Борисовна Феномен «разноверия»
| Вид материала | Автореферат |
- План Вступ Феномен інтелігенції Поняття інтелігентності Інтелігенція як міфологічний, 1228.84kb.
- Феномен человека перевод и примечания Н. А. Садовского, 3155.55kb.
- Пьер Тейяр де Шарден феномен человека, 3176.62kb.
- Жданова Татьяна Борисовна статья, 81.09kb.
- Новая система оплаты труда – ключевой механизм модернизации образования горбачева наталия, 76.45kb.
- Экзаменационные вопросы «Феномен 60-х», 48.27kb.
- Носова Татьяна Борисовна г. Камешково, огоу нпо «Профессиональное училище №45» г. Камешково, 36.67kb.
- Как феномен культуры, 3903.05kb.
- Темы курсовых и дипломных работ Окушовой Гульнафист Алтаевны Феномен коммуникации, 15.43kb.
- Черногорский феномен, 148.58kb.
Санкт-Петербургский государственный университет
На правах рукописи
Ильинская
Татьяна Борисовна
Феномен «разноверия» в творчестве Н.С.Лескова
Специальность: 10.01.01 – Русская литература
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора филологических наук
Санкт-Петербург
2010
Работа выполнена на Кафедре истории русской литературы
Филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета
Научный консультант: доктор филологических наук, профессор
Столярова Ирина Владимировна
Официальные оппоненты:
доктор филологических наук
Горелов Александр Александрович
(ИРЛИ РАН – Пушкинский Дом)
доктор филологических наук, профессор
Егоров Борис Федорович
(Институт российской истории (СПб) РАН)
доктор филологических наук, профессор
Таборисская Евгения Михайловна
(Северо-Западный институт печати)
Ведущая организация: Российский государственный педагогический университет им.
А.И.Герцена
Защита диссертации состоится «____»_________ 2010 года в ____ часов на заседании совета Д 212.232.26 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская набережная, д.11, филологический факультет, ауд.___.
С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. М.Горького Санкт-Петербургского государственного университета.
Автореферат разослан «____»_________2010 г.
Ученый секретарь диссертационного совета,
кандидат филологических наук, доцент Титаренко Светлана Дмитриевна
Актуальность темы исследования
В названии данной диссертации, посвященной исследованию лесковской интерпретации отечественного конфессионального многообразия, используется термин «разноверие», который заимствован из словаря самого писателя. Лесков часто употреблял его как синоним более привычных слов: религиозное движение, расколосектантство, имея в виду феномен сосуществования «у нас на Руси» многоразличных религиозных учений и верований, как близких православию, так и откровенно сектантских (подробней о лесковской трактовке разноверия см. в разделе «Предмет исследования»).
Постановка в публицистике и художественном творчестве Лескова вопросов отечественного религиозного разномыслия, зачастую имеющая скрытую или явную полемическую направленность, вызывала живой читательский интерес и особую активность исследовательской мысли. Изучению этой части творческого наследия Лескова посвящена обширная литература – от критических разборов и оценок, принадлежащих современникам писателя, до специальных статей, появившихся в последние годы. В настоящее время можно говорить о многообразии научных подходов в изучении той концепции русского религиозного разномыслия, которая постепенно органически формировалась в творчестве Лескова на основе обретаемого им собственного опыта близкого жизненного соприкосновения с миром народных верований и в результате целенаправленного изучения писателем специальной литературы, посвященной проблемам раскола и сектантства. В ряде современных исследований статьи и очерки Лескова о русском разноверии рассматриваются в основном в историко-биографическом аспекте (А.Н. Лесков, А.В.Сажин, В. Эджертон). В работах О.В. Анкудиновой, А.А. Горелова, О.Е. Майоровой, Х.Маклейна, И.В. Столяровой, В.Е. Хализева лесковская трактовка явлений разноверия в публицистических и художественных сочинениях писателя поставлена в связь с эволюцией ценностных ориентиров писателя и вызванных ею изменений его поэтики. В книгах А.А. Горелова, Е.В. Душечкиной, АА. Новиковой имеет место правомерный акцент на том, что народная религиозность представлялась Лескову одной из значительных областей народной культуры, заслуживающей особого глубокого изучения. Плодотворными следует признать в современном лесковедении и тенденции к анализу сочинений писателя о русском разноверии через призму этноконфессиональной проблематики (О.В.Анкундинова, О.В.Евдокимова, О.Е.Майорова) и вопросов «социологии религии», волновавших писателя (В.Эджертон). Вместе с тем говорить о достаточной степени изученности бегло обозначенных нами проблем еще невозможно. Современная лесковиана нуждается в исследовании, в котором бы систематизировались и синтезировались имеющиеся наблюдения и размышления над «расколосектантскими» образами и мотивами в творчестве писателя, что и определяет актуальность темы нашего исследования.
