1. Врата смерти Перед Эрагоном высилась темная башня; там таились чудовища зверски замучившие Гэрроу, который был для него как отец

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   56   57   58   59   60   61   62   63   ...   74

Эрагон пригнулся к шее Сапфиры, когда она, резко замедлив полет, с шумом опустилась на зеленую лужайку, пробежала несколько шагов, на ходу складывая крылья, и наконец остановилась.

Едва шевеля затекшими пальцами, Эрагон развязал крепежные ремни, удерживавшие его ноги, и попытался, как всегда, слезть по правой передней лапе Сапфиры. Однако ноги у него подкосились, и он упал, успев, впрочем, вытянуть руки вперед и прикрыть лицо от удара. Он приземлился на четвереньки, точно кошка, но все же оцарапал щеку о скрытый в траве камень. Крякнув от боли и чувствуя, что тело совершенно его не слушается и онемело, точно у столетнего старца, Эрагон попытался встать и вдруг увидел перед собой чью-то руку.

Подняв глаза, он увидел, что над ним стоит Оромис и улыбается еле заметной улыбкой. На древнем языке Оромис произнес:

– Добро пожаловать снова в Эллесмеру, Эрагон-финиарель, и ты. Сапфира, Сверкающая Чешуя. Добро пожаловать, друзья мои!

Эрагон принял его руку, и Оромис без каких бы то ни было заметных усилий поднял его с земли. Сначала Эрагон не мог вымолвить в ответ ни слова: казалось, язык у него тоже онемел – ведь он молчал с тех пор, как они покинули Фартхен Дур, да и усталость сказывалась, притупляя мозги. Он коснулся губ двумя пальцами правой руки и заставил себя все же произнести старинное эльфийское приветствие:

– Пусть счастье и удача сопутствуют тебе, Оромис-элда. И прихотливым жестом изогнул руку, прижав ее затем к

груди, как это принято у эльфов.

– Пусть звезды всегда освещают твой путь, Эрагон, – откликнулся Оромис.

Затем Эрагон точно так же поздоровался с Глаэдром и, как всегда, стоило ему прикоснуться к мыслям дракона, ощутил некий восторженный ужас, сознавая собственное ничтожество.

Сапфира, однако, не стала приветствовать ни Оромиса, ни Глаэдра, а осталась там, где и села, и голова ее все больше клонилась к земле, пока она не уткнулась в нее носом. Плечи и ляжки драконихи дрожали крупной дрожью, словно в жестоком ознобе. В уголках разинутой пасти скопилась засохшая желтая пена. Раздвоенный язык безвольно свисал оттуда, вывалившись между клыков.

– Когда мы покинули Фартхен Дур, сильный ветер все время дул нам в лицо, – пояснил Эрагон, – и поэтому…

Он не договорил: Глаэдр, подняв огромную голову, развернулся всем телом и устремился к Сапфире, которая попрежнему словно не замечала его присутствия. Глаэдр наклонился к самой ее морде и дохнул на нее; в глубине его ноздрей полыхнуло пламя. И почти сразу Эрагона охватило чувство глубокого облегчения – он почувствовал, как тело Сапфиры вновь наливается силой, как у нее проходит озноб и крепнут лапы.

Пламя в ноздрях Глаэдра погасло; он выдохнул небольшой клуб дыма и мысленно сообщил Сапфире: «Я нынче утром летал на охоту, – и его гулкий голос еще долго звучал в ушах Эрагона. – То, что осталось от моей добычи, ты найдешь возле дерева с белой веткой на дальнем краю поляны. Ешь сколько захочешь».

Молчаливая благодарность Сапфиры была ощутима просто физически. Она с трудом встала и, волоча по земле хвост и прихрамывая, потопала к дереву, указанному Глаэдром. Там она устроилась поудобнее и принялась терзать тушу оленя.

– Пойдем, – сказал Оромис Эрагону и пригласил его к столу, где стоял поднос с едой – плошки с фруктами и орехами, полкруга сыра, каравай свежего хлеба. Рядом стоял графин с вином и два хрустальных бокала. Когда Эрагон уселся, Оромис спросил: – Не желаешь ли вина? По-моему, неплохо промыть горло после пыльной дороги.

