А. Дугина

Вид материала

Литература

Подобный материал:

• Лекция для родителей первоклассников, 67.12kb.
• Курс по социальной философии «Концепции и парадигмы социальной философии», 129.54kb.
• Региональный конкурс исследовательских работ, посвящённых творчеству А. С. Пушкина, 166.44kb.

Министерство образования российской федерации


Пермский государственный университет


Политико-идеологический портрет

А. Дугина

Работу выполнил студент V курса

III группы историко-политологического факультета специальность «политология»

Кощеев Эдуард Борисович.

Научный руководитель

К.А. Сулимов

Пермь 2003.

Содержание


Введение ……………………………………………………………….. 2

Глава I. Будущее принадлежит концу ………………………………. 13

Глава II. Die totale Mobilmachung …………………………………… 36

Глава III. Власть посредством суши ………………………………… 61

Глава IV. Евразийский императив ………………………………….. 78

Заключение …………………………………………………………… 93

Источники …………………………………………………………….. 98

Литература …………………………………………………………… 107


Введение.

Прошло более 10 лет после краха советского режима. Что же происходило за это время?

Президентские и парламентские выборы, громкие назначения и отставки, разной остроты политические и экономические кризисы, затяжные забастовки и вооруженные столкновения, и многое другое. Все это отчасти можно объяснить тем, что Россия с 1991 года (а скорее несколькими годами раньше) оказалась в ситуации неопределенности. Несомненно, одной из главнейших черт таких ситуаций является процесс поиска, выдвижения и утверждения альтернатив будущего развития. Основная борьба за реализацию собственного проекта новой России развернулась между демократами и коммунистами. Окончательно расстановка сил изменилась с очередными парламентскими (1999 г.) и президентскими (2000 г.) выборами. Сегодня уже мало кто верит в коммунистическую угрозу. Казалось бы, все более вычерчивается проект развития России. Но ошибется тот, кто увидит в поражении коммунистов победу либеральной демократии. Победа досталась В.В. Путину и партии «Единство», им поддержанной, не смотря на отсутствие четких идеологических преференций. При этом показательно, что либеральные демократы не берут на себя функцию защиты курса нынешнего Президента. Таким образом, спустя уже 10 лет, как верно замечают авторы проекта «Россия и Британия в поисках достойного правления»¹, степень неопределенности остается достаточно высокой, о чем лишний раз свидетельствует бурное развитие в России такой дисциплины, как транзитология.

Одними из «спонсоров» этой самой неопределенности и в третьем тысячелетии остаются представители правой части политического спектра современной России. Своим присутствием они значительно расширяют пространство выбора, создают альтернативу реальной политической действительности и тем проектам, которые претендуют на то, чтобы ее изменить. Одним из самых ярких представителей «правых» является Александр Дугин. При этом надо заметить, что сам Дугин, являясь необходимым условием создавшейся неопределенности, давно уже определился. Он четко представляет себе цели, к которым стремится. В течение более десяти лет им выдержана конкретная идеологическая линия. Весь комплекс идей, употребляемых, проповедуемых Дугиным, и сегодня остался при нем. Но не все так гладко было в его повседневной политической жизни. Если обратиться к хронике деятельности национал-патриотических организаций современной России¹, то можно отметить, что впервые имя Дугина упоминается в связи со скандалами внутри НПФ «Память» в 1988 году. Затем следует 1993 год, ознаменованный совместным проектом Э. Лимонова и А. Дугина под названием Национал - большевистского фронта. Известно, что Александр Гельевич на протяжении нескольких лет был главным идеологом НБП. С 1991 по 1993 годы участвует в работе над газетой «День», с 1992 начинает издавать журнал «Элементы». Параллельно этому проводит вместе с Лимоновым пресс-конференции преимущественно пропагандистского характера. С 1993 года под началом Дугина в эфир выходит телевизионная передача «Тайны века». В 1995 году он принимает участие в выборах в Государственную Думу от НБП по одномандатному округу. Набирает 0,87% голосов и занимает итоговое 14-е место. После конфликта с Лимоновым и ухода из НБП в 1998 году Дугин становится советником Г. Селезнева. С 2001 года он возглавляет политсовет общественно-политического движения «Евразия», возникшего в то же году в значительной мере благодаря усилиям и стараниям самого Дугина. Сегодня «Евразия» преобразована в партию и со всей вероятностью будет принимать участие на предстоящих выборах в Государственную Думу. Это лишь краткое и неполное описание политической активности Дугина с момента его первых заявлений о себе в политической жизни современной России.

Может сложиться впечатление, что Дугин привлекает к себе внимание, проводя бурную политическую жизнь. Однако это верно только отчасти. Его имя приобрело известность в значительной мере благодаря ряду написанных им работ. Стоит отметить, что почти ни одна книга по геополитике, подготовленная в России, не обходится без ссылок на работу А. Дугина «Основы геополитики». Не менее известен и упоминаем сборник статей под названием «Консервативная Революция». Кроме этого можно указать на ряд других, менее читаемых, трудов («Мистерии Евразии»¹, «Гиперборейская теория», «Тамплиеры пролетариата» и др.), множество публикаций в отечественных и даже зарубежных периодических изданиях². Вряд ли кто-то из авторов в постсоветской России может похвастаться таким объемом проделанной работы. Дугин трудится, не покладая рук. «Никогда не отдыхаю. Считаю, что все должны работать и всегда»³, - так отвечает Дугин в одном из интервью на вопрос о своем интенсивном писательском труде. Кроме этого необходимо отметить тот факт, что Дугин был одним из первых, а часто первым, кто обратился к таким, ранее неизвестным в России западным авторам, как Р. Генон⁴, Ю. Эвола⁵ и др. Именно он открыл для русского читателя геополитические взгляды К. Шмитта⁶. Дугин вводит в обращение не только те или иные геополитические формулы (например, борьба суши и моря), но и такие сложные и спорные понятия, как «консервативная революция», национал-большевизм, со всем комплексом идей им сопутствующих. Сборник его статей по этой тематике («Консервативная революция») выходит уже в 1994 году. Также Дугина можно считать одним из первых, кто обратился к евразийству как к идеологии достойной возрождения в современной России. Он активно участвовал в переиздании наиболее известных работ евразийцев Н. Трубецкого, Н. Алексеева, П. Савицкого¹. Книги этих авторов вышли со вступительными статьями Дугина, более похожими на дифирамбы героям. Нельзя забывать и о бурной издательской деятельности Александра Гельевича (газета «День», журнал «Элементы», «Вторжение», альманах «Милый Ангел» и другие издания), о его активном сотрудничестве с «новыми правыми» и лично с Аленом де Бенуа². Все вышеперечисленные факты можно считать аргументами в пользу того, что фигура А. Дугина достойна самого серьезного внимания и отношения к себе.

