Нравственная жизнь

Вид материала

Документы

Содержание III-го века Церковь ослабила свою аскетическую строгость Стоящие с верными III-го века духовные лица под­вергаются наказаниям за грехи одинаково со светскими Состояние религиозно-нравственной жизни вообще с IV-го по ХI-й в. Нападение варваров и опустошение Остатки язычества Монастырская внутренняя жизнь, по Василию Монашество на Западе. Златой век запад­ного монашества В древнем монашестве было совсем не так. Монахи не только не спешили принимать священный сан – они этого всячески избегали, преж В Западной Церкви, например, монахи и до нашего времени не подчиняются епископату, но имеют свою собственную юрисдикции Первые мо­настыри возникли на Западе в 70-х годах IV-го Историческое значение монашества и урегулирование жизни его со стороны Церкви.

Подобный материал:

• Тематическое планирование уроков литературы в 11 классе, 193.86kb.
• Доклад на тему: «Нравственное воспитание младших школьников», 42.38kb.
• Нравственная культура семьи основа здорового образа жизни, 1309.78kb.
• Урок литературы в 7 классе. Учитель Захарова Н. Г. Тема: «Нравственная проблематика, 171.02kb.
• Патриотическое звучание и нравственная проблематика «Слова о полку Игореве», 894.44kb.
• Изображение человека как важнейшая идейно нравственная проблема литературы. Взаимосвязь, 186.07kb.
• Реферат: Благотворительность, как нравственная потребность, 393.95kb.
• 1. Патриотическое звучание и нравственная проблематика «Слова о полку Игореве», 174.76kb.
• Я выбираю жизнь вместо наркотиков, алкоголя и табака! Суррогатная жизнь, 25.43kb.
• Теория литературы, 232.44kb.

Нравственная жизнь.

Церковь приняла на себя гигантскую задачу — пере­воспитать античный языческий мир в своей христианской школе, из языческого мира пересоздать в христианский мир, создать, вместо языческой, христианскую культуру. Задача колоссальная, требующая для своего выполнения не столетия, а тысячелетия! И здесь отнюдь не предстоял путь равномер­ного развития, постоянного прогресса, а ломанная, кривая линия, с удалениями, отступлениями от цели вместо прибли­жения к ней. Как евреи, вышедшие из Египта, вместо того, чтобы достигнуть Земли Обетованной в несколько дней, блуж­дали до вступления в нее 40 лет. Во всеобщей мировой эволю­ции человечества на путь к Богу (ср. Деян. 17:26-27),

Еще с III-го века Церковь ослабила свою аскетическую строгость, когда за известные три peccata ad mortem (уклонение в идолопоклонство, за убийство и прелюбодеяние) полагалось строгое покаяние в течение всей последующей жизни и только перед смертью примирение и приобщение Святым Дарам. Пе­ремены в покаянной дисциплине, в смысле смягчения её, произ­водили и отдельные епископы и целые Соборы. Первый при­мер принципиального смягчения дисциплины мы встречаем в Римской Церкви, когда папа Каллист (217-222 г.), по поводу одного случая, определил, чтобы блудники после того, как они пройдут длинный путь публичного покаяния, получали про­щение и принимались в полное церковное общение. Около этого времени в Африке и, вероятно, в других местах, вошло в обычай принимать во внимание ходатайства исповедников за грешников и, после некоторого покаяния с их стороны, вос­соединять их с Церковью. Этот обычай получился в борьбе Церкви с ригористическим монтанизмом. Дальнейшее смяг­чение в церковной дисциплине произошло в половине III-го века и было вызвано обстоятельствами Декиева гонения. Всем христианам, ради слабости отпавшим от веры, была открыта возможность снова вернуться в Церковь, при соблюдении по­каянной дисциплины. Епископы и Соборы были заняты тогда выработкою покаянных правил, то более снисходительных, то суровых. Однако, общим правилом было для всех, в случае вторичного отпадения от веры, бывший член Церкви исклю­чался из нее навсегда. Смягчение дисциплины в отношении к блудникам и идолослужителям не везде было одинаково и часто страдало противоречиями.

Публичное покаяние

С IV-го века полагалось за из­вестные три преступления: убийство, идолослужение и блуд. В начале IV-го века на испанском Эльвирском Соборе оно было расширено и на некоторые другие весьма предосудительные грехи — как-то разбой, лихоимство, ложное свидетельство, клятвонарушение и тому подобное (См. Соборы — Эльвирский, канон 20, 61, 66, 74 и Арльский, канон 12;). Эльвирский Собор обнаруживает стремление возвратиться к древней строгости и за многие беззакония наказывает более или менее продол­жительным исключением из христианского общества . Од­нако, он представляет собой исключение. Соблюдалось пра­вило: кто публично чрез свои грехи подал соблазн для других, тому или на того возлагается и публичное наказание. В соб­рание верующих, кающиеся являлись с остриженными воло­сами и посыпанной пеплом главой, в ветхом одеянии. Они бросались на колени перед верующими и просили их молитвы. Пост был для них суров, а молитвенные упраж­нения часты. Болезнь и усердие в покаянии вели к сокращению покаянного срока и смягчению покаянных мер. Духовные лица, на положении публичных грешников, исключались из своего звания.

Еще в III-м веке, в различных странах Восто­ка, особенно в Малой Азии — кающиеся были разделены на несколько ступеней — слушающих, припадающих и стоящих с верными.

