяти-семи лет, пока не достигает своего пика, и тогда его попросту невозможно измерить. Общий запас энергии, который может накопить Элдунари, зависит от размеров сердца – чем старше был дракон, тем крупнее его Элдунари и тем больше энергии оно может набрать, прежде чем заполнится до краев.
Вспомнив свою схватку с Муртагом и Торном, Эрагон заметил:
– Гальбаторикс, видимо, передал Муртагу силу нескольких Элдунари. Это единственное объяснение того, откуда у него такое могущество.
Оромис кивнул:
– Тебе еще повезло. Гальбаторикс мог бы дать ему и большее могущество, тогда он легко одолел бы не только вас с Сапфирой, но и Арью, и всех прочих магов, которые помогают варденам.
Только тут Эрагон вспомнил, как ему во время двух последних встреч с Муртагом и Торном все время казалось, что в Муртаге словно таится еще несколько иных существ. Эрагон мысленно поделился своей догадкой с Сапфирой и сказал:
«Видимо, это как раз и были Элдунари, именно их присутствие я и почувствовал… Интересно, куда Муртаг их упрятал? На Торне не было никаких седельных сумок, и под одеждой Муртаг вроде бы ничего не прятал».
«Ну, этого я не знаю, – ответила Сапфира. – Ты ведь, наверное, и сам уже вспомнил, как Муртаг, должно быть имея в виду именно Элдунари, заявил, что, может быть, вместо того, чтобы вырывать из груди твое сердце, стоило бы вырвать его сердца. Заметь, именно сердца, а не сердце».
«Точно! Ты права! Он именно так и сказал. Может, он пытался как-то предупредить меня?»
Вдохнув полной грудью, Эрагон откинулся на спинку стула и спросил у Оромиса:
– А помимо Элдунари Сапфиры и Глаэдра, есть еще драконьи сердца, которые Гальбаторикс пока не захватил?
Рот Оромиса печально скривился, вокруг губ собрались тонкие морщинки.
– Нам об этом ничего не известно. После падения Всадников Бром отправился на поиски Элдунари, которые Гальбаторикс мог упустить из виду, но успеха не добился. Да и я за все эти годы, мысленно обследуя всю Алагейзию, не обнаружил даже отзвука мысли, исходящей из неведомого мне Элдунари. Все Элдунари были на счету, когда Гальбаторикс и Морзан начали свое наступление на нас, и ни одно не пропало, не оставив следа. Нет, просто невозможно себе представить, чтобы где-то имелось значительное количество таких Элдуари, драконы которых готовы были бы помочь нам, если мы всего лишь сумеем их обнаружить.
Эрагон, в общем, и не ожидал иного ответа, но все же был разочарован.
– Ладно. Тогда еще один, последний вопрос. Когда умирает Всадник или его дракон, то выживший из двух напарников обычно тоже вскоре умирает или совершает самоубийство. А те, кто остался жить, сходят с ума, не пережив потери. Так?
«Так», – подтвердил Глаэдр.
– А что произойдет, если дракон успел перенести свою душу в Элдунари, а затем умер физически?
У Эрагона под ногами задрожала земля – это Глаэдр пошевелился, меняя позу.
«Если дракон пережил смерть своего тела, – сказал он Эрагону, – а его Всадник еще жив, вместе они образуют то, что именуется «Индлварн». Это превращение вряд ли можно назвать приятным для дракона, однако многие Всадники и драконы с успехом приспособились к подобной перемене и продолжали доблестно служить делу своего благородного ордена. Если же умирает Всадник, то дракон сам зачастую разбивает свое Элдунари или договаривается, что его разобьет кто-то другой, если его собственного тела больше нет; таким образом он губит себя и следует за своим Всадником в небытие. Но так поступают не все. Некоторые драконы оказались способны пережить эту потерю, равно как и некоторые Всадники – например Бром, – и продолжали служить нашему ордену еще долгие годы после этого».
«Спасибо, Оромис-элда, ты дал нам немало пищи для размышлений», – сказала Сапфира.
Эрагон тоже покивал в знак согласия, но говорить ничего не стал: он уже вовсю обдумывал услышанное.
49. Руки воина
Эрагон, глядя в синее небо, одну за другой клал в рот сладкие, согретые солнцем ягоды земляники. Покончив с ягодами, он сложил в аккуратную кучку стебельки и листья, подвинул их пальцем точно в середину подноса и уже хотел было что-то сказать, но Оромис опередил его:
– И что теперь, Эрагон?
– А что?