– Да, пожалуйста, – ответил Эрагон.

Оромис изящным движением наполнил бокалы и один подал Эрагону. Затем сел и аккуратно расправил длинными тонкими пальцами складки своей белоснежной туники.

Эрагон с наслаждением отпил несколько глотков. Вино было сладким, с ароматом вишни и сливы.

– Учитель, я…

Оромис поднял палец, останавливая его.

– Если это не слишком срочно, я бы предпочел подождать, когда к нам сможет присоединиться Сапфира. Вот тогда мы все вместе и обсудим то, что вас сюда привело. Согласен?

Секунду поколебавшись, Эрагон кивнул и принялся за еду, наслаждаясь вкусом спелых фруктов. Оромис с довольным видом наблюдал за ним и молча потягивал вино, время от времени поглядывая куда-то вдаль, за Утесы Тельнаира. У него за спиной виднелся Глаэдр, похожий на ожившую золотую статую.

Прошел почти час, прежде чем Сапфира сумела наконец оторваться от еды и подползла к ручью, где еще минут десять лакала воду. Когда она утолила жажду и со вздохом вернулась к столу, с ее морды стекала вода. С тяжким стоном она прилегла рядом с Эрагоном и опустила отяжелевшие веки. Потом зевнула, во всем блеске демонстрируя свои клыки, и лишь после этого обменялась приветствиями с Оромисом и Глаэдром.

«Беседуйте, если хотите, – сказала она им, – но от меня участия не ждите. Я вот-вот засну».

«Если ты заснешь, мы подождем, пока ты проснешься, а потом продолжим», – любезно ответил Глаэдр.

«Как это… мило!» – Сапфира снова зевнула и легла поудобнее.

– Еще вина? – спросил Оромис, приподнимая графин, но Эрагон отрицательно покачал головой. Оромис поставил графин на прежнее место, сжал пальцы в щепоть, и его округлые ногти сверкнули, как полированные опалы. – Тебе нет нужды рассказывать мне о том, что обрушилось на вас в последние недели, Эрагон. С тех пор как Имиладрис покинула лес, Арья постоянно держала ее в курсе всех ваших дел. И каждые три дня Имиладрис шлет в Эллесмеру гонца из нашей армии, так что я знаю о твоей схватке с Муртагом и Торном на Пылающих Равнинах. Знаю и о твоем путешествии в Хелгринд, и о том, как ты покарал тех, кто уничтожил твою родную деревню. Знаю также, что ты присутствовал на Совете Вождей в Фартхен Дуре; и о его результатах я тоже знаю. Так что если хочешь мне что-то рассказать, можешь говорить, не опасаясь, что придется долго вводить меня в курс дела.

Эрагон молча покатал по ладони ягоду черники.

– А тебе известно об Эльве и о том, что с нею случилось, когда я попытался освободить ее от невольно наложенных мною чар? – спросил он.

– Да, об этом мне тоже известно. Тебе, видимо, не до конца удалось снять с нее прежнее заклятье, но свой долг по отношению к этому ребенку ты исполнил. Именно так и должен поступать всякий Всадник: выполнять взятые на себя обязательства, независимо от того, важны они или незначительны.

– Но Эльва по-прежнему чувствует боль всех тех, кто ее окружает.

– Но заметь: теперь она ее чувствует уже по собственному выбору, – возразил Оромис. – Твои чары больше не принуждают ее к этому… Но ты ведь явился сюда вовсе не для того, чтобы узнать мое мнение относительно Эльвы. Говори, Эрагон, что тяжким камнем давит тебе на сердце? Спрашивай. Обещаю, что отвечу на все твои вопросы, если это будет в моих силах, конечно.

– А если я и сам не знаю, какие вопросы мне следует тебе задать?