1. Слушающие должны были пребывать за бого­служением в катехуменате.
   
2. Другие грешники могли оста­ваться за богослужением и после литургии оглашенных, но только в положении коленопреклоненных или припадаю­щих (Собор Анкирский. канон 16).
   
3. Стоящие с верными должны были оставлять богослу­жение уже пред самым причастием (Собор Анкирский. канон 25). В IV-м веке к ним присоединилась новая степень — плачущие.
   

На Западе эти классы были неизвестны. За публично кающи­мися наблюдал епископ с подручными ему пресвитерами. С IV-го века в отдельных церквах Востока появился пресвитер покаяния, кaк вполнe закономерное явление. Пред прохождением публичного покаяния тре­бовалась правдивая и искренняя исповедь, а за грехи, подав­шие повод к публичному соблазну, публичное оплакивание, и только тогда епископом налагалось соответственное наказание.

Что касается духовных, то, иногда, к ним каноны были как будто снисходительнее, чем к светским, а иногда строже. Так, за все те грехи, за которые отлучали светских лиц от Церкви, духовных лиц лишали только церковного звания.

В половине III-го века духовные лица под­вергаются наказаниям за грехи одинаково со светскими. Собор же Эльвирский (канон 18) нарушавших брак епископов, прес­витеров и диаконов навсегда отлучал от церковного общения и даже на смертном одре не давал прощения.

В конце IV-го века патриарх Нектарий официально от­менил должность пресвитера для публичного покаяния и пре­доставил каждому избирать себе пресвитера для тайной испо­веди. Чрез это требуемое для многих грехов публичное по­каяние было оставлено. На Западе к делу покаяния и с IV-го века относились серьезнее, там продолжали существовать и после IV-го века епископы и пресвитеры, специально ведав­шие делом публичного покаяния, хотя там и не знали раз­личных ступеней покаяния Восточной Церкви.

С VI-го века появляются при монастырях покаянные книги, как руководство для пресвитеров при совершении таинства покаяния (На Востоке первые из таких книг приписываются Иоанну III Постнику (†575 г.). Они содержали молитвы, формулы исповеди и отпущений.

В особенности покаянная дисциплина привилась и раз­вилась на Западе. Там на нее смотрели, как на “могуществен­нейшее средство” к руководству верующими. С VIII-го века в Западной Церкви вводятся епископские синодальные суды, которые происходят от древнецерковных визитаций; но, при Карле Великом, соответственно всему его духу теократического королевства, они получили характер политического и церковного учреждения в целях педагогичес­кого воспитания народа. Епископ, или заменяющий его с большими полномочиями архидиакон, ежегодно, в сопровож­дении королевского Missus'a, должен объезжать свой округ. В каждой общине тогда были поставляемы 7 неподкупных лиц. После визитаций клира епископом, следовала ревизия светских — мирян. Следствию подлежали грубые проступки — воровство, убийство, разбой. Церковное наказание тут соединялось с гражданским. При этом часто применялось требование покаяния и денежный штраф. Край­ней мерою наказания считалась экскоммуникация, или от­лучение. Пипин в 755 г. подтвердил, что отлученный не должен был входить ни в одну церковь, ни один христианин не дол­жен его приветствовать, есть и пить с ним. Как и в древнее время, за все открытые, публичные грехи, полагалось пуб­личное покаяние и публичное прощение.


В франкской Церкви, рядом с публичной, в VIII-IX-м в. вводится и частная исповедь. Парижский Собор от 850 г. в каноне 6 говорит: “Если кто-нибудь исповедуется тайно и добровольно, то и покаяние его совершается в тайне; если напротив того, он публично от­крыто обнаруживается, то и покаяние его бывает публичное пред Церковью, по известным ступеням.” Тайная исповедь получает душепопечительный характер и направляется даже на мысли человека. Алкуин считает обязанностью пресвитера изучить, глубоко познать, главные грехи и их последствия, чтобы уметь рекомендовать людям средства к улучшению. Верующие считали своею обязанностью прямо перед Богом исповедовать свои грехи. Однако, тогда же начали внушать мысль, что прощение от Бога подается чрез человеческое дело смирения и добровольного раскаяния. Шалонский Собор говорит: “Исповедь перед Богом истребляет грехи; но то, что происходит пред пресвитером, научает нас, как уничтожаются грехи.”


Необходимо поставить вопрос, какими положительными мерами религиозно-нравствен­ного воздействия располагала Церковь в деле воспитания верующих.

I. Здесь, прежде всего, должно упомянуть об известном и хорошо организованном катехуменате, разросшемся в неко­торых церквах в целые

1. Огласительные училища. Там именно изучались основы христианской веры и нравственности — за­поведи, Молитва Господня, Символ Веры, а потом тайны хрис­тианской веры. Впрочем, оглашение как известный институт процветало, главным образом, в IV-м и V-м веке, когда взрослые, иногда целыми массами, нередко не по искреннему убеждению, а в видах карьеры, устремлялись в Церковь.

