Copyright Григорий Хасин (gkhasin@yahoo com), перевод и примечания © Copyright Юлия Численко (jchislenko@yahoo com), перевод и примечания © Издательство "Сайнс-пресс" (nika@xref ru) Date: 23 Apr 2004 книга
Вид материала | Книга |
СодержаниеПрим. автора Прим. автора Символизм Священного Писания бесконечно высок... но |
- Copyright Сергей Александровский, перевод с английского Email: navegante[a]rambler, 619.61kb.
- Александр Зеличенко. История афганской наркоэкспансии 1990-х © Copyright Александр, 4300.12kb.
- Вальтер беньямин произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости, 2465.87kb.
- Предисловие, 6364.85kb.
- Предисловие, 6496.44kb.
- С. В. Полякова клавдий элиан и его пёстрые рассказ, 2652.3kb.
- Евангелие от Фомы, 571.12kb.
- Леви-Стросс К. Первобытное мышление, 5695.75kb.
- Составил Мирза Гасан-Эфенди сын Гаджи Абдулла-Эфенди Алкадари Дагестани Перевод и примечания, 2818.62kb.
- А. Т. Фоменко Новая хронология Греции © Copyright Анатолий Тимофеевич Фоменко © Copyright, 7915.5kb.
Введение
Когда несколько лет назад я начинал работать с умственно отсталыми,
дело это представлялось мне крайне тягостным, и я написал Лурии, спрашивая
совета. К моему удивлению, он ответил ободряющим письмом, в котором говорил,
что у него никогда не было пациентов дороже этих и что часы и годы работы в
дефектологическом институте остаются самыми волнующими и плодотворными в его
профессиональной жизни. Подобное отношение высказано в предисловии к первой
из написанных им клинических биографий ("Речь и развитие психических
процессов у ребенка", 1956): "Пользуясь правом автора выражать отношение к
своей работе, я хотел бы отметить, что всегда с теплым чувством возвращался
к материалам, опубликованным в этой небольшой книге".
Что же это за "теплое чувство", о котором говорит Лурия? В его словах
отчетливо ощущается нечто эмоциональное и личное, что было бы невозможно, не
отзывайся умственно отсталые пациенты на человеческий контакт, не обладай
они, несмотря на физические и психические расстройства, подлинной
восприимчивостью, эмоциональным и душевным потенциалом. Но Лурия говорит и о
другом. Он утверждает, что эти пациенты представляют особый научный интерес.
Похоже, Лурию-ученого привлекало в них нечто большее, чем дефекты и
нарушения функций, ибо дефектология сама по себе не так уж занимательна.
Итак, что же именно может интересовать нас в мире "наивного" сознания?
Ответ на этот вопрос связан с тем, что у пациентов с отклонениями в
развитии сохраняются определенные умственные способности -- не затронутые
болезнью и часто даже превосходящие средний уровень, и эти способности
делают неполноценных в одних отношениях людей абсолютно состоятельными и
глубокими в других. Неконцептуальные свойства мышления -- вот что можем мы
наблюдать с особой ясностью в жизни "наивного" сознания.
То же самое справедливо и в отношении детей и дикарей, хотя, как
неоднократно подчеркивал Клиффорд Гирц*, эти три группы нельзя уравнивать:
дикари не являются ни умственно отсталыми, ни детьми; у детей отсутствует
племенная культура дикарей; умственно отсталые отличаются и от детей, и от
дикарей. Но даже с учетом подобных оговорок сравнительный анализ вскрывает
важные параллели, и все обнаруженное Пиаже** у детей, а ЛевиСтроссом*** у
дикарей в особой форме заключено в "наивном" сознании и ожидает своих
первооткрывателей****.
* Клиффорд Гирц (р. 1926) -- американский антрополог, основатель
интерпретативной антропологии, занимающейся изучением различных культур и
влиянием концепции культуры на концепцию человека.
** Жан Пиаже (1896--1980) -- швейцарский психолог, основатель женевской
школы генетической психологии, исследовавший этапы когнитивного развития
ребенка.
*** Клод Леви-Стросс (р. 1908) -- французский философ, социолог и
этнограф, основатель структурной антропологии.
**** Все ранние труды Лурии связаны с этими областями: он работал с
детьми в примитивных обществах Центральной Азии, а затем перешел к
исследованиям в дефектологическом институте. Это положило начало изучению
человеческого воображения, которому Лурия посвятил всю свою жизнь. ( Прим.
автора)
Особенно уместен здесь подход луриевской "романтической науки",
поскольку работа с такими пациентами затрагивает одновременно и рассудок, и
сердце ученого.
Итак, что же это за особые способности? Какие свойства "наивного"
сознания сообщают человеку такую трогательную невинность, такую открытость,
цельность и достоинство? Что это за новое качество, столь яркое, что можно
говорить о мире умственно отсталого, как говорим мы о мире ребенка или
дикаря?
Если бы нужно было ответить одним словом, я назвал бы это качество
конкретностью. Мир "наивного" сознания столь ярок, насыщен и подробен и в то
же время столь непосредствен и прост потому, что он конкретен: его не
осложняет, не разбавляет и не унифицирует абстракция.
В результате странного обращения естественного порядка вещей неврология
часто рассматривает конкретность как нечто убогое и презренное, как не
заслуживающую внимания область хаоса и регресса. Курт Голдштейн, величайший
систематизатор своего поколения, связывает мышление -- гордость человека --
исключительно с абстракцией и категоризацией. Любое нарушение функций мозга,
считает он, выбрасывает человека из этой высшей сферы в недостойное homo
sapiens болото конкретности.