Глаза Оромиса весело блеснули:

– Ага, ты уже начинаешь думать, как эльф. Ты должен полностью доверять нам. Мы – ваши учителя, мы дадим вам с Сапфирой такие знания, о каких вы даже представления не имеете. Кроме того, ты должен позволить нам решать, когда именно нам следует передать вам те или иные знания, ибо в твоем обучении, в обучении Всадника, есть немало таких моментов, которых нельзя касаться до срока.

Эрагон положил ягоду черники точно в центр подноса и сказал спокойно, но твердо:

– Но, как мне представляется, ты мне еще очень о многом не рассказывал.

Несколько секунд стояла тишина, нарушаемая лишь шелестом ветвей, журчанием ручейка и цоканьем белок.

«Если у тебя есть какой-то повод для недовольства, Эрагон, – вмешался Глаэдр, – то лучше выскажи это открыто, а не носись со своей сбидой, точно со старой, засохшей костью».

Сапфира переменила позу, и Эрагону даже послышалось, что она заворчала. Он оглянулся на нее и, очень стараясь держать себя в руках, спросил:

– Когда я был здесь в последний раз, вы уже знали, кто в действительности мой отец?

– Да, знали, – кивнул Оромис.

– И вы знали, что Муртаг – мой брат?

Оромис снова кивнул:

– Да, однако…

– Но почему вы мне этого не сказали? – воскликнул Эрагон и так резко вскочил, что даже опрокинул стул. Давая выход раздражению, он ударил себя кулаком по бедру и отошел от них на несколько шагов, не сводя глаз с темной лесной чащи. Впрочем, он быстро вернулся к столу, но снова вскипел, увидев, как спокойно реагирует Оромис на все его выходки. – Неужели вы даже не собирались мне об этом сказать? Вы что же, решили держать мое происхождение в тайне, опасаясь, что это может отвлечь меня от занятий? Или боялись, что я стану таким же, как мой отец? – Тут его осенила еще более неприятная идея. – А может, вы не считали это чем-то достойным упоминания? Интересно, а Бром знал об этом? Или он потому и выбрал Карвахолл в качестве укрытия, потому что там жил я, сын его врага? Неужели вы надеетесь, что я поверю, будто это простая случайность – то, что мы с ним оказались в одном месте. Ведь наша ферма находилась всего в нескольких милях от Карвахолла. А может, вы станете доказывать мне, что и Арья совершенно случайно отправила яйцо Сапфиры в Спайн, поближе ко мне?

– То, что сделала Арья, и впрямь произошло случайно, – подтвердил Оромис. – Она тогда о твоем существовании и не знала.

Эрагон ухватился за рукоять подаренного гномами меча. Он был весь напряжен, как натянутая струна, когда гневно бросил в лицо Оромису:

– Когда Бром впервые увидел Сапфиру, он, помнится, что-то пробормотал себе под нос: дескать, он не уверен, что это – фарс или трагедия. В то время мне показалось, что он имеет в виду превращение простого крестьянского парня во Всадника, что, видимо, случилось впервые за много лет. Однако он имел в виду нечто совсем другое, не так ли? Он задавался вопросом: фарс или трагедия то, что именно младшему сыну Морзана предстоит носить плащ Всадника! Именно поэтому вы с Бромом так тщательно меня готовили к этой роли, делали из меня всего лишь орудие против Гальбаторикса, с помощью которого хотели искупить зверства моего отца? Неужели это все, чего вы от меня хотели? Неужели вы хотели, чтобы я просто уравновесил чаши весов в этой борьбе? – И, не давая Оромису возразить, Эрагон выругался и продолжил: – Вся моя жизнь – это сплошная ложь! С рождения я никому не был нужен, кроме Сапфиры: ни собственной матери, ни Гэрроу, ни тетке Мэриэн, ни даже Брому. Бром заинтересовался мною только из-за Морзана и Сапфиры. Я всегда был для всех только помехой. Но что бы вы обо мне ни думали, я не такой, как мой отец. И не такой, как мой брат. Я не желаю следовать их путем. – Упершись ладонями в край стола, Эрагон наклонился вперед. – И я не собираюсь предавать Гальбаториксу ни эльфов, ни гномов, ни варденов, если именно это вас так беспокоит. Я буду делать то, что и должен делать, но с нынешнего момента я вам больше не верю! Да, вы утратили мое доверие, и я не…

Земля и воздух дрогнули – это из пасти Глаэдра вырвалось густое рычание, и он приподнял верхнюю губу, обнажив весь набор своих великолепных клыков.