Еще с самого начала жизни Церкви, а тем более с IV-го века и в дальнейшее время, в христианскую Церковь вступали еще младенцами, после совершения над ними таинства крещения. Как же воспитывала в христианстве Церковь мла­денцев? По Апостольским Постановлениям (II, 57; VIII, 11-12), дети регулярно посещают богослужение, принимают участие в таинствах, особенно в таинстве причащения, при этом, родителям строго внушаются их обязанности в отношении детей. Но всего этого мало, чтобы дать детям то христианское образование, какое отвечало бы принципам христианства, как религии света и ра­зума. В этом деле пришло на помощь Церкви

2. Монашество, ка­ковое из своего лона вносило начатки христианской школы и воспитательные средства. Таких школ было больше, чем обык­новенно думают. Они были по всему Востоку — ив Египте, и в Палестине, и в Сирии, и в Малой Азии. Некоторые вступали в монастыри со своими детьми. Василий Великий считал обязан­ностью монахов принимать в монастырские школы детей-сирот. Случалось, что сами родители передавали своих детей в монастыри. Что и в западных монастырях в данное время существовали начальные школы, это не может под­лежать сомнению.

Нужно иметь в виду, что дело положительного религиозно-нравственного воспитания и воздействия на верующих в Церкви в IV-м в. уже не было достаточным. Церковь очень рано обра­щается в правовой институт и учреждение для христианского культа. Поэтому обязанность Церкви или её представителей за­ботиться об индивидуальном образовании, воспитании, пещись о душах отдельных верующих — отступила на задний план. Казалось, все силы представителей Церкви уходили все больше и больше на управление гигантским аппаратом. Оставалось воспитание чрез

3. Богослужение, к посещению которого Церковь обязывала и напряженно стремилась к тому, чтобы воздействовать на жизнь и внутреннее состояние, сердце наро­да, чрез культ, которому был придан таинственный, мис­тический характер и который отличался торжественностью. Последняя цель, по видимому, удавалась: участие народа в дог­матических спорах показывало, как он интересовался церков­ными делами. Однако, едва ли можно сомневаться, что таких средств для нравственно-религиозного воспитания в духе Еван­гелия было недостаточно. Конечно, никто не может отрицать глубокой назидательности христианского богослужения в тор­жественные или печально-торжественные времена, как Страстная седмица; но в другие времена года, оставалась толь­ко проповедь, да и она часто отсутствовала. Не только при по­сещении богослужения, но даже и перед принятием Таинства Причащения царило равнодушие, безразличие, невнимание к богослужению и разговор об обыденных делах, смех, злословия и тому подобное. Все это было предметом строгих бичеваний со стороны Иоанна Златоуста (Гомилия III, 4 на Ефес. 1:23; XXXVI, 6 на 1 Послание к Кор. 17:33).

Состояние религиозно-нравственной жизни вообще с IV-го по ХI-й в.

Один протестантский историк выражается так, что Церковь данного периода имела пред собою исполинскую задачу победить языческий мир; однако, она вступила в битву с ним тупым оружием. Этот афоризм справедливо отмечает упадок нравственного идеала в жизни Церкви в IV-м веке.

Причи­ны этого упадка лежат, главным образом, во внешней перемене состояния христианской религии со времени Константина Великого.

I. С прекращением гонений, в жизни верующих замечается некоторое усыпление и беззаботность; христиане стали менее бдительны о спасении собственных душ. Св. Иоанн Златоуст отмечает запустение храмов и, как уже сказано, какое-то рав­нодушие и безразличие, даже при принятии Святого Прича­щения. Блаж. Иероним замечает, что Церковь, после века мучеников, стала велика могуществом и богатством, но бедна добродетелями.

II. В Церковь устремлялись многие по нечистым побуждениям, из корыстолюбия и честолюбия; они образовали собою класс мнимо-верующих.

III. Религиозные споры и разделения, даже между епископами и духовными, производили чрезвычайно неблагоприятное впечатление на народ, при чем, последний также часто втяги­вался в религиозную борьбу.

IV. Нападение варваров и опустошение римского государства, сопровождавшееся насилиями, настолько глубоко, даже болез­ненно, поражали христиан, что многие теряли веру в Прови­дение.

V. Остатки язычества — в виде суеверия, дурных обычаев, привычек или пороков, значительно тормозили привитие хрис­тианских начал.

VI. Раннее проникновение в клир честолюбия, корыстолюбия, духа властности и других пороков, разлагающим образом влияло на христианскую паству.

Конечно, мы, отделенные веками от той эпохи, мало имеем фактов для основательной оценки религиозно-нравственной жизни тех времен. Но не подлежит сомнению, что преобладает при взгляде на нравственную жизнь монашеско-пиетическая точка зрения, т.е. несколько ригористическая, пессимистическая. Этим лицам, в душе мо­нахам и аскетам, предносился идеал христианской жизни, и с ним они подходили к действительной жизни.

При помощи тех немногих фактов, какими располагает историк — и то, главным образом, для IV-V-го века — попы­таемся изобразить влияние христианства на жизнь личную-семейную, и на социально-общественную.

I. Еще в IV-м веке мы встречаем истинно святые се­мейства и подлинно христианских матерей. Так, св. Нонна со своим супругом Григорием Старшим воспитала таких детей, как знаменитый Григорий Назианзин, Кесария и Горгонию. Светит своим благочестием и богатой одаренностью и семейство Василия Великого: его отец Василий и мать Емилия, его братья — Григорий Нисский, Петр Севастийский и сестра Макрина. Св. Иоанн Златоуст имел мать Анфусу, Блаж. Ав­густин — Монику — обе воистину христианские великие жен­щины. Блаж. Феодорит также матери обязан своим глубоко­религиозным воспитанием. Вот почему в IV-м и последующих веках не было недостатка в пастырях, твердых верою и чистых в моральных заповедях жизни, как Афанасий, Иоанн Златоуст, Кирилл, Иоанн Дамаскин, Феодор Студит, св. Игнатий, и др. Изобиловал такими мужами и Запад. Эти мужи и им подобные выступали против господствовавших пороков в своих пропо­ведях и письменных трудах. Они создавали и на Соборах спасительные правила и прилагали их к жизни. Народ чувствовал нравственную мощь этих великих пастырей.