– Мы весьма обстоятельно обсудили интересовавшие вас вопросы, и теперь нам хотелось бы знать, что вы с Сапфирой намерены предпринять в ближайшем будущем. Вряд ли тебе стоит задерживаться сейчас в Эллесмере, так что говори сразу: какие еще цели ты ставил перед собой, совершая этот визит к нам? Или, может, вы прямо завтра утром намерены отправиться в обратный путь?
– Вообще-то мы надеялись возобновить наши занятия, – отвечал Эрагон. – Но сейчас, и это понятно всем, на них просто нет времени. Впрочем, есть и еще кое-что, что мне хотелось бы сделать.
– Что, например?
– Учитель, прости, но я рассказал тебе не все, что со мной случилось, пока мы с Бромом были в Тирме. – И Эрагон поведал старому эльфу, как любопытство привело его в дом Анжелы и как она предсказала ему будущее; упомянул он И о совете, который дал ему кот Солембум.
Оромис задумчиво коснулся пальцами губ и промолвил:
– За последний год я что-то слишком часто слышал имя эгой предсказательницы, и от тебя, и от Арьи, и от других тоже. Похоже, эта Анжела отлично умеет оказаться именно в том месте и в то время, когда там должно произойти некое важное событие.
«Да, верно, она такая», – подтвердила Сапфира.
– Судя по описанию, – продолжал Оромис, – она очень похожа на одну колдунью из людского племени, которая однажды посетила Эллесмеру, вот только имя у нее было другое, не Анжела. Скажи, а эта Анжела небольшого роста? С густыми и кудрявыми каштановыми волосами? И глаза у нее так и сверкают? А ум довольно острый, хотя и несколько странный?
– Ты очень точно ее описал, – сказал Эрагон. – Неужели это та самая колдунья?
Оромис слегка прищелкнул пальцами.
– Скорее всего. И должен сказать, что это совершенно необыкновенное существо… Что же касается ее пророчеств, то я не стал бы уделять им слишком большое внимание. Пророчества либо осуществятся, либо нет, но поскольку мы ничего более о них не знаем, то и не можем влиять на развитие событий, верно? А вот то, что сообщил тебе кот-оборотень, заслуживает гораздо большего внимания. К сожалению, я не в силах прокомментировать ни одно из его утверждений. Я никогда не слыхал о таком месте, как Обитель Душ; и хотя название Скала Кутхиана мне что-то напоминает, я не могу припомнить, где его слышал. Я поищу в своих свитках, но, как мне кажется, в записях эльфов я упоминаний о нем не найду.
– А что ты скажешь насчет оружия, спрятанного под деревом Меноа?
– Я ничего об этом не знаю, хотя наши лесные предания мне очень хорошо знакомы. Во всем Дю Вельденвардене есть только два эльфа, чьи познания об этом лесе превосходят мои. Я, конечно, расспрошу их, но подозреваю, что это пустая попытка. – Эрагон выразил свое разочарование, и Оромис сказал: – Я понимаю, тебе нужна подходящая замена для твоего Заррока, но я думаю, что в этом смогу тебе помочь. Кроме моего собственного клинка, Нёглинга, мы, эльфы, сумели сохранить еще два меча, принадлежавшие Всадникам. Это Арвиндр и Тамерлин. Арвиндр в настоящее время хранится в городе Надиндел, и у тебя нет времени ехать туда. Но Тамерлин находится здесь, в Эллесмере, в сокровищнице Дома Валтхарос, и хотя глава этого дома, лорд Фиолр, не испытает особого восторга от того, что ему придется с этим мечом расстаться, мне кажется, он все же отдаст его тебе, если ты как следует его об этом попросишь. Я обо всем договорюсь, и вы с ним встретитесь завтра утром.
– А что, если и этот меч мне не подойдет? – спросил Эрагон.
– Будем надеяться, что подойдет. Но я на всякий случай пошлю еще весточку нашей оружейнице Руноне, и ты сможешь чуть позже навестить ее.
– Но она же поклялась никогда больше не создавать ни одного меча!
Оромис вздохнул:
– Да, поклялась, но все-таки стоит спросить у нее совета. Если кто и может порекомендовать тебе подходящее оружие, то только она. Кроме того, даже если Тамерлин придется тебе по руке, Рунона все равно непременно захочет осмотреть этот клинок, прежде чем ты отправишься в обратный путь. Прошло уже больше ста лет, как этим мечом пользовались в бою, и он, вполне возможно, нуждается в некоторой чистке и полировке.