«У тебя куда больше оснований верить именно нам, а не кому-то там еще, – проворчал он, и голос старого дракона громом отзвучал в ушах Эрагона. – Если бы не наши усилия, ты бы давно уже был мертв».

Тут, к огромному удивлению Эрагона, в разговор вступила Сапфира, обратившись к Оромису и Глаэдру с предложением:

«Вот вы ему все и расскажите!»

И Эрагона потрясло то, сколько страдания было при этом в ее душе.

«Сапфира, – удивленно воскликнул он, – что они должны мне рассказать?»

«Все эти споры ни к чему, – продолжала она, словно не слыша его вопроса. – К чему тянуть время, к чему продлевать его мучения».

Оромис чуть приподнял раскосую бровь:

«Так ты знаешь?»

«Да, знаю».

«Что ты знаешь?» – требовательно воскликнул Эрагон. Он был в таком состоянии, что в любой момент мог выхватить меч и угрозами заставить их рассказать все, что им известно.

Оромис указал пальцем на опрокинутый стул:

– Сядь! – И когда Эрагон остался стоять – он был слишком зол, чтобы подчиняться чьим-то приказам, – эльф лишь тяжко вздохнул и сказал: – Я понимаю, как это трудно для тебя, Эрагон, но если ты настаиваешь на том, чтобы мы отвечали на твои вопросы, а сам не желаешь слушать наши ответы, то единственным результатом для тебя будет одно лишь разочарование. А теперь сядь, пожалуйста, и веди себя, как воспитанный человек.

Гневно сверкнув глазами, Эрагон поднял стул и плюхнулся на него.

– Но почему?! – снова вырвалось у него. – Почему вы не сказали, что моим отцом был Морзан, первый из Проклятых?

– Во-первых, – начал Оромис, – нам крупно повезет, если ты действительно окажешься хотя бы отчасти похожим на своего отца. Что до меня, то я просто уверен, что ты и впрямь очень на него похож. Я как раз собирался сказать тебе, когда ты меня перебил, что Муртаг вовсе не брат тебе; точнее, он брат тебе лишь наполовину.

Наполовину? Услышав это слово, Эрагон почувствовал, что все плывет у него перед глазами. Ему даже пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть.

– Наполовину?.. Но кто же тогда?..

Оромис взял с блюда ягоду черной смородины, с минуту внимательно изучал ее, потом сунул в рот и сказал:

– Мы с Глаэдром вовсе не хотели держать это от тебя в тайне, просто у нас не было выбора. Мы пообещали, связав себя самыми строгими клятвами, что никогда не откроем тебе, кто твой отец или твой единоутробный брат, не станем обсуждать с тобой твою генеалогию, если только ты сам не узнаешь правду о своих родственниках или если твои родственные связи не поставят тебя в опасное положение. То, что произошло между тобой и Муртагом во время битвы на Пылающих Равнинах, вполне удовлетворяет этим требованиям, так что теперь мы можем свободно говорить на эту тему.

Дрожа от еле сдерживаемого нетерпения, Эрагон спросил:

– Оромис, если Муртаг – мой единоутробный брат, то кто же мой отец?

«Загляни себе в сердце, Эрагон, – посоветовал Глаэдр. – Ты уже и сам знаешь, кто он, и знаешь давно».

Эрагон отчаянно помотал головой:

«Да не знаю я! Не знаю! Пожалуйста!..»

Из ноздрей Глаэдра вырвался сноп пламени и дыма; он фыркнул и заявил:

«Разве это тебе не ясно? Твой отец – Бром».


46. Обреченные любовники

Эрагон, открыв рот, смотрел на золотистого дракона. Он был потрясен до глубины души.