Таким образом, личность А. Дугина вызывает интерес не только потому, что он является участником политического процесса в России, особенно активным в последнее время, но и потому, что ведет насыщенную творческую жизнь. Широко опираясь на западных авторов, занимаясь переводами и интерпретациями их работ, Дугин пытается строить собственные концепции и теории, то есть не просто усваивать интуиции тех или иных исследователей, но и развивать их. Однако не всегда это у него получается. Дугина не без оснований можно заподозрить в компиляции. Например, его геополитические проекты можно легко разобрать по источникам идейного влияния, по именам. Оригинальность таких проектов, безусловно, ставится под сомнение. Личный вклад Дугина в развитие отдельных направлений мысли зачастую невысок. В таком случае, примем компилятивность предложений и разработок Дугина за рабочую гипотезу.

Однако, без всяких сомнений, Александра Гельевича можно считать интеллектуалом. Он обладает широким кругозором, постоянно находится в творческом поиске, раз за разом открывая новые имена и произведения для себя и для нас. Занять необычную позицию, синтезировав противоположные идеи, - кредо творческого пути А. Дугина. Поразительна его заряженность на переустройство мира и человека. Почти каждая написанная им статья – манифест, и почти каждая брошенная им фраза – лозунг. Все это также лежит в основе острого интереса к творчеству А. Дугина.

Заметим, что до сих пор в России нет исследований, посвященных Дугину. Его имя упоминается¹, на него ссылаются², но редко оно удостаивается сколь бы то ни было серьезного внимания³. Отчасти это объясняется тем, что А. Дугин является проводником правой, а, по мнению многих, праворадикальной политической мысли. Своим тесным сотрудничеством с НБП и Э. Лимоновым он только способствовал созданию ситуации, при которой его труды и его самого старались игнорировать. Например, далеко не все способны спокойно реагировать на попытки Дугина найти положительные стороны в фашизме⁴. Одобрить этот факт могли разве что его соратники. И только кто-то из них мог осмелиться напечатать заметку «Дугин - наше все»⁵. Важно и то, что в большинстве случаев Дугина не рассматривают в качестве ученого, в нем видят идеолога, и поэтому не хотят вступать с ним в дискуссии на научном поле. Как бы то ни было, его работы, действительно в значительной степени ангажированные, остаются одними из самых теоретически фундированных и оснащенных (в том числе и научным материалом) в современной России. Однако в данном исследовании основное внимание будет уделено портрету Дугина, а не спору по вопросу идеологизированности или научности, выдвинутых им тезисов.

Главная цель этой работы заключается в составлении политико-идеологического портрета Александра Дугина.

Конечно, охватить все аспекты столь насыщенного творческого багажа вряд ли возможно в одной работе. Поэтому решено остановиться на ранее сформулированной рабочей гипотезе как главном стержне исследования, как одном из возможных путей, методов достижения поставленной цели. Результаты проверки гипотезы можно будет считать достоверной характеристикой, составляющей политико-идеологический портрет Дугина. Для проверки гипотезы предлагается использовать сравнительно-генетический подход, предполагающий, что портрет Дугина будет составлен через призму основных источников влияния на его политическую мысль. Этот подход позволит нам более полно, точно, взвешенно оценить взгляды автора, а также прояснить его позиции, предпочтения, сделать их более прозрачными и понятными. Обращение к источникам поможет нам разобраться в противоречиях идей и предложений Дугина, выявить глубину его мысли. Но, прежде всего, мы сможем наверняка выделить в его творчестве те идеи, которые он заимствовал или трансформировал, и те, которые принадлежат ему самому, то есть определить, является ли Дугин компилятором или нет. Вопрос: какие источники выделить в качестве основных?

Почти все, что написано Дугиным, укладывается в четыре большие темы: традиционализм, «консервативная революция», геополитика, евразийство. Конечно, есть у Дугина целая книга по теории заговора («Конспирология»), книги по проблемам религии и христианской веры («Пути Абсолюта», «Метафизика благой вести»), а также ряд статей по экономике («Экономика против экономики», «Эвапоризация фундаментала в «новой экономике»», «Теракты 11 сентября: экономический смысл» и др.), проблемам пола («Пол и субъект») и многим другим темам. Но большинство из этих работ, на мой взгляд, удачно вписаны Дугиным в контекст указанных четырех блоков. За каждым из блоков стоят конкретные исследователи, чьи труды мы и можем считать потенциальными источниками влияния на содержание и образ мыслей Дугина. Однако, мы будем опираться, прежде всего, на тех авторов и соответственно их работы, которые удовлетворяют двум основным требованиям: на них ссылается сам Дугин; они могли иметь влияние на формирование его именно политических взглядов и проектов.

В таком случае по разным тематикам мы рассмотрим следующие фигуры: Р. Генон¹, Ю. Эвола² (традиционализм); Э. Юнгер³, О. Шпенглер⁴, К. Шмитт⁵ («консервативная революция»); К. Хаусхофер¹, Х. Маккиндер², Ж. Тириар³ (геополитика); П. Савицкий⁴, Н. Трубецкой⁵, Н. Алексеев⁶ (евразийство). Круг предложенных для рассмотрения фигур сознательно ограничен⁷. Объясняется это желанием сосредоточить все внимание на нескольких авторах и анализе их идей, а также соображениями предельного объема предпринятого исследования.

Предложенная схема, не смотря на недостатки свойственные всем схемам, достаточно конкретизирует наше представление об источниках. Если мы представим творчество Дугина в виде клубка переплетенных между собой нитей (идей), то данная схема как нельзя лучше поможет размотать этот клубок, указывая на смысловые связи между идеями Дугина и каждого конкретного автора.

В рамках именно этой схемы необходимо решить следующие задачи: 1) определить, какие теории, подходы оказывают на политическую мысль Дугина решающее влияние, в чем прочитывается это влияние; 2) какие идеи он заимствует полностью, а какие изменяет, приспосабливая к своим концепциям; 3) как сочетаются в его творчестве разные по своим источникам тематики; 4) насколько органично усваиваются его идеологией элементы, принятые из различных направлений политической мысли (синкретизм или эклектика).

Решив эти задачи, мы сможем достичь главной цели данного исследования, которую более полно и четко можно сформулировать так: составление такого политико-идеологический портрета, который бы отражал степень зависимости творчества Дугина от источников его влияния.

Данная работа основана на широком круге источников. Источники распадаются на две составляющие. Первой и главной составляющей являются работы А. Дугина: «Пути Абсолюта», «Конспирология», «Гиперборейская теория», «Консервативная Революция», «Тамплиеры Пролетариата», «Мистерии Евразии», «Метафизика Благой Вести», «Основы Геополитики», «Абсолютная Родина», «Наш Путь», «Русская Вещь», «Эволюция парадигмальных оснований науки", "Философия Традиционализма (Лекции "Нового Университета")".