Монашество.

При значительном упадке религиозно-нравственной жизни верующих с IV-го века, возникшее с того времени монашество явилось той великой силой, которая привлекала благодать Божию к христианскому миру. Монахи были теми праведни­ками, благословением которых, по Премудрому, стоит град, и недостаток которых был причиною гибели Содома и Гоморры.

Монахи — это, конечно, люди, возвышавшиеся над общим уровнем христианского общества; в христианском учении дано, так сказать, minimum требований, необходимых для всякого хри­стианина, а для тех, кто “Аще хощеши совершен быти,” ука­зан идеал, бесконечный путь для совершенствования.

Еще в Священном Писании (Евр. 5:13-14; 1 Кор. 14:20; Еф. 4:13; Флп. 3:15) есть разделение между “младенцами по вере и совершенными мужами.” Дидахэ (6) говорит: “Если ты можешь нести целое ярмо Господа, то ты совершен; а если не можешь, то делай по крайней мере то, что можешь.” Второе послание Климента (С. 7) гласит: “Дай нам сражаться, что­бы увенчаться короной; если мы все не заслужили короны, то хоть приблизимся к ней.”

Отсюда видно, что монашество, как стремление к высшему пути служения Богу, могло выйти и действительно вышло, родилось в самой Христианской Церкви.

Посмотрим, при каких исторических обстоятельствах это произошло.

Под влиянием отчасти иудейских чаяний торжествующего Мессии, первоначальные христиане ожидали в самом скором времени “парусии,” т.е. пришествия Иисуса Христа. Резуль­татом таких верований было особое настроение в среде пер­вых христиан — отказ от обычных условий жизни, от ежеднев­ной работы и напряженное желание видеть Господа, грядущего “на облацех,” “во гласе архангела.” Однако, время шло и неумолимо разбивало болезненной фантазией созданные мечты.


Монашество было не просто протестом против обмирщения Церкви, против того, что церковное общество захватывалось в какой-то степени стихиями мира сего. Оно было прежде всего исканием Царства Божия и правды Божией. В монашестве, в вечном его идеале, очень силен эсхатологический момент, эсхатологическая направленность.

Родиной монашества стал Египет. Первый великий египетский подвижник – это преп. Антоний, который прожил больше ста лет (умер в середине IV в). Но преп. Антоний имел учителя, им был преп. Павел Фивейский, и, значит, какие-то единичные случаи такого подвижничества, были и до преп. Антония. Преп. Антоний Великий происходил из довольно простой, хотя и зажиточной египетской семьи. Здесь очень важно с самого начала отметить национальную принадлежность. Он жил в эллинистическом Египте, но едва ли мог говорить по-гречески, его родным языком был коптский язык. Поэтому главный биограф преп. Антония святитель Афанасий Великий называет его человеком неученым и некнижным. И действительно, мы ничего не знаем о литературной деятельности преп. Антония. Позднее ему были приписаны довольно пространные аскетические творения, которые явно ему не принадлежат (собраны в первом томе Добротолюбия). Желая что-то передать своим ученикам, он обычно диктовал; как правило, то были не очень пространные послания. Преп. Антоний создал отшельнический тип монашеской жизни, он стремился к полному молитвенному уединению, но ему не удавалось уйти от людей: слишком многие шли к нему за духовным советом, а некоторые – чтобы и навсегда остаться при нем, стать его учениками, принять его образ жизни. Ученики преп. Антония селились в отдельных жилищах, каждый в своем собственном, на некотором расстоянии от преп. Антония так, чтобы удобно было собираться на общую молитву и вместе с тем – пребывать целыми днями в молитве келейной. Этот тип монашеской жизни имеет свои преимущества, и до сих пор есть монахи, подвизающиеся в одиночку или в небольших скитах, где живут по двое-трое. В частности, на святой горе Афонской есть подвижники, которые живут в отдельных кельях или даже пещерах. Но такой образ монашеской жизни, естественно, имеет и свои особые трудности. В том же Египте другой великий учитель монашества, преп. Пахомий Великий, создал совсем иной тип монашеской жизни, тип, который получил название "общежительного" монашества. В общежительных монастырях живет вместе большое число монахов. Жизнь в монастырях Пахомия была организована иначе, чем, как в современных обителях. Он объединил под своим началом целую группу монастырей, которые подчинялись единому, разработанному им, уставу (Пахомий – первый составитель монашеского устава), и единому возглавлению. Каждый из них имел своего настоятеля, но все настоятели подчинялись преп. Пахомию и его преемникам. Такие главы таких больших монашеских общин получили наименование архимандритов.