– Но каким образом?.. – воскликнул он и, прежде чем Глаэдр или Оромис успели ему ответить, резко повернулся к Сапфире и спросил – вслух и мысленно: – Так ты знала? Ты все знала, но позволила мне все это время считать, что Морзан – мой отец, даже при том, что… что я… – Он тяжело дышал, его всего трясло, он уже не мог внятно произносить слова. Его захватили воспоминания о Броме, затмив все прочие мысли. Теперь он переосмысливал значение каждого слова, каждой фразы, которые слышал от Брома. И уже начинал понимать, что все происходило именно так, как и должно было происходить. Все наконец вставало на свои места. Эрагону еще хотелось получить кое-какие разъяснения, но и они, по сути дела, уже не были так уж ему нужны. Он уже чувствовал, что слова Глаэдра – чистая правда.

Он вздрогнул, когда Оромис коснулся его плеча.

– Эрагон, тебе нужно успокоиться, – сказал эльф тихим голосом. – Припомни, чему я учил тебя на занятиях медитацией. Контролируй дыхание, сосредоточься на том, чтобы напряжение ушло из твоего тела в землю… Да-да, вот так. А теперь еще раз – и дыши глубже.

Дрожь в руках унялась, отчаянное сердцебиение прекратилось, стоило ему последовать советам Оромиса. В голове прояснилось, и он снова посмотрел на Сапфиру:

«Так ты знала?..»

Сапфира приподняла голову:

«Ох, Эрагон, мне так хотелось все тебе рассказать! Мне было больно смотреть, как тебя мучает признание Муртага, но я ничем не могла тебе помочь. Я пыталась – много раз пыталась! – но я ведь тоже принесла клятву на древнем языке, как Оромис и Глаэдр, что буду хранить в тайне твое родство с Бромом, и клятву эту я нарушить никак не могла».

– К-к-когда он тебе это рассказал? – вслух спросил Эрагон, настолько взволнованный, что даже не заметил этого.

«В тот день, когда ургалы напали на нас возле Тирма. Пока ты был без сознания».

– И именно тогда он велел тебе связаться с варденами в Гилиде?

«Да. Еще до того, как Бром сообщил мне то, что давно хотел, он заставил меня поклясться, что я никогда тебе этого не расскажу, если ты сам не начнешь догадываться. К сожалению, я тогда согласилась».

– А что еще он тебе сообщил? – требовательно спросил Эрагон, чувствуя, что в сердце у него опять закипает гнев. – Какие еще секреты и тайны я должен узнать? Может, Муртаг – не единственный мой родич? Или, может, ты знаешь, как нам победить Гальбаторикса?

«В те два дня, что мы с Бромом гонялись за ургалами, он рассказал мне историю своей жизни – на тот случай, если он погибнет, а ты когда-нибудь узнаешь о вашем с ним родстве. Ему хотелось, чтобы ты, его сын, понял, каким он был и почему действовал так, а не иначе. И еще Бром оставил мне подарок для тебя».

«Подарок?»

«Его собственные слова, с которыми он обращается к тебе, как отец к сыну, а не сказитель Бром к деревенскому пареньку».

– Только прежде чем Сапфира передаст тебе то, что хранит в памяти, – вмешался Оромис, и Эрагон понял, что она позволила эльфу услышать ее слова, – будет лучше, если ты узнаешь, как это произошло. У тебя хватит терпения выслушать меня, Эрагон?

Эрагон колебался, он не был уверен, что ему сейчас снова хочется слушать Оромиса, но все же кивнул.

Подняв хрустальный бокал, Оромис сделал глоток вина, поставил бокал на стол и начал:

– Как тебе известно, Бром и Морзан были моими учениками. Бром, который был на три года моложе, так уважал Морзана, так перед ним преклонялся, что позволял ему помыкать собой, унижать себя и вообще вести себя совершенно бесстыдно.

У Эрагона сдавило горло, но он все же заметил:

– По-моему, довольно затруднительно представить себе, что Бром кому-то такое позволил.

Оромис чуть наклонил голову, словно птичка, пьющая воду.