Предмет исследования
Наш подход к воссозданному Лесковым миру религиозного разномыслия задан особенностями конфессионального сознания писателя. Уникальность лесковского видения определяется в первую очередь исключительной судьбой писателя, рано столкнувшей его с гонимыми верами, а затем заставившей соприкоснуться с различными религиозными движениями. Знакомство с крупнейшими расколоведами (П.И.Мельников-Печерский, А.П.Щапов и др.), изучение архивных материалов и специальной литературы позволили Лескову проявить себя необыкновенно многообразно на поприще изучения разнонаправленных религиозных исканий: в отличие от многих других публицистов, он в одном лице совмещал чиновника, историка, исследователя-сектоведа, журналиста, миссионера, художника слова. Осмысление своего постоянно углублявшегося «разлада с церковностью» привело Лескова к позиции религиозного диссидента, которая выражалась в литературной маске «ересиарха Николая». Глубокие внутренние (и даже сокровенно-интимные) истоки темы религиозного инакомыслия обусловливают тот факт, что она пронизывает такие характерно лесковские сферы, как праведничество, странничество, «старая сказка», «практическое христианство».
Своеобразие отражения религиозного инакомыслия в творчестве Лескова определяется, с одной стороны, исследовательской направленностью его взгляда, с другой – его солидарностью с позицией «против течений» (в том числе и с гонимой верой). Особый лесковский ракурс видения отделившихся от господствующей церкви вероучений выражается в его пристрастии к слову «разноверие», звучащему как в эпистолярных и публицистических, так и в художественных текстах. Этот малоупотребительный научный термин под пером Лескова раздвигает свои традиционные смысловые границы, обнаруживает способность к многозначности и порождению новых слов, «рифмуясь» с другими обозначениями вер – как общеупотребительными (староверие), так и авторскими (взаймоверие). Сопоставив семантико-стилистическое измерение слова «разноверие» в лесковских тестах и, с другой стороны, в трудах иных авторов, можно сделать вывод, что у писателя это слово, помимо общепринятого значения «разные веры», выражает еще такие смыслы, как «другая вера», вера «других», «не наша» вера. Лесковский окказионализм «разноверец» («русские разноверцы») содержит идею конфессионального многообразия и в то же время не несет в себе представления о чуждости вероисповедания (как в слове «иноверец»). Национальная окраска религиозного чувства весьма заметна в многогранном лесковском разноверии, как и «религиозные разнствия» (по слову писателя) внутри православия. Последнее связано с крайне существенной для Лескова идеей индивидуального духовного опыта, приводящего к неизбежным разночтениям, без чего, однако, верующие будут напоминать «марионеток с религиозным заводом». Художественная глубина и неоднозначность лесковского феномена разноверия определяет его взаимодействие с такими значимыми для писателя явлениями, как «русская рознь» и «разнобытие по вере».
Поэтому слово «разноверие», стягивающее воедино этноконфессиональные и антиклерикальные смыслы, представляется нам ключом в мир лесковского религиозного разномыслия, своего рода объясняющим термином. Оно является более точным обозначением предмета нашего исследования, чем используемые писателем другие обозначения отделившихся от церкви вероисповеданий (как традиционные «секта», «раскол», «ересь», «религиозное движение», так и чисто лесковские «русская рознь», «церковное немирство», «семейная пря», «религиозные разнствия», «разноверные разнотолки»).
Цель, задачи, методология исследования
Обозначенный круг понятий определяет цель нашей работы, которая заключается в рассмотрении крупнейших отечественных религиозных движений, как они представлены в творчестве Лескова. Достижение поставленной цели реализуется решением следующих задач:
- Выявить совокупность источников, научных и публицистических, питавших лесковскую тему разноверия, а также круг предшественников и современников, повлиявших на разработку им этой темы.
- Проследить за тем, какое освещение и истолкование получали в публицистике и художественном творчестве Лескова крупные религиозные движения его времени, привлекавшие особо пристальное внимание писателя (старообрядчество, скопчество, хлыстовство, духоборчество, молоканство, штундизм, пашковство, толстовство).
Метод исследования вбирает в себя достижения сравнительно-исторического, структурно-типологического и – в отдельных случаях – мотивного анализа (Б.Гаспаров) и может быть определен как системный. Осмысление мотивов и образов лесковского разноверия учитывает прежде всего проблемно-тематический аспект его творчества, а также лесковскую аксиологию, эмоциональный строй и особенности поэтики его очерков, повестей и рассказов.