Лишаясь "абстрактно-категориальной установки" (Голдштейн) или
"пропозиционального мышления" (Хьюлингс Джексон), индивидуум опускается на
дочеловеческий уровень и исчезает как объект исследования. Я называю это
обращением естественного порядка вещей, поскольку в мышлении и восприятии
более фундаментальным считаю не абстрактное, а конкретное. Именно оно делает
реальность человека реальной -- живой, личностной и осмысленной. На примере
профессора П., принимавшего жену за шляпу, мы уже видели, к чему может
привести потеря конкретного: человек регрессирует от частного к общему (в
антиголдштейновском направлении) и в результате оказывается практически в
другом мире, на другой планете.
При повреждениях мозга, не затрагивающих "наивные" способности, гораздо
естественнее говорить не о регрессе, а о сохранении конкретного, так как в
этом случае пострадавший индивидуум не теряет личность, свое индивидуальное
бытие. Именно это видим мы в Засецком из "Потерянного и возвращенного мира".
Пациент Лурии в чем-то главном остается человеком и, несмотря на крах
абстрактно-категориального мышления, не утрачивает ни нравственного
достоинства, ни воображения. Здесь Лурия, в принципе поддерживая идеи
Хьюлингса Джексона и Голдштейна, наполняет их прямо противоположным
содержанием. Засецкий -- не раздавленный болезнью калека, а полноправный
человек, боец, с сохранившимися и, возможно, усилившимися духовными
способностями. Он не потерял, а отстоял свой мир, и даже в отсутствие
объединяющих абстракций переживает его как насыщенную и глубокую реальность.
Я полагаю, что все это -- и даже в большей степени -- верно для больных
с задержками в развитии, поскольку им вообще незнакомы соблазны
абстрактного. Они переживают реальность вне схем и категорий, целиком
погружаясь в ее первозданную, порой сокрушительную стихию.
Мы вступаем здесь в область чудес и парадоксов, связанных с загадкой
конкретного. Как врачи и терапевты, как учителя и ученые, мы неизбежно
приходим к этой загадке. В ней -- суть "романтической" науки Лурии. Обе
написанные им литературно-клинические биографии можно рассматривать как
исследования конкретного: в одной описано, как в поврежденном сознании
Засецкого оно сохраняется на службе реальности, в другой -- как, пожирая
реальность, гипертрофирует его "сверхразум" мнемониста.
В классической науке нет места конкретному -- неврология и психиатрия
считают этот уровень тривиальным. Только "романтическая" наука может по
достоинству оценить его поразительные возможности и опасности. Потенциальное
действие конкретного двояко. Развивая восприимчивость и воображение, оно
может углубить внутреннюю жизнь человека, но иногда действует и в
противоположном направлении, подавляя личность и сводя мир к набору
бессмысленных частностей.
Обе эти возможности ярко, словно под увеличительным стеклом,
проявляются у умственно отсталых. Развивая в них образное мышление и память,
природа как бы возмещает им утрату аналитических способностей. Этот процесс
может пойти двумя путями. Один из них ведет к одержимости деталями, к
гипертрофии образа и запоминания и в конце концов порождает ментальность
трюкача и вундеркинда. Такова судьба луриевского мнемониста.
Эта крайность известна с древних времен в виде культа "искусства
памяти"*. Подобные тенденции, подстегиваемые как спросом на публичные
представления, так и склонностью самих пациентов к навязчивым состояниям и
эксгибиционизму, мы видим в Мартине А. (глава 22), в Хосе (глава 24) и
особенно в близнецах (глава 23).
* См. замечательную книгу Фрэнсис Йейтс с тем же названием (1966).
( Прим. автора)
Гораздо более интересным, более человечным и реальным является другой
путь. Он систематически замалчивается наукой, но хорошо известен
внимательным родителям и учителям. Речь идет о правильном, естественном
развитии области конкретного. В той же мере, что и любые абстракции, область
эта может стать подлинным средоточием красоты и тайны, основой
эмоциональной, творческой и духовной жизни. Возможно, она даже ближе к жизни
духа, чем абстракции, -- именно это утверждал Гершом Шолем (1965),
противопоставляя концепт и символ, а также Джером Брунер (1984), сравнивая
схематические и сказовые формы*. Конкретное насыщено чувством и смыслом
(возможно, даже в большей степени, чем любая абстрактная концепция), и
именно отсюда проистекает его глубинная связь с красотой и смехом, с драмой
и символом -- с огромным миром искусства и духовности.
* См. библиографию в конце книги.
На формальном уровне больные с задержками развития могут быть калеками,
но если перенести внимание на их способности к восприятию индивидуального и
символического, впечатление ущербности исчезает. Никто не выразил это лучше
Кьеркегора: "Приглядимся к простецу! -- гласят его предсмертные слова (я
слегка перефразирую). -- Символизм Священного Писания бесконечно высок... но
эта "высота" не имеет ничего общего ни с величием разума, ни с разницей в
умственных способностях... Нет, она -- для всех... Каждому доступна эта
бесконечная высота".
Один человек в умственном отношении может быть гораздо "ниже" другого.
Есть люди, которые не могут даже отпереть дверь ключом, не говоря уже о
понимании законов Ньютона; есть и такие, кто вообще не в состоянии
воспринимать мир концептуально. Но интеллектуальная неполноценность отнюдь
не исключает наличия в человеке ярких способностей и даже талантов в
отношении конкретного и символического. Именно в таких талантах -- иная,
высокая природа этих особых существ, блестяще одаренных простаков, к которым
принадлежат Мартин, Хосе и близнецы.
Мне могут возразить, что подобные вундеркинды -- редкие и выдающиеся
исключения, и в ответ на это я открываю последнюю часть своей книги историей
Ребекки -- ничем не примечательной, "простой" девушки, которую я наблюдал
двенадцать лет назад. Я вспоминаю о ней с теплым чувством.