Вторая составляющая представлена работами тех авторов, чьи идеи, нашли свое отражение в творчестве А. Дугина. Обращаясь к Дугину, к его произведениям, данные работы мы видим опосредованно, в преломлении его проектов и идеологии. Чтобы получить портрет Дугина, нам необходимо напрямую, непосредственно обратиться к источникам, имевшим на него влияние, и сравнить, сопоставить «оригинал» с тем, что получилось у Дугина в результате заимствования конкретных идей и их трансформации. В этом суть сравнительно-генетического подхода. Вторую составляющую источников можно расположить по уже знакомой схеме: традиционализм, «консервативная революция», геополитика, евразийство.

Традиционализм: Р. Генон «Царство количества и знамения времени», «Духовное владычество и мирская власть», «Кризис современного мира»; Ю. Эвола «Языческий империализм», «Оседлать тигра», «Люди и руины», «Восстание против современного мира», «Фашизм с точки зрения правых».

«Консервативная революция»: О. Шпенглер «Пруссачество и социализм»; Э. Юнгер «Рабочий», «Тотальная мобилизация», «О боли»; К. Шмитт «Понятие политического», «Политическая теология».

Геополитика: Х. Маккиндер «Географическая ось истории»; К. Хаусхофер «Геополитика пан-идей», «Континентальный блок: Берлин – Москва – Токио», «Статус – кво и обновление жизни», «Геополитическая динамика меридианов и параллелей»; Ж. Тириар «Сверхчеловеческий коммунизм», «Евро-Советская империя».

Евразийство: Евразийство (опыт систематического изложения); Н. Трубецкой «Европа и Человечество», «К проблеме русского самопознания», «Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока», «Общеевразийский национализм»; П. Савицкий «Евразийство как исторический замысел», «Хозяин и хозяйство», «Географический обзор России-Евразии», «Степь и оседлость»; Н. Алексеев «Русский народ и государство», «Евразийцы и государство», «На путях к будущей России», «О гарантийном государстве».

Все указанные источники были максимально доступны в значительной части при помощи ресурсов сети Интернет. Речь идет, прежде всего, о сайте www.arctogaia.com, на котором можно обнаружить труды таких авторов, как А. Дугин, Р. Генон, Ю. Эвола, К. Хаусхофер, К. Шмитт, Ж. Тириар и др.

Исследование состоит из четырех частей (глав):

Глава I. Будущее принадлежит концу.

Глава II. Die totale Mobilmachung¹.

Глава III. Власть посредством суши.

Глава IV. Евразийский императив.

Итоги, как и полагается, будут подведены в «Заключении» данной работы.


Глава I. Будущее принадлежит концу.

Эта глава посвящена изучению влияния таких традиционалистских авторов, как Р. Генон и Ю. Эвола на взгляды А. Дугина. Вообще надо заметить, что именно Дугин внес огромный вклад в популяризацию концепций этих авторов в России. Он не только стал переводчиком и толкователем их работ, но и, по сути, их идейным последователем. Неслучайно, например, на страницах журнала «Наука и религия» его представляют как известного традиционалиста, а в статье К.Фрумкина¹ он отнесен к лидерам традиционализма в современной России. Но, что значит быть традиционалистом? И что есть традиционализм?

Традиционализм, о котором здесь идет речь, возник в первой половине 20-го века как «особая идеология, ратующая за полный и бескомпромиссный возврат к ценностям традиционной священной цивилизации, чьим абсолютным отрицанием является современная, материалистическая и секуляризованная цивилизация – «современный мир как таковой»². Традиционалисты, в свою очередь, это люди, которые находятся в окружении Анти-традиции. Они вынуждены утверждать свою позицию, вскрывая Начала, Принципы Священной Традиции, объявляя о них во всеуслышание. При этом Традицию необходимо понимать как Примордиальную (от англ., primordial – «исконный», «изначальный») Традицию, как точку отсчета в жизни человеческой цивилизации, как божественное откровение, подлежащее преданию. Именно Традиция с большой буквы есть основа традиционализма как одного из направлений западноевропейской мысли. В данном случае мы не будем заниматься обсуждением истинности и ценности утверждений и предположений традиционалистов о Традиции с большой буквы и обратимся к рассмотрению тех их тезисов, которые нашли свое отражение в идеологии А. Дугина.

Центральной фигурой традиционализма, без сомнений, является Р. Генон. Иногда даже под традиционализмом понимается генонизм (школа последователей Генона). Именно к нему обращается Дугин на заре своего творческого пути. Надо сказать, что интерес Дугина ни к традиционализму, ни в частности к Генону не иссяк и по сей день³. Генон обладает статусом непререкаемого авторитета, знака качества, чьи концепции, однако, как считает Дугин, можно подвергать ревизии. С нескрываемым удовольствием Дугин отмечает ссылки евразийца Н. Алексеева на труды Р. Генона⁴. Однако связи Дугина с традиционализмом не ограничиваются лишь интересом к Генону. Не менее привлекательной фигурой для Александра Гельевича оказался Ю. Эвола. Работы Эволы широко известны на Западе, у него также есть своя школа последователей. Его идеи оригинальны, остры и во многом схожи с идеями Генона. Но, несомненно, есть и существенные разногласия. Это прослеживается, в том числе, и на творчестве Дугина. Каким образом Дугин совместил в себе влияние Генона и Эволы, нам и предстоит выяснить в этой главе.

Совершенно очевидно, что в первую очередь Дугин заимствует у традиционалистов их специфический язык и риторику, а также саму концепцию Традиции с большой буквы. Не останавливаясь на этом подробно по причине целесообразности данной работы, хотелось бы указать на одно, на мой взгляд, немаловажное обстоятельство. В таких работах как «Консервативная Революция», «Тамплиеры Пролетариата», «Основы геополитики» (написанных в нетрадиционалистском жанре и адресованных самой широкой публике) автор не упускает ни малейшей возможности обращения к Традиции. В предисловии к сборнику статей «Консервативная Революция» он прямо говорит о том, что данный сборник является последней логической ступенью применения к нашей политической и социальной ситуации комплекса традиционных доктрин. Тут же отмечает, что в работе выделено лишь то, что с точки зрения Традиции является наиболее важным. Далее в одноименной статье этого же сборника Дугин, разбирая предысторию «Третей позиции», определяет «консервативных революционеров» через их стремление к такому порядку, который предшествовал не только Революции, но и возникновению причин к ней приведшим, то есть к предкризисному миру Традиции. В статье, посвященной Ю. Эволе, он говорит о традиционалистской версии «консервативной революции», что, несомненно, подразумевает наличие других версий. Кроме того, Дугин замечает, что у Эволы содержится наиболее глубокая, наиболее «трансцендентная», а потому и не подверженная временным обстоятельствам, концепция Консервативной Революции, в ее типологическом, архетипическом и предельно ясном виде. Таким образом, остается непонятным, как он соотносит между собой различные версии «Третьего пути», а также Традицию и «консервативную революцию», поскольку известно, что в трудах признанных «консервативных революционеров» (Э. Юнгер, О. Шпенглер, О. Шпанн и др.) ни о какой Традиции с большой буквы речь не шла. Нас, однако, более интересует тот факт, что в его идеологии концепция «Третьего пути» не обходится без ссылок на Традицию.