Положения, выносимые на защиту:
1. Разноверие у Лескова, являющееся одной из доминантных и уникальных черт его художественного мира, раскрывается как система сюжетов, в которой различные религиозные движения существуют во взаимосвязях, пересечениях и соположениях, что позволяет писателю воссоздать человека в его отношении к религиозному разномыслию.
2. Целостность мира русского религиозного разномыслия создается у Лескова благодаря пронизывающим «расколосектантские» тексты общим мотивам, среди которых доминирующее значение имеют мотив аполитичности отечественных внецерковных движений, мотив религиозного невежества, мотив поисков истинной христианской жизни, мотив брака и – шире – сектантского решения проблемы пола.
3. В основе лесковской концепции расколосектантства лежит социальная типология разных вероисповеданий, согласно которой между ересями «мужичьего» и «барственного измышления», помимо сил отталкивания, действуют и силы притяжения в форме отказа тех и других от традиционной обрядовости и обращения к Евангелию. Близость религиозных устремлений «верхов» и «низов» находит выражение в лесковской метафорике, носящей оксюморонный характер («великосветский раскол», «салонная христовщина», «великосветские штундисты», «пашковское согласие»).
4. Мир лесковского расколосектантства представляет собой антиномическое единство, в котором автор отражает сложность каждого конфессионального явления (разноверие как «рознь» и, напротив, как путь «обновления духа народного»), что позволяет уточнить и дополнить наблюдение А.Эткинда о лесковском совмещении двух противоположных реакций высокой культуры на народное сектантство – как апологетической, так и негативной.
5. Сосредоточенность Лескова на религиозно-этических вопросах приводит к тому, что центральная в его творчестве категория праведности не ограничивается областью православия, но при этом исключительный интерес проявляется к «высокохристианским» разновидностям «нововерия» (штундизму, духоборчеству, толстовству на первом этапе его развития) и оставляет без внимания далекие от «практического христианства» ветви религиозного разномыслия (скопчество, хлыстовство, странничество-бегунство).
6. По Лескову, русское сектантство по-своему выражает народные искания праведности, поэтому несогласие писателя с представлением о западных корнях отечественного рационалистического сектантства находит преломление в переплетении фольклорных и сектантских мотивов его творчества: обращение к традиции народной сатирической сказки становится художественным исследованием первопричин штундизма, а образ фольклорного дурака возникает в итоге лесковских размышлений о природе духоборчества.
Научная новизна нашей работы заключается в следующем.
Впервые в сопоставительно-типологическом и хронологическом плане рассмотрены воссозданные Лесковым религиозно-этические течения. Этот вводимый в отечественную лесковиану подход позволяет по-новому осмыслить лесковский художественный мир, уточнить соотношение индивидуального и социального в лесковском конфессиональном сознании.
Впервые удалось раскрыть структуру и смысл лесковского понятия "русское разноверие" и показать его роль как уникального наблюдения и средства художественного исследования взаимосвязи различных отечественных религиозных течений второй половины XIX века, что внесло в русскую литературу то новое освещение народной жизни, которое позволяет увидеть человека в его сложном, порой противоречивом отношении к религиозному разномыслию.
Вводятся в научный обиход неизвестные ранее факты, дающие более полное представление о формировании лесковского интереса к многообразию вероисповеданий (противомолоканская проповедь гимназического законоучителя Лескова Евфимия Остромысленского; письма толстовцев, хранящиеся в РГАЛИ, использованные писателем в работе над повестью «Полунощники»).
Получены более полные представления о Лескове-мистике, авторе «Белого орла» и «Александрита»: обнаруженная нами в газете «День» (1889. № 431. 18 августа) статья «Странный случай при смерти Дудышкина» становится тем фоном, на котором делается понятным отрицательное отношение писателя к русским мистическим сектам.
Получен еще один важный аргумент против точки зрения о «вынужденном» характере финала «Запечатленного ангела», который часто до сих пор трактуется как уступка Каткову. Благодаря целостному рассмотрению всего круга расколосектантских занятий писателя удалось увидеть, как расколовед и публицист в Лескове предвосхитили художника.
Благодаря другой обнаруженной нами неизвестной статье Лескова «О дурацких обычаях « («День». 1889. № 417. 2 августа) удалось расширить представление о близости религиозно-этических идей Толстого и Лескова.