– И тем не менее Бром любил Морзана, как родного брата, несмотря ни на что. И только после того как Морзан предал Всадников Гальбаториксу и Проклятые убили Сапфиру, дракона Брома, он понял наконец истинную суть характера Морзана. И сколь бы сильно он его ни любил, все равно его любовь и преклонение стали словно свечка перед геенной огненной в сравнении с той ненавистью, что пришла им на смену. Бром поклялся препятствовать Морзану во всех его начинаниях – всеми средствами, всегда и везде, разрушать его планы и свершения и низводить его устремления до горьких сожалений. Я предупреждал его, что он вступил на путь ненависти и зла, но он был без ума от горя и разочарования после смерти Сапфиры и не желал меня слушать. В последующие десятилетия ненависть Брома ничуть не ослабела; он также ни на один день не оставлял своих усилий сбросить Гальбаторикса с трона, уничтожить Проклятых и, в первую очередь, отплатить Морзану за то зло, которое тот ему причинил. По своему характеру Бром был воплощением настойчивости и последовательности, и вскоре его имя стало вызывать ужас у Проклятых и служить лучом надежды для тех, у кого еще хватало духу противостоять Империи. – Оромис посмотрел куда-то вдаль, за белесую линию горизонта, отпил еще глоток вина и продолжал: – Я в какой-то степени даже горжусь тем, чего он сумел добиться один, без помощи своего дракона. Учителю всегда приятно видеть успехи своих учеников, даже если успехи эти… Впрочем, я отвлекся. Итак, лет двадцать назад к варденам начали поступать донесения от их шпионов в Империи о деятельности таинственной женщины, известной под кличкой Черная Рука.

– Это была моя мать, – сказал Эрагон.

– Твоя и Муртага, – поправил его Оромис. – Поначалу вардены ничего о ней не знали, кроме того, что она чрезвычайно опасна и хранит верность Империи. Со временем, когда было пролито уже немало крови, стало ясно, что служит она Морзану, и только ему одному, а также, что Морзан во всем полагается на нее, осуществляя свои затеи по всей Империи. И тогда Бром вознамерился убить эту женщину и таким образом нанести тяжелейший удар Морзану. Поскольку вардены не могли заранее определить, где именно твоя мать появится в следующий раз, Бром отправился в замок Морзана и шпионил за его обитателями, пока не придумал, как ему самому туда проникнуть.

– А где находился этот замок?

– Там же, где и сейчас. Он по-прежнему цел, и теперь им пользуется сам Гальбаторикс. Замок расположен в укромном местечке среди холмов между отрогами Спайна, неподалеку от северо-западного берега озера Леона и хорошо укрыт от посторонних глаз.

– Джоад говорил мне, что Бром проник в замок, переодевшись слугой, – вставил Эрагон.

– Именно так и было, и это оказалось нелегко. Морзан оградил свой замок множеством защитных чар, оберегая его от любых врагов, и заставил всех, кто ему служил, принести клятву верности, причем зачастую используя их истинные имена. Однако после неоднократных проб и ошибок Бром все же сумел найти лазейку в этих защитных чарах, проник в замок и занял там место садовника. Именно в этом качестве он и познакомился с твоей матерью.

Не поднимая глаз и внимательно изучая собственные руки, Эрагон тихо сказал:

– А потом он ее соблазнил, желая посильнее уязвить Морзана.

– Вовсе нет, – возразил Оромис. – Хотя, возможно, его первоначальное намерение и было именно таким. Однако произошло нечто такое, чего не могли предполагать ни он, ни твоя мать: они полюбили друг друта. Все чувства, которые она раньше питала к Морзану, словно испарились; собственно, Морзан сам их уничтожил своим жестоким обращением и с ней самой, и с их новорожденным сыном Муртагом. Я не знаю, как именно развивались события, но в какой-то момент Бром открыл твоей матери, кто он на самом деле такой. И, вместо того чтобы выдать его, она стала ему помогать, передавая варденам важные сведения о Гальбаториксе, Морзане и вообще об Империи.