Общежительные монастыри очень рано, уже при преп. Пахомии, получили большое хозяйственное значение. Производя очень многое своими силами, они, кроме того, давали, выражаясь нашим языком, батраков для сезонных работ во время уборки урожая, что было в хозяйственной жизни Египта весьма важно. Общежительные уставы отличались крайней суровостью, там были элементы, можно сказать, казарменной дисциплины. (У Шенуды, одного из виднейших учителей египетского монашества конца IV – начала V в. в монастырях находили даже телесные наказания. Этот Шенуда умер через сто с лишним лет после того, как Египет в значительной части отпал от православия, поэтому в православных святцах он не значится, но для египетских монофизитов это один из главных учителей).

Слава египетского монашества быстро разнеслась по всему христианскому миру. Начали появляться обители в Палестине, в Сирии, в окрестностях Антиохии; серьезнейшее внимание на монашескую жизнь обратил один из отцов Церкви святитель Василий Великий. Он сам приехал в Египет, чтобы своими глазами увидеть жизнь египетских монахов, а затем и у себя на родине организовал монашескую общину. Ему недолго пришлось там оставаться – он был призван на церковное служение в сане пресвитера, а потом епископа. Однако Василий составил монашеские правила, и его устав тоже сыграл очень серьезную роль в истории монашества.

Монастырская внутренняя жизнь, по Василию, должна слагаться таким образом:

• Каждый, желающий вступить в монастырь, должен передать имущество и
  

ничего с собою в монастырь не приносить.

• Принятию в монастырь предшествует строгое испытание кандидата.
  
• Беглые рабы не должны быть принимаемы;
  
• Супруги принимаются только с добровольного согласия.
  
• Дети принимаются в монастырь на воспитание, а потом могут и оставаться
  

в монастыре.

• Во главе монастыря стоит предстоятель. Предстоятель располагает полной
  

дисциплинарной властью.

• Жизнь монахов состоит в труде, особенно земледельческом, и в молитве.
  
• Для каждого монаха предписывается, в течение суток, 6 обязательных
  
• часов молитвы — утром, в 3-ий час, 6-ой и 9-ый, вечером и в полунощь.
  
• О пище лишь определено, что она должна быть умеренной и не должна
  

служить чревоугодию.

• Вкушение вина было безусловно воспрещено..
  

Первоначально монашество развивалось в среде просто народной, но уже во второй половине IV в. в его рядах насчитываются и многие просвещенные люди. Я уже назвал св. Василия Великого. У св. Василия Великого был ученик по имени Евагрий. Этот ученейший человек жил сначала в Каппадокии, затем вместе со св. Григорием Богословом, который рукоположил его в сан диакона, переселился в Константинополь. Но затем, не пожелав жить в этом огромном и не самом высоконравственном городе, Евагрий удалился в египетскую пустыню. Он вел очень суровую подвижническую жизнь, зарабатывал на жизнь перепиской книг и был первым, кому удалось выразить духовный опыт монашества в богословских понятиях. Но здесь не обошлось без некоторых уклонений от прямого пути православия. Дело в том, что Евагрий, как и многие его современники, был почитателем Оригена. Евагрий слишком сильно увлекся Оригеном, и это отразилось в его аскетических творениях, в частности, в том, что процесс спасения он понимал слишком платонически, как своего рода развоплощение, освобождение от всего телесно-материального. Евагрий умер в 399 г., и очень скоро после этого в египетской Церкви разгорелся спор относительно его учения. У него было много почитателей и последователей, и в то же время нашлись богословы, которые разглядели опасность в евагрианском платонизме. Александрийский архиепископ Феофил, поначалу сам увлекавшийся Евагрием, в конце концов осудил его последователей, и им пришлось покинуть пределы египетской Церкви. Они нашли убежище в Константинополе. В это время Константинопольский архиепископский престол занимал один из величайших отцов Церкви святитель Иоанн Златоустый. И вот, из-за того, что св. Иоанн приютил этих монахов, нисколько не думая этим поддержать оригенизм, возник конфликт между Александрией и Константинополем. Кроме непосредственных богословских и церковно-канонических причин, он имел причины церковно-политического свойства. Дело в том, что в Александрии многие были раздражены возвышением Константинопольской кафедры. Ранее первой епископской кафедрой всего Востока была Александрия. С возвышением кафедры нового столичного города, которую Второй Вселенский Собор объявил следующей по чести после Римской, она оказалась впереди Александрийской.

Произошел конфликт. Император по совершенно непринципиальным и даже своекорыстным соображениям встал на сторону Александрийского архиепископства, а собственного архиепископа предал, так что св. Иоанн Златоуст был осужден, и отправлен в ссылку, где и умер. Эти обстоятельства имеют значение для дальнейшего и в том или ином виде отражаются в событиях, связанных с Третьим Вселенским собором. Константинопольские императоры поняли свою ошибку, большой свой грех, и состоялось торжественное их покаяние. Мощи св. Иоанна Златоуста были торжественно возвращены в столицу, а затем, уже в конце 20-х гг. V в., когда в очередной раз встал вопрос о замещении константинопольской архиепископской кафедры, решили, как бы в память о величайшем христианском проповеднике св. Иоанне Златоусте пригласить на патриаршество другого видного проповедника из того же города, откуда пришел в Константинополь св. Иоанн Златоуст, т.е. из Антиохии.