Но это не единственный случай, когда Дугин пытается воспользоваться непререкаемым авторитетом традиционных доктрин, над созданием которого он усердно трудился в начале 90-х годов. Нередко, например, Дугин делает весомые геополитические выводы как раз на основании неких традиционных исследований. В «Основах геополитики», опираясь на данные теоретических разработок Р. Генона и Г. Вирта¹, он выводит тезис о срединной миссии России². Рассматривая противостояние суши и моря, Дугин находит возможность подтвердить геополитические взгляды К. Шмитта рассуждениями Генона и «разместить» «сушу» на стороне Традиции³. Как правило, в подобных выводах он апеллирует к «сакральной географии», «изучающей, как впрочем, и все традиционные науки, не мир следствий, а мир причин»⁴. Так, ссылаясь на данные «сакральной географии», Дугин пишет, что Восток традиционно считается Землей Духа, Рая, полноты, изобилия, в то время как Запад – царство изгнания, страна заката, упадка, деградации. Чем ближе к Востоку, тем ближе к Сакральному, к Традиции. Чем ближе к Западу, тем больше упадок и омертвление Духа. Из этого Дугин делает следующий вывод: «сакральная география» утверждает однозначно закон качественного пространства, в котором Восток символически представляет собой «онтологический плюс», а Запад – «онтологический минус»¹. Однажды он даже заметил, что все лежащее восточнее Пруссии принадлежит миру Традиции². Так же на основании данных «сакральной географии» Дугин более четко вырисовывает образ врага. В работе «Мистерии Евразии» есть глава под названием «Зеленая страна» Америка». В этой главе с помощью все тех же авторитетов Генона и Вирта он характеризует США как «страну мертвых», а Америку как «континент-могилу». При этом интересно заметить, что следующая глава этой же книги называется «Россия – Дева Солнечная». Говорить о том, что Россия призвана Традицией «закрыть Америку», наверно, и не стоит.

Можно привести еще ряд примеров, когда Дугин, выдвигая те или иные тезисы, идеи, предположения, апеллирует к Традиции как к последней инстанции, последнему аргументу. И в этом, вероятно, одно из предназначений тех традиционалистских выкладок, к которым прибегает Дугин в самых различных своих работах. Как еще одну иллюстрацию ко всему вышесказанному, приведу небольшое его высказывание: «Свет бытия закатывается на Западе. На Западе – это и есть современный мир – вырабатывается система ценностей, отрицающая Традицию. Ни доказать, ни опровергнуть того тезиса, что «запад – это зло», невозможно. Это вопрос веры, догмат геополитики, базовая истина Традиции»³. При этом истинность самой Традиции или «сакральной географии» не подвергается сомнению. Другими словами, Традиция принимается за высший авторитет, с которым не поспоришь. А значит и концепции Дугина настолько же неоспоримы, как и сама Традиция. Таким образом, можно утверждать, что Дугин фундирует свои главные идеологические постулаты «данными Традиции», на которые без труда и с пользой можно сослаться. Тем более, что такого рода данные никак нельзя проверить.

Будем считать это утверждение первым промежуточным выводом этой главы.

Теперь обратимся непосредственно к тем традиционалистским доктринам, которые оказали решающее влияние на политические соображения Дугина.

Несомненно, именно работы Генона и Эволы являются источником эсхатологических настроений Дугина. Все учение традиционалистов основано на представлениях о конце света и деградации человеческой цивилизации. Это догматы традиционализма. И Генон и Эвола уверены, что логика истории заключается в необратимом движении от «Золотого века» к «темному» или «железному». Более того, они не сомневаются в том, что современное общество находится как раз на последней стадии упадка. Почти все работы Р. Генона начинаются с констатации этого, на его взгляд, бесспорного факта. Свою книгу «Царство количества и знамения времени»¹ он целиком и полностью посвящает данной проблеме. Речь здесь идет о процессе неуклонного «оплотнения», «материализации» или «солидификации» Вселенной, превращения «качества в количество», что естественно сказывается на всех мыслящих объектах бытия. В царстве природы этот процесс характеризуется медленной, и потому не заметной для глаза трансформацией первозданного земного рая в каменный, кристаллический, а затем и металлический ад; в области общественных отношений – последовательной сменой четырех «юг» (исторических циклов), каждой из которых соответствует своя форма правления – теократия, монархия, демократия, охлократия; в сфере мысли – постепенным помрачнением, или «оккультацией», высших принципов, которые со временем становятся недоступными для большинства людей. В заключение работы Р. Генон высказывает одну интересную мысль. «Золотой век» реально был в прошлом, поскольку он есть нечто иное, как само «первоначальное состояние», но если не ограничиваться настоящим историческим циклом (Манвантарой), а рассматривать их последовательность, то «Золотой век» можно обнаружить также в будущем. По сути, речь идет не только о планомерном упадке, кризисе цивилизации и, как результате, конце света, но и о последующем «восстановлении», «воспроизведении», казалось бы, навсегда утраченного «рая». Возможно, именно эти рассуждения Генона лежат в основе палингенетического мифа, развиваемого Дугиным в своей идеологии. В статье «Слепые флейтисты Азазота» из сборника «Консервативная Революция» влияние эсхатологических суждений традиционалистов прослеживается наиболее четко. Дугин отмечает: «Мы вплотную стоим к Концу Мира»¹. Его богатое воображение рисует перед нами красочные картины «пришествия хаоса»: «Темные воины ада сметут ветхий и отпавший от Бога мир, как волны потопа стерли с лица земли «прагматиков», глухих к предупреждениям ясновидящего патриарха Ноя»². «В конечном счете, вся человеческая история не что иное, как интерлюдия между Первовспышкой волшебной звезды и вселенским потопом»³. Однако есть силы способные противостоять «новому мировому порядку», как «новому мировому хаосу». Формула же этого противостояния должна быть следующей: «После потопа – мы!».

Вообще Дугин много пишет об эсхатологии и в эсхатологических тонах. Порой он настолько проникается эсхатологическими ощущениями, что главной линией его размышлений становится перспектива конца света. В статье «Грани великой мечты», посвященной русскому вопросу, Дугин даже формулирует эсхатологические сценарии в русской истории. Сценарии включают в себя и апокалипсическую катастрофу и битву между слугами Антихриста и верными Церкви, и финальное Преображение мира в лучах Второго Пришествия Господа. Причем смысл России в том, что сквозь русский народ осуществляется самая последняя мысль Бога, мысль о Конце Света¹. В работе «Основы геополитики» Дугин также за отправную точку своих размышлений (только теперь уже геополитических) берет предположение о скором конце мира. Как он полагает, противостояние между США и Россией есть не просто противостояние двух мировых держав, но и двух представителей либерального и евразийского, православно-русского сценариев конца света². Призывами к последней решающей битве, которая должна скоро разразиться, заканчиваются многие работы Дугина. «Великий народ пробуждается для Революции, и долг каждого русского услышать, понять и выразить голос Нации, взывающий в нашем сердце к высшему, огненному, последнему Подвигу. На сей раз, действительно, "это есть наш последний и решительный бой»³. В предисловии книги «Русская вещь» мы вновь прочитываем прозрения о приближающемся конце мира: «Впереди – Конец; но что может быть горше и слаще этой встречи»⁴.