Это обеспечивает практическую значимость диссертации. Проделанный анализ и полученные выводы могут использоваться в вузовском преподавании и в практике средней школы, а также при подготовке комментариев к религиозной публицистике и художественным произведениям Лескова.
Апробация исследования. Основные положения диссертации изложены в опубликованных статьях, тезисах, комментариях к ряду томов Полного собрания сочинений Лескова и докладах, сделанных на научных конференциях в Орле и Петербурге, в спецкурсе, прочитанном в Крестьянском государственном университете имени Кирилла и Мефодия.
Текст диссертации состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка и содержит 370 страниц.
Во введении обосновывается выбор темы, научный подход, дается краткий анализ научной литературы по вопросу, излагаются принципы построения исследования.
В первой главе « Источники темы разноверия» содержится анализ основных аспектов лесковской категории разноверия и смежных понятий, таких как «русская рознь», «движения религиозной мысли», «разноверные разнотолки» и др.
Данная глава содержит два раздела, имеющие характер лингвистического, биографического и исторического комментария к теме. Первый из них – «Терминология» – посвящен проблеме лексического воплощения мотивов и образов религиозного разномыслия в лесковских текстах.
Лесков, с его стремлением к смысловой точности, оказавшись в самом начале своего литературного (и чиновничьего) поприща в положении «расколоведа», столкнулся с необходимостью освоить определенную терминологию. Тяготея к научному подходу в этой области, писатель изучает крупнейшие богословские и публицистические труды о расколе и сектах, результатом чего становится выработка собственной концепции разноверия и достаточно свободное использование сектоведческой терминологии, смысловая и эстетическая недостаточность которой обусловливает обращение писателя к редким, в частности, народным, речениям и в создании собственных слов, появляющихся не только в художественных, но и публицистических произведениях писателя. Самым сложным из расколоведческих понятий у Лескова, безусловно, является слово «ересь», которое, в силу церковно-исторических занятий писателя и его цензурных невзгод, приобрело, наконец, ярко положительные коннотации. Контраст между христианским идеалом и его искаженным отражением в российской жизни также побуждал Лескова видеть позитивные смыслы в «звании» еретика; поэтому лесковский автопортрет «ересиарха» имеет как шутливые, так и драматические составляющие.
Среди малоупотребительной в ту эпоху конфессиональной лексики Лескова привлекают как книжные слова («разноверие», «диссидент»), так и народные, вплоть до диалектных («сталовер», т.е. старовер, «табачник», «щепотник» – о «никонинах»). Особый случай в лесковских текстах представляют собой слова, образованные по принципу народной этимологии: «тунеяд» (униат), «язовитское» (соединение «иезуит» и «язвить»). Внимание к народному словотворчеству в религиозной сфере проявляется в профанных искажениях богословской лексики. Так появляются следующие обозначения вероисповеданий: «лютеранец», «протестантист», «люторь», «реформатор». Наряду с комически окрашенной «религиозной» лексикой, у писателя имеется группа «конфессиональных» неологизмов, вызванных к жизни лесковским стремлением по-своему осмыслить вопросы веры. Среди «лесковизмов», вобравших «внутрь себя свой эпитет» (А.В.Чичерин), можно отнести такие «конфессиональные» окказионализмы, как «взаимоверие», «разнобытие по вере». «Смыкая в одно слово два не смыкавшихся прежде слова» (А.В.Чичерин), Лесков по словообразовательным моделям слов «староверие» и «единоверие» создает другие слова, объединенные тематически: разноверие, нововерие, чужеверие, взаимоверие, тайноверие.
Таким образом, между авторскими неологизмами, и «вырытыми из народных захолустий» редкими речениями, и словами широко употребительными возникают, в силу их созвучия, и определенные смысловые притяжения.
Второй раздел «Лесковский опыт разноверия» имеет целью собрать и проанализировать биографические источники темы разноверия у Лескова. В этом разделе представляется оправданным хроникально-тематический подход, позволяющий увидеть становление и эволюцию Лескова-расколоведа и Лескова-«ересиарха», а также проследить биографические импульсы явлений разноверия в лесковском творчестве.
Доступные нам сведения о детстве Лескова позволяют сделать вывод о том, что религиозная атмосфера, в которой проходили первые годы будущего писателя, обладала значительной «разностью потенциалов» между обрядовой верой и напряженной внутренней жизнью во Христе, между простонародной религиозностью и верой людей образованных.