Новый архиепископ, или, как уже в это время стали говорить, патриарх, носил имя Нестория. Он действительно был весьма видным проповедником в Антиохии и отличался строгой подвижнической жизнью. Став архиепископом столицы, он, кроме того, проявил себя как очень деятельный администратор. Несторий весьма активно боролся с различными ересями, хотя его руководящим принципом в борьбе с ними было постоянное обращение к светской власти. В одной из первых своих речей он, взывая к императору, воскликнул: "Дай мне вселенную, свободную от ересей, и я дам тебе Царство Небесное". Имея властный и беспокойный характер, Несторий с самого начала вступил в конфликт с жителями столицы, вверенной его пастырскому попечению. Население Константинополя уже в это время почитало Пресвятую Богородицу как покровительницу их города. Почитание Пресвятой Богородицы было давней церковной традицией, слово "Богородица" встречается уже у богословов III в., например, у выше упомянутого Оригена. Несторий решительно выступил против этого наименования Пресвятой Девы, говоря, что нельзя называть Богородицей ту, что родила человека. Жители Константинополя почувствовали, что это еретическое учение, и они не ошиблись, потому что здесь речь шла, конечно, не только о почитании Пресвятой Богородицы, но и о самом Христе Спасителе. Несторий в своем богословии разделял единого Христа-Богочеловека на две личности. Он говорил, что все евангельские речения о Христе нужно строго разделять на те, которые относятся к Богу, и те, которые имеют в виду человека. Бог живет в человеке Иисусе как в храме. Соединение Божества и человечества во Христе Несторий описывает в таких терминах, что получается соединение внешнее, не онтологическое, а только, так сказать, моральное соединение, подобно тому, как Бог живет в святых Своих, пророках, например. Именно так, хотя в совершенно особой степени, Бог, согласно Несторию, вселился и в человека Иисуса.

Это сказано в общих и, может быть, слишком заостренных чертах; возможно, учение Нестория было несколько тоньше, но оно было более или менее таково. И вот, когда это учение было сформулировано с Константинопольской кафедры, он вызвало бурю негодования всей Вселенской Церкви. Почему это негодование вспыхнуло только в Константинополе, почему в Антиохии никто не обратил внимание на опасные тенденции Нестория? Дело в том, что Несторий вполне вписывался в ту среду, где вырос, он принадлежал к так называемой антиохийской школе и всего лишь доводил до крайности те тенденции, которые и раньше существовали у других богословов. Например, последующее суждение Церкви вскрыло такие же тенденции у двух виднейших антиохийских богословов – Диодора Тарсийского и Феодора Мопсуэстийского, эти имена мы должны запомнить. Диодор был епископом города Тарса в Киликии (родина святого апостола Павла), жил во второй половине IV в., Феодор был сверстником Иоанна Златоуста и его сподвижником одно время. Так что в Антиохии Несторий не обратил на себя внимания своими еретическими высказываниями, там он почитался православным. Но теперь он вызывает острое противодействие сначала своей собственной паствы, а затем в дело включается и александрийский архиепископ св. Кирилл. Св. Кирилл был племянником и преемником того самого Феофила, который вступил в конфликт со св. Иоанном Златоустом. Но дело, конечно, не в этом. Дело в том, что богословское видение Нестория и Кирилла оказалось диаметрально противоположным. Богословие св. Кирилла документировано очень хорошо. Сохранились многие его творения, в том числе составленные им еще до начала споров с Несторием, и мы можем говорить о внутренней цельности его богословия. Он не изменял себе, и острейшим образом реагировал на высказывания Нестория именно потому, что совершенно правильно узрел в них ересь.

Св. Кирилл начинает деятельную переписку. Он обращается к самому Несторию в весьма почтительных письмах, на которые Несторий отвечает с пренебрежением и полупрезрительно. Он обращается к императору, к царицам, т.е. к супруге и сестре императора (в это время уже правил новый император Феодосий II), обращается также в Рим. Кроме своего собственного анализа богословия Нестория, он отправляет в Рим текст проповедей Нестория, чтобы и там могли вынести объективное суждение. Со своей стороны, Несторий тоже вступает в переписку с Римом по этому вопросу и также отправляет туда свои проповеди.

Римский папа св. Келестин, или Целестин решительно встает на сторону св. Кирилла. Творения св. Кирилла, направленные против богословия Нестория, получают распространение, и, со своей стороны, тоже вызывают весьма неоднозначную реакцию, и не только потому, что богословское видение св. Кирилла решительно отличалось от позиций Нестория. Дело еще в том, что св. Кирилл в своих творениях пользовался некоторыми богословскими сочинениями IV в., которые имели еретическое происхождение, и это нуждается в более подробном изъяснении.