Таким образом, можно отметить, что Дугин наследует эсхатологические настроения традиционалистов, в том числе предложенное ими видение логики истории: от «Золотого века» по пути деградации к «железному» и вновь через катастрофу и возрождение к «первоначальному состоянию». Однако он свободно трактует содержание последнего, гибельного периода истории, не ограничивая себя идеями Генона. Если Генон полагал, что участниками последнего сражения (хотя такими броскими фразами он не пользовался и всегда был сух и академичен) должны стать силы инициации и контр-инициации, а главную проблему современного общества он видел в неправильном соотношении эзотеризма и экзотеризма, в утрате традиции, то Дугин в качестве основного противостояния выделяет борьбу Запада и Востока, в том числе и на основании близости отдаленности по отношению к Традиции, о чем собственно и твердил Генон. Но в построениях Дугина речь идет, прежде всего, о таких составляющих борющихся сторон, как Капитал – Труд; Море – Суша; Западная Церковь – Русская Православная Церковь. Итак, стороны, соперничающие за право «закрыть историю на своем аккорде», выглядят следующим образом: Запад – Капитал, Море, англосаксы, Западная Церковь; Восток – Труд, Суша, русские, Православная Церковь. При этом Дугин призывает к реваншу, поскольку, по его мнению, на данный момент Запад является полным победителем¹. Кроме этого, как можно было заметить, решающую роль в преддверии и в момент катастрофы он оставляет за русской нацией и русской православной церковью. Трудно представить, чтобы Генон или Эвола рассуждали о конце света как «Великой Мечте» своего собственного народа или даже русского народа. Только в представлениях Дугина конец всего мира оборачивается, в первую очередь, триумфальным возрождением русских.

По пункту эсхатологии параллели проводились между Дугиным и Геноном, оставляя в стороне Эволу. Объясняется это тем, что Эвола был един с Геноном и остальными традиционалистами во взглядах на общую схему раскрытия истории, а также тем, что он редко высказывается в эсхатологических тонах. Однажды Эвола даже указывает на то, что «надо избегать преувеличений и всех форм «апокалиптизма»², чем, на мой взгляд, изрядно страдает идеология Дугина.

В работах традиционалистов эсхатологические представления тесно связаны с тотальной критикой современного мира. Ничто так не подводит к идее о конце света, как описание роковых «изъянов», присущих нынешнему обществу. Можно с уверенностью отметить, что по части критики современности Дугин ничуть не уступает ни Генону, ни Эволе, а возможно и превосходит их. Сейчас же обратимся к первой главе книги Эволы «Языческий Империализм» и к тем обвинениям, которые там представлены.

Современная цивилизация извратила всякий разумный порядок вещей. Она превратилась в царство количества, материи, денег, машин, в котором больше нет воздуха, свободы, света. Запад забыл о смысле приказания и повиновения; он забыл о смысле действия и размышления, иерархии, могущества духа и человеческих богов. Он больше не знает природы. Природа для западных людей перестала быть живым телом из символов, богов и ритуалов - блистающим Космосом, в котором как царство в царстве свободно движется человек; она стала мутной поверхностью, и ее тайны профанические науки стараются обойти с помощью ничтожных законов и гипотез. Запад больше не ведает мудрости. На место мудрости вступила риторика «философии» и «культуры», мир профессоров, журналов, спортсменов – схема, программа, лозунг. На ее место вступила сентиментальная, религиозная, гуманистическая скверна и плеяда болтунов. Запад больше не знает государства. Государство как ценность, как Империя, как синтез духовного и королевского, как путь к «сверхмиру» потонуло в мещанской убогости общества рабов и торговцев. Что такое война, война по собственной воле, как высшая ценность, как священный путь духовной реализации – что означает такая война, не знают больше трусливые европейские «активисты». Вождей – существ, которые выдвинулись не посредством насилия, не из корыстолюбия, ни как новые угнетатели рабов, а в силу своих неоспоримых трансцендентных жизненных достоинств, -- почти не осталось больше. Все это - плоды столь восхваляемой западной «цивилизации». Все это – прославленные результаты суеверной веры в «прогресс»¹.

В других своих работах Ю. Эвола активно критикует социалистические идеи и, в первую очередь, идею равенства и коллективизма, либерализм и демократию, секуляризацию и конформизм, гуманизм и национализм, экономизм и многое другое. Критика Генона, направленная на современное общество, безусловно, во многом совпадает с критикой Эволы. Конечно, есть разночтения, но в основном это касается постановки акцентов. Например, Генон делает акцент на критику позитивизма, материализма, прагматизма, индивидуализма².

Возвращаясь к Дугину, отметим, что использование инструмента критики «современной цивилизации» было и остается одной из его главных тактических задач. При этом немаловажно, что под прикрытием критики современного общества (которое у традиционалистов выступало в качестве общества, прежде всего, Старого Света) Дугин сводит счеты с англосаксами.

Основной удар критики, предпринятой Дугиным, был нанесен по либерал-демократии. В большинстве же случаев речь идет даже не о критике, а об «анафеме» либерализму. Под либерал-демократией Дугин понимает сочетание левой политики и правой экономики, что представляет собой противоположность Третьему пути (правая политика и левая экономика). Таким образом, либерал-демократия – синоним абсолютного идеологического, политического и духовного противника. Либерализм, по мнению Дугина, предполагает отнюдь не полную свободу индивида, но лишь его экономическую свободу. Более того, либеральная философия единодушно отрицает в человеке любые внерациональные, сверхиндивидуальные элементы, считая их иллюзией, пережитком, фикцией. Поэтому либерализм оперирует только с рационально-индивидуалистической формой, с тем «homo economicus», который движим лишь эгоистическим стремлением к благосостоянию, наслаждению, комфорту, обладанию. Все остальные пласты человеческой личности считаются второстепенными и несущественными. Фактически, либерализм отказывает человеку в его бытийном достоинстве, приравнивает его к «мыслящему монстру» с абсолютным и поставленным в центр всего «эго»¹.

Дугин отождествляет именно Запад с либеральной системой ценностей. Либерализм утверждает приоритет автономного индивидуума, Восток противопоставляет этому концепцию «общины» и «сверхчеловека», то есть тезис о преодолении человека и вверх и вширь. Как считает Дугин, победа либерализма в современном мире обнаруживает важнейший момент: кризис нравственного идеала в человеке, повсеместное утверждение утилитаристского индивидуального начала, главенство идеологии «экономизма» над идеалистическим мобилизационным мировоззрением, основывающимся на этике усилия, героизма, подвижничества, самоопределения. «Торговцы» одержали верх над «героями»¹. Идеология либерализма становится тотальной, общество – однородным в мировом масштабе. Человечество окончательно становится совокупностью атомарных частиц, движущихся по индивидуальной траектории. Такой «конец истории» нельзя считать только очередной утопией или позицией отдельного автора. К этому ведет вся логика развития либерализма, а вместе с ним экономизма и прагматизма.