Рассмотрение значения орловского «краевого фактора» (Горелов) позволяет сделать вывод, что лесковское внимание к расколосектантству не было чисто умозрительным по своему происхождению. Конфессиональная пестрота Орла, отмеченная во многих трудах по расколосектантству, явилась той почвой, на которой развился лесковский интерес к «вопросам веры» . Однако это был не отвлеченный интерес, не детское тяготение к обаянию «тайной веры», а солидарность с «религиозными разномысленниками» – всё это предопределяло последующую лесковскую позицию «против течений». Среди собранных нами сведений особое значение имеет не встречавшийся в лесковедении материал относительно противосектантской деятельности орловского священника Евфимия Остромысленского, которого Лесков называл «мой превосходный законоучитель». Евфимий Остромысленский, друг отца будущего писателя, написал ряд брошюр, посвященных своей полемике с молоканами и истории молоканского движения в Орловской епархии. Анализ миссионерских принципов отца Евфимия позволил сделать вывод, что этот священник, общение с которым было для Лескова определяющим, ставший прототипом «добрых батюшек» в «Звере» и «Пугале», предопределил во многом и отношение писателя к иноверцам. Начала веротерпимости, проявляющиеся в таких лесковских героях, как Памва, Кириак, архиерей в рассказе «На краю света», были заложены Евфимием Остромысленским, который был не только гимназическим законоучителем будущего писателя, но и человеком, вхожим в дом Лесковых.
Анализ рассмотренного материала позволяет сделать вывод, что отстаиваемая Лесковым позиция веротерпимости, признания права личности и сообщества на духовную свободу, питалась орловскими впечатлениями: присущая Орлу многоконфессиональность и церковно-правительственные гонения за веру были той почвой, на которой развился интерес писателя к «вопросам веры» и убеждение в необходимости свободы веры.
Богатая география лесковской судьбы, развернувшей перед писателем «Русь <…> от Черного моря до Белого и от Брод до Красного Яру», благоприятствовала накоплению впечатлений религиозного разнообразия. Для лесковского интереса к разноверию большое значение имели жизнь на Украине и коммерческая служба в торговой компании, «имевшей дела по всему Поволжью от Астрахани до Рыбинска». Проведенные на Украине годы давали возможность задуматься над христианскими конфессиями (католики, униаты), еврейской набожностью, миссионерством светских дам (и - шире - особенностями женской религиозности, порой вызывавшей глубокий скепсис у Лескова). Служба в коммерческой компании, о которой писатель всю жизнь вспоминал с благодарностью за обилие жизненных впечатлений, была необыкновенно плодотворна и по части наблюдений в области конфессионального разнообразия. Что же касается сравнительно оседлого «пензенского периода», то анализ материалов по истории расколосектантства в Пензенской епархии позволил сделать вывод о том, что Пензенская губерния давала обильный материал для наблюдений за расколом, а также за мистическими и рационалистическими сектами.
Вступление на литературное поприще именно в тот момент, когда расколосектантство становится важным пунктом полемики между правыми и левыми силами в обществе, было одним из определяющих событий для Лескова-расколоведа. Ближайшее лесковское окружение (П.И.Мельников, А.Бенни) весьма способствовало углублению интереса к религиозному разномыслию. Вращаясь в кругах, проявляющих пристальное внимание к старообрядчеству, писатель свой выбор между «политиканами», трактующими раскол как антиправительственную силу (А.П.Щапов, В.И.Кельсиев), и «мельниковской школой», «исторической, научной» решает в пользу последней, что нашло отражение в переплетении «старообрядческих» и «нигилистских» мотивов ранних произведений («Некуда», «Овцебык», «Загадочный человек»). Крупным этапом в становлении взглядов на секты и раскол был диалог с И.С.Аксаковым, содействующий выработке лесковской концепции истоков русского разноверия, в частности, штундизма.
Среди церковных историков, способствовавших уяснению взглядов Лескова на ереси, секты и раскол, особо важное место занимают митрополит Макарий (Булгаков) и Е.Е.Голубинский, которые были близки писателю как единомышленники в вопросах о свободе совести.
Итак, жизненный и книжный опыт постижения религиозного разномыслия у Лескова был исключительным даже на фоне судеб тех писателей, которые благодаря службе в Министерстве внутренних дел, работая в его архивах, имели возможность глубоко узнать расколосектантство (Н.И.Надеждин, В.И.Даль, П.И.Мельников).
Материал, охватывающий конкретные проявления разноверия в творчестве Лескова, подразделяется на две главы – « Мужицкая вера» и «Ереси барственного измышления» – в соответствии с лесковской концепцией поляризации отечественного расколосектантства на веру «простолюдинов» и веру «людей образованных». Такая структура работы отвечает характерной для Лескова сосредоточенности на сословной окраске религиозности.