Против св. Кирилла, таким образом, восстали не только те, кто был полностью и до конца солидарен с Несторием, таких было довольно мало. Против него восстали и некоторые совершенно православно мыслящие люди. И вот в такой чрезвычайно трудной обстановке пришли к решению созвать Вселенский собор. Вселенский собор мог быть созван только императором. Обычно императоры если не фактически, то, во всяком случае, формально руководили соборами. Соборы заседали в императорских резиденциях, как в Никее, например, в Константинополе, где произошло три из семи Вселенских соборов, или в Халкидоне который тоже был императорской резиденцией. Здесь же император решил назначить местом заседания, так сказать, нейтральную почву, и ею стал город Эфес в западной части Малой Азии, который находится как бы в полпути от Константинополя до Александрии. По этой причине в организации собора были существенные изъяны. На собор его участники прибывали с большим опозданием. Св. Кирилл со своими епископами прибыл раньше других. Он заручился полной поддержкой местного епископа Мемнона. Кроме епископа, св. Кирилл привез с собой много монахов, а также низших служителей Церкви. И эти совершено простые неученые люди буквально терроризировали весь город: они ходили по улицам криками "Смерть несторианам!". Проходил срок, назначенный в императорском указе как время начала соборных заседаний, но не было еще антиохийских епископов, составлявших главную опору Нестория, не было и римских представителей. Подождав неделю-две, – тогда были другие средства передвижения, и это вполне понятно, – св. Кирилл решил открыть собор. Императорский чиновник, командированный императором для участия в соборе, решительно воспротивился этому. Однако, невзирая на протесты, св. Кирилл открыл заседание. Несторию неоднократно было предложено явиться на собор, чего он не сделал. Собор осудил его. Через некоторое время прибыли сирийские, или как их называли, восточные, епископы во главе с архиепископом Иоанном Антиохийским. Их было гораздо меньше, чем участников уже открывшихся заседаний Собора, но они и не пожелали присоединиться к его работе. Вместе с Несторием и с представителем императора новоприбывшие устроили свой собственный собор, так называемый, "соборик". Через некоторое время прибыли и представители римского папы, подтвердившие то осуждение Нестория, которое было изречено на Соборе под председательством св. Кирилла Александрийского. Это все происходило летом 431 г., после Пятидесятницы (как раз на Пятидесятницу и должен был открыться Собор). Возникла неразрешимая, по-видимому, ситуация – два собора выносят противоположные решения. Император в полной растерянности хотел как бы игнорировать фактическое положение дел и утвердил деяния обоих соборов. Он подтвердил низложение Нестория, но, вместе с тем, подтвердил и низложение св. Кирилла, провозглашенное на "соборике" Нестория, а, кроме того, распорядился отправить этих двух епископов вместе с Мемноном Эфесским в тюрьму.

Но все ждали настоящего решения, поэтому император согласился принять представителей Эфесского собора в одной из своих резиденций в Халкидоне, на азиатском берегу против Константинополя. В ходе очень тяжелых и трудных переговоров Феодосий II в конце концов санкционировал низложение Нестория и согласился вернуть св. Кирилла на его кафедру. Однако этим не был преодолен раскол, который возник в Эфесе – раскол между Александрией и Римом, с одной стороны, и Антиохией, с другой. Под давлением императора и при очень больших миротворческих усилиях св. Кирилла в течение двух лет продолжались переговоры с Антиохией. Эти переговоры успешно окончились в 433 г., когда было выработано соглашение между Александрией и Антиохией. К сожалению, Эфесский собор заседал в таких трудных и ненормальных условиях, что он не дал вероопределения. Мы знаем, что и первый Вселенский собор, и второй Вселенский собор такое вероопределение дали. Эфесский собор этого не сделал, на нем были читаны послания св. Кирилла Несторию, которые были признаны православными, и послания Нестория к св. Кириллу, признанные еретическими. Но собственного вероопределения собор не дал, и поэтому настоящим богословским итогом третьего Вселенского собора можно считать этот договор 433 г., который обычно, как некоторые другие важные документы, называется по своим первым словам "Да возрадуются небеса".

В этом тексте св. Кирилл признавал некоторую правоту своих антиохийских оппонентов. И те, и другие сходились на осуждении Нестория, и в то же время в Антиохии у многих было такое впечатление, что св. Кирилл отказался от крайностей своего собственного богословия. На самом деле, наверное, нужно понимать события по другому. Как я уже сказал, в богословии св. Кирилла была внешняя терминологическая двойственность, и он много делал, чтобы ее преодолеть, хотя никак не мог отказаться от некоторых своих формул, как, например: "Единая природа Бога Слова воплощенная". Церковный мир, восстановленный с такими усилиями св. Кириллом и св. Иоанном Эфесским сохранялся до смерти св. Кирилла в 444 г.

Монашество на Западе.

1. Западное монашество не есть самостоя­тельное явление, а принесено с Востока; здесь оно скоро укрепилось и богато развилось.
   
2. Восточный строй монашеской жизни, перенесенный на Запад, был основательно переработан в духе и направлении западной жизни.
   
3. Монашество сделалось на Западе громадною культурною силою и в церковной и в миссионерской и в социальной жизни.
   
4. Златой век запад­ного монашества падает не на древний период церковной жиз­ни, а, главным образом, на средние века.
   

Монашество, хотя и не без некоторых трений, стало развиваться также на Западе, во всем вдохновляясь восточным образцом. Здесь нужно назвать прежде всего двух лиц – блаж. Иеронима Стридонского, который, можно сказать, большую часть своей жизни прожил на Востоке и в своих многочисленных творениях познакомил западный мир с подвигами восточного монашества. Блаж. Иероним известен прежде всего как редактор и переводчик Библии на латинский язык. Другой видный учитель западного монашества – пресвитер Руфин – переводил творения восточных отцов о монашеской жизни. Один из величайших западных богословов блаж. Августин в самом начале своего обращения в христианство увлекся монашеским идеалом и сразу же после крещения организовал вокруг себя монашескую общину. Когда он стал епископом, то преобразовал эту общину в коллегию пресвитеров при нем, и это имело значение для развития западного монашества и западной церковной жизни в целом. В своей епархии Августин стремился организовать жизнь священников в своей епархии по образцу жизни монашеской общины. И это стремление, в общем, вполне понятно, потому что монашество первоначально как бы не вписывалось в жизнь церковной общины.