Дугин критикует социальный рационализм, «инженерный оптимизм» как основы либеральной идеологии. Либерализм, возможно, окончательно установить только в обществе машин, роботов или механических кукол². Доминирующая идеология Запада, по мнению Дугина, активно борется с альтернативными политико-идеологическими проектами, но использует для достижения целей методы более тонкие, более «мягкие», более отточенные, чем иные формы тоталитаризма, но от этого только более эффективные. Либеральный тоталитаризм не открыт, но завуалирован, призрачен, невидим. Однако от этого не менее жесток. Только в США принципы либерализма внедрены тотально и последовательно, и, начиная с некоторого времени, Запад и либерализм стали совершенно правомочно отождествляться с США³.

В статье «Эсхатологический смысл либерализма» Дугин выделяет пять главных черт либеральной идеологии: минимальный гуманизм (или индивидуализм); просвещенческая концепция однонапрвленного прогресса, линейного механического времени, необратимого поступающего развития; культурный, цивилизационный и экономический расизм Запада, выступающий под видом «универсализма» и «общечеловеческих ценностей»; специфический англосаксонский мессианизм, в котором протестантская этика хозяйства (капитализм) наделена религиозным, сотериологическим значением; представление о техносфере как самодовлеющей ценности. На основании именно этих характеристик Дугин как раз и предлагает проводить последовательную критику либерализма¹.

Либеральная утопия, по его мнению, беспрепятственно реализуется в мире. «Однако в России либерализму неминуемо приходит конец. (…) Чем больше Россия будет становиться сама собой, тем менее либеральной она будет. (…) Либерализм для нас – это абсолютное зло»².

В статье «Свобода для» Дугин критикует либеральную идеологию, которая, по его мнению, на стороне свободы «от», и выступает вслед за Эволой³ в защиту свободы «для». Выводы же этой статье таковы: «либерализм есть политическая платформа уродов и пройдох, стремящихся правовым образом сохранить награбленное, уворованное, стащенное»⁴.

«Разоблачения» Дугиным либеральной идеологии еще можно было продолжить, но, на мой взгляд, этого более чем достаточно. Очевидно, что в критике либерализма он значительно превосходит Генона и Эволу. Если традиционалисты предпочитают говорить об индивидуализме, прогрессизме, экономизме и т.д., как об отдельных чертах современного кризисного общества, то Дугин говорит об этих чертах как, прежде всего, о либеральных ценностях, процветающих на Западе. Либерализм у Дугина выступает как собирательное понятие для многих «негативных» явлений западного общества. В целом же можно утверждать, что Дугин следует традиционалистской критике современного общества, которая у него, однако, укладывается в критику либерализма. Теперь обратим внимание на другой интересный факт. В различных работах, как правило, последних лет Дугин оказывается не столь категоричен в отношении либеральной идеологии. Комментируя федеральную реформу В. Путина, он заявляет: « Я не отрицаю либерализма в абсолютном смысле. Я отрицаю тот рецепт либерализма западного типа, который навязывается атлантическими геополитическими силами. Какие то элементы либерализма в экономике надо адаптировать в нашей специфике евразийской реальности»¹. Вообще стоит заметить, что Дугин никогда не отрицал рыночных принципов. Рынок в определенных пределах – одна из основ его экономических предложений. Укажу, что Дугин всегда оставался на позиции сторонника государственного регулирования стратегических отраслей и максимальной экономической свободы для среднего и малого бизнеса. В одной из статей речь идет даже о типе либерал-евразийцев, являющихся хозяевами и собственниками. Именно от их позиции, как считает Дугин, зависит возрождение евразийской экономики².

Критика Дугиным либерализма тотальна. Но как совместить ее с его позитивными проектами, включающими в себя либеральные элементы. Очевидно, что невозможен ни мелкий, ни средний бизнес без психологии индивидуализма и эгоистической установки. Уступки либерализму рушат антилиберальную идеологию Дугина. Какой выход он найдет из сложившейся ситуации, покажет время. А пока Дугин уже начинает делить либерализм на западный и евразийский. Так может все дело в геополитике?

Кроме либерализма и связанных с ним идей, Дугин, безусловно, критикует и другие характерные черты современного общества, под которым, конечно же, подразумевается Запад с США во главе. Так, он утверждает, что за броскими фасадами и яркими обертками скрывается совсем другая реальность – отчуждение, экономическая диктатура, распад коллективных связей, вырождение, потеря всякой духовности³. В статье «Капитализм: индивидуальное и общественное» Дугин буквально по Генону «разоблачает» материализм и капитализм⁴. Вслед за традиционалистами он также отчаянно критикует западный экспансионизм, прозелитизм, «вестернизацию». Основное внимание Дугин сосредотачивает на критике глобализации, под которой он понимает тот же экспансионизм. Можно с уверенностью сказать, что традиционалисты отрицательно отнеслись бы к глобализации, если бы стали свидетелями этого мирового процесса. Дугин считает глобализацию объективным процессом, однако, в результате которого человечеству навязывается в качестве универсальной схемы развития одна цивилизационная модель. Эта модель становится общеобязательным эталоном в политике, общественном устройстве, экономике, культуре. Понятно, что речь идет о западной цивилизационной модели и о связанных с ней либеральных ценностях¹.

Также Дугин последовательно критикует секуляризованный характер современного общества. Неслучайно, говоря о тотальном обновлении всех сторон жизни, он, в первую очередь, имеет ввиду сферу духа, религии. Дугин настаивает на возрождении авторитета Церкви. Он критикует священников, превратившихся в «христианизированных фарисеев», относящихся к религии как к исполнению бюрократических обязанностей и низведших пылающие парадоксы догматов до убогих моралистических и упрощенных интерпретаций². Как и Генон, Дугин не упускает случая для обвинений в адрес «новых религий» и различных спиритуалистических сект и течений на подобие «Нью-Эйдж». Главный упрек в том, что участники этих движений верят не только в технический прогресс, но и сопровождающий его прогресс «духовный»³. Дугин, как и Эвола, указывает на то, что в современном обществе отсутствуют достойные управленцы. Так называемая, «элита», по его мнению, состоит отчасти из наиболее подлых и циничных спекулянтов и мафиози⁴. Эта критика нацелена, прежде всего, на российскую элиту. Кроме этого, Дугин ополчается на современных людей за их «потребительский образ жизни», за их конформизм, неспособность, боязнь ставить великие цели, создавать и осуществлять великие проекты и эксперименты. Не в последнюю очередь это касается и русского народа¹. По Дугину, лучше ошибиться, чем отделаться штампом. Банальность, успокоенность, прохлада – убийственны².

Таким образом, можно заявить, что Дугин, безусловно, заимствует сам инструмент традиционалистской критики современного общества, а также ее отдельные положения. Конечно, этим связи его идеологии с доктринами Генона и Эволы не ограничиваются. Теперь логично рассмотреть установку на сопротивление, восстание против современного мира, которую Дугин, несомненно, усваивает у традиционалистов.

В предисловии книги «Кризис современного мира» Генон говорит о важной роли таких работ, как эта, в подготовке выхода из «темного века», отмеченного дисгармонией. Одна из двух противоположных тенденций, по его мнению, возобладала, нарушив равновесие, на котором покоится универсальный порядок вещей. Если бы одна из этих тенденций вообще прекратила оказывать свое воздействие, равновесие не могло бы быть восстановлено, и сам мир исчез бы безвозвратно. И поэтому необходимо всячески способствовать возвращению к тотальному равновесию и всеобщей гармонии. Таки образом, свою задачу Генон видит в исправлении образовавшегося перекоса в сторону нисходящей тенденции, рискующего стать необратимым. Однако, он заявляет, что необходимо не просто частичное исправление ситуации, но полное и радикальное ее обновление, даже не смотря на то, что беспорядок есть обязательный элемент высшего порядка. Если, в конечном итоге, зло косвенно служит добру, оно само по себе не перестает быть злом. При этом Генон оговаривается, что такие понятия как «добро» и «зло» условны, в них не вкладывается никакого специфического «морального» смысла. Для Дугина такие оговорки – исключение, и это его характеризует. Заставить читателя осознать сложившееся положение вещей – вот способ сопротивления Генона. Сделать это ему помогут его многочисленные работы³.

Дугин, как и Генон, говорит о двух ведущих, основополагающих тенденциях, одна из которых возобладала в современном мире. Так же, как и Генон, Дугин говорит о необходимости сопротивления преобладающему полюсу. Но Генон, настаивая на том, что менее всего подвержен кризису Восток, а более всего – Запад, обращался все-таки к Западу, западному человеку, в надежде, что тот, осознав всю пагубность сложившейся ситуации, попытается, если не радикально обновить современное общество, то хотя бы воспрепятствовать опасным тенденциям, занять критическую позицию. Дугин, в свою очередь, предпочитает призывать Евразию, Восток, Россию (в разных случаях по разному) к созданию глобальной цивилизационной альтернативы Западу. Запад, иными словами Капитал, Море, либерал-демократия, Анти-традиция, представляет собой негативную тенденцию или часто безоговорочное зло. Запад на сегодняшний день – победившая сторона. Но это не просто победа, а дальнейшее наступление, экспансия, грозящая остальному миру и, прежде всего, Востоку скорым «концом истории». И поэтому необходима альтернатива, цель которой не только равновесие тенденций, но реванш, мировое господство, война на уничтожение. В чем же заключается альтернатива? В утверждении Суши, Труда, Третьего пути, Традиции. «Минимум два полюса или … смерть»¹. При этом, если у мировой истории есть сценарии развития и еще неизвестно, кто в итоге победит, то у России-Евразии нет другого варианта политического и социально-экономического развития кроме Третьего пути. Таким образом, позиции Дугина и Генона существенно расходятся. Генон хочет провести разделительную линию в сознании западного человека, столкнуть в его уме устрашающую картину того, что есть и обнадеживающую картину того, что должно и может быть. Дугин, напротив, проводит черту между Западом и Востоком, между теми, кто уже безвозвратен в своем упадке и пытается ухватить за собой остальных и теми, кто еще способен к возрождению и процветанию. Если Генон и другие традиционалисты призывают к борьбе против своего собственного общества, то Дугин призывает к борьбе протии их общества. Борьбе внутри России против «либеральной контры»¹ Дугин на самом деле уделяет мало внимания, поскольку уверен, что дни либерализма в России сочтены. Возможно, традиционалисты и не знали, что оказывается Россия на столько отстала от современного Запада, что может избежать кризиса и даже противопоставить себя Западу. Наверняка не знали они и о том, что Россия – представительница Суши, Труда и Традиции.

Можно утверждать, что Дугин полностью усваивает установку традиционалистов на сопротивление, восстание против современного мира. В значительной доле своих произведений он только и делал, что твердил о необходимости революции, радикального и тотального обновления, о непременности новой альтернативы и ее жизненной важности. Об этом идет речь в таких его книгах, как «Консервативная Революция», «Тамплиеры Пролетариата», «Основы геополитики», «Наш Путь», «Революция». Против кого революция? В ответе на этот вопрос позиции Дугина и традиционалистов почти совпадают. Против материалистов, технократов, либерал-демократов, мондиалистов, спиритуалистов и т.д. То есть против современного общества, протии Запада. К кому обращены призывы к революции? Традиционалисты обращают свои призывы к самому Западу, к его элите в надежде на ее переориентацию. Неслучайно, Генон рассматривал Восток и Запад как противоположность скорее двух типов сознания, а не географических реальностей². Дугин выступает с позиции неЗапада, обращаясь к России-Евразии, к Востоку, еще не сраженным «чумой» современности. «Мы хорошие, они плохие» - лейтмотив большинства его произведений. Такая позиция Дугина, несомненно, разводящая его с традиционалистами, объясняется, в том числе, его геополитическим взглядами и влиянием на него идеологии евразийства.

Кроме идеи революционного сопротивления современному миру, Дугин также перенимает мысль о роли подрывных сил в истории человечества. В работе «Конспирология» он прямо говорит о том, что авторы-традиционалисты представляют богатый материал для построения теории заговора¹. Генон свидетельствует о контр-инициатических организациях, тайно воздействующих на ход истории², Эвола, в свою очередь, даже описывает различные тактики мировых подрывных сил³. Однако, если Дугин что-то и заимствует по этой линии у традиционалистов, так это большой интерес к заговору как к инструменту объяснения тех или иных исторических фактов. Достаточно объемный труд «Конспирология» и ряд статей по теории заговора – прекрасное тому доказательство.