У нас, в русских монастырях, уже очень давно установилась традиция всех подряд монахов рукополагать в сан священника или дьякона, и сейчас там практически нет простых монахов – только иеродиаконы и иеромонахи, и, естественно, в большом числе игумены, архимандриты.

В древнем монашестве было совсем не так. Монахи не только не спешили принимать священный сан – они этого всячески избегали, прежде всего по смирению. Но это, конечно, остро ставило вопрос об их церковном статусе. Разумеется, у таких великих подвижников, как преп. Антоний, все время гостил кто-то из священников или епископов, и все, кто был вокруг него, могли постоянно окормляться, принимать Святые Тайны. Но это не являлось нормой, ведь были и такие подвижники, которые жили в полном одиночестве и могли подолгу не причащаться, что не соответствовало принципам древней Церкви. И совершенно естественно, поэтому, что епископат стремится включить монашество в общую церковную структуру, в общинную жизнь Церкви. Но это не всегда и не везде так прямо удавалось.

В Западной Церкви, например, монахи и до нашего времени не подчиняются епископату, но имеют свою собственную юрисдикции, которая существует совершенно независимо, так сказать, параллельно с поместной епископской юрисдикцией.

Что же касается нашей Церкви, то и здесь тоже были обстоятельства, способствовавшие сохранению монахами в разных случаях независимости от епископской власти. Например, в Восточной Церкви значительно развилось так называемое "ктиторское право", т.е. основатель, строитель, благотворитель монастыря мог в очень широком объеме определять жизнь основанной им обители. Он писал устав, а если к тому же имел и большое влияние, то фактически мог изымать свой монастырь из любой юрисдикции. Например, знаменитые монастыри святой горы Афонской принадлежали, по ктиторскому праву, византийским императорам и, потому на практике не подчинялись епископату. Хотя, конечно, у них были тесные духовные связи с епископатом. Положение изменилось только в XIV в., когда государи слабеющей империи подарили Афон константинопольским патриархам. С тех пор Константинопольский патриарх осуществляет юрисдикцию над Афонскими монастырями, но Афон по-прежнему сохраняет значительную автономию.


Первые мо­настыри возникли на Западе в 70-х годах IV-го века. Св. Мартин (†397 г). основал несколько монастырей в Галлии. Во внутреннем устройстве жизни подражали сначала египет­ским и палестинским образцам. Но скоро начались уклонения в приложении старых правил, изменения и создание новых правил, согласно с местным условием жизни. Первый, кто предпринял на Западе, кодификацию постановлений относи­тельно монашеской жизни, был Иоанн Кассиан (ок. 360-431 г.), по национальности скиф (родился по нижнему течению Ду­ная). “Правила Кассиана” имели значение на Западе до IХ-го в. Наряду с ними пользовались вниманием и правила Василия Великого, и постановления св. Пахомия.

Но были и другие попытки к урегулированию монашеской жизни. Между ними, получили общее признание в течение VII и VIII в. правила Бенедикта Нурсийского, жив­шего в VI-ом веке (490-543 г.). Он смягчил строгость требо­ваний от монахов на Востоке и уделил больше внимания ду­ховному труду. Всякий, соответственно своим силам и способ­ностям, работал на поле, занимался каким-нибудь ремеслом, или переписывал книги. Монахи св. Бенедикта расчищали леса, обращали пустыни в пашни, рабо­тали, как миссионеры, перенесли христианство в северную Европу, заботились о преподавании древнего греческого хри­стианского богословия и остатков древней культуры в школах, чрез книги, ими же переписанные. Однако, в VII-VIII-ом в. западные монахи и монастыри теряют свою самостоятельность, подпадают под власть епископов и — что еще хуже — под власть королей и князей. Начался упадок монашества. Бене­дикт Аннианский (750-821 г). боролся за поднятие монашества, за его первоначальную самостоятельность и независимость. Но существенную помощь не только монашеству, но и всей католи­ческой Церкви принесла Клюнийская конгрегация, основан­ная в 910 г.

Историческое значение монашества и

урегулирование жизни его со стороны Церкви.

Еще с V-го в. монашество становится громадной реальной силой в жизни Церкви, это в эпоху её догматической борьбы. Всем известна та роль, которую сыграл авва Далмаций в деле Кирилла Александрийского. Монахи, получают право представи­тельства на Вселенских Соборах. Роль, какую сыграли монахи в истории догматических и иконобор­ческих споров — одно из главных и ярких явлений тех веков (V-VIII в.). Достаточно упомянуть такие светлые личности, как Максим Исповедник, Иоанн Дамаскин, Феодор Студит, чтобы проникнуться полным уважением пред этим великим, морально крепким институтом.

Однако, громадная сила монашества, выступавшая мало дисциплинированной, почти стихийной. Но отношения его к внешнему миру еще оставались не затронутыми), встревожила выс­ших представителей Церкви. Вот почему Халкидонский Собор 451 г. обратил на монахов строгое внимание и в 4-ех ка­нонах (4, 8, 23 и 24) старался регламентировать их жизнь. По смыслу этих канонов, монастыри и все вообще монахи под­чинялись епископу данной области. Без епископского разре­шения не мог быть построен ни один монастырь.