Более полно Дугин перенял идею Империи, которую разрабатывал Эвола. Эвола понимал под Империей национальную интеграцию вокруг одного центра и наднациональную интеграцию нескольких центров⁴. Сообразно этому понятию Дугин сперва говорит о Российской Империи, а затем Евразийской с центром в России. Русские для него – имперская раса. И только из внутреннейших глубин русской национальной души сможет подняться тот импульс, который объединит их по ту сторону политических и классовых расхождений, в великом подвиге нового имперостроительства. Русский народ – имперостроитель⁵. Империя, как считает Эвола, есть нечто трансцендентное и осуществить ее может только тот, кто обладает достаточной силой для преодоления ничтожных жизней, ничтожных людей вместе с их аппетитами и сентиментами, вместе с их убогим национальным чванством, вместе с их ценностями, «фобиями» и идеологиями⁶. Ему вторит Дугин. Империя в отличие от обычного государства обладает сверхъестественным характером, так как уникальность объединения разнородных и разрозненных конгломератов в единое целое предполагает участие некоторой сакральной энергии, настолько трансцендентальной, что она способна переступить через ограничения и отличия всех внутри-имперских составляющих¹. Империя достигает своей кульминации в символе Цезаря как божества, считает Эвола². Дугин следует за ним: «Империя рассматривается как результат Священного Брака, произошедшего между Небом и Землей. Небесный принцип воплощается в Правителе, Сыне Неба, Помазаннике, земной принцип – в самой бескрайней территории, а также народе, населяющем имперские земли»³. Так, мы выходим на еще одну немаловажную «нить», связывающую концепции Эволы и Дугина. Совершенно очевидно, что именно вслед за Эволой Дугин становится сторонником гибеллинства. Надо заметить, что Генон стоит на противоположной позиции. Он посвящает целую работу тому, чтобы обосновать верховенство церковной власти над государственной⁴. И в этом смысле к Генону ближе евразийцы, нежели Эвола и Дугин. Эвола в своем взгляде на эту проблему категоричен. Та Империя, которая действительно является Империей, не может терпеть над собой Церковь как особую организацию. По его мнению, Церковь – это нечто половинчатое⁵. Дугин высказывается в том же ключе. Соотношение между Царством и Царствием должно быть в пользу первого. Если соотношение меняется, то устанавливается теократия, которая означает узурпацию священниками светской власти. В лице Царя, как он считает, происходит слияние Царства и Царствия, что соответствует принципам Священной Империи. При этом Дугин ссылается на исторический пример Византийской Империи, которая, несомненно, была тысячелетним Царством с Православным Царем во главе. А всяческое отступление от византийской модели, по его мнению, - признак присутствия Антихриста. Также он отмечает, что концепция православной симфонии точно соответствует гибеллинскому идеалу, который на Западе никогда не был реализован⁶.

Но не все так гладко в отношениях Дугина и традиционалистов. И сейчас хотелось бы указать на несколько серьезнейших расхождений между ними.

Традиционалисты крайне негативно относятся к процессу модернизации и всему тому, что способствовало разрушению традиционного общества, изменению его социальной структуры. Именно в результате модернизационных процессов пала средневековая система социально-экономических отношений. Еще одним итогом этих процессов можно считать выдвижение на первый план экономического и политического факторов в ущерб духовному. Кроме этого, модернизации сопутствуют сциентизм, все возрастающая роль техники и автоматического производства, что также не может найти поддержки у традиционалистов. Эвола предлагает занять холодную отстраненную позицию ко всему миру техники и науки¹. Дугин, в свою очередь, никогда не критиковал современное общество с позиций кастового или феодального строя, не отрицал завоеваний научного и технического развития. Характеризуя евразийцев как русских представителей Третьего пути, Дугин неоднократно подчеркивал их сверхрадикальный консерватизм и логичный и авангардный модернизм, сочетание критического реализма, строгого знания об экономико-технической и промышленной стороне реальности с предельным идеалистическим, духовным напряжением. В работе «Наш путь» Дугин откровенно и прямо говорит о необходимости в России радикальной модернизации сферы производства и финансовых технологий, о переходе к новой технологической и экономической инфраструктуре. Однако, как он отмечает, в этой сфере необходимо соблюдение принципа – «модернизация без «вестернизации». Все это в высшей степени чуждо традиционалистам. Также они расходятся с Дугиным во мнении о демократии.

В работе «Кризис современного мира» Генон отвергает принцип демократии. Демократическая концепция, как он считает, предполагает, что власть приходит снизу, из народа, а значит она некомпетентна. Народ не может доверить власть, быть источником власти, поскольку сам ею не обладает. Власть дана свыше. Тот, кто действительно контролирует современный мир, убеждает народы в том, что они сами собой правят. Народ, не обладая достаточными интеллектуальными способностями, верит им, тем более, что это лестно. Для поддержания этой иллюзии было изобретено «всеобщее голосование». При этом мнением большинства, как считает Генон, всегда можно манипулировать. Так, он ссылается на массовую психологию, огромную роль в политике сентиментов, а также ораторов. Демократия совпадает с индивидуализмом, с массой как набором индивидов. Демократии и массе противостоит аристократия, элита¹. Таковы убеждения Генона. От Эволы можно лишь добавить, что демократия – это школа безнравственности, оскорбляющая достоинство истинного политического класса².

Дугин выделяет разные демократии³. Есть либеральные и эгалитарные демократии, количественный тип, но есть органическая демократия, основанная на принципе братства, качественный тип. Если Генон отождествляет индивидуализм с демократией, то Дугин - только с либерализмом, противопоставляя ему органическую демократию. Сам термин «демократия», по мнению Дугина, предполагает обращение к народу, а не к индивидууму. Он признает, что традиционалисты негативно относятся к демократической идее. Но они понимают демократию количественно, а значит неверно. Ссылаясь на К. Шмитта, Дугин предлагает качественный подход, который позволяет говорить о народе как о живом организме, как о едином целом. Политическая модель должна быть основана на суверенности народа как единого целого, на альтернативе соучастия всего общества в принятии основополагающих исторических решений, на подлинном народовластии. Речь идет даже о тотальной политизированности народа. Отсюда частые апелляции Дугина к русскому народу, попытки говорить от лица народа. Противопоставление элита – масса чуждо концепциям Дугина.

Расхождения между Дугиным и традиционалистами на этом не заканчиваются, но для нас более важно указать на то, что они есть. И поэтому предлагаю остановиться и подвести итоги.

Дугин, признавая огромный авторитет Эволы и Генона, заимствует ряд традиционалистских мыслей, направлений мысли и тем, которые часто развивает уже под влиянием других авторов и идей. Дугин перенимает только то, что согласуется со всем его идейным багажом. Именно в традиционных доктринах источник его эсхатологических настроений, его взглядов на современное общество, его установки на решительное сопротивление. Дугин всегда считается с мнением традиционалистов и даже, когда их пути расходятся, он старается не заострять на этом внимания, чтобы не выступить открытым противником. Традиционализм для Дугина это та «темная» область знаний, на которую всегда можно сослаться как на последнюю инстанцию, выдвигая те или иные неубедительные тезисы.

Генон и Эвола – это точка опоры для Дугина. Он всегда будет ориентироваться именно на них, потому что они видят дальше остальных и хотят большего, чем все остальные. Примеряя на Генона образ жреца, а на Эволу образ воина, Дугин в большей мере ассоциирует себя с Эволой и соответственно с воином, отдавая дань уважения роли духовных сил. При этом для Дугина позиция воина – конкретная жизненная позиция. Он постоянно находится в состоянии войны. И нередко идеи традиционализм в лице Генона и Эволы выступает у Дугина оправданием войны континентов или войны церквей. Что не дает покоя Дугину? Может быть далекое прошлое, Золотой век, может быть суровое настоящее, пораженная кризисом современность, а может быть будущее, несомненно, принадлежащее концу времени?